Однажды мне довелось столкнуться ещё с одним очень странным и не очень приятным случаем.
Дело было в рейсе на теплоходе «Мончегорск».
Теплоход длительное время работал в Советской Арктике, для которой он, собственно, и был построен в Финляндии. За свои, без малого, четверть века от роду он исколесил по миру изрядное количество морских миль. На нём менялись экипажи, приходили и уходили разные люди, а теплоход продолжал нести свою нелёгкую морскую вахту даже тогда, когда по состоянию своего технического здоровья уже не мог ломать тяжёлые северные льды, и был направлен дорабатывать свой век в тропики.
Я уже упоминал, что за долгую жизнь теплохода, на его борту перебывало множество разного народа, а значит, и всевозможных случаев было тоже немало.
Однажды, задолго до моего прихода, произошла трагедия. В рейсе исчез моряк. Хороший парень, по должности – второй механик, бесследно пропал. Поиски его по всем помещениям и закоулкам теплохода ни к чему не привели. На ходу сыграли тревогу, экстренный сбор экипажа, начали поиски. Всё бесполезно – человек исчез.
Следствие тоже ничего не дало. Долгое время разбиралась Транспортная прокуратура. Что там произошло? Несчастный случай, злой умысел, преступление или какое-то помрачение рассудка и, как результат,- один неверный шаг? Никаких зацепок или признаков этой беды так найти и не удалось. Был человек - и его не стало. К сожалению, как и в обычной жизни, в море такое случается.
Прошли годы. Многое забылось. Трагизм случившегося не уменьшился, но острота восприятия его притупилась. Пришли новые моряки, но сам факт такого происшествия в судовой памяти остался. Он, правда, носил теперь несколько ироничный характер. Когда случалась какая-нибудь неприятность или поломка в машинном отделении, кто-то обязательно бросал реплику: «Опять 22-й шалит».
Объясню. На судне в то время было две должности со статусом и окладом второго механика. Один, как и принято, на всех судах, стоял свою ходовую вахту и отвечал за исправность соответствующих механизмов.
Должность другого 2-го механика была дополнительно введена для обслуживания разной автоматики, а чтобы не путаться, ему присвоили неофициальное звание – Второй-второй или 22-й механик. Им как раз и был тот пропавший парень.
О том, что исчезнувший моряк незримо присутствует на своём родном теплоходе, частенько напоминали старожилы судна. Нет-нет, да и подсказывали молодёжи на длительных ночных вахтах не обижать «22-го», при работах в глухих отсеках и танках – не пугаться и не ссориться со своим «судовым» (по аналогии с домовым), вести себя вежливо.
Если терялся инструмент или какие-то запчасти были уложены не в том порядке, то всегда находилось оправдание: «Не пропадёт. 22-й прибрал».
И вот однажды мне предстояло выполнить одну неприятную работу в трубном тоннеле. Почти на всех судах имеются такие помещения.
Узкий длинный коридор тянется по самому днищу через всё судно от машинного отделения до самого бака – более ста метров. Помещение узкое, грязное, через промежутки чуть более метра приходится протискиваться сквозь конструкции судового набора и постоянно пригибаться, чтобы уберечь голову от очередной балки. По этому помещению проходит множество труб, тянутся кабельные трассы, стоят дистанционные клапана и множество других приспособлений. Под ногами всегда чавкает грязная вода вперемежку с топливом из протечек трубопроводов.
Если приходилось работать в этой норе – приятного было мало. Над головой - трюма с тысячами тонн груза, под ногами – металл днища в несколько сантиметров и бесконечная бездна океана. Жуть.
Для облегчения работы со всей этой железной начинкой в киль-коридоре ещё с постройки устроена очень удобная штука – по двум рельсам движется на колёсах платформа. Расположившись на ней с инструментом и материалами, можно довольно сносно доехать до места, где нужно устранить какую-либо неисправность.
Не беда, что приходится отталкиваться руками от каждой шпации. Это лучше, чем брести пешком, перешагивая через трубы и судовое железо.
По разному называли эту дорогу моряки – кто БАМом, кто Дорогой жизни. Не смотря на ироническое название, она очень выручала, если в тоннеле что-то ломалось.
Иногда приходилось и мне посещать этот «райский уголок» в глубине любимого судна. И уже стало привычным, что перед входом в лаз тоннеля кто-нибудь из мотористов в шутку напоминал мне про «22-го».
Так было и на этот раз. Я благополучно проехал по БАМу до самого мидель-шпангоута (середины судна), расположился, ноги в сапогах спустил с «телеги», устроил себе переносное освещение, разложил инструмент. Сижу, вызваниваю жилы кабеля, часть которого придётся менять.
Повезло. Место поломки оказалось относительно просторным – горбатиться не надо. Работаю.
Зная, что в киль-коридоре грязно и холодно, я соответственно оделся: на голове - вязаная шапочка, под комбинезоном – свитер, сверху - прорезиненная роба, на ногах – сапоги. Почти комфортные условия для трудовых подвигов.
Тихо. Снаружи не доносится никаких звуков. Светло только в точке, где я работаю руками, да вдалеке маячит светлое пятнышко одинокого светильника на полпути к выходу.
Вскоре я сосредоточился на своей работе и уже не обращал внимания ни на что вокруг. Время шло к обеду, и надо было успеть всё закончить, чтобы потом, второй раз не лезть в эту нору.
Я наклонился чуть вперёд, чтобы лучше рассмотреть показания тестера, подключенного к трассе, и вдруг насторожился. Что-то изменилось в окружающей обстановке.
Я это сразу почувствовал. Что-то произошло, но что – ещё предстояло выяснить. Не было ни единого звука. Как и прежде, в стороне справа равномерно капала вода, чуть подальше с легким шипением из трубы потравливал воздух. Всё остальное оставалось прежним, но было что-то, что меня потревожило. Я уловил очень слабое движение воздуха у себя за спиной. Оно не было постоянным, а так – слегка колыхнулось и затихло.
Посветив вокруг фонарём, я убедился, что всё в порядке, никого нет, и не может быть. Место просторное. Я успокоился и продолжил свою работу. Но ощущение тревожности сохранилось, и я подсознательно продолжал контролировать обстановку вокруг себя. Мысленно старался проанализировать, что же могло меня насторожить.
И вдруг я ощутил у себя на лбу влажное и холодное прикосновение… Так бывает, когда чья-то рука невзначай касается твоей головы и собирается провести пальцами по волосам. Так и произошло. Я замер, а «пальцы» медленно прошлись по моей короткой шевелюре, и ощущение прикосновения прекратилось… Шею, спину и голову обдало очень холодным дуновением и всё успокоилось… По-прежнему никаких звуков не было.
Я резко обернулся, схватил фонарь и начал светить в разные стороны, пытаясь определить, что же это было. Но везде было пусто и никаких изменений не произошло. Только в глубине коридора в сторону носа судна в луч света попал какой-то мимолётный блик или облачко легкого пара от нагретой трубы. Так мне показалось.
Несколько минут мне потребовалось, чтобы прийти в себя. Только после этого я увидел, что моя правая рука судорожно сжимает в кулаке отвёртку, а левая - постоянно водит лучом фонаря в поисках чего-то утраченного. Чуть позже я понял чего.
Когда я решился, наконец, провести рукой по волосам, чтобы стереть ощущение чужого прикосновения, то обнаружил, что исчезла моя вязаная шапочка.
Вот те раз. Её нигде не было. Здесь было не так много места, чтобы она куда-то могла завалиться.
Я осмотрел все закоулки вокруг, снял куртку, отодвинул «телегу» и проверил пространство между трубами по бокам тоннеля. Всё тщетно.
Может быть, она упала под ноги? Я не поленился обследовать руками всю грязь в промежутке между двумя шпациями, весь испачкался, но ничего не смог найти. Мне не столько было жалко потерять эту шапочку, сколько не хотелось верить в существование связи между её исчезновением и моими ощущениями холодного чужого прикосновения. Никуда она не могла самостоятельно деться из того небольшого, ограниченного пространства, где работал. Это – точно. Я слишком много усилий потратил на её поиски.
Но свой головной убор мне так и не удалось разыскать.
Выбравшись из киль-коридора, я не сразу стал рассказывать о своей потере, а когда решился, то реакция окружающих была единодушной и не блистала оригинальностью: «Что ж? Видимо, 22-й подзамёрз маленько. Взял погреться…».
Вот такая приключилась история.
2010 год