В первый раз я был подвергнут просвечиванию «рентгеновским взглядом» в возрасте здорово за пятьдесят, во время посещения консерватории. Давали Симфонию № 2 Альфреда Шнитке (St. Florian); билетов не было, и я стоял на Большой Никитской, взывая к стекавшимся на концерт счастливчикам: «Нет ли лишнего билетика?», но лишних билетов не было. Я уже совсем, было, смирился, что на концерт не попаду, как вдруг молодая женщина лет примерно тридцати, мне сказала: «Пойдемте со мной, я Вас проведу». Мы вошли через служебный вход, и оказались в обширном консерваторском закулисье, о наличии которого я даже не подозревал; моя спутница повела меня по круто вздымавшейся лестнице наверх, то и дело отвечая на приветствия встречавшихся нам по пути женщин, поглядывавших на меня с изрядным любопытством, но я их едва замечал, так как был заворожен поистине рентгеновским взглядом, которым моя проводница буквально пронизала насквозь не только мое лицо, извлеченное на безжалостный свет из уличного полумрака, но и всю мою черепную коробку. Наконец, девушка, как я полагаю, хористка (St. Florian сопровождается хором), жестом, исполненным пренебрежения, открыла дверь, и выпустила меня в фойе третьего яруса; рентгеновское обследование было закончено с нелестным для меня результатом: меня забраковали.
После этого случая у меня повысилась чувствительность к посторонним взглядам, и я могу констатировать, что чем дальше, тем на меньшее время они задерживались на моей персоне. И сейчас взгляды окружающих меня людей столь мимолетны, что с меня соскальзывают раньше, чем я их успеваю заметить. Исключением является только лишь один случай, о котором я хочу здесь рассказать.
Однажды я заметил, что мне перестали приходить уведомления о налоге на принадлежащий мне дачный участок. Это меня немало встревожило, так как я почувствовал опасность, нависшую над моим правом собственности. Явившись в государственное учреждение, ответственное за регистрацию правообладания, я, как и двадцать лет назад, встретился вновь с феноменом «рентгеновского» взгляда. Им меня «просветила» принявшая меня мелкая чиновница. Когда я потребовал выдать мне документ, который бы меня успокоил, она позвонила по телефону, и через открывшуюся дверь в офис вошла ее начальница. Жесткость использованного ею «рентгена» вызвала у меня впечатление, что я получил смертельную дозу, но игра стоила свеч: испытание прошло успешно, и я получил чаемый мной документ.
Тем не менее, налоговые уведомления на мой земельный участок по-прежнему не приходили; несколько лет я ходил по разным инстанциям, нисколько не преуспев, пока не понял, в какой государственной организации я могу окончательно решить свою проблему, и потребовал, чтобы меня принял ее руководитель. На это требование секретарь отреагировала продолжительным «рентгеновским» взглядом средней жесткости, и записала меня на прием через неделю. Вся неделя у меня ушла на психологическую подготовку к этой встрече, и под конец я уверовал в себя и в возможность своей победы, но накануне дня моего приема мне позвонили из секретариата, и попытались отговорить от разговора с руководителем, так как это, мол, бесполезно. Я не послушал, и на приеме настоял. Когда я на следующий день явился в учреждение, меня отправили в бюро пропусков, где вместе с пропуском вручили бумажку с номером кабинета, куда мне следовало явиться. Это оказалась небольшая комната, в которой за заваленными бумагами столами сидели три женщины с выражением усталости от жизни на уже немолодых лицах. «Какой у Вас вопрос?» - спросила одна из них. «Я записался на прием к руководителю вашей организации» - ответил я. – «Вы обладаете такими полномочиями?» - «Нет» - ответила она, и принялась куда-то звонить, после чего сказала: «Подождите, сейчас за Вами придут» И действительно, вскоре появилась девица двухметрового роста, и велела идти за ней. Спустившись на несколько этажей, мы вошли в секретариат, где секретарь руководительницы сказала мне, что последняя находится в отпуске, и меня примет ее заместительница, но она в данный момент занята, и указала мне на кресло, где я могу приема подождать. Я удобно расположился, закинув ногу на ногу, и стал перебирать в мозгу основные положения предстоявшего мне разговора. Вдруг дверь директорского кабинета раскрылась, и из него вышла женщина лет пятидесяти, невысокого роста, коренастая, одетая в черный брючный костюм, с грубым лицом на большой голове, закрепленной на туловище посредством толстой короткой шеи; она вышла, чтобы обменяться несколькими словами со своей секретаршей, потом, подмигнув ей с выражением какого-то циничного намека, снова скрылась за дверью, но от меня не укрылось, что руководительница, а это была именно она, скользнула по мне взглядом, в котором я привычно идентифицировал мгновенный снимок в рентгеновских лучах максимальной жесткости. Через несколько минут меня пригласили в кабинет заместительницы только что мною увиденной особы. Это была женщина предпенсионного возраста, отличавшаяся тем, что своим благообразным обликом составляла контраст своей начальнице. В кабинете еще присутствовала начальница отдела, под функции которого подпадал мой вопрос. Мне было предложено изложить мою проблему. Я о ней подробно рассказал, и был выслушан молча, с каменными лицами, с которых на меня были неотрывно направлены две пары глаз, излучавших «мягкий» рентген; эффект глубокого досмотра теперь достигался не жесткостью лучей, а временем экспозиции; испытание прошло успешно – я желаемого добился, и испытал удовлетворение. Однако тревога сохранилась: сколько времени я еще буду в состоянии давать положительный результат обследования, и что со мною станет, когда уже не смогу.
И здесь в моей памяти всплыла сцена из фильма Станислава Ростоцкого «А зори здесь тихие». Герой фильма, истекая кровью, и уже пошатывающийся от наваливающейся на него слабости, под прицелом автомата конвоирует двух пленных немцев. Они послушно идут, подняв руки, но время от времени оглядываются, меряя своего конвоира пристальными взглядами, стараясь оценить его состояние: сколько он еще сможет протянуть. Так вот, у них тоже был взгляд, который я называю «рентгеновским».
Ноябрь 2017