Феликс Польский
«Тому, кто не понял урока, Бог читает его заново».
БЕДНЫЙ ТОМАС
Драма в двух действиях
Действующие лица:
Томас Торквемада – монах, приор обители Святого Креста, впоследствии великий инквизитор.
Ревекка – молодая еврейка, впоследствии узница секретной тюрьмы инквизиции.
Зото – друг Ревекки, впоследствии также узник секретной тюрьмы.
Римский Папа Сикст IV
Римский Папа Александр VI
Доцепт – генерал Ордена доминиканцев.
Король Генрих IV – король Кастилии. (в пьесе не участвует).
Изабелла Добрая - сестра Генриха IV впоследствии королева Испании
Фердинанд – король Гранады, впоследствии король Испании
Судьи, следователи, палачи, шпионы инквизиции, горожане, солдаты.
Действие первое
Картина первая
Одна из небольших площадей средневекового испанского городка. Невдалеке виден осанистый купол католического собора с католическим крестом на макушке. Мужчины и женщины в одеждах испанского, мавританского и цыганского стилей, что-то покупают и продают. Тут же бродячие артисты развлекают публику жонглированием и сложными гимнастическими трюками. Внезапно на площади появляется человек в белой монашеской сутане, поверх которой надета короткая черная мантия с капюшоном. Под мантией на груди монаха, висит золотой католический крест. Это приор доминиканского ордена Доцеп. Следом за ним на площадь входит молодой монах в серой сутане, подвязанной веревкой. Это – Томас Торквемада.
Доцеп: Граждане города Кордовы, отвлекитесь на несколько минут от своих драгоценных кошельков с тем, чтобы вспомнить слова святого Доминика, сказавшего: бойтесь Бога и воздавайте хвалу ему, ибо приближается час его. В последние годы многочисленные ереси разъедают духовное сердце испанской нации. Появились люди, которым в силу их греховности, не постичь двух природ нашего Спасителя – природы Божественной и природы человеческой, слившихся в Нем воедино. Эти грешники, стоя на духовном распутье, следуют то за божественной сущностью Христа, то за человеческой. Находятся среди них и такие, которые утверждают, что Бог не мог унизить себя до рождения от девы. Другие, напротив, утверждают, что, родившись от девы, Христос утратил свою божественную сущность. Не вдаваясь в догматические тонкости, я призываю всех вас немедленно доносить на таких еретиков, невзирая на их звания и лица. Все они согласно булле нашего святейшего отца - Папы Григория IX, подлежат суду особого трибунала, а их имущество должно быть конфисковано. Скоро во все города Кастилии прибудут комиссары с особыми полномочиями, которые от имени Святого престола станут судить всех, кто так или иначе был замешан в преступлениях против католической веры.
Фома: Позвольте мне сказать всего два слова, святой отец.
Доцеп: Если ты хочешь назвать имена еретиков, то лучше сделай это тайно. И тогда никто и никогда не узнает, кем и когда был сделан донос.
Фома: Нет, просто я хочу доходчиво объяснить людям двойственную природу нашего Спасителя.
Доцеп: Что ж, монах, попробуй, но предупреждаю, что если в твоих словах прозвучат двусмысленности относительно святых догматов веры, то я немедленно прерву тебя и позову стражу, которая вобьет тебе в рот кляп и доставит в тюрьму, выйти из которой тебе уже вряд ли удастся.
Фома: (Смело) Граждане Кастилии, купцы и ремесленники, братья и сестры, не будьте подобны неверующему Фоме, который сказал Христу: «Господи, не знаем, куда идешь, и как можем знать?» Меня тоже зовут Фома, но я Фома, знающий, куда я иду и поэтому прошу вас поднять ваши головы и посмотреть на небо. Что вы там видите? Вы видите там солнце. Природа небесного светила двойственна, как двойственна природа Христа. Солнце – это тепло и свет. Но свет – это не тепло, а тепло – это не свет. Но никому не удастся оторвать свет солнца от его тепла, также как и тепло солнца невозможно оторвать от света. Правда бывает так, что мы не видим солнца и не чувствуем его тепла. Это случается ночью, или во время затмений. Но это не означает, что солнце потеряло свой свет и свое тепло. Так в Иисусе Христе неслиянно и неразрывно присутствуют две его сущности – сущность божественная и сущность человеческая. И все, кто пробует утверждать иное – еретики.
Доцеп: Замечательные слова, Фома. У кого из богословов ты их вычитал?
Фома: Бог открыл их мне.
Доцеп: Ты можешь далеко пойти, Фома. В каком монастыре ты принимал монашеский постриг?
Фома: В монастыре святого Павла в Вальядолиде.
Доцеп: Ну, что ж, а я приор ордена доминиканцем и зовут меня Доцеп. И прямо сейчас приглашаю тебя вступить в наш орден. Ты сможешь найти меня в монастыре святого Павла в Севилье.
Фома: Я обязательно приду, святой отец, но сперва мне хотелось бы побывать в Риме, чтобы получить благословение нашего святейшего отца.
Доцеп: Ты думаешь, что здравствующий ныне Папа Сикст IV, тебя примет?
Фома: Мне вполне достаточно будет общего благословения для всех паломников.
Доцеп: Жду тебя, Фома. И всегда помни - едино стадо и едина вера.
Фома: Слава Иисусу Христу.
Доцепт: Во веки веков.
Доцеп уходит, люди на площади возвращаются к своим насущным делам, а к Фоме стремительно подходит молодая девушка – это Ревекка.
Ревекка: Мне очень понравились твои слова, Фома. Ты умен и страстен. Мне нравятся такие парни, хоть ты и монах. Расскажи мне еще что-нибудь о Христе. Только не будет стоять на месте. Проводи меня, вон, до той рощи. Сразу за этой рощей - мой дом.
Фома и Ревекка уходят
Картина вторая
Пустынное место за городом. На земле лиц вверх лежит Фома, рядом с ним, положив Фоме на грудь свою головку, лежит Ревекка.
Ревекка: Ну, Фома, за эту неделю ты меня прямо заездил. Я люблю заниматься любовью, но ты выказал себя не только искусным проповедником, но и отменным жеребцом. Похоже, что у тебя до меня совсем не было женщин.
Фома: Ты первая женщина, которую я узнал. До встречи с тобой я хранил свои сосуды чистыми, надеясь унаследовать рай. Теперь же, одно лишь прикосновение к твоей руке родит во мне такое сладкое томление, какое слаще меда и вина. Такой неописуемый восторг в груди моей еще ни разу не рождался.
Ревекка: Ты говоришь стихами, Фома?
Фома: Да, Ревекка. Я говорю стихами. Мало того, сегодня я впервые сочинил стих. Мой стих не похож на стихи известных поэтов, но он исходит прямо из моего сердца.
Ревекка: Я хочу, чтобы ты прочитал его мне.
Фома: (Читает) Из хрустального родника твоих губ я пью святую воду.
Эта святая вода земною любовью зовется.
Но родилась она там, где ветер ласкает звезды,
И, где невеста Луна скромно ступает пред Богом.
Ревекка: Прекрасные стихи, Фома, но как быть с твоей надеждой попасть после смерти в рай?
Фома: Мой рай – это ты Ревекка. За ночь с тобой я готов отдать все райские блага. Да, и какой еще может быть рай, кроме рая обладать тобой. А впереди у нас еще столько лет райского блаженства.
Ревекка: Ты страстный человек, Фома, я в тебе не ошиблась, но мне жаль, что ты нарушил свой монашеский обет целомудрия ради такой, как я.
Фома: А мне – ннисколько! И я больше не хочу ехать в Рим за папским благословением. Вместо этого мы завтра же уедем в мой родной город Вальядолид, где и обвенчаемся.
Ревекка: К сожалению, Фома, я не могу ехать с тобой в Вальядолид, так как завтра я уезжаю в Гранаду.
Фома: Я поеду с тобой.
Ревекка: Вряд ли это возможно, Фома.
Фома: Почему? В Гранаде, хоть она и продолжает оставаться эмиратом, тоже есть католические храмы, в одном из них мы с тобой и обвенчаемся.
Ревекка: Фома, ты знаешь, сколько стоит та золотая брошь, которую ты мне сломал прошлой ночью? Она стоит двести дукатов. Ты когда-нибудь держал в руках столько денег? Что ты молчишь?.. Став моим мужем, ты станешь читать умные книги, восхваляющие нищенство, а я буду вынуждена обстировать соседей, чтобы прокормить тебя и себя, а потом еще и наших детей. А мавр Зото, с которым я завтра уезжаю в Гранаду, твердо знает, чего он хочет в этой жизни. Это он подарил мне золотую брошь, которую ты сломал. Прости, Фома, но я никогда не доверю свою судьбу и судьбы своих детей человеку, у которого за душой нет ни гроша. А за все остальное тебе спасибо.
Фома: (Вскочив на ноги). Но только сегодня ночью ты клялась мне в любви!
Ревекка: (Поднимаясь с земли следом за Фомой и застегивая блузку). Я и сейчас не отрекаюсь от своих слов, но одно дело любовь, а другое дело замужество. Не печалься, Фома, твой Бог милостив, он простит тебе твой грех и твое сердце со временем успокоится.
Фома: Ты сказала – «твой Бог», но это ведь и твой Бог тоже. Ведь ты была крещена святой водой во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Ревекка: Крещена я была,- ты прав - но я была крещена насильно, и в моей голове осталось много вопросов, на которые даже ты не сможешь мне ответить. Например, зачем твоему Богу понадобилась до такой степени себя унизить, чтобы войти в этот мир через такое же точно лоно, в которое ты со страстью вламывался всю эту неделю? Разве у всемогущего Бога не было иного пути? Да, и зачем Богу вообще являться в наш грешный мир, наперед зная, чем все это закончится. Когда мой Бог захотел говорить с Моисеем, то он позвал Моисея к себе на гору. Было бы смешно и нелепо, если бы Бог вдруг взял и явился к Моисею на дом. Мол, то да се, друг мой Моисей, поговорить нам с тобой надо. Налей-ка мне немного винца. Устал с дороги. Звучит смешно и нелепо, не правда ли?
Фома: Так ты скрытая иудейка?
Ревекка: Считай, как хочешь, Фома. Завтра меня уже не будет в Кастилии, где на всех углах кричат о том, что Испания только для испанцев.
За сценой слышится мужской голос, зовущий Ревекку. Это голос мавра Зото.
Голос Зото: Ревекка, ты где?!
Ревекка: Я здесь, Зото!
На сцене появляется молодой человек в мавританской одежде и при оружии.
Зото: Ревекка, где ты пропадала всю эту неделю?
Ревекка: Мой милый Зото, я молилась в монастыре за то, чтобы Бог сделал наш путь в Гранаду легким. Вот, этот монах свидетель. Он согласился проводить меня до того места, где мы с тобой сегодня должны были встретиться. Не так ли, святой отец?
Фома, молчит, не в силах вымолвить не единого слова. Щеки его раздуты, кулаки сжаты, глаза налиты кровью и едва не вылезают из орбит. Похоже, что он онемел от чрезмерного горя.
Зото: (Фоме) Спасибо вам, святой отец, за заботу о Ревекке.
Зото и Ревекка уходят. Спустя мгновение Фома издает стон, а затем падает на землю лицом вниз и остается лежать без движения.
Картина третья
На сцене груда камней. Под одним из камней угадывается узкий лаз. На сцене появляются дети – мальчик и девочка.
Мальчик: Вот, здесь он живет. Этот лаз – вход в его пещеру. Видишь, кто-то принес ему хлеба. Давай бросим в его пещеру камень, тогда он рассердится, и ты сможешь его увидеть.
Девочка: А, если он нас поймает?
Мальчик: Не поймает. Пока он станет вылезать, мы успеем убежать. Смотри. (берет небольшой камень и бросает камень в пещеру).
Голос Фомы из пещеры: Пошли прочь бесье отродье, пока я вас не проклял!
Дети, смеясь, убегают. Фома с трудом протискиваясь через лаз вылезает из пещеры.
Фома: Вот уже год как я живу здесь отшельником, стараясь вымолить у Бога прощение за свой грех. Ко мне приходят люди за советом, но никому из них нет никакого дела того, что творится в моей душе. Господи, ты единственный, кто дарит мне пойкой и надежду. Господи, люди когда-то отвергли Твою любовь, как теперь отвергли мою. Господи, позволь мне отомстить им за их неблагодарность. Ведь месть не считается первородным грехом. Ведь и Блаженный Августин призывал родителей наказывать детей, ставя в пример тебя, Господи. Добавляя, что разве не будет гуманно свалить с ног того, кто в своем безумии мчится к пропасти. Дай мне сил, Господи, свалить с ног тысячи грешников, дабы еще ярче воссияла Твоя сила и слава. Все они веселятся, любят друг друга, богатеют и никто из них всерьез не вспоминает о тебе. Я от души желаю им всем горя. Потому что только горе способно напомнить им о твоем существовании.
Картина четвертая
Папский дворец в Ватикане. В кресле восседает Римский Папа Сикст IV. Рядом с ним приор доминиканцев Доцеп.
Доцеп: Ваше святейшество, мне бы хотелось поговорить с вами о короле Кастилии Генрихе I V.
Сикст: Что еще натворил этот нечестивый король, которого народ прозвал Бессильным?
Доцеп: Более того, что он уже успел натворить, ему вряд ли удастся.
Сркст: Вы правы, приор Доцеп. С этим королем у Святого Престола вечные проблемы.
Достаточно вспомнить его поход против мавров. Это надо было дойти до стен Гранады, овладеть Гибралтаром, а потом все в одночасье бросить. А его первый брак с инфантой Бланкой Наваррской, который Ватикану пришлось аннулировать по причине того, что Генрих на протяжении всего брака так и не вступил в интимную связь со своей бедной супругой. Официальное обследование, до простит нас Господь, подтвердило девственность королевы, в то время, как опрос проституток Сеговии подтвердил мужскую состоятельность короля. И его второй брак оказался ничуть не лучше первого. Его вторая жена Жуана Португальская зачала спустя шесть лет. И родила дочь. Но есть мнения, что отцом законной наследницы трона является придворный красавец Бельтран де ла Куэва. Ведь народ за глаза дочь Генриха так и называет: «Хуана Бельтранеха». Но я вас, кажется, перебил, приор Доцеп, прошу прощения, продолжайте.
Доцеп: Ваше святейшество, вы знаете, что в Кастилии до сих пор нет святого трибунала. На все предложения отправить в Кастилию двух инквизиторов король Генрих либо, отмалчивается, либо кормит нас обещаниями. А без его указа мы не можем учредить в Кастилии святой трибунал. Максимум, что мы можем сделать, это послать в Кастилию своего комиссара, который, не имея подтвержденных полномочий от короля, окажется в весьма двусмысленной ситуации. При том что местному епископу придется выплачивать комиссару жалование из своих церковных доходов.
Сикст: Не стоит все так драматизировать. Посылайте в Кастилию вашего комиссара, а местный епископ изыщет способ его прокормить, пока королевский двор не возьмет комиссара на свое довольствие. А королю Генриху при случае напомните, что у Святого престола еще есть право освобождать подданных от их клятв на верность своим королям. И добавьте при этом, что Римский папа Захария разрешил Пипину принять титул короля Франции, лишив этого титула законного короля Франции Хильдрика III. И никто иной, а Римский папа Лев Третий возвел на царство Карла Великого, восстановив тем самым Римскую империю на Западе. Кстати, как у Генриха складываются отношения с местными дворянами?
Доцеп: Кортесы мечтают сместить Генриха и поставить королем его брата Альфонса.
Сискт: Вот, видите, а, что этот Альфонс?
Доцеп: Честно говоря, хрен может оказаться не слаще редьки. Идеальным вариантом для нас было бы восшествие на трон сестры Генриха Изабеллы и ее брак с Арагонским принцем Фердинандом. Изабелла очень набожна и мы в очень короткий срок смогли бы ввести по всей Испании особые трибуналы.
Сикст: Ну, так подумайте, как это все осуществить. Уверен, что вам потребуется время. Но в таких вопросах не следует спешить. Господь сам подскажет вам нужное решение. Но вернемся к делам насущным. У вас уже есть на примете кто-то, кого можно было бы послать в Кастилию комиссаром.
Доцеп: Пока нет, ваше святейшество, но я буду искать.
Сикст: Ищите. Орден Доминиканцев, приором которого вы являетесь, очень хорошо зарекомендовал себя в борьбе с еретиками, поэтому я вполне доверяю всем вашим инициативам. Слава Иисусу Христу.
Доцеп: Во веки веков.
Картина пятая
Фома молится возле своей пещеры, стоя на коленях, появляются два воина из охраны приора Доцепа.
Первый воин: (Фоме) Эй, отшельник, как тебя там…
Фома, никак не отреагировав, продолжает молиться
Тебя зовут Фома?
Фома вновь никак не реагирует
Второй воин: Может, это не он?
Первый воин: Ну, как не он, если приор Доцеп точно описал нам это место. (Фоме) Будешь отмалчиваться, получишь алебардой по башке.
Второй воин: Похоже, он молится.
Первый воин: А нам прикажешь ждать, пока он закончит. У меня приказ срочно доставить его в монастырь к приору Доцепу. (Фоме) Ты слышишь?...
Второй воин: Пока он не закончит молитвы, нам с ним ничего не сделать, разве, что убить.
Первый воин: Нельзя его убивать. Он нужен приору.
Второй воин: Ну, раз нельзя его убивать, тогда доставай кости и будем играть. Сегодня мне должно повезти.
Первый воин достает кости, оба они, положив алебарды, садятся на землю и начинают бросать кости.
Картина шестая
Кабинет приора Доцепа в монастыре доминиканцев. Рядом с Доцепом стоит Фома.
Доцеп: (Кладя Фоме руку на плечо). Ну, что, Фома, хватит уже хоронить себя заживо. Ты нужен церкви. Святой престол хочет назначить тебя приором монастыря Святого Креста в городе Сеговия. Что ты на это скажешь?
Фома: Я отвечу словами Пресвятой Девы: я раб Господень, да будет мне по слову твоему.
Доцеп: А что же ты не спросишь, почему именно в этот монастырь тебя хотят назначить приором?
Фома: Почему?
Доцеп: (Весело). Молодец! Да, потому, Фома, что этот монастырь любит посещать инфанта Изабелла, которая вскоре должна будет стать королевой Кастилии и Лиона.
Фома: А, кто сейчас на кастильском троне?
Доцеп: Да, ты, Фома, совсем одичал в своей пещере. Сейчас на троне брат Изабеллы – Генрих. Но дни его царствования сочтены.
Фома: Не думаю, чтобы король Генрих добровольно уступил трон своей сестре. Что же тогда будет?
Доцеп: Фома, ты не болтлив и поэтому я расскажу тебе, что будет. После Генриха трон Кастилии займет его младший брат инфант Альфонс. Но семейство Мендоса все еще могущественно и оно постарается вернуть Генриху престол. Семейству Мендоса это удастся. Но дворяне Кастилии хотят видеть на троне Изабеллу Добрую. Так они ее прозвали. Рано или поздно вспыхнет гражданская война, так как Генрих захочет оставить престол Хуане – своей дочери, которую ему помог родить один из его придворных. Но тебе Фома, незачем вникать во все эти политические тонкости. Твоя задача уже сейчас убедить инфанту Изабеллу выйти замуж за Фердинанда Арагонского. Тогда церковь может утвердить свою власть не только над Кастилией, но и над Гранадой и покрыть сетью святых трибуналов инквизиции всю Испанию от края и до края.
При упоминании Гранады Фома настораживается, видимо, вспомнив, что в Гранаду с мавром Зото бежала его некогда любимая Ревекка.
(Доцеп, продолжая) Если тебе это удастся, Фома, ты одновременно можешь стать комиссаром инквизиции в Сеговии. И членом верховного совета. А там и до звания великого инквизитора рукой подать. Дерзай Фома. Я верю, что бог с тобою. Не зря же ты провел в сырой и холодной пещере три долгих года. Ведь что-то за это время Бог тебе открыл. Не так ли? Слава Иисусу Христу.
Фома: Во веки веков.
Картина седьмая
Ворота монастыря Свято креста. Возле них не спеша прохаживаются Фома и инфанта Изабелла.
Фома: Я всего лишь грешный человек, милая инфанта Изабелла.
Изабелла: Это так, но, когда вы рядом, мне кажется, что возле меня стоит ангел.
Фома: Так вы говорите, что вам симпатичен король Арагонский Фердинанд Пятый?
Изабелла: Да, он мне нравится. Хотя, по правде сказать, мы виделись с ним всего несколько раз, хоть и помолвлены еще тогда, когда мне было всего семь лет. Так досадно, что мой брат Генрих хочет выдать меня замуж за короля Португалии. С тем, чтобы лишить меня трона Кастилии раз и навсегда.
Фома: Конечно, ваш брат король Кастилии Генрих может этого хотеть, и не только хотеть, но и сделать, но Святой престол аннулирует ваш брак с королем Португалии. Могу вам это обещать.
Изабелла: Тогда мой брат придумает что-нибудь еще, чтобы лишить меня престола.
Фома: А, вот, чтобы лишить вашего брата возможности плести против вас интриги, подумайте, дорогая инфанта о том, чтобы тайно обвенчаться с королем Арагонским Фердинандом. Я готов освятить таинство вашего брака в любой удобный для вас день.
Изабелла: Тогда мой брат и вовсе взбесится, узнав, что я вышла замуж без его ведома.
Фома: Пусть бесится. Чем сильнее он станет беситься, тем скорее трон достанется вам. Ведь ваш брат растерял все свое здоровье в бесчисленных кутежах и оргиях.
Изабелла: Это так, святой отец. Мой брат король Генрих слаб здоровьем. Иногда мне бывает жаль его буквально до слез.
Фома: Жалеть вашего брата можно, но дорожить его мнением я бы на вашем месте не стал. Лучше подумайте о том, как обрадуются кортесы, узнав о вашей свадьбе с Фердинандом. Ведь они называют вас Изабеллой Доброй и все как один мечтают видеть вас на кастильском троне.
Изабелла: Святой отец, когда мы же сможем обвенчаться с милым моему сердцу женихом?
Фома: О дне и месте вашего бракосочетания я сообщу вам через своего посыльного. Слава Иисусу Христу.
Изабелла: Во веки веков.
Картина восьмая
Папская резиденция в Ватикане. Кроме Сикста IV в его кабинете находится приор Доцеп.
Сикст: (Доцепу, восторженно). Да, этот ваш приор Фома просто волшебник.
Доцеп: Волшебников положено сжигать на костре, ваше святейшество.
Сикст: Нет! Этого волшебника мы сжигать не станем. Он сам скоро этим займется. Раз он в три месяца сумел тайно обвенчать Инфанту Изабеллу и короля Арагонского Фердинанда, то он далеко пойдет. Кстати, кто ему в этом помогал?
Доцеп: Никто.
Сикст: Ну, тогда это просто фантастика. И, что вы ему за это пообещали?
Доцеп: Пообещал назначить его чрезвычайным комиссаром города Сеговия и ввести в члены верховного совета.
Сикст: Это вовсе не те должности, которых он заслуживает, но пусть какое-то время поработает на них. Для смирения гордыни подобное бывает весьма полезно. А теперь мой друг, похороните в себе все, что я сейчас скажу. Под страхом отлучения от церкви. Такое же предостережение от меня получили и мои шпионы, которые сумели раздобыть кое-какую информацию про нашего, а, вернее, про вашего Фому. Перед тем, как залезть в свою пещеру у него был бурный роман с одной тайной иудейкой, бежавшей с каким-то мавром в Гранаду. Не потому ли ваш Фома проявил такое рвение в воссоединении Кастилии с Гранадой? Возможно, он надеется отыскать беглецов в Гранаде и примерно их наказать. Из того же корня произрастает и его лютая ненависть ко всем иудеям и мусульманам.
Доцеп: Да он и еретиков-испанцев не сильно жалует, ваше святейшество.
Сикст: Ха-ха, а вы посидите три года в сырой пещере, так вы не только грешников, вы сами себя можете возненавидеть.
Доцеп: Согласен с вами, ваше святейшество.
Сикст: Но это еще не вся информация про нашего славного Фому. В третьем поколении у него были крещенные иудеи.
Доцеп делает удивленные глаза
Да-да. Его прапрабабку еврейку по материнской линии звали Инес. Сам он думает, что нам про это ничего не известно. Пусть и дальше думает так. Зато, чтобы откреститься руками и ногами от презираемой в Испании иудейской расы, ваш Фома пойдет буквально на все.
Доцеп: Испанский гранд с родовым замком, правда сгоревшим, и с еврейскими корнями – уму непостижимо.
Сискт: А вам и не нужно ничего постигать, приор Доцеп. Поставьте нашего Фому в резерв на должность главного инквизитора Кастилии.
Доцеп: А как же его еврейские корни?
Сикст: Вы не поняли меня приор?
Доцеп: Я все понял, ваше святейшество.
Сикст: (Тем же деловым тоном). Слава Иисусу Христу.
Доцеп: Во веки веков.
Конец первого действия
Действие второе
Картина девятая
Центральная площадь города Сеговия. На заднем плане видно административное здание. На сцену выбегают мальчик и девочка. Оба полны радости. Девочка танцует.
Мальчик: (Кричит). Победа!! Победа!! Наши разбили португальцев! Хуана Бельтраниха осталась с носом. Скоро королевой Кастилии станет Изабелла Добрая!
Следом за детьми на сцене появляется герольд.
Герольд: Граждане города Сеговия, выслушайте указ полномочного комиссара святой инквизиции! Сегодня в первое воскресенье Великого поста начинается месяц милосердия. В течение этого месяца каждый горожанин вправе сделать донос на самого себя. Каждый, добровольно покаявшийся в своих грехах против католической веры, освобождается от полной конфискации имущества, но его признание не освобождает его от уплаты штрафа. Дети, донесшие на своих родителей, освобождаются от наказания, и им будет выделена часть из конфискованного у их родителей имущества. Если же кто-то скроет свои грехи и на него поступит донос от другого лица, то в случае доказанности его вины, такой еретик в виде особой милости, может быть подвергнут вечному заточению, а в случае особого его упорства, смертной казни через сожжение на костре. Граждане города Сеговия, воспользуйтесь своим правом донести на самих себя, пока месяц милосердия еще не истек.
После того как герольд покидает площадь, на ней возникает оживление. Кто-то в смятенье, кто-то в раздумье, а кто-то напротив полон желания как можно скорее донести на самого себя. Первый горожанин спешит к зданию администрации. Его останавливает второй.
Второй горожанин: Куда, ты так торопишься, Мигель?
Первый горожанин: Хочу покаяться, Федерико. Рассказать комиссару, как третьего дня трижды ругнул крепким словом своего осла.
Второй горожанин: Ну, так комиссар у тебя этого осла конфискует.
Первый горожанин: Что делать, Федерико. Зато впредь я буду воздержанней на язык.
Второй горожанин: (Когда первый ушел). Так я тебе и поверил, Мигель. Ты таракана дохлого добровольно не отдашь, не то чтобы осла. Небось, побежал писать донос на меня. Все никак не можешь поверить, что сено украл у тебя не я. Ну, ничего мы еще поглядим, чьи грехи перетянут. Сейчас я тоже пойду и расскажу, комиссару, какими словами ты поминал Пресвятую Деву на прошлое Благовещенье. (устремляется к зданию администрации, но его останавливает Третий горожанин.
Третий горожанин: Куда так разбежался, Федерико? Даже под ноги не смотришь.
Второй горожанин: Ты, что не слышал, что с сегодняшнего дня начинается месяц милосердия. Вот, я и спешу рассказать комиссару о своих грехах. Не задерживай меня. А то я могу отложить это на завтра, а потом на послезавтра. Знаешь, как у нас это бывает. (быстро уходит).
Третий горожанин: Кто ж тебе поверит, Федерико? Скорее всего, ты побежал писать донос на меня. Никак не можешь простить мне, что я разбил тебе нос на свадьбе у Хуанито. Но поглядим, кто кого опередит. Пока ты стоишь в очереди, я первым успею подать донос на тебя. А заодно уж, напишу донос и на свою тещу – эта старая мигера совсем житья не дает. Вот, пусть-ка покорячится на дыбе. Может, поймет, каково мне было жить в ее доме.
Через короткий промежуток времени к зданию администрации выстраивается длинная очередь. Есть среди стоящих в очереди и дети. Слышны выкрики относительно того, что комиссар должен принимать доносы круглосуточно, потому что под вечер грехи вспоминаются лучше, чем утром.
Картина десятая
Зал в королевском дворце. Близко друг к другу стоят Фердинанд и Изабелла.
Изабелла: Ну, вот ты и король всей Испании, мой милый Фердинанд.
Фердинанд: То же могу повторить и я: вот, ты и королева всей Испании, милая Изабелла. Но меня сейчас заботит то, что королевство наше огромно, а государственная казна почти пуста. Кроме, того, мне нужны люди для восстановления всего того, что было разрушено войной. Но мне нечем платить всем этим каменщикам, плотникам и кузнецам. Но это вовсе не означает, что восстановление разрушенного войной, должно быть отменено. Значит, мне нужна бесплатная рабочая сила в лице каторжан, осужденных святыми трибуналами за их грехи.
Изабелла: Что ты такое говоришь, милый? Разве вина людей может заключаться в том, что в нашей казне нет денег?
Фердинанд: Не может. Но когда я вижу богатого иудея или мусульманина, буквально выпрыгивающими из штанов от своего счастья, у меня скулы сводит от злости. Почему эти еретики могут позволить себе все, что пожелают, а король Испании вынужден экономить на самом необходимом? Ответь мне – почему?
Изабелла: Я не знаю, что тебе ответить, но ни иудеев, ни мусульман в Кастилии давно нет, они все перешли в католическую веру.
Фердинанд: Перейти-то они перешли, но только для того, что занять выгодные должности. Ты пройди в субботу по городу и посмотри из скольких труб не идет дым.
Изабелла: Зачем мне на это смотреть?
Фердинанд: За тем, что печей с пятницы не разжигают скрытые иудеи. Так им повелел их пророк Моисей. У них это называется шабат. (через короткое время). Послушай, милая, а ведь это отличная идея! Пусть шпионы твоего духовника Фомы Торквемады перепишут всех хозяев, не растопляющих печей по субботам, и быстренько тащат их в тюрьму. Вот только, кто будет их судить, если у нас до сих пор нет святых трибуналов? Мне в этой ситуации остается только одно – ввести особые трибуналы своим именным указом.
Изабелла: Ты знаешь милый, что я против введения в Испании святых трибуналов, но даже если бы ты и захотел их ввести, то тебе потребуется согласие Святого престола. Папа должен будет издать особую буллу.
Фердинанд: Но истинным хозяином в стране является не папа, а король и поэтому я постановляю, что прибыль от конфискованного у богатых еретиков имущества будет распределяться так: десять процентов доносчику – на этом нельзя экономить – тридцать процентов Святому престолу, а шестьдесят процентов в государственную казну.
Изабелла: Ты забыл про суды. На что станут жить инквизиторы?
Фердинанд: Пусть служат за веру. Хотя, ты права. Ну, хорошо, если отнять у Святого престола десять процентов и добавить еще десять, то инквизиции достанется двадцать процентов от конфискованного имущества, а казна лишится только десяти. Так я и поступлю.
Изабелла: Ты должен посоветоваться с папой. Я слышала, он хочет, чтобы в Ватикан шла вся прибыль от конфискации, а он сам уже будет распределять, кому и сколько полагается процентов.
Фердинанд: ( В бешенстве). Что?!... Да я завтра же учрежу трибуналы по всей Испании без всякого согласия на то папы! И пусть он попробует доказать мне, что я не прав.
Изабелла: Папа не станет тебе ничего доказывать, он просто отлучит тебя от церкви и на этом вся твоя политическая карьера закончится. Смирись, поезжай в Рим и упроси папу сделать так, как тебе хочется. Заодно выхлопочи для моего любимого духовника должность главного инквизитора Кастилии.
Фердинанд: Мы предлагали Торквемаде должность архиепископа Севильи, но он отказался.
Изабелла: Потому что он хочет быть на переднем крае борьбы за чистоту веры. Так ты едешь в Рим?
Фердинанд: Еду. Завтра же. Ты со мной?
Изабелла: Нет, лучше я останусь дома, и подготовлю своего духовника к известию о том, что его ожидает повышение по службе.
Картина одиннадцатая
Пыточная камера, посредине длинный стол, в правом углу дыба, тут же жаровня и маска для пытки водой. В левом углу огромное колесо, вращаемое при помощи рукоятки.
Палач тащит Первого горожанина к пыточному столу. В этом ему помогает писец. Рядом с ними находится монах-инквизитор в черной сутане с капюшоном, почти скрывающим его лицо.
Первый горожанин: (Кричит). Куда вы меня тащите?! Я знаю законы! Пытка может быть применена только один раз, а вы вчера меня же пытали!
Инквизитор: Мы знаем законы не хуже тебя. Пытка, которой ты вчера подвергся, не была окончена, а всего лишь приостановлена в виду того, что ты потерял сознание. Теперь мы ее просто возобновляем. Так что, как видишь, все законы соблюдены.
Палач и писец укладывают Первого горожанина на стол, привязывают его руки и ноги к столу, затем палач начинает вращать ворот, и, две части стола, разъезжаясь, растягивают тело несчастного.
Первый горожанин: А-а-а!! Я все скажу!
Инквизитор: Всего нам не надо. Ты обязан говорить правду, одну только правду, ничего, кроме правды.
Первый горожанин: Я скажу все! Мы с Федерико и Мигелем хотели взорвать католический костел!
Инквизитор: Вы втроем собирались это сделать?
Первый горожанин: Да, втроем!
Инквизитор делает знак палачу и тот еще два раза поворачивает ворот.
А-а-а! Нет-нет, нас было пятеро. В нашем злодействе нам вызвался помочь Хуанито со своим тестем.
Инквизитор: Тесть Хуанито - богатый человек?
Первый горожанин: Очень богатый! У него одних лошадей более десятка! Не считая ослов!
Инквизитор: Ну, что ж, вот, это уже похоже на правду. (делает знак писцу, чтобы тот начал записывать показания допрашиваемого, вновь обращаясь к Первому горожанину). Раз ты решил помочь следствию, то и трибунал ответит тебе добром на добро.
Первый горожанин: Вы меня отпустите?
Инквизитор: Нет, но согласно закона, признавшийся под пыткой перед сожжением в виде особой милости может быть задушен.
Картина двенадцатая
Зал в королевском дворце. Посредине зала стоит Торквемада, король Фердинанд ходит, он сильно взволнован.
Фердинанд: Вы не могли бы объяснить мне дорогой комиссар, простите главный инквизитор, отчего это все богатые люди Испании, как один, устремились в Ватикан?
Фома: Думаю, король Фердинанд, что это известно вам не хуже, чем мне. Папа продает нашим богатеям апостолические бреве, которые освобождают их от всех преследований со стороны святых трибуналов инквизиции.
Фердинанд: И, сколько стоит одно такое бреве?
Фома: Я затрудняюсь назвать точную цифру, но на эту сумму можно построить небольшой каменный дом.
Фердинанд: Но ведь это же грабеж! Представляете, какие сумму утекают в Рим мимо наших рук. Или Ватикану все мало?
Фома: К сожалению, мы бессильны что-либо противопоставить подобной практике. Остается уповать на Бога. Папа Сикст стар, но как только Святой престол займет новый папа, нам сразу следует поставить вопрос о том, чтобы право прощать принадлежало исключительно королю.
То есть, вам.
Фердинанд: Нет уж, я не хочу, чтобы сюда ломился всякий сброд со своими прошениями. Пусть право торговать индульгенции принадлежит великому инквизитору, на должность которого я прочу вас. И буду просить об этом нового папу.
В зал входит монах в простой серой сутане, подпоясанной веревкой.
(Возмущенно) Кто пустил сюда этого монаха? Где охрана? Где она - я вас спрашиваю?
Фома: Это мой человек, король.
Фердинанд: Так вы скоро всех своих людей станете таскать в мой дворец? Тогда мне придется уехать отсюда!
Фома: Видимо, мой человек принес важную новость.
Фердинанд: Обсуждайте с ним вашу важную новость без меня. Безобразие! В королевстве творится черт знает что! (возмущенный уходит).
Монах: Мы поймали их, отец инквизитор.
Фома: Кого вы поймали?
Монах: Его и ее. Они, как вы и предполагали, скрывались в Гранаде. Но теперь и в Гранаде тоже есть святые трибуналы. Так что им не удалось улизнуть.
Фома: Да, о ком вы говорите? И зачем вообще было сюда приходить? Вы злоупотребляете тем мандатом, который я вам выдал.
Монах: Ее зовут Ревекка, а его Зото. Она скрытая иудейка, а он мусульманин.
Фома сразу меняется в лице
Фома: Где они?
Монах: Оба в секретной тюрьме. Вы идите?..
Фома: Господь не велит нам спешить ни в чем. А в деле правосудия особенно. Потом ожидание иногда бывает приятнее, чем сама встреча.
Монах: Еще хочу добавить. Эта Ревекка - настоящая ведьма. Пока ее сюда везли, с ней успели переспать все старшие полицейские чины, а ей хоть бы что. Не зря говорят, что дьявол на своих шабашах с этими ведьмами не особо церемонится.
Фома: Вступать в интимную связь с арестованными противозаконно. Надеюсь хоть вы то…
Монах: Но, что вы, отец инквизитор? Я же монах.
Фома: Монахи тоже бывают разные. Перепишите мне имена тех, кто вступал с задержанной в подобную связь. Все они будут преданы суду.
Монах: Слушаюсь, отец инквизитор. Сегодня же и перепишу.
Сцена тринадцатая
Пыточная камера в секретной тюрьме инквизиции. На дыбе висит человек, по-видимому, потерявший сознание, нога второго подследственного зажата в «испанский сапог» и почти прислонена к жаровне, в которой краснеют угли, второй человек стонет, тут же рядом с огромным колесом стоят Ревекка и Зото. Оба в изодранной одежде, лицо Зото в крови. Кроме них в камере находится инквизитор писец и палач. Входит Фома с Монахом.
Фома: (Инквизитору).Немедленно прекратите все это. Снимите этого человека, он вам все равно уже ничего не скажет, и выйдите отсюда все, кроме этих двоих. (Показывает пальцем на Ревекку и Зото). Вы тоже, монах, покиньте камеру. Свое вознаграждение вы получите позже.
Палач делает все необходимое, они с писцом выносят снятого с дыбы человека, тот, кого пытали «испанским сапогом», хромая уходит сам, последним пыточную камеру покидает инквизитор.
Ревекка: Здравствуй, Фома, зря я тогда не вышла за тебя замуж. У меня был шанс спасти Испанию от страшного горя.
Фома: Не имею чести знать вас, синьора.
Ревекка: В коем веке Фома вдруг заговорил о чести?!
Фома: Любые ваши показания, синьора, так или иначе очерняющие служителей инквизиции, будут восприняты, как злостная клевета и лишь усугубят ваше положение.
Зото: Убейте нас поскорее.
Фома: Церковь никого не убивает. Смертные приговоры выносит королевский судья. Мы же напротив каждый раз просим королевского судью о снисхождении к подсудимому.
Зото: Но, если королевский судья не приговорит осужденного святым трибуналом к смерти, его самого завтра сожгут на костре. Горе стране, где балом правит лицемерие, простодушному в ней не выжить. Убейте нас. Умоляю.
Фома: Я не намерен обсуждать с вами нормы действующего канонического права, а всего лишь хочу сказать, что, следуя букве закона, вам обоим грозит вечное заключение в стенах этой секретной тюрьмы. Обстановка здесь нездоровая. Охапка гнилого сена вместо перины и отсутствие окон не делают жизнь узников приятной, но я сам провел в сырой пещере три долгих года, и, как видите, жив. Так что отчаиваться не стоит. Одна-две пытки, а потом четыре стены, которые у вас никто никогда не отнимет. Сейчас вы дадите показания, а завтра я вас навещу. (громко). Палач! Писец!
Входят палач и писец
(Палачу, тихо) Прокатите эту синьору и синьора на нашем колесе обозрения. Привяжите к колесу сразу обоих с разных сторон. И углей для жаровни не жалеть. Но только так, чтобы оба остались живы. (Писцу) Записывайте все, в чем признаются эти люди. Чтобы все у нас с вами было по закону.
Фома выходит, палач и писец хватают Зото и привязывают его к колесу со стороны задника сцены, потом привязывают к колесу Ревеекку, со стороны и лицом к зрительному залу. Затем палач приносит жаровню и ставит ее под колесом. Поплевав на руки, палач начинает медленно вращать колесо, на некоторое время останавливая его так, что тела несчастных оказывались как раз над пылающей жаровней.
Картина четырнадцатая
На сцену выходит герольд.
Герольд: (торжественно) Граждане города Мадрида, сегодня на центральной площади города в двенадцать часов дня будет справлено малое аутодафе. Перед королевским судьей по обвинению в подготовке взрыва католического храма предстанут четверо. Кости пятого обвиняемого, который успел умереть, будут выкопаны из могилы и так же преданы суду. Вместе с ними перед судом предстанут мавр и иудейка, скрытно исповедующие свои еретические веры. Напоминаю для священников и мирян, что по распоряжению епископа проповеди во всех церквях Мадрида сегодня отменены. Все на площадь!
На сцене появляются мальчик и девочка
Мальчик: (Девочке). Эсмиральда, ты пойдешь смотреть на казнь?
Девочка: Нет, Мигель, в прошлый раз мне так было страшно. Этот дядька, которого жгли, уже мертвый, корчился в огне, как живой. Он мне потом всю ночь снился.
Мальчик: Трусиха! А я мужчина. Мне нельзя бояться. Тогда беги домой, а я тебе потом все расскажу.
Мальчик и девочка разбегаются в разные стороны, на сцене появляется Томас Торквемада, он в простой сутане болотного цвета, рядом с ним идет молодой человек – это секретарь святого трибунала.
Фома: (Молодому человеку). Вам, как секретарю святого трибунала, необходимо будет огласить приговор. Но не спешите. Пусть сперва король принесет клятву на верность святой церкви. И не забудьте попросить королевского судью о милости к подсудимым. Да, вот он и сам идет.
Секретарь уходит, на сцене появляется королевский судья
Фома: (Судье). Рад приветствовать вас, вашу честь.
Судья: Взаимно, отец-инквизитор. Взаимно.
Фома: Хотел бы сказать вам два слова о сегодняшнем аутодафе.
Судья: Внимательно слушаю вас.
Фома: Сегодня вам предстоит вынести приговор по делу семерых подсудимых. Мне кажется, что пятеро из них вполне заслуживают того, чтобы быть казненными, тогда как мавр и иудейка, на мой взгляд, должны провести остаток своих дней в тюрьме. Вопрос об их примирении с церковью не стоит. Террористам и упорствующим еретикам не место в католических храмах. Вы согласны со мной?
Судья: Скорее всего, да. Но вы сами уверены в их виновности?
Фома: Лучше казнить десять невинных, чем выпустить на свободу одного виновного.
Судья: Наверное, это так.
Фома: Тогда не смею вас дольше задерживать.
Судья: А вы сами что же?...
Фома: Мне нужно быть на совещании, где мы с моими асессорами хотим дополнить некоторые статьи канонического права. Впредь неявка в суд по повестке будет расцениваться трибуналом, как молчаливое признание своей вины. Имущество, неявившегося, может быть конфисковано, а сам он подан в розыск.
Судья: Но человек может не явиться в суд из-за простой боязни.
Фома: Честному человеку нечего бояться.
Судья: В общем, да.
Фома: Я рад, что в этом вопросе мы с вами единодушны. Всего хорошего, ваша честь.
Судья: Всего хорошего, отец инквизитор.
Фома и судья расходятся в разные стороны, через короткое время стража выводит на сцену шестерых подсудимых, среди которых Ревекка и Зото. Все они одеты в санбенито. Это подобие мешков-накидок с нарисованными на них двумя желтыми католическими крестами, чертями и языками пламени. Следом за ними четыре альгуасила несут гроб, в котором, видимо, находятся кости седьмого подсудимого, которые по законам инквизиции, тоже должны быть сожжены.
Картина пятнадцатая
Секретная тюрьма инквизиции. Возле ржавой железной решетки на грязной соломенной подстилке сидит Ревекка. Входит Фома – на нем черная сутана, он уже он уже главный инквизитор Испании.
Ревекка: Ты опять явился! Ну, что ты все таскаешься и таскаешься? Я, что тебе - жена? Или тебе во всей Испании не с кем больше поговорить? Ты же теперь великий инквизитор. Постой, кажется, я поняла. Ведь только со мной ты можешь быть откровенен, потому что мне все равно никто не поверит. Но ведь ты воруешь у меня часы, во время которых я смотрю на наш мир изнутри. Из этого подземелья это гораздо лучше видно.
Фома: Ну, раз тебе все так хорошо видно, то ответь мне, почему Он не позволил своим ученикам свести огонь с неба, чтобы попалить самарян?
Ревекка: О, чем ты, Фома?
Фома: Ты забыла Писание, которое тебе читали, перед тем как окрестить в христианство? Ну, так я напомню. Слушай: (произносит по памяти) когда же приближались дни взятия Его от мира, Он восхотел идти в Иерусалим; и послал вестников пред лицем Своим; и они пошли и вошли в селение Самарянское; чтобы приготовить для Него; но там не приняли Его, потому что Он имел вид путешествующего в Иерусалим. Видя то, ученики Его, Иаков и Иоанн, сказали: Господи! хочешь ли, мы скажем, чтобы огонь сошел с неба и истребил их, как и Илия сделал? Но Он, обратившись к ним, запретил им… Так вот, я и спрашиваю тебя, почему Он запретил Своим ученикам истребить огнем нечестивцев?
Ревекка: Насколько я помню, ваш пророк Иисус пришел не разрушать, а созидать. А для успешного созидания необходима свобода.
Фома: Для успешного созидания нужен прежде всего страх. Если бы Иисус позволил своим ученикам сжечь то самарянское селение, то остальные, все те, кто слышал об этом или видел сам пожар, ужаснулись бы и никогда бы не посмели крикнуть Пилату: «Распни Его!» Ничто так не мучает людей, как свобода выбора. Свобода родит хаос. Все люди мечтают только о том, чтобы совместно подклонить свои головы под ноги более сильного. Тогда только, они испытывают духовное единение и расходятся по своим домам счастливыми. Потому что знают, что то ярмо, под которое они добровольно подклонили свои головы, обеспечит их всем необходимым. Людям, как овцам, нужен пастырь, но пастырь сильный, способный не только приносить в жертву своих овец, но и самому, если потребуется, занять место на огненном жертвеннике.
Ревекка: То-то ты и выпросил у короля стражу в пятьдесят конных и двести пеших воинов. Они и сейчас, поди, ждут тебя наверху. Видать, сам ты не спешишь занять место на огненном жертвеннике.
Фома: Я нужен Богу. Только и всего. Он вручил мне небесный огонь, который я, подобно Илии, свожу с неба на грешников.
Ревекка: Ну, если бы ты сводил огонь с неба по слову своему, тогда тебе можно было бы поверить, но, насколько я помню, твои палачи пользуются спичками. И потом, что за чушь ты сейчас нес по поводу того, что людей якобы можно объединить страхом. По ночам мне иногда бывают видения. В одном из них таких видений я видела толпы людей, покидающих Испанию. Их гонит прочь страх. В своем животном страхе они готовы шагать по головам друг друга. Лишь бы быть подальше от тебя. Мавр Зото, чтобы быть подальше от тебя, свил веревку из соломинок и повесился на ней в своей камере. Я сама чуть не умерла. Но кто-то отогнал от меня мою смерть, запретив ей, сказав, что еще не время. Так кого же ты смог объединить своим страхом? Кого? Скажи мне, Фома?
Фома: Все тех, кто воистину любит Христа.
Ревекка: Ты смог объединить только тех, кто воистину любит деньги. Они тебя используют, Фома. Тебя приобрели на время, как приобретают женское тело, но не за деньги, а, дав тебе право, творить зло. Сколько чужих денег ты сумел натаскать королю. Они уже торчат у него из всех карманов. А Святой престол на те деньги, которые он получает от конфискованного твоими судами имущества и продажи апостолических бреве, давно мог бы построить себе десять новых соборов. Или даже двадцать. Но богатые люди когда-нибудь кончатся, а вместе с ними иссякнут и деньги, и, вот, тогда ты получишь сапогом под зад. Тебя обвинят в том, что ты разорил страну. Ты, а не король Фердинанд и не Римский папа.
Фома: Замолчи, Ревекка!
Ревекка: Не замолчу! Раз ты пришел красть мое время, то слушай! Ты только что имел глупость сказать, что сумел объединить вокруг себя истинно правоверных. А, вот, представь себе, что один из таких верных католиков, чтущий Христа и исполняющий все Его заповеди, по чужому доносу попал к тебе в лапы. Как же должно будет все перевернуться в его сознании, когда он вместо веры увидит вокруг себя одно лишь печальное лицемерие. Не потому ли в твоих тюрьмах люди так часто сходят с ума. Это как раз те самые верные католики, которых ты якобы сумел объединить. Ты загнал их ум в темный безжалостный тупик.
Фома: Но ты не смеешь обвинять меня в стяжательстве. Я сам и все мои судьи уже третий месяц не получаем ни дуката от короля. Трибуналы работают только за святую идею. А, вот, насчет казны ты права. Казна Испании действительно полна. Но на эти деньги король и королева снарядили экспедицию для поиска новых земель. Христофор Колумб поплыл, чтобы проложить путь в Индию. Если Колумбу повезет, то Испания вскоре может стать самой богатой и могущественной страной во всем христианском мире.
Ревекка: Эта страна сошла с ума! Еврей Христофор Колумб на деньги замученных тобой евреев уплыл искать новые земли. Помоги Бог ему их найти, но тебя в эти новые земли пускать нельзя. Иначе и там запылают костры, и все новые земли тоже вскоре придут в упадок. А без работы ты не останешься. Потому что ты, и такие как ты, сами же и плодите грешников. Люди перестают верить в Христа, когда вместо человеческой речи вы осыпаете их своими сухими догмами. Ты, Фома, за всю свою долгую жизнь всего одну неделю был человеком.
Фома: И, когда же, по-твоему, я был человеком?
Ревекка: Когда ты любил меня.
Фома: Да, я любил тебя, Ревекка. Очень сильно любил. Вместе мы могли бы приблизиться ко Христу. Я привел бы тебя к Спасителю и Он благословил бы наш союз. И не было бы тех рек крови, что я пролил. Но ты меня предала. Ты меня не любила. Ты предпочла мне богатого мавра. И на тебе одной кровь всех этих жертв.
Ревекка: Ты дурак, Фома! Хоть ты и главный инквизитор! Я тоже тебя любила. Но жить в Испании мы с тобой не смогли бы. Рано или поздно, такие как ты, разглядели бы во мне скрытую иудейку и наших детей отобрали бы, а меня и тебя они бы бросили в тюрьму. Мавр Зото был мне просто другом. Товарищем по несчастью. Он, как и я, продолжал исповедовать веру своих отцов. Мы не собирались оставаться в Гранаде навсегда. Он собирался бежать в Африку, а моей мечтой была Палестина. Но мы не успели убежать. Ты сумел поженить Фердинанда и Изабеллу и в Гранаде появились твои комиссары.
Фома: Ты все врешь! Я тебе не верю!
Ревекка: Ты никому не веришь, Фома. Даже себе. И на мир, который считаешь божиим, смотришь, смежив веки. Этот мир непонятен и противен тебе. Ты его боишься. Ты его гонишь. И убиваешь людей от страха.
Фома: Я служу Богу.
Ревекка: Нет, Фома. Ты служишь себе. Своему страху и своей гордыни. Христос велел прощать дажетех, кто станет хулить Его. Разве ты так поступаешь?
Фома: Зато твоей - еврейский Бог велел резать христианских младенцев и пить их кровь!
Ревекка: Но ты именно так и поступаешь Какому же Богу ты служишь?
Фома: Другому. Главному. Мудрому и милосердному!
Ревекка: А есть еще и Высший Бог? И как давно, Фома, ты впал в эту александрийскую ересь? Да тебя самого впору сжечь, пока земля не обезлюдела окончательно. Знай я наперед, что ты превратишься в катара, я бы тебя своей рукой зарезала.
Фома: Замоли, ведьма! Три дня тебе не будут давать ни еды, ни питья.
Ревекка: Что мне твоя еда, если уже три года не мылась. И уморить меня голодом ты тоже не надейся. Мы умрем с тобой в один день.
Фома: Когда это случится?
Ревекка: Когда ты вновь придешь сюда.
Фома: Ты так в этом уверена?
Ревекка: Испытай.
Фома: Не верю. (трижды крестится, уходит).
Картина шестнадцатая
Папский дворец в Ватикане. В своем кабинете восседает новый Папа – Александр VI. В своей правой руке он держит бокал с вином. У его ног сидит молодая девушка, одетая нимфой, чуть поодаль стоит полуголый мавр, обмахивающий их обоих опахалом. Входит король Фердинанд.
Александр: О! дорогой король Испании! Милый мой Фердинанд! С чем сегодня пожаловали? (вытягивает вперед правую руку для традиционного поцелуя, но та как в его правой руке зажат бокал с вином, Фердинанд медлит. Наконец, папа перекладывает бокал с вином в левую руку и тогда Фердинанд, опустившись на одно колено, целует руку папы).
Фердинанд: Ваше святейшество, ваш предшественник папа Сикст IV в свое время издал бреве, на основании которого освобождать людей от преследования инквизиции, мог только Святой престол. С этим положением не согласен великий инквизитор Томас Торквемада…
Александр: Все!... Все!... Очень хорошо, что вы, король, мне о нем напомнили, а то бы я мог забыть. Больше ничего не хочу слушать. Сейчас речь пойдет только о вашем Томасе Торквемаде. Мои епископы пишут мне, что ваш Томас выслал из страны почти всех мавров и иудеев. Даже тех, которые приняли христианство.
Фердинанд: Они сами уезжают, ваше святейшество.
Александр: Не перебивайте меня, король. Так вот среди уехавших и высланных мавров и иудеев было большое количество не глупых и весьма деятельных людей. Теперь ваша страна приходит в запустение. Есть целые области, где бывшие купцы, объединяются в шайки и выходят на дороги грабить людей. Потому что торговать им больше нечем.
Фердинанд: Но епископы могут преувеличивать, ваше святейшество.
Александр: Они не могут преувеличивать, потому что доходы от испанских епархий, отсылаемые епископами в Ватикан, резко сократились. И потом, ваш Томас отдал приказ возбудить преследование против двух епископов. Разве ему неизвестно, что судить епископов вправе только мы? Но это полбеды. Ваш Томас попытался обвинить в пособничестве еретикам генерал-губернатора Валенсии, который, как вам известно, является моим другом. И этому достойнейшему человеку пришлось доказывать вашему Томасу свою невиновность. Но и это тоже еще полбеды. Главное же, что я ставлю в вину вашему Томасу - это то, что он сжигает на кострах красивых женщин. Вот, это, король, уже ни в какие ворота не лезет. Жечь красивых женщин мы ему не позволим. (дочери) Так, дочка? Красивые женщины нужны мужчинам. Мне и вам, король. И вообще, порой мне кажется, что у вашего Томаса какая-то нездоровая мания убивать людей. Небесная канцелярия не успевает распределять души по категориям. Ваш Томас завалил ангелов непосильной работой. И скоро я получу за это большой нагоняй!
Девушка, сидящая у ног папы смеется.
(Продолжая). Как вы смогли заметить, король, я все время говорю «вашему Томасу», хотя, по сути, он мой. Это потому, что ваш Фома не раз отказывался прибыть в Ватикан, подсылая вместо себя своих инквизиторов, хотя в вашем дворце он только что не ночует. Это хорошо, когда светская и духовная власть работают в таком тесном контакте, но не надо забывать, кто есть кто в этом мире. Поэтому сразу после вашего ухода я составлю бреве, на основании которого в Испанию в ближайший месяц прибудут четыре генерала-инквизитора, наделенные правами отменять любое решение вашего бесноватого Томаса. Если бы я не дорожил дружбой с вами, дорогой король, то я попросту отправил бы вашего Томаса за штат.
Фердинанд: Спасибо вам за теплые слова в мой адрес, ваше святейшество, но боюсь, что Томас Торквемада не переживет подобного развития событий. Ведь он привык все решать один.
Александр: Так пусть отвыкает.
Фердинанд: Но при пяти инквизиторах с равными правами может начаться хаос.
Александр: Пусть лучше хаос, чем я испорчу себе зрение. Вся соседняя комната завалена жалобами на вашего людоеда от граждан Испании..
Фердинанд: Будь по-вашему, ваше святейшество, а теперь позвольте мне вернуться к тому, с чего я начал.
Александр: А, с чего вы начали. А, ну-ка, напомните мне.
Фердинанд: Я просил ваше святейшество отменить бреве вашего предшественника о праве помилования, передав это право из рук Святого престола в руки великого инквизитора Испании.
Александр: Да, Бога ради, забирайте себе это право. Если в вашей Испании еще осталось, кого миловать.
Фердинанд: Но отмена этого бреве позволит святой инквизиции вторично привлечь к ответственности всех тех, кто в свое время купил себе это право у вашего предшественника.
Александр: Умно. Ничего не кажешь. Даже талантливо. А, мы что будет с этого иметь? Те же жалких тридцать процентов?.
Фердинанд: Речь может идти о сорока, ваше святейшество.
Александр: По рукам Я согласен. А генералов инквизиторов - ждите! И предупредите вашего незаменимого Томаса, чтобы его от неожиданности не хватил удар. Прощайте, король. Руки моей можете не целовать. Они у меня, как видите, заняты. Пока-пока.
Картина семнадцатая
Секретная тюрьма инквизиции. У железной решетки сидит Ревекка. Входит Фома.
Фома: Ты, ведьма, права.
Ревекка: В чем же?
Фома: Папа лишил меня власти, обвинив в развале страны.
Ревекка: И ты пришел ко мне искать жалости? Да ты еще и мерзавец.
Фома: Наш новый папа слуга дьявола.
Ревекка: Такой же, как и ты. Поэтому и не ужились.
Фома: Ревека, я прикажу тебя освободить, и мы вместе убежим на какой-нибудь остров.
Ревекка: Поздно, Фома. Нас обоих ждет суд. На том суде ты узнаешь, что ни одного дня в своей жизни ты не был христианином. Ты был языческим жрецом, который угощал своих богов жаренным человеческим мясом, считая, что твоим богам оно по вкусу. Ты будешь гореть и аду, где для тебя уже готов эшафот, а все безвинные, которых ты замучил, будут зрителями.
Фома: Замолчи, ведьма! Замолчи!.(хватается рукой за грудь). Что там у меня?...
Ревекка: Мышца. Всю жизнь, жаждавшая власти.
Фома: Мне холодно. Я мерзну. Эй, кто-нибудь, жаровню мне!
Ревекка: Никто не придет, Фома. Ведь ты сам запретил всем приближаться к моей камере.
Фома: Взявший меч… Это не я!.. Откройте!...Нет!.. Цепи!.. Зачем цепи?.. Не надо цепей!.. Озеро!… Огонь!.. Пустите!.. Я великий… (мечется, задевает подсвечник, тот падает, все облачение Томаса моментально охватывает огонь, он падает).
Конец