Жили мы тогда в маленькой деревушке — да и деревушкой-то это не назовешь, так, хуторок, 11 человек всего: 2 деда, 2 бабки, батька с мамкой, трое дядьёв да и нас — двое огольцов, мал мала меньше. Дело-то было после гражданской войны, ссылали туда, жить-то было очень тяжело.
Домишко у нас был маленький, но крепкий, бревенчатый. Одна комнатушка, одна сараюшка, где жил хороший хряк. Мы все его к зиме берегли, всё ждали — вот студенька поедим. Курятник еще был, откуда куры взялись — вообще никто не помнит, привезли, наверно, оттуда, с Кубани, откуда телегами гнали нас сюда.
Банька была еще маленькая — помыться-то тоже надо было. А больше ничего и не было. Ели всякие щи с лебедой, мокрицей, салаты всякие травяные, корешки, ягоды-грибы. Лес кормил нас. Иногда дядья в силках притащат зайцев или бельчонка, а один раз даже медвежонка. Медведица как погналась за ними, но, видно, на сносях уже была, не смогла догнать. Вот так и жили. Кстати, неплохо жили. Как говорится - «Война-войной, а сеять надо».
Потихонечку поднимались травы, и яровые, и озимые, постепенно росли овощи, всё как-то постепенно, потом ягоды собирали. Не, не голодали мы особо. А кто не привык к голоду, тот и не голодает. Как говорится, кому икорки мало, а кому и свиной хрящик в самое удовольствие.
Жили мы, в общем, и не тужили — весной бегали в лес. Сморчки вовсю возле озер росли. Отваришь их по одному разу, отвар-то выльешь (горчил он), а потом на сковородочку да с лучком. Картошка была своя, даа… Вкусно было, аж пальчики облизывали. И корова была, молочко давала. Откуда корова взялась? Тоже, наверно, с собой пригнали.
Вот такая вот была жизнь. Старшие учили малых, малые помогали пожилым. Дружно, в общем, жили, не ругались, учили друг друга, помогали друг другу. Ну жизнь такая была, вроде как тяжёлая, а на самом деле легко нам было всем вместе, дружно, хорошо. Любили мы друг друга, любили.
Да… Ну вот, подросли мы, малые-то. Мне-то уже было шесть лет, Лильке-то всего четыре. Решили мы обследовать наши окрестности. Часто в лес ходили, и к речке, и на озеро. А тут вдруг решили свой собственный дом облазать. На чердак залезли, там бумаги-какие-то лежали. Читать-то мы не умели, да, собственно, и не понимали ничего в этом. А потом нашли лестницу в подвал, а там был уголь, уголь, которым можно было топить печку, чтоб было тепло. Зимы-то там были суровые. То-то мы обрадовались, набрали угля. А много ли мы могли натаскать, слабенькие были, недоедки. Брали мы этот уголь в тряпочные мешочки по нескольку кусочков и таскали наверх, по шаткой лестнице, к печке. Могу сказать, что около кубометра натаскали, вот как много.
И вдруг что-то блеснуло внутри кучи. Лилька говорит: А глянь-ка! Что это там такое? Стали рыться, смотрим — коробочка, да такая коробочка небольшая, как из-под ботинок. Да что ж там может быть-то, в коробочке-то в этой? А тяжелая! Стали открывать да не открыть-то никак, заделано-то плотно. Взял я кусок угля, да как шибанул по краю, крышка-то и слетела.
А сверху-то — чистое золото, золотые монеты, сверкают, блестят, да так, что глаза слепят. «Господи, говорю, Лилька, вот оно — богатство-то, вот оно — то, о чем мы мечтали, на что и поехать можно в дивные страны! Надо скорее папке с мамкой-то рассказать!" А она: "Ты чего? молчи! Наше это! Никому не дадим!» «Ты чего, сдурела, что ли, малая! Давай-ка, отнесем всем.» А она говорит — не дам никому, всё моё, и тебе не дам!» И как саданула меня палкой по башке, я и упал чуть ли не без сознания.
А она давай рыться там. Рылась, рылась в этом золоте, да вдруг что-то укололо ее за палец, задела она за какую-то проволоку. Да только задела — как рванет во всю мощь!Такого грохота я никогда в жизни не слышал, ну и тут же сознание потерял. А когда очнулся — живой-то я один остался. Всё поле вокруг сверкало от золота, всё было покрыто золотыми монетами, а сверху лежало одиннадцать мертвых тел, да и я полуживой.