(Предыдущая глава: http://proza.ru/2017/12/07/2137 )
Глава 2.2 Музыка вод
"Течению реки уподоблю я жизнь человеческую: есть у нее свой исток, свой путь и свое завершение. Одним боги даруют ее извилистой и стремительной, подобно горному ручью, другим – размеренной и неторопливой, однако же неудержимой в широкой поступи своей. Бывают у каждой жизни свои мели и свои паводки; и бурные волны нахожу я в ней, и безмятежную гладь. Есть реки мутные, с берегами, поросшими камышом и осокой - и есть те, чья влага прозрачна и чиста, а нежное песчаное дно так и манит приласкать его обнаженной ступней. Но водам всякой реки, будь она коротка или длинна, тиха или норовиста, в какую бы сторону света ни влекло эти воды своевольное и прихотливое течение – рано или поздно, но суждено им пройти свой путь до самого устья с тем, чтобы упокоиться в вечности Мирового Океана."
Именно эти строки древнего философа пришли на память Энцилии, когда она снова стояла на палубе, зябко кутаясь от встречного ветра в теплую шаль из козьего пуха, подаренную на прощание заботливой Клариссой.
Молодая волшебница любила воду с самого детства – недаром она выбрала именно эту стихию как основную для специализации. Ах, как же нравилось ей тогда, еще девчушкой, любоваться мальками, кружащими в прозрачном струении ручья, строить из мокрого песка замки на берегу или весело гонять уток и цапель, шлёпая босыми ногами по каменистому дну... И пусть время давних невинных развлечений давно кануло в прошлое, но плавное течение вод завораживало девушку и поныне. Тем более, что корабль как раз миновал очередную излучину Великой Реки, и открывшееся в предзакатный час зрелище стоило того, чтобы любоваться им снова и снова.
Вальяжно и неторопливо влечет Мейвен воды свои в нижнем течении, широкой полосой живого серебра отделяя пологие равнины побережья Асконы с их перемежающимися полями и садами от крутых склонов поросшего лесом правого берега, что относится уже к графству Сорм. Сейчас, когда весна уверенно вступала в свои права, эти склоны вовсю радовали глаз свежей зеленью распускающейся листвы, сквозь которую то и дело вспыхивали белые и желтые искорки ранних цветов – подснежников, первоцвета, нарциссов. Их дерзкое цветение заставляло грудь вздыматься выше, вбирая в себя насквозь пропахший рекой чуть солоноватый воздух, рот – раскрываться в широкой улыбке, а глаза – чуть слезиться от внезапно нахлынувшего счастья и предощущения перемен.
Зато по другую сторону, на пологих равнинах асконского берега, то здесь, то там проступали черные пятна свежевспаханных полей – это крестьяне вовсю готовились к весеннему севу. Плуги и бороны трудились ныне без устали, да и тягловым лошадкам селян было не до отдыха: пашня не ждёт. А пахота испокон веков - труд тяжкий, с этим не поспоришь. Вот наблюдать за тем, как пашут другие – это, как раз, сплошное удовольствие, в котором Энцилия решила себе не отказывать. Она даже приветливо помахала рукой мужикам, остановившимся для небольшого перекура и вовсю глазевшим сейчас на проплывающее мимо судно.
Самыми же красивыми, конечно, были наполненные свежим ветром паруса встречных кораблей.
Времена больших войн в Круге Земель отошли в прошлое, великие державы пока что единодушно придерживались принципа "Худой мир лучше доброй ссоры", не позволяя междоусобным стычкам и пограничным конфиктам перерасти во что-то более серьезное, и это позволило Конклаву установить на всех больших реках простой и устраивающий всех режим судоходства. Заключался он в том, что совместным усилиями магов прибрежных областей ветер над рекой всегда дул против течения - и те, кому надо было идти по реке вверх, подымали паруса, а те, кто двигался вниз, в направлении моря, свои паруса, наоборот, спускали и спокойно плыли, увлекаемые потоком. Владельцы кораблей и торговцы платили специальный налог, казна оплачивала из него услуги волшебников по созданию и поддержанию нужного ветра, и все были более или менее довольны.
Случалось, конечно, что какой-нибудь чересчур нетерпеливый купец подкупал местного мага или же нанимал заезжего кудесника, чтобы перешибить казенный ветер и поскорее довезти свой товар до места назначения. Увы, результат зачастую оказывался плачевным: столкновение разнонаправленных воздушных потоков порождало нешуточные вихри, способные изрядно помотать и сам корабль, и нервы капитану, а мелкое суденышко или случившуюся поблизости рыбацкую лодку так и вовсе опрокинуть кверху килем. И хотя такие инциденты случались - но лишь изредка, а сегодня устойчивому магическому ветру ничто не грозило; своим чутьем дипломированной волшебницы Энцилия знала это наверняка. И потому она спокойно любовалась тем, как ветер плавно влечет встречные суда вдоль сормских берегов вверх – через имперскую провинцию Вестенланда и дальше к верховьям Мейвена, через Энгр в направлении Вильдора, с которым девушка за последние, донельзя насыщенные событиями месяцы уже успела сродниться.
- Впечатляет, не правда ли?
Баритон, отвлекший волшебницу от созерцания местных красот, был властен и в то же время вкрадчив, а легкая хрипотца опытного морского волка определенно придавала ему обаяния и соблазнительности. "Тщательно отработанных и не раз опробованных на практике, - как тут же прокомментировала про себя Энцилия. – Знаем мы этих морячков!" Но капитан действительно был хорош. Крепко сложенный брюнет буквально сочился жизнелюбием и уверенностью в себе, чему немало способствовали узкая кайма ухоженной шкиперской бородки, обрамлявшей широкое лицо со слегка обветренными скулами, и крепкие мускулистые руки, сила которых угадывалась даже сквозь просторную рубаху и накинутую поверх нее куртку из плотной ткани.
Клинья под молодую пассажирку бравый мореход начал подбивать с того самого момента, как она поднялась на борт, и Энцилии – чего уж греха таить – это было весьма приятно. Так что она с удовольствием позволила втянуть себя в легкий флирт:
- А что, не должно? В смысле, впечатлять?
- Да нет, отчего же? Впечатляйтесь на здоровье, тем более что за бесплатно, – усмехнулся капитан. – Вот только на здоровье ли? Очень не хотелось бы, чтобы очаровательная гостья простудилась у меня на палубе с непривычки.
Он подошел поближе и приобнял девушку за плечи.
- Уверяю вас, синьорита: из кают-компании вид ничуть не хуже. Но там гораздо теплее и нет ветра, зато есть горячий грог, который я бы вам с удовольствием порекомендовал. Настоящий грог, клянусь вам - вкуснее просто не бывает.
И со вкусом добавил:
- Моряцкий.
- Да неужели? А мне казалось, что до моря нам еще плыть и плыть...
- Ну, не так уж и долго, моя красавица: к утру будем в Эскуадоре... Зато вся ночь принадлежит нам, не так ли? – Капитан склонился и со значением заглянул Энцилии в глаза.
Ну что тут прикажешь делать? Можно, например, призывно улыбнуться в ответ и произнести что-нибудь неопределённо-завлекающее типа "Не знаю, не знаю, посмотрим на ваше поведение, сударь!", что на тайном женском языке означало бы определенное уверенное "Да". А можно и резко отпрянуть, вырываясь из мужских рук: "Мои ночи, капитан, принадлежат исключительно мне – при всем моем глубочайшем к вам уважении!", ставя тем самым четкое "Нет".
Но проблема заключалась в том, что волшебнице меньше всего хотелось бы делать сейчас четкий выбор.
С одной стороны, она уже две недели как пребывала, что называется, "в полной просушке", и естественные человеческие желания были ей вовсе не чужды. С другой же, заводить мимолетную интрижку по дороге к тяжелораненному Зборовскому... Было в этом что-то недостойное, непорядочное. Всеми мыслями Энцилия уже давно находилась там, в лечебных палатах эскуадорского храма, где лежал сейчас барон. А становилось ему, насколько она сейчас могла ощущать через контактный изумруд, все хуже. Или, может быть, все-таки "да"? Уж больно хорош был красавчик-капитан, да и как она может помочь сейчас Владу, с палубы корабля и на расстоянии целого дня пути?!
- Боюсь, что до ночи еще дожить нужно, шкипер. А вдруг на мель наскочим, или пробоина в трюме обнаружится?
- Типун вам на язык, миледи! – Капитан сделал резкий жест, отводящий сглаз и порчу.
- Спасибо на добром слове, конечно, - язвительно улыбнулась Энцилия, - но лучше, наверное, все-таки горячего грогу.
...
Капитан на корабле всегда прав – это пункт номер один. А пункт номер два состоит в том, что если капитан неправ, то смотри пункт номер один. Но сегодня правота капитана сомнению не подлежала: после первого же стакана горячего грога жизнь стала заметно веселее, а будущность представлялась уже не исполненной проблем, а, напротив, заманчивой и многообещающей. Именно поэтому Энцилия великодушно позволила уговорить себя на вторую чашку обжигающего пряного напитка, одновременно любуясь закатом через круглое окошко уютной кают-компании. И не переставая при этом поддерживать неторопливую беседу с красавчиком-капитаном.
- Должна признаться, сударь, что я совершенно очарована вашим кораблем. - Грог пьянил исподволь, но неотвратимо, и теперь уже юная волшебница кокетничала напропалую. – Так и хочется завернуть его в блестящую обертку и унести к себе в гостиную!
- Моим кораблем? Скажете тоже! – В улыбке капитана промелькнуло старательно скрываемое неудовольствие. – Сразу видно сухопутную душу. Корабль, надо же!
Бравый моряк сделал щедрый глоток и снова обратился к собеседнице, придав теперь своему лицу донельзя назидательное выражение, словно учитель в школе или жрец на проповеди.
- Да будет вам известно, драгоценная моя, что кораблем имеет право называться лишь то судно, у которого три мачты. А у нас их, как вы сами имели возможность убедиться, только две. – По лицу шкипера снова промелькнула легкая тень неудовольствия. – Вот поэтому-то моя "Звезда заката" именуется всего лишь шхуной. Ну а я, соответственно, состою в чине фарватер-капитана.
Последовал еще один глоток горячего напитка, и глаза моряка наполнились затаенной надеждой.
- Вот если будет на то воля Армана, через три-четыре навигации сдам экзамен на капитана открытого моря. Тогда можно будет и на настоящем корабле походить. – Он склонился поближе к девушке. - Но что это мы все обо мне и обо мне, упоение души моей! Расскажите лучше, что влечет вас прочь от златоверхих чертогов Вильдора. Страсть к перемене мест? Казенная надобность? Или, быть может, ожидает вас в Эскуадоре прекрасный принц на белом коне?
"Нет, ну насколько же легко оказалось напрочь разрушить очарование момента! Одно неудачное слово – и прощай, романтика."
Энцилия глубоко вздохнула.
- Всего понемножку, капитан, всего понемножку. Отчасти повеление Великого Князя, отчасти и желание повидать мир... – Девушка на мгновение задумалась, вспоминая свои прежние планы. – Хотя рассчитывала я отправиться в совершенно иные края. По крайней мере, в Шэньчжоу меня все еще ждут с нетерпением.
Еще одна скептическая усмешка.
- Надеюсь, что ждут.
- Так отчего же...?
- А оттого, любезный друг, что мой, как вы изволили выразиться, прекрасный принц... Ну, собственно даже и не принц, а всего лишь барон...
Энцилия снова глубоко вздохнула.
- Так вот, ожидает он меня в Эскуадоре не на белом коне, а в комнате с белым потолком. В храмовом лазарете. Ранен он, понимаете?
Действительно ли подавила молодая волшебница судорожный всхлип, или это ему только показалось? Ох, вечно беда с этими женщинами, особенно на корабле! Но настоящий капитан всегда остается капитаном, готовым взять на себя полную ответственность: за судно, за команду, за пассажиров... Да-да, и за груз в трюмах тоже, не в последнюю очередь. И фривольное настроение мгновенно отступило перед мужской солидарностью:
- Тяжело ранен? Очень тяжело?
- Не знаю, кэп, насколько тяжело, - в голосе девушки отчетливо звучала озабоченность, - но опасно ранен, во всяком случае. И без магии там дело не обошлось.
- А почему же тогда в храме, а не в Магиуме?
- Так уж получилось. – Энцилия развела руками. – На самом деле раненых двое, и второй, тоже мой добрый знакомый, а местами даже и начальник – он как раз из жреческого сословия. Вот их под одну гребенку и подхватили.
- Да? – Капитан снова подлил девушке грога. - Ну тогда было бы преступлением не выпить за счастливое выздоровление ваших друзей! И дай нам всем Арман дожить до утра, как вы только что изящно выразились!
.....
"Снова ночь. Четвертая, пятая, шестая? До кто сейчас упомнит! И постоянное головокружение – то ли от потери крови, то ли от регулярных доз храмового красного вина, которым монахи эту потерю возмещают. И беспокойно ворочающийся с боку на бок Зборовский на соседней койке. Еще бы ему не ворочаться, если на спину лечь он не может при всем желании!"
Прошедший день сменялся следующим, и Юрай, не считая постоянного шума в голове и периодически уходящего из под ног пола, все больше приходил в себя - медленно, но неуклонно. Стараниями храмовых лекарей нападение герцогини-вампирши отходило куда-то вдаль, в прошлое, вспоминаясь уже не кошмаром, а скорее досадной неприятностью. Чему немало способствовали обильная еда и щедрые возлияния, а также ежедневные душеспасительные беседы со жрецами. Ну и, конечно же, целебная мазь, наложенная на то самое место, куда прежде вонзались острые клыки. Хотя, как объяснил один из монахов, опасность самому превратиться в нечто кровососущее Юраю почти не грозила: его организм оказался на удивление устойчив к вампирским укусам.
Сам Юрай, впрочем, уже устал удивляться хитросплетениям своей судьбы и лишь краешком мысли подумал, не послужило ли причиной тому мифрильное кольцо валькирии на его пальце. А еще, уж не из-за этой невосприимчивости к воздействию вампиров ему так легко дается дружба с Владом? Кто знает, кто знает... Но в целом, с каждым днем он чувствовал себя все увереннее и лучше.
Чего, к сожалению, нельзя было сказать о Зборовском. Барон был совсем плох. Как объяснял один из лечивших Влада жрецов, нанесший роковое ранение клинок оказался зачарованным. Причем зачарованным мощно, умело и профессионально.
- И к тому же, брат Юрай, заколдован был тот клинок в первую очередь не на людей, а на другие расы. Включая и... – лекарь замялся, - вторую сущность вашего товарища.
Да уж! Жрецы старательно избегали любого упоминания вслух о вампирской натуре Зборовского, но было совершенно очевидно, что в обычных условиях того бы и на порог храма не пустили, позволь он хоть на мгновение проявиться этой стороне своей природы. А сейчас, после удара зачарованным клинком, природа сия была как на ладони – во всей красе и полноте картины.
- Вы же понимаете сами, достопочтенный, что если бы господин барон не входил в команду леди д'Эрве...
Интересненькое дело, - подумалось мимоходом Юраю. – Оказывается, этак и я теперь уже вхожу в команду Энцилии, а не она в мою?! Ну что ж, у великого герцога своя точка зрения, а у Храма – своя.
- К нашему величайшему сожалению, нанесенные зачарованным оружием ранения здесь в храме поддаются излечению с очень большим трудом. В таких случаях гораздо надежнее работает врачебная магия. Ибо подобное исцеляется подобным, как учат нас отцы медицины!
- Но меня же вы, например, лечите вполне успешно?
- Воистину так, – жрец назидательно кивнул головой в знак согласия. - Поскольку укусы вампира суть рана живая, а не колдовская. Не менее живая, чем учение Двух Богов, силой которого мы эту рану и лечим. Что же касается господина барона...
Лекарь демонстративно развел руками.
- Вот поэтому-то мы и взяли на себя смелость обратиться к уважаемой госпоже д'Эрве с просьбой лично посетить нашу обитель и взять его исцеление на себя. Так что не волнуйтесь, через день-другой леди Энцилия прибудет в Эскуадор, и вашему товарищу ничто не грозит!
...
А вот здесь жрец ошибался, причем ошибался капитально. Не дошли его благие упования до ушей Тинктара, как пить дать не дошли. То ли просил плохо, то ли сильно грешен был... Так или иначе, но оказалось, что основания опасаться за свою жизнь у обоих энграмцев имелись самые что ни на есть серьезные, причем счет шел уже не на дни, а на часы. Если даже не на минуты.
Момент истины случился в самом разгаре ночи. Жрецы в храмовом лазарете разместили обоих друзей в одну келью, и Юрай уже давно посапывал на соседней лежанке, но к Зборовскому сон не желал сегодня приходить ни под каким видом. Мешала тупая боль в ягодицах, которая с каждым днем растекалась все дальше вверх и вниз, к пояснице и по бедрам. И, к тому же, очень напрягала невозможность лечь на спину. А еще больше раздражали непрестанные размышления о том, что теперь будет дальше... Так стоит ли бороться с бессонницей, если это сражение уже безнадежно проиграно?
И, чтобы как-то занять себя, чтобы отвлечься от боли и неприятных воспоминаний, барон попробовал вслушаться повнимательнее в окружающую тишину. Благо острым слухом он, как вампир, был наделен от рождения, а после встречи с Танненхильд стал чувствовать звуки еще в пять раз отчетливее. Несмотря на позднюю ночь, какая-то жизнь в храме и за его стенами продолжалась: шелест деревьев под порывами ветра, изредка – уханье сов, а где-то совсем вдали – негромкое бормотание служителей Тинктара на всенощной молитве... Но все эти отзвуки приходили издалека. Когда же едва различимые шаги двух человек послышались совсем рядом, это мгновенно заставило Влада насторожиться. Барон тут же старательно изобразил из себя спящего: расслабленная поза, прикрытые глаза, дыхание ровное и неглубокое... И весь обратился в слух.
Дверь кельи отворилась практически неслышно, и в комнату, судя по шагам, вошли двое. Две пары ступней остановились и молча застыли у постели Зборовского. Потом почти неслышно переместились туда, где лежал Юрай. И снова – молчание, нарушаемое лишь сосредоточенным дыханием двух пар ноздрей пришельцев. Но исходившую от них опасность можно было ощутить сейчас даже в темноте и полной тишине. Наконец, нежданные посетители направились обратно к двери, и Влад рискнул на мгновение приоткрыть глаза - но лишь для того, чтобы суметь разглядеть два затылка и две мужские спины в широких темных плащах.
Впрочем, удаляться ночные гости не спешили – вместо этого они остановились за порогом и начали вполголоса переговариваться между собой. Другого момента прояснить ситуацию с нежданным визитом могло и не представиться, и тогда барон, отчаянно превозмогая боль в ногах и цепляясь за стенку, чтобы не упасть, неслышно продвинулся к самой двери.
- Ну что вы скажете, брат Ондатр?
- Могу с уверенностью заверить вас, Благородный Дон, что первый, вампир с ранением филейной части, уже не жилец. - Титулование "Благородный Дон" было произнесено с благоговейным придыханием и явно с большой буквы. Барон Зборовский достаточно долго вращался в светском обществе и при дворах самых властительных домов Круга Земель, чтобы понять, что личное имя и титул этого "благородного дона", без самой крайней на то необходимости, вслух обычно предпочитали не упоминать.
- Ранение у него колдовское, храмовым жрецам неподвластное, - продолжал тот, кого благородный дон именовал звериным прозвищем "Ондатр". - Здесь, в обители, я даю ему еще две-три недели, не больше. Если только, разумеется, не вмешается специалист, владеющий лечебной магией.
- Не переживайте, брат, об этом уже позаботились. Ни один чародей королевства не приблизится к храму даже на расстояние полета стрелы. Дон Саонегру в курсе. – Имя верховного мага Асконы было упомянуто, казалось бы, с должным почтением, однако легкий презрительный оттенок отчетливо ощущался. – Но меня больше интересует второй.
- Этот, вампиром недоукушенный? – Ондатр издал короткий смешок. - А вот он уверенно идет на поправку. Лекари храма свое дело знают, ошибок не делают.
- Вы полагаете? Ну что же, в таком случае сделать это за них придется нам самим.
– Благородный дон говорил по-прежнему вполголоса, но теперь уже со зловещей интонацией. – У брата Скорпиона на такой случай обязательно сыщется подходящий порошочек, и даже не один. А вы, Ондатр, в свою очередь, подготовьте и проследите.
- Как вам будет угодно, Благородный Дон. Прикажете завтра же?
- Я думаю, лучше послезавтра. Не торопитесь, время пока терпит. – Это было сказано уже с добродушной, почти ласковой интонацией. - Подготовьте все как следует, но только хорошенько проследите, чтобы уши Братства ниоткуда не торчали. Жрецы храма тоже ведь не вчера на свет появились, глазки у них уже давно прорезались. А нам с вами широкая известность противопоказана. Вы всё поняли, брат Ондатр?
- Так точно, Благородный Дон.
- Тогда выполняйте.
И две пары ног разошлись прочь, каждая в свою сторону, от дверей кельи.
.....
Энцилия ворвалась в палату словно метеор, летя по коридорам и переходам храма с такой скоростью, что сопровождавшие ее жрецы и таинственный Макс едва поспевали следом. Палаты Исцеления располагались на самой верхотуре - в кольцевой галерее, обрамлявшей куполообразный свод центрального здания. Ведущая туда лестница оказалась изрядной крутизны, но молодая колдунья буквально взнеслась по ней, словно на помеле. И резко распахнула дверь кельи, в которой лежали теперь энграмские путешественники.
- Ну здравствуй, дорогой! Как ты себя чувствуешь?
Столица асконского королевства встретила леди д'Эрве туманной утренней дымкой, слегка размывавшей живописный вид на гавань и замершие у причалов суда. Сиреневая пелена неторопливо стекала сейчас с реки на набережную, нежно укутывая невесомым одеялом приземистые портовые здания, склады и пакгаузы. А вдали сквозь марево, подсвеченное взошедшим незадолго до того солнцем, угадывались пышные кварталы аконской столицы и возвышающийся на небольшом взгорье королевский дворец. И пусть официальный флаг Асконы состоял из полос желтого и зеленого цветов, но сегодняшним утром его столица открылась молодой волшебнице совсем в других красках: золотистой и матово-белой.
Отводить глаз от такой красоты было мучительно трудно, но увы, любование видами и пейзажами пришлось отложить до следующего раза: эмоциональное напряжение, исходившее от "зборовского" изумруда, гнало девушку вперед – и при этом как можно скорее. Она донельзя остро ощущала, что к преследовавшей барона надсадной боли прибавились с сегодняшнего утра тревога, ощущение опасности и неотложная потребность в ее, Энцилии, помощи. Небрежно чмокнув на прощание в щечку душку-капитана – "Еще увидимся, Гроза морей!", - леди д'Эрве торопливо сошла на берег и огляделась.
В принципе, ее должен был бы встречать в порту один из жрецов храма Тинктара – по крайней мере, так обещал в Вильдоре монсиньор Вантезе. Но их корабль (ах, тысячу извинений, капитан! Ну конечно же, шхуна) пришел в Эскуадор несколько раньше, чем ожидалось, и Энцилия была готова к тому, что придется брать в порту наемный экипаж и отправляться в путь самостоятельно. Благо барахольщицей ее нельзя было назвать никогда, и с невеликой поклажей пока что вполне справлялся любезно выделенный капитаном шхуны и поспешавший следом матрос.
Да, волшебница была готова к обоим вариантам. Но оказалось, что судьба припасла для нее третий, совершенно неожиданный.
- Леди д'Эрве?
Приблизившийся быстрым шагом юноша производил приятное, хотя и несколько нескладное впечатление – взрывчатая смесь вежливой почтительности и мальчишеской наглости. Судя по костюму и манерам, он был явно благородного происхождения, но при этом восторжен и циничен одновременно… Эх, молодость, молодость!
- Имею ли я честь видеть леди д'Эрве? – снова поинтересовался юноша.
- Она самая, к вашим услугам, молодой человек. – Энцилия слегка склонила голову в знак приветствия. – А чем обязана…
Но собеседник немедленно перебил ее, не давая ни малейшей возможности закончить свой вопрос.
- Ах, полноте, миледи! Напротив, это я – всецело к вашим услугам. Шевалье Леруа, ваша чародействующая милость. Но для вас, если позволите, просто Макс. – Юноша отвесил щеголеватый поклон. - Карета готова, прошу!
Макс подошел к матросу и решительно отобрал у него кофр.
- В храме, миледи, вас уже ожидают с нетерпением.
...
Воспаленные и полные беспокойства глаза Зборовского вспыхнули откровенной радостью, когда Энцилия появилась на пороге их кельи. А когда еще через мгновение она, обстоятельно устроившись на кровати больного, принялась покрывать лицо барона мелкими торопливыми поцелуями, у него наконец-то чуть отлегло от сердца.
- Так как ты себя чувствуешь, дорогой?
- Паршиво, радость моя. – Тон Влада оставался озабоченным, хотя сквозь него и проступала теперь определенная надежда. – Честно признаюсь: паршиво. Но дело сейчас не в этом.
- А в чем же тогда? Что случилось?
- Случилось то, что нам нужно отсюда исчезнуть, и притом как можно скорее! – Влад пристально взглянул на юношу, вошедшего в помещение вслед за волшебницей и скромно застывшего теперь у двери, а после этого перевел вопросительный взгляд снова на девушку. – Я прошу прощения, но этот идальго за твоей спиной?
- Шевалье Леруа, с вашего позволения, - представился тут же Макс.
- Ах да, барон Зборовский, - представила Влада в свою очередь Энцилия, – и ... его преподобие Юрай, тайный советник князя Ренне Энграмского.
Она широким жестом указала на соседнюю лежанку.
- Энси, я могу позволить себе говорить откровенно?
Энцилия на мгновение задумалась. Действительно, в Максе Леруа таилось что-то непонятное. Об обстоятельствах своего появления в порту он рассказывал по дороге весьма невразумительно, явно недоговаривая. Показной вздох, разведенные руки: "Ну, видите ли, миледи, жрецы попросили начальника порта найти кого-нибудь, чтобы вас встретить. А я, как всегда, оказался крайним..."
Непонятное – да. Но опасности, тем более непосредственной, Энцилия в юном Максе пока что не ощущала. Совершенно не ощущала, при всем старании. И она решила довериться своей интуиции и эмоциональному чутью, тем более, что дарёному коню, как говорится... А обстоятельства, судя по тону Зборовского, действительно были аховыми, хотя в чем именно, волшебница пока еще не знала. И лишний помощник или союзник явно не помешает.
- Я полагаю, Влад, что можешь вполне. Так в чем же дело?
- А дело в том, что наши с Юраем преждевременные похороны уже назначены. Причем не позднее чем на завтра.
(Следующая глава: http://proza.ru/2017/12/08/2237)
___________________________________
Видеоклип с "Вальсом Энцилии" (музыка, которая лейтмотивом сопровождает появление леди д'Эрве на протяжении всего романа) можно посмотреть и послушать на Ютубе:
https://www.youtube.com/watch?v=GpIABuTiswM
Иллюстрация - из этого же клипа: Shannon Stewart "Fantom dream" (законно приобретена у правообладателя).