Володька.
После октябрьских праздников начался дополнительный набор в армию. Попал в списки и Володька, хотя не хватало ему месяца до восемнадцати лет. Не ожидала Ульяна, что заберут помощника осенью.
- Семен, идти надо в сельсовет, пусть вычеркнут его из списка. Хлопцы, бежите к Лизавете с Аленкой, вместе решать будем.
- Мама, тата, как же это так вышло? Рано братке еще в армию, - с порога спросила Аленка.
- А мне, сестра, хочется скорее посмотреть всю Россию. Вчера Никита Савельевич рассказывал про Дальний Восток. Здорово там, я непременно буду служить на море.
- Плавай, плавай, только гармошку не забудь. Давече песни орал с хлева так, что Белянка чуть не сбежала со двора. А тата с мамой одни по хозяйству останутся?
- Не одни. Ты курносая будешь теперь у них главной, - щелкнул Женьку по носу Володька, - это я песню репетировал для новой постановки.
- Сын, я поеду завтра в район, улажу все, на весну пусть тебя перепишут. Погуляй еще полгода.
- Не надо батька, - совсем по-взрослому сказал Володька, - хочу служить, я сам упросил Герасима Геннадьевича включить меня в списки.
- Смотрите, какие помощники на смену мне подрастают. Сопливцы, косить летом поедете?
На пороге сидели притихшие братья.
- Поедим, - в голос ответили ребятишки.
Близнецы, были совсем не похожи друг на друга. Петька круглолицый с русым чубчиком, лицом и фигурой весь в отца, а Николка смуглый с черными курчавыми, как смоль волосами, ликом пошел в мать.
Семена тревожило то, что весь осенний набор назывался спецнабором. До сих пор еще его тревожили фронтовые раны, и думы закрадывались в душу. Выйдет ночью на крыльцо, курит и думает: «Неужели опять заваруха затевается?».
- Не серчай, Сема, справимся, - успокаивает его Ульяна.
Провожали Володьку всей родней, шли по деревне с песнями и плясками. Остановились за околицей. Мать плакала, прощаясь с единственным помощником. Близнецы Петька с Колькой под стол пешком еще бегали, а девок на выданье полная хата.
Валька, Наташка и Маруся уселись на телегу, чтобы проводить брата до деревни Сибирошной, а возница гонит:
- Слазьте, кулемы, не велено никого брать с собой.
- Дядя Петя, мы немножечко проводим Володьку, потом домой пешком вернемся, - просила Маруся.
Но возница был неумолим, согнал детей.
- Сын, служи честно, не опозорь род наш, - прощался Семен с сыном.
Володька запрыгнул в телегу, и она покатилась по пыльной дороге, мимо полей, леса, речки под горой. Возница не торопит коней. Плачут девки и бабы, машут руками, только Алена пошла следом, слушая, как Володька поет прощальную солдатскую песню, растягивая меха гармошки:
- Последний нонешный денечек гуляю с вами я, друзья-я-я, - тянул дол-го Володька. Потом внезапно прервал песню.
Остановилась Алена, не захотела видеть накатившиеся слезы брата. Подсказывало ее сердце, что не скоро они увидятся. Откуда ей было знать, что братка останется навсегда жить в солнечном Узбекистане.
Мечтал Володька стать моряком. В армию уезжал с надеждой, что будет он плавать в дальние страны, увидит мир. С детства тянуло его путешествовать, а привезли новобранцев в пустыню, где ни кустика, ни озерка нет. Строили солдаты казармы из кизяков, которые узбеки привозили на подводах. Володька по вечерам играл на гармошке, распевая свои сибирские песни. Солдаты полюбили его за веселый нрав.
Однажды в часть приехали люди в штатском. Долго ходили по стройке, что-то обсуждали, спорили. После обеда Володька по привычке уселся на кизяки и запел частушки, подыгрывая на гармошке. Каир, с которым он сдружился на стройке, пустился в пляс, напевая и путая русские слова с узбекскими. Из палатки вышел мужчина лет сорока. Слушая, знакомую мелодию, направился к отдыхающим солдатам.
Володька перестал играть, толь-ко собрался уходить.
- Погоди, солдат. Как звать тебя? - спросил его человек в штатском.
- Владимиром.
- Пойдешь ко мне в часть служить?
- Куда прикажут туда и пойду.
- А без приказа, по доброй воле. Слушал я твои песни, вспомнилась родимая сторона. Давно не был на родине. Хорошо играешь парень. Набираем мы группу на курсы шоферов, узбеки неохотно идут учиться. Ну, так что, поедешь со мной в Ташкент?
- Поеду.
- Зовут меня Ефим Терентьевич, сегодня едем в часть.
Они долго ехали на машине по степи. Куда ни посмотрит Володька, ни деревьев, ни травы не видно, только редкие кустики похожие на колючий шиповник, растут вдоль дороги. Наконец, приехали к селению.
- Вот мы и приехали, - сказал Ефим. - Это город Ташкент.
- Разве это город? - удивился Володька, - я думал в городе дома высокие, красивые.
- Будут тебе, парень, дома высокие и красивые, только позже. А сейчас мы поедем к моему другу.
Они ехали по узким улочкам. Володька рассматривал по сторонам чудные домики из глины, отгороженные таким же глиняным забором, который утопал весь в зелени. Было непонятно, где заканчивался один двор и начинался другой. И еще одна странность была у этого забора, не видно было ни одной калитки. Вдоль забора росли деревья с зелеными плодами, сливаясь кудрявой кроной. Они были похожи друг на друга, как близнецы. Машина резко остановилась.
- Ну, вот и приехали, - раздвинув зеленые ветки, Ефим открыл калитку, - будешь жить пока у Халима, он немного говорит по-русски. Это окраина, а город, парень, большой и красивый дальше.
Во дворе оказалось намного уютней, чем на улице. По всему периметру двора росли деревья и кустарники. Вокруг дома вились длинные плети не-знакомых растений, похожих на хмель, только усыпанные мелкими гроздьями зеленых ягод. В центре двора стоял длинный стол, окруженный причудливыми табуретками со спинками, увитыми цветущими растениями. Почти рядом со столом находилась большая глинобитная печь, в которую был вмурован котел. Пока Володька рассматривал устройство двора, навстречу им высыпала большая семья Халима. Он даже сразу не мог обхватить всех взглядом. Мужчины и мальчики были в тюбетейках. Девочки все как одна черноглазые, походили друг на друга. Волосы у них были заплетены мелкими косичками, не похожими на косы его сестренок.
- Вах! Вах! Фима приехал! - спешил навстречу Халим.
Ефим обнял друга:
- Гостя тебе привез, пустишь пожить, пока казарму достроят.
- Живи, живи. Моя вас угощать буду. Сулема, обед давай!
Вместе с Халимом к ним подошла девочка подросток лет пятнадцати-шестнадцати. Одеждой она не отличалась от других детей, только косички ее были не иссиня черного цвета, а русые.
- Здравствуй, папа! - смутившись Володьку, сказала она.
Девочка, не знала как себя вести. Ей хотелось обнять отца, крепко прижаться к нему, но проявлять нежности при незнакомом человеке не стала. Ефим обнял дочь.
- Беги, помогай Сулеме, - и, повернувшись к Володьке, добавил, - с тех пор как умерла жена, Аня живет у Халима. Скоро сам убедишься, какой
гостеприимный народ узбеки.
Женщины хлопотали у стола. Сулема сняла крышку с чугунного котла, похожего на солдатский. Аромат приправ и запах мяса наполнили двор. Володька сглотнул слюну.
- Непривычно! - сказал Ефим. - Это плов. Основная еда узбеков.
Девочки носили на стол еду, которую подавали на больших капустных листах, вместо чашек. За столом Володька невольно глазами всех пересчитал. Взрослых и детей оказалось 18 человек. Хозяин понял, о чем он думает:
- Надир, брат Сулемы гостит, - и стал знакомить Владимира с сидящими за столом людьми.
Своих детей у Халима с Сулемой было пятеро в возрасте от трех до десяти лет.
Сулема принесла большой кувшин вина и разлила его по глиняным чашкам, которые совсем не походили на кружки.
- За Победу! - встал хозяин дома. - За тех, кого с нами нет рядом.
Халим выпил вино и уселся на место. Остальные, молча, последовали за ним. Володька тоже выпил непривычный кисло-сладкий напиток. «Походит на квас» - подумал он. Потом достал ложку из-за голенища сапога и стал уплетать плов за обе щеки. Такой вкусной еды ему никогда еще не приходилось есть. Все ели плов руками и вместо хлеба прикусывали каким-то странным овощем.
Обедали не спеша. Сулема колдовала над чаем.
- Почему они едят, молча? - удивленно спросил Володька.
- Это дань уважения гостю. Они не знают русского, а ты не знаешь узбекского. Говорить на своем языке при незнакомом человеке не будут.
После чая, который также удивил парня своим своеобразным вкусом, Ефим пошел к машине и принес гармошку.
- Сыграй, парень, нашу русскую.
- Там вдали при дороге, громко пел соловей,
А я мальчик на чужбине позабыл всех людей, - запел Володька песню, выученную перед самым отъездом в армию.
То ли вспомнились родные березы и леса ему в этот момент, то ли тоска по дому закралась в душу, что он сам не понял, отчего стал петь эту грустную песню, обездоленного человека.
Все слушали затаив дыхание, не понимая слов, они чувствовали, что тоскует парень о своей родной стороне. Ефим курил папиросы, одну за другой. Перед глазами проплывали родные места. Широкая река Волга и его родной дом на берегу, окруженный садом. Старенькие родители, сидящие на скамеечке возле палисадника. Ватагу босоногих мальчишек, играющих в бабки на поляне и стадо коз, отдыхающих под забором в тени, которые спрятались от жаркого полуденного солнца.
Встрепенувшись от воспоминаний, Ефим стал прощаться с хозяевами, а Володьку внезапно сморил сон, или от сытой еды, или от пьянящих ароматов деревьев и цветов. Халим увел его в дом. В комнате последнее, что увидел Володька, это ковры на стенах и полу. Он крутил головой, ища кровать или скамейку, но так и не нашел, погрузившись в сон на ковре у стены.
Продолжение: http://www.proza.ru/2017/12/07/1338