Поклонимся мы тому,
Кто отыщет вход в скалу…
Хрут сердито оглянулся на гомонящих девушек. Бегают по полям, распевают глупые песенки…
Хрустальный смех разлился в воздухе, и совсем рядом пролетела молоденькая красавица. Она оказалась так близко, что Хрут почувствовал лёгкое колыхание волос и аромат бархатной загорелой кожи, однако сделал вид, что ничего не замечает.
Видимо, озадаченная невниманием, девушка остановилась на расстоянии нескольких шагов, обернулась и замерла, очаровательно склонив головку и наблюдая за Хрутом. Тот видел её краем глаза, но изо всех сил старался не показывать интереса.
Наконец, девушка не выдержала и подошла ближе.
- Отчего ты такой печальный, пастух? – спросила она насмешливым голоском, и легонько поводила босой ногой по траве. – Ты всегда сидишь один с таким угрюмым видом, словно злобный дух забрал всю твою радость!
Хрут быстро глянул на неё, и тут же отвёл взгляд, уставившись на залитое солнцем поле перед собой. По траве размеренно прогуливались овцы. «Злобный дух забрал радость…» Как же! Знал он этих духов, которые являлись во снах, а потом тревожили покой и днём, беззастенчиво пользуясь своей обворожительностью.
- Отправлялась бы ты, куда шла, Рунгерд, - сердито проговорил он. – Не видишь, я делом занят…
- Ах, делом, - она подошла ещё ближе, поколебалась немного и села рядом. Лёгкое платье нежно коснулось травы. – Видимо, овцы разбегутся, едва завидят твою улыбку. Впрочем, им это не грозит. Знаешь, как зовут тебя в селении? Хмурый Хрут!
- А тебя как зовут? Егоза? Сумасбродка? Беги лучше, радуйся со своими подружками. Носиться по полям, напевать глупые песенки – только на это вы и сгодитесь.
- Ах, Хмурый Хрут, да ты ещё и притворщик! Тебе же страсть как хочется, чтобы я не уходила! Все в селении замечали, как ты смотришь на меня из-под косматых бровей. А твоя матушка не раз говорила о том, что хорошо бы нашим семьям объединить хозяйства…
- Да тебе лишь бы повеселиться! Какое уж тут… - Хрут со всей силы пытался заставить голос не дрожать, но тот предательски срывался. Смотреть за овцами, надо смотреть за овцами. Вон та, крайняя, сейчас, кажется, сбежит… Да какой там, его овцы самые спокойные в мире, не понятно, зачем вообще их пасти!
- Права, конечно, твоя матушка, - продолжала, как ни в чём не бывало Рунгерд, задумчиво перебирая пальцами длинные пшеничного цвета волосы. – Хозяйство надо бы расширить. Да только мне по нраву весёлые парни, а ты кому нужен, такой угрюмый?
Она явно ждала ответа, но пастух молчал. Тогда девушка зевнула с нарочито скучающим видом и спросила:
- А что это за песенки ты вспоминал?
- Да те, что сейчас ты с девушками пела. В голове крутится и крутится, как муха назойливая.
Рунгерд оставила в покое волосы, слегка отклонилась назад и пристально посмотрела на Хрута. Затем вдруг задорно рассмеялась, обнажив крепкие, так и блестевшие на солнце зубы, словно услышала смешную шутку. Потом она встала, без смущения опёршись на плечо пастуха, и протянула:
- А я-то думала, что тебя развлекут наши песни! А знаешь что, может быть, ты поступишь, как в них поётся? Всё равно торчишь здесь целыми днями! Так почему бы не найти вход в скалу?
- О чём ты говоришь? Неужели веришь в эти древние сказки?
- Верю не верю, а ты бы попробовал!
Неожиданно Рунгерд закружилась на месте, раскинув в стороны руки, словно изящные белые крылья. Платье ласково обвило стройное тело, волосы прилипли к раскрасневшимся щекам. И полилась песня:
Кто печать в себе хранит
В жертву дарит аконит,
После вслед идёт за тенью
К полнолунному свеченью.
Там встречает Рюбецаль,
Гномов подземельный царь,
Там услышит чудеса –
Горных эльфов голоса:
«Поклонимся мы тому,
Кто отыщет вход в скалу…»
В следующее мгновение она уже неслась прочь к горному хребту.
Хрут не заметил, как вскочил на ноги. Он чувствовал, как неистово колотится сердце, как дрожат вспотевшие ладони, а во рту пересохло, словно он весь предыдущий день провёл в трактире. Ну и Рунгерд! Кто бы мог подумать, что эта девушка знает такие песни, а теперь ещё и скачет по горным дорожкам с невероятной ловкостью. Словно луч света, блеснуло среди чёрных камней её платье. Белая птица, горный дух, а не девушка.
Хрут оглянулся на поле, где всё так же смирно паслись овцы, облизнул пересохшие губы. Никуда овцы не денутся! Матушка хотела, чтобы женой Хрута стала Рунгерд, только та никогда в сторону её угрюмого сына не смотрела, а сейчас вот – рядом села, песни поёт… А теперь ещё и убежала одна в горы (куда же её подружки делись?), и Хрут просто не может оставить её там одну. Конечно, она маленькая сумасбродка, а он никогда ещё не оставлял работу, но…
Хрут сердито сплюнул и направился вслед за девушкой, которая уже скрылась из виду. Скоро он шёл по каменистой дороге, поднимаясь всё выше под слепящими лучами солнца. Оно нестерпимо пекло, но далеко на горизонте небо уже выпускало сапфировые перья, воздух сгущался и слегка дрожал. Очевидно, к ночи будет гроза.
Но куда делась эта неугомонная Рунгерд? Не иначе как, действительно, вошла в скалу. Или вон в то огромное дерево, непонятно как выросшее на голом камне. А корни-то… Словно когтистая лапа! А ещё и трава какая-то рядом с корнями. И даже, вроде бы, синеет что-то, никак цветок…
Удивлённый пастух подошёл ближе. На коре высохшего дерева дрожал небольшой цветок цвета аметиста.
«Аконит», - пронеслось в голове.
Кто печать в себе хранит
В жертву дарит аконит…
Рука сама потянулась к стебельку.
«Пропела что-то шаловливая девчонка, и вот, пожалуйста, цветок тут как тут, да ещё и там, где вырасти никогда не смог бы, - думал Хурт, поднимаясь выше в горы. – Да неужели я буду верить в эти россказни, что любой смертный может прийти к нужному месту и отыскать потайной вход в недра скалы? Куда же подевалась эта Рунгерд? Ох, найду её, ответит она за свои шуточки!»
И тут, как он это подумал, рядом раздался заливистый смех. А после за огромным валуном мелькнуло белое платье.
Недолго думая, пастух ринулся туда, обежал валун и в нерешительности остановился: девушки не было, зато лежал массивный камень, чёрный, как уголь. И словно паутина, покрывали его древние руны.
- Рунгерд! – позвал пастух, и вздрогнул от того, как чуждо прозвучал его голос. – Рунгерд, - произнёс он уже тише и нерешительно уставился на камень. Отчего-то он знал, что нужно делать. Аконит лёг на чёрную поверхность и показался особенно ярким. Хурт достал из-за пояса нож, неуверенно покрутил его в руках и спрятал обратно. Нет, не так.
У ног лежал камешек размером с кулак, такого же цвета, как тот, на котором безвинно распростёрся цветок. Двигаясь, словно во сне, Хурт поднял его над головой и со всего размаху опустил на цветок. Тотчас тонкое тельце было раздавлено, перемолото в кашицу, алчная поверхность алтаря медленно, со вкусом, впитывала в себя сок растения.
Растерянный пастух выронил орудие казни. Он словно очнулся от тяжёлого сна и теперь изумлённо осматривался. А мир менялся: словно задышала, ожила скала, задвигались по ней сумрачные тени. Воздух окончательно застыл, все звуки исчезли, уступив место великой тишине. Хурт слышал лишь своё дыхание и гулко бьющееся сердце.
Вот прыткая тень соскользнула со скалы и бросилась ему под ноги, тут же растаяв в солнечном свете, который хоть и помертвел, стал серым, но всё-таки пробирался к скале.
И снова Хурт вспомнил:
После вслед идёт за тенью,
К полнолунному свеченью.
Что значит за тенью?
Пастух улыбнулся, впервые за очень долгое время: если уж аконит он нашёл и алтарь, и смог правильно совершить жертвоприношение, то тени точно приведут куда надо. Вон они, прыгают, будто живые. Куда-то вправо бегут дальше за скалу, а там, кажется, грот.
Смело шёл он за тенями, будто вливавшимися в небольшую пещерку неподалёку. Хурт без страха пролез в неё и уже не удивился, увидев на стенке изображение полной луны. Хотя нет, не на стенке. Там была маленькая, едва заметная дверь, которую было бы очень сложно найти, если бы не знаки.
Пастух толкнул дверь, и та поддалась с удивительной лёгкостью. За ней шёл туннель, слишком узкий и низкий для человека, но ведь здесь наверняка обитают гномы и горные эльфы! Так что можно потерпеть неудобства.
Пока Хурт полз на четвереньках по туннелю, он думал о том, как удивительно складывается его судьба. Всё произошло так, как напела Рунгерд, и дальше, несомненно, всё будет так же. Эх, да у гномов в подземельях несметные сокровища собраны! И уж, конечно, они поделятся с Хуртом. Да как иначе, ведь они должны подчиниться ему – он ведь нашёл вход в скалу. Сам Рюбецаль склонит голову перед некогда простым пастухом, которого звали Хмурый Хрут! Он теперь не будет хмурым, нет, с золотом и воинством подземелий, он сможет покинуть селение, ненавистных овец и найти себе достойную пару. И любая с радостью согласится стать его женой. Да хотя бы та же Рунгерд!
Кстати… Хмурый Хурт остановился, чтобы вытереть пот со лба и немного передохнуть. Сесть ему не удалось, поэтому он лёг, содрогнувшись от прикосновения холодного камня, и положил подбородок на ладони. Дышать было трудно, воздух с хрипом прорывался через пересохшие губы. Темнота надёжно скрывала конец туннеля. Плечи, зажатые с двух сторон, чувствовали скопившуюся влагу.
Кстати, почему Рунгерд сама не пришла сюда? Что её остановило? А, может быть, это ловушка?
Холод отступил, сменившись паническим жаром. Хурт увидел разноцветные снежинки перед глазами, почувствовал, как подпрыгнуло сердце. Может быть, она специально заманила его сюда… Зачем? Неужели она из тех запредельных существ, которые могут обращаться людьми и завлекать ласковыми речами в ловушки?
Но он быстро взял себя в руки. В песне же пелось: «Кто печать в себе хранит…». А что это значит? То, что не каждый может найти в горах цветок и алтарь, и, тем более, не каждому тени укажут путь к двери. А ведь он так быстро всё нашёл, даже знал каким-то образом, как совершить обряд, не иначе, как кто-то невидимый нашёптывал ему. Значит, печать он в себе хранит, некий знак, делающий своего владельца достойным золота горных жителей.
Хмурый Хурт облегчённо рассмеялся. Ай да пастух! Не прост он, оказывается. Только почему девка так поздно свою песенку вспомнила? Столько лет рядом была, закружила ему голову, а только бегала, резвилась…
Догадка вспыхнула, словно солнце в пасмурный день: да не знала Рунгерд ничего, просто в нужный момент загадочные силы подсказали ей слова заговора. Недаром же она была такой странной, рядом села, завлекала в сети, столько всего сделала, чтобы Тот, кто хранит в себе печать, смог найти вход в скалу!
Хурт пополз дальше. Его рубаха намокла от пота и пещерной влаги, глаза щипало, ладони и колени стёрлись в кровь, но он упорно полз. Хотя по-прежнему оставалось совершенно темно, ему мерещились впереди блики золотых россыпей. В голове (а казалось, что из самих гор) звучали чудесные песни, которые могли исполнять только горные эльфы. Гномы маршировали перед его взором, признавая своим повелителем.
Но вот действительно стало светлее. Хурт теперь мог различить тусклый блеск влаги на стенах. Появился свет, неуверенный, бледный, словно рождённый молочной луной. И он становился всё ярче. Вне сомнений: туннель подходит к концу.
Кто-то рядом засмеялся тихим серебристым голоском. Хурт вздрогнул и остановился. Сначала он никого не заметил, но, приглядевшись, смог увидеть впереди себя маленьких человечков, не выше двух дюймов. Они были совершенно голые и, насколько Хурт мог судить, все женского пола.
Их смех эхом отражался в стенах туннеля. Затем одна из крошечных девушек подбежала к изумлённому пастуху, и тот с ещё большим удивлением увидел знакомые черты: перед ним была Рунгерд, настоящая Рунгерд, только уменьшенная во много раз, обнажённая, светящаяся всё тем же белёсым светом.
Девушка плутовски склонила головку и вдруг принялась танцевать, соблазнительно выгибая крошечное тельце и продвигаясь всё дальше вглубь туннеля, а с нею вместе закружились и её подружки. Зачарованный Хрут следовал за ними, уже не чувствуя ни боли, ни усталости. Наоборот, всё тело наполнилось лёгкостью.
Туннель оборвался, уступив место небольшому пещерному залу, заполоненному алмазным сиянием. Крошечные девушки исчезли, но воздух наполнился шорохом крыльев волшебных существ, запахло истомой и сладострастием. Хрут чувствовал, как прикасаются к нему нежные руки невидимых красавиц. Скоро он стал различать их очертания в дрожащем воздухе: перед ним мелькало то стройное бедро, то тонкие руки, то соблазнительные улыбки. Прохладные пальчики касались его лица, теребили волосы, бежали по груди. Слышался тихий смех и томные вздохи.
А потом у дальней стены зала воздух заискрился яркими молниями, и на том месте возник холм, состоящий из отборных слитков золота.
Хурт уставился на богатства, забыв даже о необходимости дышать. Голова закружилась, смех невидимых красавиц превратился в гул, а на языке появился пряный солоноватый привкус. Затем – темнота.
Когда Хурт очнулся, он понял, что всё ещё находится в пещере. Но теперь не было ни женщин, ни света, ни золота. Всё погрузилось во мрак, хотя каким-то чудом пастух ещё видел очертания стен. Похоже, сам камень слегка светился.
По сероватым стенам снова, как тогда за алтарём, задвигались тени. Но они принадлежали не соблазнительным невидимкам. Хурт видел очертания мерзких чудовищ, ходивших по залу.
Он закричал, замахал руками, как бы пытаясь отогнать стаю назойливых мух, вскочил, но тут же сел на пол, не в силах устоять на дрожащих подгибающихся ногах. Его лица снова коснулся кто-то невидимый, но теперь это были не сладострастные пальчики, а шершавая когтистая лапа, оставившая на щеке глубокую царапину. Кровь потекла к шее, смешалась с липким потом.
Несколько мгновений Хурт оставался один, слыша лишь собственное хриплое дыхание. Затем кошмар начался снова: чёрные тени восставали из стен, к несчастному пастуху тянулись уже не сумрачные, а вполне реальные когти, а пещера наполнилась тошнотворно-мерзким горьковатым запахом. Какая-то отвратительная морда вынырнула из сумрака прямо перед глазами, и Хурта словно с головы до ног облили крутым кипятком: так окатило его волной ужаса.
Он уже не кричал. Сначала мерзкие демоны подземелий приближались, будто бы неуверенно, растягивая сладкие мгновения смакования человеческим страхом, а потом накинулись на пастуха, сдирая одежду вместе с кожей. На том месте, где раньше сверкала золотая груда, появился огромного роста старик, уродливый настолько, что даже демоны перестали казаться мерзкими. Словно выдолбленное из грубого камня лицо с безобразным крючковатым носом и насмешливыми красными глазками повернулось к несчастному пастуху, а вокруг старика завертелись в бешеном танце маленькие девы с перекошенными от злой страсти лицами. И пока Хурт погружался в чёрное озеро бесконечной боли, в его ушах всё звучал их смешливый напев:
«Поклонимся мы тому,
Кто отыщет вход в скалу…»
Когда когтистые лапы вырывали из груди ещё бьющееся сердце, всё мелькало и мелькало в душном красном воздухе прекрасное лицо Рунгерд…
В ту ночь небо разгневалось. Оно раздиралось вспышками молний, сотрясалось могучими раскатами грома. Люди в своих домах пытались плотнее закутаться, лишь бы не слышать этого небесного хохота, дети прятались под скамьи, и там засыпали, свернувшись калачиками, подобно котятам.
Дом Хельги тоже спал. Она и сама пыталась задремать, что никак не удавалось. И вот, наконец, когда тяжёлые веки сомкнулись, её разбудил сбивчивый стук в дверь.
Некоторое время Хельга лежала, думая, что ей послышалось, что это всего лишь ветка бьётся из-за ветра. Но стук повторился, уже более настойчиво.
Хельга вздохнула, встала и начала одеваться. Кто бы это ни был, не слишком удачная идея блуждать по деревне в такую погоду и, тем более, стучать в чужие двери. Пока женщина шла к двери, в её сознании промелькнула мысль, что не стоило бы открывать дверь ночью, к тому же, её мужа не было дома, и мало ли кто может забрести сейчас в деревню. Однако затем Хельга справедливо рассудила, что в такую погоду ни один лихой человек не будет заниматься своим промыслом, и смело открыла дверь.
На улице под сплошным потоком дождя стояла тёмная фигура. Снова вспыхнула молния, и Хельга разглядела лицо своей соседки, Уны. Из-под капюшона плаща выбивались тёмные волосы, как змеи облепляющие лицо, женщина мелко дрожала, наверное, из-за холода.
- Ох, Уна! – запричитала Хельга, отходя назад и давая неожиданной гостье войти. – Кто же выходит из дому в такую ночь? Ну что же, проходи скорее, ведь ты вся вымокла!
Уна закрыла за собой дверь, прислонилась к ней спиной, не сделав дальше ни шагу. Хельга видела, как бледна соседка, как дрожат её губы, а взгляд безумно блуждает.
Наконец она заговорила:
- Я никогда не решилась бы беспокоить тебя, Хельга, тем более такой ночью. Но ты тоже мать, и должна понять меня: Хурт не вернулся.
- Хурт? Так он же испокон веку пасёт овец на поле за деревней. Куда он мог пропасть?
- Ах, Хельга, я не знаю. Он ушёл рано утром, но к вечеру не вернулся. Овцы разбрелись по всей округе, несколько вернулось в деревню, но Хурта нигде нет. Мужчины вечером пошли искать его, но уже начинался дождь: если и были какие-то следы, то их смыло. Они и так долго искали, вернулись совсем недавно.
- Это ужасно, Уна, но почему же ты пришла ко мне? Хурта здесь нет.
- Я понимаю и прошу прощения за беспокойство, но мне подумалось, что твоя дочь, Рунгерд, может знать, где мой сын. Мы ведь хотели соединить наши семьи, Хельга. Рунгерд отказывалась, и не виню её сейчас, но прошу тебя, помоги: спроси у дочери, не знает ли она, где Хурт? Больше мы ни с кем не общаемся, я просто не знаю, к кому пойти ещё…
- Ах что ты, Уна! – Хельга покачала головой. – Я бы с удовольствием помогла тебе, но боюсь, не смогу этого сделать. Рунгерд, бедняжка, сильно заболела и сегодня весь день пролежала дома в лихорадке. Она и шагу не могла ступить, не то что бы видеться с Хуртом.
– В лихорадке? – Уна ещё сильнее задрожала. – Я так надеялась…
Снова раздался гром. Словно небо хохотало.
Аконит – в скандинавской мифологии растение, которое выросло на месте гибели бога Тора, победившего ядовитого змея и погибшего от его укусов.
Рюбецаль — в скандинавской мифологии горный дух-повелитель гномов, обладает даром перевоплощения.