Антону,
вместо стихов
В школе, во втором классе каждый из нас должен был выучить стихотворение, начинающееся и кончающееся строкой «С чего начинается Родина?». Cтихотворение было написано на форзаце учебника по природоведению. Помимо стихотворения его украшали репродукци. Там была золотая осень и лес, изрезанный оврагами и синим ручейком, и синевато-серые унылые поля, на горизонте сливающиеся единой полосой со свинцовым небом, по которому тянулся караван гусей, и заснеженная степь c санными росчерками и коричневой полосой изб. Дороги, следы, горизонты. Знали ли мы нашу Родину такой? У нас за окном по всему периметру простирались высотки, стройки, краны, гаражи. Все мы жили в кирпичных и панельных домах, вонючие и разрисованные иероглифами подъезды которых даже в самую изнуряющую жару хранили прохладу и тень. Ни одна дорога не тянулась дальше ближайшего угла. Из кассетных приёмников раздавались бойс- и гёрлзбенды, а свой первый гусиный караван я услышала только в Берлине, по прошествию уже более, чем двадцати лет. Только ночное звёздное небо с высоты седьмого этажа открывалось полукруглой глубокой чашей, на котором ночью можно было различить движущиеся красные точки самолётов, говоривших о том, что за пределами данного твоему обозрению неба, есть его ещё вдоволь и лететь по нему можно далеко-далеко, туда, где люди ходят на головах и солнце проглатывает дракон.
Позже, учась в университете, живя в другом месте и прочитав десятки текстов, меня встречали повсюду снова эти поля, утренние туманы, лесные изгибы и гуси, тянущиеся караван за караваном. И ничего не казалось мне ближе и тоскливее этих пространств, которых я и не видела никогда, и не могла. С каждым новым образом, новой картиной, новым стихотворением всё тщательнее проступали в моей голове сходства этих образов с теми картинками в моих старых учебниках за второй класс, с обкусанными и загнутыми концами. И тут же, разом, в моей голове всплывали гладкие и мокрые каштаны, поднятые по дороге в школу, завораживающий ночной собачий лай во дворе, мои одноклассники, живущие во всех тех домах,напротив, стоило лишь выйти на балкон. Моё родное, знакомое мне с детства неразрывно существует с пространством никогда неизвестным мне, с родиной, о которой кто-то когда-то написал, которую кто-то когда-то увидел, давным-давно и только так. Так, как оно было отпечатано на том самом учебнике, за второй класс.
Что такое Родина? Чем отличается она от других мест? Только лишь тем, что в каком-то из мест тебе пришлось родиться? Но в каком месте? Тысячи людей рождаются в местах и больше никогда туда не возвращаются, думать об этом месте не думают. Только в паспорте кто-то лживо засвидетельствует, что такое и такое место навсегда застолблено за тобой как родное. Родина — это
государство, страна, город, деревня, улица? Какая страна для меня, в таком случае, родная? Той страны, в которой я родилась, больше нет на карте. До сих пор у меня происходит пятиминутное замешательство, когда требуется указать страну рождения. Значит ли это,что у меня нет больше родины? Лишь первые пять лет моей жизни прошли в этой стране. Ничего общего с её историей, по сути, я не имею, лишь с последствиями. Но слишком много смелых и громких цветами открыток осталось у нас дома с поздравлениями ко дню революции и 1 мая, слишком много марок и значков с изображениями Ленина остались разбросанными по моим бесчисленным коробкам с игрушками, обесценившихся разноцветных купюр и монет, лежавших в наших с сестрой кошельках, слишком много памятников на площадях, книг с серпом и молотом на форзаце остались стоять на полках моих родителей. Слишком много всего было вокруг, чтобы не считать и не ощущать, что эти все обломки старой эпохи была и есть моя родина. Но, странно, не только потому, что когда-то в ней родились мы с сестрой, не потому лишь, что братья моего деда защищали её; что в ней жил где-то далеко сосланный мой дед, моя безграмотная бабка, заучившая наизусть латинские названия лекарств, дозировки и помнившая их потом всю жизнь.
И даже вовсе не от того, что там, в маленьком сибирском посёлке, в деревянном бараке родилась в грозу моя мать, дочь врага народа, надевшая первой из всех девчонок в посёлке в школу брюки, будучи из-за этого почти исключённой из неё. И не по той причине, что там, за десятки тысяч километров от Сибири, жила моя тётя, застенчивая и веснушчатая, так и не вступившая в партию, исписывающая тетрадь за тетрадью стихами и заучившая наизусть Евгения Онегина.
Нет. Но считать её родиной потому, что её обломки окружали меня, проступали четырьмя выдавленными буквами на свидетельстве моего рождения, лежащего у мамы в левом нижнем ящике тёмного, растянувшегося на всю стену фанерного гарнитура.
В моём языке Родина и родители — однокоренные слова. Язык снова заставляет определиться с её атрибутами, с принадлежащими ей составляющими. Родина — это там, откуда пошёл твой род, где родились твои родители, где родился ты сам. Слово «родиться» тоже однокоренное с Родиной. Родина — это там, где родились твои родители. Как бы это могло звучать на немецком? Heimat ist da, wo sind deine Heimatlichen geheimatet wurden.
Родина — это семья, родители. Их черты отпечатались в тебе навсегда. Уезжая ты забираешь их собой, как фотокарточки. В стекле вагона, ночью, часто смотрю на своё лицо. Мама говорит, я похожа на отца. «Смотришь на тебя — видишь его», — так она и говорит. Я не знаю отца. По сути, я никогда его не видела. Смотрю на своё лицо, родное, рассмотренное до мелочей, вглядываюсь в него, в появляющиеся и исчезающее на свету. Через него проносятся и размываются в одну блестящую линию летящие на встречу поезда, дома, углы улиц, и я смотрю на него до тех пор, пока на его месте не проявляется чужое лицо, должное, но так и не ставшее родным.
Я похожа на отца, чья родина начинается с другой буквы. Его Родина -не моя. Но, если родители — это то, что связывает тебя с Родиной, значит его Родина должна быть обязательно и моей. В 16 лет, при получении паспорта, мне следовало сделать выбор. Отказаться от одной Родины в пользу другой. Как будто это возможно — оторвать часть лица?
Что такое родина? С какой буквы мне её написать? Родной язык ставит слишком много преград. Его правила диктуют и призывают выбирать. В моём родном языке слово родина используется для двух понятий. С большой буквы написанное слово означает государство, в котором ты родился, живёшь, где родился твой отец, дед, прадед. Vaterland. Отечество. А если мои отец, дед и прадед родились не в этом отечестве, не на этой земле, не означает ли это, что я не имею права писать «Родина» с большой буквы? Сколько мне нужно отломать от общего пирога, сколько граммов большой Родины принадлежит мне?
С маленькой буквы пишется родина малая. Она так и называется — малая. А что понимать под ней? Чем заполняется эта координата? Уже четыре года находясь здесь, я неустанно стараюсь описать, определить её. Один из пятидесяти, если не из ста, здесь знает, где находится мой город. И тогда я начинаю объяснять. «Это там, неподалёку от Чёрного моря (Азовского море называть совсем бессмысленно) и гор Кавказа, в степи, рукой подать до Украинской границей, там, где сейчас война. Турция тоже рядом, 17 часов от Москвы на поезде». Слишком обширная для малой родины получается координата. Где провести мне черту, где заканчивается моя малая родина? В Сибири, где где проводилось мною каждое школьное лето, где до сих пор стоит дом, в который теперь я не могу войти, новых хозяев которого я не знаю. Мне остается только смотреть на него и фотографировать, отойдя на положенные несколько метров ? Или же это та дивная другая страна, где родился мой отец, его мать, мать его матери? Страна, о которой в моём сознании осталась только сирень, её белые и розовые свечки, с нежными шёлковыми лепестками, которые, словно маленькие рыбки в лазурной воде, соприкасались с пальцами, проплывая сквозь них. Быть может это север, куда нас с сестрой возили по началу каждой зимы? Там, где опрокидывалось и дышало над нами зелёными переливами небо. Или это юг? Его скифские степи, казацкие деревни, его жаркий и пыльный большой город, с гаражами, стройками, лязганьем трамвая, узкими улицами, домами с облупленными лепнимаи и вензелями, друзьями, что давно разъехались или потерялись?
Что из этих мест моя малая родина? По каким критериям мне сделать верный выбор? Как соединить все широты и долготы? Все года и часы? Все километры и поезда? Неродной язык помогает расставить всё на места. Позволяет не делать выбора. В нём она всегда с заглавной. В неродном языке ты — Heimat. Не большая и не малая, а именно Heimat.
Родина — это хронотоп. У неё пространственно-временное положение. С ней слились так далеко друг от друга расположенные города, дома, вокзалы, тропинки, года, эпохи, часовые пояса. Она всегда для меня где-то там. В детстве, в будущем, прошлом — моём и не моём, в картинах, висящих в
десятках музеев, в любимых книгах, всюду, куда удаётся заглянуть моей памяти, во всех тех миллиардах прошедших минут.
Родину нужно хоть раз покинуть, чтобы осознать и понять, что она у тебя есть. Родное показывается лишь тогда, когда ты способен помыслить чужое, иное. Иную улицу, дом, семью, иного себя. Только тогда, когда ты выучишь другой язык, ты поймёшь, что у тебя есть родной.
Что такое родина? Родина — это то, что навсегда осталось там, это Итака, путь к которой ты ищешь 20 лет, а найдя не узнаешь. Где, спустя 20 лет, встретишь лишь тех, кто занял твой дом, твой класс, твои качели, кто переделал твои улицы, перестроил дома, переставил деревья, спрятал родник. Там лишь те, кого ты не знаешь, а те, кого знаешь, не узнают тебя более. Родина — это всегда не там, где она была когда-то. И повернёшь ты тогда свои корабли, натянешь их тугие паруса и поведёшь их прочь, искать Родину — в каждом запахе, выпорхнувшем из раскрытого окна, в каждом скрипе деревянной лестницы и ржавых качелей, стоящих в углу дома и раскачивающихся ещё долго после тебя. И будет это путешествие долгим, и компас вряд ли пригодиться, ибо нет у Родины точной координаты. Лишь дороги, следы и горизонты.