Плюм -горячая магма

Владимир Коркин Миронюк 3
                ПЛЮМ – горячая магма,
                Или
                Чисто РУССКОЕ УБИЙСТВО
               
                Детектив (начало)
                Владимир Коркин – Никорин (Миронюк)

    Этого не могло быть, он вернулся из отпуска всего две недели тому назад, и в его душе не было никаких сомнений, что брат Юлий выкарабкается из лап болезни, диагностируемой, как алкоголизм. «Белая горячка» сбросила его с балкона четвертого этажа. От неминуемой гибели спас огромный старый абрикос, раскинувший ветви и под его балконом. Правда, расшибся Юлий так, что долго валялся в больнице, покуда срастались рёбра и зарастали трещины костей рук и ног. Но ведь выжил. Его выписали домой под надзор родных. Предстояло наращивать костную массу, приводить в порядок мышцы, грудную клетку, нервную систему. Он был-таки прикован к постели. Двигаться не мог, не слушались ноги, левая рука «безмолвствовала», правая едва могла держать ложку с едой.
    Тяжелая травма как бы всколыхнула сейчас прожитый им путь.  Когда у постели не было жены Дуси и дочерей – старшей Варвары и младшей Инны, он порой плакал, горько, навзрыд, проклиная в душе  свои мерзкие поступки. Слава Богу, девчонок он не обижал, зато Евдокии доставалось от него изрядно. Приняв горячительного, превращался в грубого и жестокого ревнивца: колотил жену, почём зря. Дочери нередко видели ужасные выходки пьяного папаши. Однако боялись молвить слово, заступиться за мать. Та, зная норов Юлия, предупредила их, чтобы они ни в коем случае не вмешивались в ссоры и скандалы  между нею и им, поскольку могут попасть под горячую руку и тогда беды не миновать. В таких случаях девочки убегали к бабушке Насте, благо она жила рядышком – внизу почти под ними, на третьем этаже. Теперь вот, прикованный болезнью к дивану, а она не хотела его отпускать, он, как в детском калейдоскопе, единственной его игрушкой в детстве, мысленно прокручивал свои годы.
    На работе, на заводском складе материальных  ценностей, многие грузчики, товарищи по нелёгкому труду, считали его полудурком. Шутки, столь любимые работягами, из его уст выходили ущербными, до неприличия плоскими и абсолютно неумными. А шутил он, как правило, после выпивки, на которую был всегда горазд. Поскольку в его кармане не водилось лишней копейки, то в ближайший магазин за «головкой беленькой» он всегда ,через известный ему пролом в заборе, бегал сам. Потому что сбрасывались на один рывок «за вортник» все, кроме него. Даже новички, нередко совсем молодые ребята, кто ещё не определился с профессией, и оттого устроившиеся сюда лишь ради заработка, сидели в укромном местечке со всей бригадой, ожидая появления  Юльки-пульки, как его тут величали, с бутылкой водки и буханкой черняшки. Они были уверены, их никто не застукает, ведь жена шебутного Юльки как раз была старшей кладовщицей именно на их складе, и достоверно знала от подруг из руководства цеха нестандартного оборудования и заводской администрации о том, кто из начальства может к ним на склад нагрянуть и когда. В таком случае вся бригада срочно была занята самыми тяжёлыми погрузочно-разгрузочными работами, и мешать им никто просто не смел. А вдруг случайно нарушится технология ,что чревато нарушением техники безопасности. Так что рабочий люд, не покладая рук, трудился, а начальство выясняло вопросы, конечно, только с завскладом или старшей кладовщицей.
     Всё бы ничего, и эти нередкие выпивки, когда пропустить «по граммульке» и не считалось зазорным, и висящий над бригадой мат-перемат, да крепко Юлию стали не по душе грубые и едкие шутихи Врежа Хавмрасяна , остриём своим направленные прежде всего в его адрес. Причем,  Вреж подсмеивался над ним, а то и высмеивал частенько тогда, когда в бригаде по делам появлялась Дуся. Мужичкам и парням, что - знай от смеха давятся,  заливаются, гладят Юльку-пульку против шерсти. Да ещё кто-то из парней принес на склад задиристого щенка – помесь овчарки с таксой, и  назвали его Юлий, дескать, в честь знаменитого римского императора. И когда один из грузчиков нарочно громко называл Юлия по имени, то пёс стремглав нёсся к ним, ожидая подачки – куриной косточки, кусочка колбасы. Хохот стоял густой.
    -Ребя,- ершился кто-нибудь, - а как Юлька наш подрастёт, так мы ему доверим бегать в магазин за водкой. Это псу дастся быстрее и сподручнее, чем нашему Юлию Пименовичу. И главное, собака никогда водки не лизнёт, вся наша будет. И Юльку-пульку отвадим от дармовщинки.
    Хохот сотрясал стены склада или ближайшей территории, когда погрузка или разгрузка шла на улице. Юлий бледнел, мрачнел, однако помалкивал: всё ж стопарик белоголовки грел душу, тем более, что досталась ему водочка задаром. А уж дома он отводил накопившуюся за день злость на боках и спине Дуси. Иногда лупил её немилосердно, особо в те дни, когда его поднимал на смех в присутствии жены – этот Вреж, которого, как ему казалось, он был готов убить. Да, тяжелые, страшно греховные мысли посещали больную голову Юлия. Он, в минуты временного перерождения под домашним надзором матери, читал дома неплохую библиотечку, собранную матерью и частично им. Когда мозг его не был ослеплён водкой, мог со знакомыми из их двора поразмышлять о героях книг, о сюжете. Но таких дней и минут оказывалось всё меньше. Дуся со свекровью Настасьей Александровной возили его к бабкам-знахаркам, уговаривали медиков класть Юлия на излечение в больницу, то в одну, то в другую. Проходило время, истаивал срок лечения и врачам мнилось, что в поведении Юлия Пименовича наступил долгожданный перелом. Его выписывали домой под опеку и пригляд родных. Пролетал месяц, от силы два и Юлька опять гужевал. Он уже не мог вспомнить, сколько поменял мест работы. На первых порах всё ладилось, он честно вкалывал, зашибал неплохую деньгу. Потом появлялись дружки и пьянки в рабочее время не прекращались, а на это удовольствие всё же приходилось нередко выкладывать «рваненькие» рубли. А достать их было не трудно, достаточно договориться со знакомыми по дачным домикам и по их усмотрению, да что было в его силах – покрасть нужное  новоиспечённому другу. Ну, а забор – не велико препятствие, давно в нём лазы и лазейки заранее приготовлены. Правда, тут Дусе приходилось отдуваться перед начальством: врать, что то-то и то случайно отправлено потребителю и вернуть назад вещь невозможно, либо составлять липовые акты, что в силу непредвиденных обстоятельств требуемые изделия сломаны и уничтожены, как неликвидные. Дусе составлять такие бумаги было давно не впервой: два её сарайчика на дачном участке были забиты под завязку сельхозинструментом и  нужным стройматериалом. Трижды некие злыдни сарайчики грабили. И они каждый раз снова и снова ломились в стены этих неказистых «ёмкостей». И ведь не заявишь, куда следует: как им, погонникам,  объяснить, откуда при её - то  скромной зарплате  этакое раздолье всякого инструмента, инвентаря и строительных материалов. При  очередной Юлькиной проделке, когда что-то пропадало со склада, она и не помышляла как-то воздействовать на свою половинку. Ибо знала, бокам её придётся выдержать непростое испытание крепких кулаков супруга. Но странное дело, когда наступал час расплаты, созданная – таки комиссия проводила успешно расследование, но Дусю никто и не думал карать. Поскольку у заводчан, имеющих вес в администрации предприятия, тоже почему-то сараи на дачках ломились от заводского добра. Находились разные причины, оправдывающие старшую кладовщицу. А показания бригады были немногословны – тяжёлая работа, невнимательность и от того порча изделий, плюс у некоторых страсть к употреблению горячительных напитков. Почти все тыкали пальцем на Юлия, зная, что Дуся его всё равно в обиду не даст и тот отделается очередным выговорешником  или лишением премиальных. На заводе, благодаря влиянию Дуси, имеющей доступ ко многим «стратегическим» товарам для дома и семьи, Юлия не лишали прелести трудиться и далее на благо коллектива, Хотя на прежних местах работы за выпивку во время рабочей смены и подворовывание общего добра, его без раздумий вышвыривали за стены предприятия. Дружки всегда были как бы и ни причём. Это он, Юлька Пименович, заводила пьянок и разной бузы. Он собирал монеты на водку, сам бегал за ней через забор и  всё такое.
    Задержался  Юлий Краснухин на последнем месте работы благодаря жене. Всё бы ничего, да вот этот пересмешник Вреж, портил ему нервы день ото дня. Он прекрасно знал, кто высмеивает его в глаза и за глаза, с издёвкой отзывается о нём, как о пьяни, который за глоток водки либо другого хмельного пойла готов пойти на любое унижение. Юлька про себя зверел, начал ревновать задиристого мужика к Дусе, дома вламывал ей кулаками от души. В башке его, траченной водочной «молью», вызревала цепочка неких действий, чтобы отомстить этому мерзкому Врежу, а  то и покончить с ним навсегда. Он успел выпросить у Евдокии большую железную бочку, якобы для их огорода и почти полный мешок цемента. Однако отвозить добро на дачу и не думал. На недоумённые вопросы Дуси зло бросал в ответ:
- Пусть в углу твоего склада бочка постоит. Может ещё что приглянется.  Тогда уж как-нибудь всё сразу и отвезу на машине на дачу. Сейчас вот договорюсь с шофёром.
    Та, опасаясь домашней взбучки,  больше не приставала к нему с расспросами, прикидывая в уме, что это за такое  добро для дачи может им понадобиться, когда, кажись, есть всё, что им надо. Да ладно, не впервой ей, как-нибудь вывернется, составит акт о списании и дело с концом. В начале того лета Юльке крепко везло с шабашками.  Левые деньги так и сыпались к нему в руки. Наловчился в паре с одним шоферюгой калымить. Заметив его неимоверную жадность к башлям, решил осторожно расспросить, способен ли тот пойти на самые жёсткие меры к злоязычному Врежу. Сделав с ним после работы ходки к частникам, доставив заявленные им товары, поехал к тому домой: забор надёжно укрыл и грузовик и их на скамейке под старой яблоней. Юлий выставил бутылку водки, а шофёр принёс из хаты закуску. Опрокинув четверть граненого стакана с горячительным, похрумкав редиской, пожевав черняги и кусок сала, Юлий напрямую спросил у дружка:
- Сеня, а как ты относишься к Врежу? Он тебе, как человек, по душе?
- Да хитрован этот южачок. Втихаря тырит кое-что нерядовое из склада. Ну, а жёнка твоя, заметив покражу, просто всё актирует, списывает, как повреждённое, не подлежащее восстановлению в ходе погрузо - разгрузочных работ. Вот так, друг мой!
- Неужели она не догадывается, кто это делает?
- Да как тебе сказать. Давно за ними наблюдаю…
- Ну и что прояснил, или пронюхал?
- Не думаю, Юлёк, что у них дело далеко зашло. Он же в основном работает в бригаде, на виду, так сказать. Думаю, что он ей от своих проделок кое-что по мелочам отстёгивает. ( 29.2.2012 г.)
- Не знаю, она дома помалкивает о каких-нибудь посторонних приработках.
- А ты думаешь, так баба тебе всё и разболтает? Как бы ни так. Ты загляни мимоходом в её гардероб. Поройся в новых колготочках, в бюстгалтерах, трусиках. Может, где среди белья и отыщешь спрятанную сберкнижку.(06.06.2012г.)
- Да ладно, какая у нас сберкнижка. В кармане - вошь на аркане. Знаешь ведь, какие заработки. Всё – впритык.
- Ну-ну, у тебя кой-какой приработок, да и Дуся твоя не промах, кое-что из склада толкает на сторону.
- Да это ж считанные рубли! Своё с ребятами в сорокоградусную обычно вгоняю. А она – девчонкам по мелочёвке покупает, одной рубашку, другой – чулочки. Вот и весь навар. Этого бы смехарика прижать! Он тут при складе неспроста приживается. Приметит что-нить ценное, и поминай его, как звали.
-И как его прищучить? У него в хате всегда баба его валандается. Хата большая, плюс подворье. Попробуй, сыщи монету. (9.6.2012г.)

- Да ты разнюхай, у тебя там недалеко твои свояки обретаются.
- Дак чё нюхать-то?
- Ну, что она у него за хозяйка. Еслив с ленцой, вот и повод обвести её вокруг пальца, втюрить какую-то чепухенцию за бабки- я те дам! А будет меж них разлад, нам проще этого выжигу прижать.
- Лады, попробую.
  Меж тем Вреж продолжал втихаря настраивать Дусю против Юлия. Как ему была по сердцу эта пухлая булка. (15.06.2012г.) Так бы и ущипнул. Свою бабу он давно ни в грош не ставил: корова коровой, не умна ни на чуть, вечно потная, кожа пахнет свиньёй, часто Нилюка пропадает в хлеве, ухаживает за поросячьей мордой, готовой опять опороситься. А тут ещё некий губошлёп надул супругу: втюхал ей зерна кормового такой старозаветной затхлости, аж невозможно дыхнуть. С полведра в мешок сверху набросано свежего корма, а так всё сплошь плесень. Да ещё позапрошлогодней свеклы два ведра всучил.
- Кто таков, как найти! – вспетушился Вреж, а та скулит, дескать, не спросила.
  Выматерил он её от души, попинал немного  по заду и поехал сдавать дерьмо к знакомому весовщику в хозяйство. Да тот ни в какую: мол, хозяин в случае чего грозился под суд подставить. Не солоно хлебавши, завернул дорогой на свалку, обменял у местных копух негожее зерно и свеклу на чермет. Хоть копейка да застрянет в кошельке. (28.10.2012г) А на свалке его как раз и поджидали Юлий с дружком.
(продолжение следует) 07.12.2017 г.
   -Ну что, Вреж, у кого-то подворовал зерно,- начал привязываться к нему Сёмка. – Делаешь с байстрюками мах на мах.
Аборигены свалки, притащившие на мен металлические изделия, благоразумно, от греха подальше, предпочли скрыться в своей  оборудованной землянке.
- Чего пристал, дурак, -окрысился Вреж.- Твоё какое  дело!
- Оскорблять!- взвился Сенька и с ходу вломил кулачищем под глаз противнику.
- А это от меня за то, что за Дуськой моей волочишься. Думаешь всё шито-крыто!- и  ботинком «перекрестил» пах «ухажёра».
  Отмолотив вдвоём своего сослуживца, дружки сбросили тело в канаву и уехали прочь. Первыми из землянки выглянули испуганные бабы. Позвав мужиков, гоняющих чаи, притащили избитого мужчину в своё убежище. Перевязав кровоточащие на лице глубокие ссадины, достали, как  тот сказал,  из бардачка его машины мобильный телефон, набрали названный номер.
  Наутро Врежу в заводской амбулатории выписали освобождение на целый день. К концу смены он с ватагой пацанов  и своих земляков поджидали у проходной Юлия с Семёном. Их силой затолкали в легковушку и увезли в ближайшие посадки, оставшиеся возле разбитых временем развалюх. 
(продолжение следует) 10.12.2017 г.