Исповедь обреченного

Александр Гейт
   Мужики... и... и... и!.. Поговори хоть кто-нибудь со мной, кто не спит! Вон ведь вижу, мерцаете в "Одноклассниках", словно светлячки на болоте. Все ищете кого-то. Так вот он - я! Здесь - весь ваш! Мы даже выпить можем с вами вполне реально, невзирая на виртуальность обстоятельств. У меня уже все приготовлено, чтобы потолковать "за жисть". Наливайте, наливайте... Не стесняйтесь! Я уж и не чаял, что доживу сегодня до этой минуты. Поверьте, не от хорошей жизни наливаю... Чтоб враги ваши жили, как я сегодня!
   Нет, день - то начинался вроде бы хорошо. Я проснулся - там болит, здесь болит - живой! Глаза не успел продрать, дзынь-ынь-нь в дверь... Идут уже, несутся, ломятся!
   Погодь, мужики! Давайте булькнем по-тихому, кто уже со мной. Итак, за детский и здоровый сон тех, кто не дает нам спокойно выпить! Хух - чуть отпустило.
   Я нянем работаю, кто не знает. Жена устроила. Она в предпринимательском зуде организовала частные ясли на дому. И мне сказала, как отрезала: "Будешь нянь!" А куда меня еще? "Диван детям нужнее: они из него твой продавленный силуэт выколачивать будут", - заявила язвительно.
   Едва успеваю открыть дверь, как вламываются Арджей и Тимора, плоды межконтинентальных страстей (папа афроамериканец, мама немка). Эти уже часа два как на ногах, приплясывают даже от бодрости.
  "Деда!" - кричат с порога, кто на русском, кто на немецком, - "Мы на "Тойете" приехали". Ага, мысленно сожалею: "Вас и на вертолете не укачать, чтоб хоть чуточку угомонить". Не успеваю этих двоих принять, как приплод пошел уже косяком. Тут тебе и Юлик с Тимошей не дойдя до двери, сцепились "по-братски" вопя и пинаясь. В лифте, слышу, верещит Инночка, не желая завершать дискуссию с мамой, начатую еще дома. Из параллельного лифта вываливается расхристанный Йоханес (вот уж в ком бес заблудился!), весь расписанный маминой тушью. А  в домофон трезвонит Гоша, будто пожар в доме. Следом топает кучерявый философ Беня, инквизитор - почемучка.
   Мужики, поверьте! Я бы этой банде дверь не открывал, если б не молодые мамочки. Слаб, знаете-ли.
   Еще по глоточку? За дам, кстати! Не знаю, что пьете вы, а у меня французский коньяк, жена подарила - компенсация за диван, да чтобы стимул был по утрам все же просыпаться. Пообещала, что не последний. Тем и живу.
   Итак, назад к нашим... Барашкам? Да нет - слишком уж безобидное определение. Вы видели Йоханеса в деле? Так вот, эта белокурая бестия, пока я принимаю запоздалых "ордынцев", загоняет двух брательников под стол и норовит достать их там лохматым веником. Тем временем два загорелых отпрыска урбанистических джунглей уже сидят сверху и молотят что есть мочи по столешнице деревянными кубиками, подкрепляя боевой задор неистового германца воинственным гиканьем и восторженным визгом.
   Инночка? Инночка одухотворенно верещит, вдохновленная батальной сценой - куда там до нее футбольным фанатам! А Беня, с вековой мудростью Богом избранного народа в глазах, наблюдает. Ждет своего часа!
   Волосы на моей голове стояли бы дыбом, если бы ни покинули ее своевременно. Жена на кухне готовит завтрак, благодушно полагаясь на мое самообладание и поощряя время от времени залетающих к ней деток восклицаниями: "Ай вы, мои сладкие, ай вы, мои умнички!" Я же ношусь по комнатам, выискивая Гошу. Нахожу его в ванной. Его мятежный гений уже привел в действие все кнопочки и рычажки бабушкиного стирального агрегата, пытаясь запустить его в космос.
   Время завтракать. Мужики! Что может быть веселее застольной сцены с восемью "недокормышами"? Кстати, к столу будь сказано, пора и нам с вами вспрыснуть!.. Ну, хотя бы за то, чтобы детки наши с аппетитом грызли не только наше неумолимо убывающее терпение.
   Так вот, как я сажал всю эту компанию за стол, отлавливая одного за другим, опускаю. Процесс питания тоже протекал на вдохновении. Детки лопали и носами, и ушами, а некоторые и за шиворот складывали. Меня из человеколюбия тоже не забывали: "Кусай деда! Будес толстый!" Ага, будешь тут с вами. Пока вы рядом, это мне не грозит. А как хорошо бы, пусть толстеньким, пусть кругленьким - да на моем диванчике! На котором не только моего силуэта - уже даже и запаха моего не осталось!
   "Когда я ем - я глух и нем": в эту сказку даже Белый Бычок бы не поверил, очутись он за нашим столом. Ор стоял, будто на восточном базаре осла торговали: в зубы ему заглядывали и хвоста накручивали.
   Затем мы собирались на прогулку. Зима на дворе хоть и не сибирская, но нашу братию приходится тоже, как капусту обряжать. Одного одел - второй уже снова разделся. Сизиф бы окочурился от таких забав! Будь на то моя воля, я бы их по окончанию одевания подвешивал на крючочки, как в кукольном театре Карабаса Барабаса. Пусть себе трепыхаются, пока мы последнего не упаковали, не стреножили.
   И, тем не менее, наш норматив -пятнадцать минут. Каково?! Это с восемью-то обормотами! Я, уже весь в мыле, вываливаюсь со всей ватагой на улицу в пальто, но в домашних тапочках, усаживаю их в телегу, рассчитанную на восемь гавриков, сам смастрячил, впрягаюсь и тяну. Ни дать, ни взять - мул среднеазиатский. Да и тот бы издох от такой поклажи, не выдержав морального напряжения. Я же местная достопримечательность: машины едут - сигналят, прохожие останавливаются - глазам своим не верят: "Неужели все ваши?"
   "Да не мои, не мои это!" - уверяю всех встречных и поперечных.  А седоки еще и нетерпеливо понукают меня: "Деда, быстрей тяни! Ну, чего встал?" Так и бурлачу по округе, совершая, то тут то там, пиратские высадки на детских площадках.
   А что же бабушка? Бодро шагает сзади, то в роли запевалы, то дирижируя хором того балагана, что я тащу. "Цыгане шумною толпой..." - скажете? Ну что вы! Я не цыган, я - старый, замурзанный цыганятами, мерин.
   Тихий час у нас начинается с какофонии, которую не во всяком зоопарке услышишь в час кормежки.  Разбросав детские кроватки по нашей берлоге, с великим трудом рассовываю неугомонных по местам, выловив кого в кульбите, кого в полете, растащив сцепившихся и притащив расползающихся. Сам падаю в центре, разметавшись на манер четвертуемого скомороха времен Ивана Грозного, и пытаюсь удержать их на своих местах, дотягиваясь до кого рукой, до кого ногой, а кого и зацепив вытаращенными как у лемура глазами - лежать, мол, Бандерлоги! И голосом киплингского удава усердно вывожу: "Спят усталые игрушки..." Еще дергаются ручки, дрыгаются ножки, поднимаются головки, но глазки уже затянуло гипнотической поволокой. Кто первый постучался в дверь к Морфею? Не знаю... Должно быть, я.
   Кошмары не дают по-настоящему забыться. Мне грезится Йоханес в рыцарских латах верхом на бабушке, с широко разинутым ртом: "Аttacke... los, los…". Арджей за рулем тойеты, из люка которой наполовину высунулась Тимора в боевой раскраске воинственного племени Самбуру, с копьем в руках. Два братца: рыжий Юлик и ясноглазый Тимоша, впряженные в колесницу, уже нетерпеливо взрывают землю копытами. На колеснице - Инночка в спартанской стойке с горшком на голове и полным памперсом в руках, словно пращу Давида, раскручивая его над головой и уже готовая запустить его содержимое в цель. "Заходи слева, заходи справа" - кричит истошно ("Когда говорить то научилась?" - мелькает трезвая мысль в загнанном в угол сознании). И вся эта вакханалия гонится за мной, еще не добитым, заляпанным кашей и обвешанным соплями. Рву последние жилы, чтобы сбежать, спрятаться, укрыться в канавке, за камешком, затеряться среди деревянных кубиков, паровозиков, у плюшевого зайчика под ушком. И только Беня не участвует в бешеном загоне. Сидит в засаде, натянув поперек веревочку. Ждет своего часа.
   "А...а...а..." - захожусь в немом крике охватившего меня ужаса и резко вскакиваю, затравленно озираясь. Спят бесенята, разметавшись по кроваткам, сопят себе умиротворенно, причмокивая губками, трепещут ресничками, алеют щечками. Надо же! И вправду - милые, сладкие, золотые. Но вот что-то Гоша подозрительно сучит пальцами. Должно быть привязывает волокушу из пустых банок-жестянок к моей ноге в том кошмарном сне, из которого я только что вынырнул.
    Мужики! Коли вас тоже мучает бессонница, накатим еще по капельке! За безмятежные грёзы... ну, хотя бы изредка!
    Еще некоторое время пребываю в прострации чувств и ощущений: жив, мол, курилка. А затем играю побудку, подражая моему армейскому прапорщику: "Рота, подъем!  45 секунд! Время пошло. Кто упал - тот отжался!!!" Поползли, змеики, глаз не продравши, из своих кроваток и, мимо меня, все мимо меня - прямиком к бабушке на кухню, на запах.
   "Ай вы,  мои сладкие! Вы - мои золотые, мои ненаглядные!" - в очередной раз захлебывается бабушка в елейном сиропе.
   "Построились в кучку и марш-броском в детскую! За стол!" - все еще пребываю я в милитаристском угаре, что, надо сказать, всегда их впечатляет. Кушают относительно спокойно - проголодались волчата!
   И вот он - их звездный час! Или момент истины! А также время грандиозных свершений! Час-пук, или великий сёр (уже задыхаюсь в поэтическом экстазе!), приближение которого я ощущаю даже моим пришибленным обонянием. Должно быть, не доступными моему скудному интеллекту соображениями солидарности, эти цветочки жизни забукетились одновременно.
   Нет! Не я главный герой следующей сцены. Слаб я, знаете ли, в поджилках, чтобы биться на передовой, да без химзащиты. Все, бабушка! Она, сердешная. Геракл ей в подметки не годится на поприще очищения Авгиевых конюшен. За это ее ежедневное подвижничество я готов простить ей все прегрешения в нашей совместной жизни, даже диван!
   Одного за другим отправляю "сильных духом" на освидетельствование содеянного, не переставая восхищаться восторженными монологами бабушки, доносящимися из ванной: "Ай как славно, как замечательно! Полные-преполные штаны! Да ты, мой золотой! Ты, моя сладкая попочка!" (Господи, лиши ты меня, пожалуйста, хотя бы сейчас моего воображения!)
   "Беня! - кричу я, между делом, самому продвинутому в нашем зоосаде. - Наложишь в штаны - пойдешь в угол!" И так три-четыре раза, продолжая вылавливать последних засранцев, надеющихся ускользнуть от таможенного досмотра. Беня познал уже горшок, но всякий раз ждет, пока я не исчерпаю всю палитру моего красноречия, приглашая самого "мудрого" на княжеское сидение. Горшок-то, с музыкой, с гимном, так сказать, на случай славных дел! Так и не докричавшись, не достучавшись, утопаю снова в рутинной суете напряженного дня, выстраивая тут же разрушаемые дворцы, крепости и замки из кубиков, железную дорогу с паровозиками, кукольные домики и прочее... и прочее... Выныриваю только тогда, когда вдруг вижу, как Беня, сняв штаны и слегка оттопырив попку, какает! Прямо на кубики, на паровозики, на ковер, МНЕ НА РУКИ!!!
    Вот она - кульминация дня! Да, чего там дня - всей моей карьеры одержимого няня! Вот он - апофеоз того часа, которого так ждал златокудрый мальчик!
    И вот сижу я, весь помеченный знаками Бениного "обожания", ничего сказать не могу - дети же кругом... Уставился "с любовью" в эти лучезарные глазки кучерявого ангелочка и захожусь ревом свежеохолощенного вепря. Даже бабушка прибежала взглянуть: какой же там бес у деда по ребрам гуляет?
   "Беня! Это как же так?" восклицает она, лишившись изрядной доли своего благодушия. В ответ он смотрит на нас в полном недоумении: "Так я же ведь не в штаны! Причем здесь угол? Вы уж разберитесь там в своих альтернативах", - читаю в его глазах. И тут в моем воспаленном мозгу сложилось решение той задачи, которую я сам-же ему задал: если в штаны -то в угол. Горшок в ее условиях ведь даже не упоминался!
   Не знаю, мужики, как я пережил этот акт особого "доверия" или "признания". Называйте, как хотите. Но, если у вас налито, давайте подлечим мой заблудший в дебрях детской психологии интеллект. И выпьем за выживание в экстремальных условиях!
 Одним словом - выжил! А тут и мамочки потянулись, застучали каблучками, защебетали над своими чадушками, птенчиками, зайками, солнышками. "Ах, славные вы мои!.. Ах, ненаглядные вы мои!.." - шепчу я про себя, любуясь красавицами, да чтобы бабушка чего дурного не подумала.
    Мужики! За мамочек, пожалуйста, стоя, кто еще может!
И после этого - тишина! Звенящая... блаженная... долгожданная... выстраданная... И только одна мысль бьется пойманной птицей в голове: "Еще десять лет до пенсии! ДЕСЯТЬ ЛЕТ!!!"
 Все, будем прощаться, мужики! Иначе, снова проснусь с пропечатанной русско-немецкой клавиатурой на роже. Да и жена будет смотреть укоризненно, словно Кот Матроскин на нерадивого Шарика.
   Ну что ж, бывай, мужики! Вы хоть лайкните там, чтобы я знал завтра, с кем пью сегодня. Все ж - не один!
         
                декабрь 2013