Морские байки. оторванная голова
Свою первую самостоятельную производственную практику в море я помню с поразительной чёткостью. Видимо, самые первые трудовые впечатления у всех отпечатываются ярко, навсегда и в деталях. Я - не исключение.
Окончив четвёртый курс Мурманского высшего инженерного морского училища, мне предстояло несколько месяцев трудится на одном из рыболовных траулеров, зарабатывать производственный ценз по своей будущей специальности, чтобы после выпуска уже иметь рабочий диплом и идти в море полноценным инженером электромехаником.
А пока, я получил «корочки» судового электрика и направление на работу в Мурманский траловый флот. Придя в Отдел кадров, я сразу же понял, что именно нашего брата, электрика, здесь как раз и не хватает. Дело шло к отпускному летнему сезону и профессиональные рыбаки, как все нормальные люди, стремились получить заслуженный отпуск и вместе с семейством поскорее отбыть куда-нибудь на юг, к ласковому Чёрному морю. А тут из высшей мореходки подкатывается целая бригада почти готовых морских специалистов: матросов, мотористов и электриков. Соответствующие вакансии, конечно, почти сразу же нашлись и буквально через пару дней, я уже бегал по всему рыбному порту, оформляя всевозможные справки, бумажки и проходя разные инструктажи и собеседования.
Больше всего мне запомнился инструктаж по противопожарной безопасности. Серьёзный и умудрённый опытом дедушка во флотском мундире с шевронами до локтя долго и вкрадчиво рассказывал всякие душещипательные истории о разных пожарах на судах и о том, как с этим бедствием нужно умело бороться. Концовка его лекции была, на удивление, неожиданной. Свой продолжительный монолог он закончил отеческим рассказом о вреде курения, с сожалением поглядывая на свои пальцы с пожелтевшими от никотина ногтями.
Шевронов на кителе инспектора по технике безопасности было поменьше, да и сам инспектор был моложе. Видимо, ему уже до чёртиков надоело изо дня в день рассказывать новичкам одно и то же. И его лекция свелась к небольшому ряду пожеланий – никуда не лезть без разрешения, ничего не трогать и, когда будете втыкать шкерочный нож в рыбодел, не забывать сверху рукоятки ставить большой палец, чтобы рука не соскользнула и вы не получили очень распространённую и болезненную травму.
Ох, как он был прав, этот добрый инспектор. Действительно, ни один рыбак не избежал знакомства с этим очень неприятным бедствием. Не миновало оно и меня, но об этом я как-нибудь расскажу в другой раз.
Получив все мыслимые и немыслимые печати и справки, я прибыл на место своей работы, на большой морозильно-рыболовный траулер (БМРТ) немецкой постройки МБ- 252 «Некрасов». Этот старый, но ещё в приличном техническом состоянии, рыбачек относился к проекту одного из самых первых российских универсальных траулеров-плавзаводов, которые не только ловили и морозили пойманную рыбу, но и делали из неё различные полуфабрикаты ( филе, тушку и т.д.), консервы тресковой печени, технический и медицинский рыбий жир, а все обрезки и потроха превращали в дорогостоящую рыбную муку. Более поздние проекты судов были уже более совершенными и по оборудованию рыбофабрик и по орудиям и аппаратуре лова. А этот (проект судов типа «Пушкин») – был самым первым и уже почти устаревшим. Но суда продолжали работать. Одним из них был мой «Некрасов».
Разыскать его в порту мне, новичку, было довольно сложно. Территория порта была очень большая и незнакомая. Да и траулеров было очень много – не то, что сейчас. Многие суда стояли у причалов пакетами по 2-3 корпуса на одном причальном месте. Мой «Некрасов» оказался как раз самым дальним – третьим корпусом. По перекинутым сходням с судна на судно я вскоре добрался до своего траулера и попытался браво и лихо представиться кому-нибудь из начальства. Но разыскать в общей суматохе стармеха или электромеханика было весьма не просто. Судно через пару дней уходило на промысел и все были заняты подготовкой к выходу в море.
Наконец-то мне указали на солидного пожилого мужчину с ворохом каких-то ведомостей. Я его догнал и решил было разъяснить причину моего появления, но единственное, что я услышал от Деда(стармеха): « Потом-потом. Всё потом. А сейчас - ныряй в робу и бегом в машину разносить по кладовкам снабжение». Что я с успехом и проделал. В работе быстро со всеми перезнакомился и вскоре освоился на новом месте.
В электрогруппе нас было трое: электромеханик – бывший выпускник нашей мореходки, года на четыре старше меня и казавшийся очень опытным и бывалым моряком; мой напарник, электрик – тоже постарше меня и, как выяснилось в дальнейшем, фанатично увлечённый занятиями Хатха-йогой. Прозвище – Витя-Йог.
Третьим специалистом по электричеству предстояло быть мне.
Меня приняли на должность электрика с приличным, по тем временам, окладом, определили на проживание в двухместной мини-каюте со своим коллегой и сразу же назначили на суточную вахту.
В 17 часов суета на судне прекратилась и весь личный состав, исключая вахту, моментально испарился по домам. Стало тихо. У меня появилась возможность хоть немного осмотреться и познакомиться с судном. Так началась моя самостоятельная трудовая деятельность.
Многое на судне мне было незнакомо, непривычно, но освоился я быстро. К обязанностям электрика привык, устройство судна и его электрооборудование со временем изучил, обязанности вахтенного специалиста исполнял добросовестно и с интересом.
Вокруг меня кипела бурная рыбацкая жизнь, и отставать от общего ритма было совершенно невозможно.
Отличительной особенностью работы на рыбаках было то, что никого здесь не интересовало, что ты знаешь, что умеешь, а что видишь впервые. Всё здесь приходилось делать бегом, в темпе и, получив задание, на ходу решать, как его выполнить, где, что включить, как быстро отремонтировать, что вовремя заменить, где, при необходимости, подставить плечо или сориентироваться и включиться в общую работу. Всё было направлено на одну цель – успешный лов трески и её обработки. Тогда в Баренцевом море её было неисчислимое количество. Никаких простоев или задержек. От этого зависел заработок моряков.
Наш район промысла находился всего в суточном переходе от Кольского залива. Обогнули остров Кильдин – и вот мы уже на месте. Пять с половиной месяцев напряженной работы в Баренцевом море, практически – дома, но без заходов в порт и далеко от берега.
Вахту в машинном отделении мне довелось стоять со вторым механиком с нуля до четырёх часов ночью и с двенадцати до шестнадцати днём. Но этим дело не заканчивалось.
Рыбы было много и после 16 часов, наскоро попив чайку, вся наша вахта выходила на дополнительную работу во главе со вторым штурманом. Три с половиной часа мы наравне со всеми обрабатывали рыбу на левом борту промысловой палубы – там находился специальный стол-рыбодел для моряков подвахты.
Мне выдали сапоги, прорезиненную робу, фартук, две пары перчаток (платяные и резиновые) и основное орудие труда – новый шкерочный нож производства Кандалакшского механического завода. Ровно в 16,30 я вместе со всеми должен был в полной экипировке стоять за рыбоделом и совершать чудеса героизма по разделке и очистке поступающей рыбы. Дело, прямо скажу, по первости, не самое простое и требовавшее основательной привычки. Операция вроде бы не хитрая, но подразумевала определённое умение и сноровку.
Моряк с большой деревянной лопатой или пикой с другой стороны рыбодела из ящика-накопителя непрерывно подавал на стол нам рыбу и моряки, стоя рядком, быстро превращали её в полуфабрикат. Движения рук и ножей были чётко отработаны и предельно точны. Ошибаться было нельзя – руки, со временем, работали уже автоматически, и любое неряшливое движение могло привести к серьёзной травме. Этим премудростям обучаешься очень быстро и через короткое время уже не замечаешь мелькания собственных рук.
Левая рука хватает и прижимает рыбину к столу, правая – одним взмахом ножа отсекает голову и встречным движением вспарывает брюхо. Потроха и отсечённая голова летят в щель перед рыбоделом со стоком отбросов для мукомолки, а освежёванная рыбья тушка – в отверстие мойки для дальнейшей расфасовки и заморозки. В процессе этих телодвижений ещё нужно успеть отделить в сторону ценнейший рыбный продукт – тресковую печень. А рука уже тенет следующую рыбину, которая бьёт хвостом, ещё не поняв, что через несколько секунд превратится в полуфабрикат. И вот так идёт непрерывная разделка рыбы в течение трех с половиной часов подвахты.
Со временем я на себе почувствовал, как важно заранее готовиться к этой рыбной подвахте. Хорошо подготовился – работа идёт легко и без напряжения. Поленился – возвращаешься с подвахты полностью разбитый, уставший, с одеревеневшими руками. Сил хватает только умыться и добраться до койки. Жизнь – не в радость.
А всё дело заключается в том, что, насколько хорошо ты заранее наточил свой рабочий инструмент, – шкерочный нож - настолько легко или тяжело тебе будет работаться. Этим искусством я овладел не сразу. Опытные рыбаки подробно и доходчиво разъяснили, как правильно и качественно производить заточку.
Каждый моряк имел для себя персональный заточный станочек. Небольшой полуметровый кусок деревянной доски, на одной поверхности которой крепился абразивный брусок, а к другой приколачивалась кожаная полоса, натёртая пастой ГОИ. Первоначально новый нож отдавался в машинное отделение токарю или кому-нибудь из машинных умельцев. Лезвию придавалась соответствующая обоюдоострая форма, и толщина уменьшалась до разумных размеров. Дальнейшую подготовку и уход хозяин ножа выполнял сам. Дело это было исключительно индивидуальным.
Перед каждым использованием нож тщательно затачивался на абразивном бруске и после – очень долго доводился до кондиции на коже. Процесс занимал довольно продолжительное время, но дело того стоило. Качество заточки, как правило, проверялось на левой руке. Если нож легко сбривает волосы – нож хорошо заточен; если нет – то ещё нужно поработать над его доводкой.
Во время обработки рыбы моряк обычно работал одной стороной лезвия. Другую берёг на вторую половину подвахты. Зато когда подходило время развернуть нож свежим лезвием в работу, уставшая рука обретала утраченную лёгкость и работа шла не так утомительно.
Иногда за время работы нож ещё несколько раз приходилось отбивать на висящем рядом с рыбоделом обрезке кожи или куске простого пожарного шланга. На какое-то время это помогало, но всё же моряки предпочитали потратить лишнее время перед работой, но иметь на рыбе хорошо отточенный персональный нож.
Мне тоже пришлось освоить эту довольно непростую премудрость, и я даже неплохо преуспел в этом деле.
Однажды один из наших палубных матросов, видимо, желая меня подзадорить, высказал обидное мнение, что мы, машинёры, не умеем грамотно точить самый главный рыбацкий инструмент. То ли дело - они, моряки с палубы. Оба мы были одного возраста, молодые, горячие. Возник нешуточный спор, вылившийся в настоящее состязание.
Вечером, после ужина при большом скоплении народа мы решили выяснить, кто из нас прав, а кто нет. Судьёй в этом споре вызвался быть боцман, а проигравший был обязан выставить победителю десяток банок сгущенного молока. Болеть за своих на верхней палубе собралась почти вся свободная от вахт команда. Боцман на глазах у всех провёл нашими шкерочными ножами по металлической конструкции, прилично их затупил. После чего нам предстояло заточить их до надлежащей кондиции.
Минут тридцать мы трудились под ободряющие возгласы болельщиков и сочувствующих. Оба справились с этим заданием и даже ухитрились побриться каждый своим ножом на глазах восторженных болельщиков. Исцарапались, правда, сильно, но правоту свою доказали. Нас обоих признали прошедшими это нелёгкое испытание.
У нас была очень дружная вахта. Возглавлял её, как и водится, 2-й штурман. Он вёл траулер, следил за постановкой и подъёмом трала и командовал, при необходимости, всеми нами.
В машинном же отделении старшим по вахте был второй механик. Ещё были два моториста, рефрижераторный машинист и я, электрик. Группа сработавшаяся и сплочённая.
Дневная вахта с 12 до 16 часов проходила в обычном порядке: наблюдение за работающими механизмами, ремонтные работы, профилактики. После вечернего чая, после 16.30, предстояло трудиться на подвахте и потому - под конец смены,- все дружно начинали готовить инструмент для работы на рыбе. Всё было расписано по минутам. Зато самым спокойным временем была вахта с нуля до четырёх часов – работала только очередная смена моряков на палубе и фабрике. Можно было немного расслабиться, не забывая, конечно, о своих вахтенных обязанностях.
Перед окончанием ночной вахты, где-то за 40 минут, наш второй механик отпускал одного моториста. Как правило, это был Петя – котельный машинист – опытный специалист и очень надёжный моряк. За время, пока мы завершали свои служебные дела, он ухитрялся виртуозно сварить вечернюю уху из свежайшей рыбы.
К моменту, когда мы, сдав дежурство, и приняв душ, собирались в столовой команды, стол уже был накрыт. А Петя, весь румяный и всегда в хорошем настроении, в поварском колпаке и фартуке, торжественно вносил с камбузы кастрюлю, где дымилась ароматная, наваристая «уха по-балкам» из рыбы, что ещё пятнадцать минут назад била хвостом в поднятом трале. Сверху плавали кусочки тресковой печени. Не еда - объедение!
Для ночной смены наш повар всегда оставлял продукты для раннего завтрака, но Петина уха многие месяцы скрашивала нам однообразие рыбацкого быта и, странное дело, - никогда не надоедала.
Завершали мы завтрак чаепитием и просмотром одной бобины какого-нибудь художественного фильма. Почётная обязанность выбрать киноленту и крутить кино поручалась мне, как самому молодому члену нашего небольшого сообщества. Позже – все расходились по каютам, отдыхали до обеда и следующей вахты.
Так, достаточно однообразно проходили дни работы на БМРТ «Некрасов». Вахты, подвахты, подъёмы тралов, отдых по расписанию и напряжённая работа на общий пай. Всё, как и на многих судах, занимавшихся ловом рыбы.
Бывало, случались и незапланированные никакими регламентами происшествия.
Как и на всех промысловых судах нашего типа на судне имелось и мукомольное отделение. Оно полноправно считалось самым грязным и, мягко говоря, «душистым» местом на судне. Располагалось оно в самом низу, под рыбофабрикой и являлось источником самых пакостных и неприятных запахов, распространяемых по судну. Но, что делать? Специфика изготовления рыбной муки – ценнейшего продукта для сельского хозяйства – такова, что от этих прелестных ароматов никуда не деться.
Все рыбьи потроха, несортовая рыба и любые отбросы рыбного производства по специальным желобам и трубам поступали в мукомольный цех, загружались в громадные горизонтальные барабаны-варильники. Туда же были врезаны змеевики с паром и лопасти механических размешивающих устройств. Вот и вся не очень хитрая технологическая премудрость.
Несколько часов вся эта масса рыбных отбросов непрерывно перемешивалась и варилась, пока из неё не удалялась, практически, вся влага, а то, что осталось – перетиралось лопатками в жирную и однородную смесь. Оставалось только отжать из неё технический рыбий жир и процесс изготовления двух очень ценных продуктов – муки и жира – заканчивался. Следующий этап – складирование.
Нетрудно догадаться, что вся работа происходила в облаках неприятных испарений и специфической вони. Но двое мукомолов давно привыкли к своей работе и со временем полностью адаптировались к окружающей обстановке. Человек ко всему привыкает.
Иногда и мне приходилось посещать это не очень респектабельное помещение – механизмы мукомолки требовали профилактики, а иногда и ремонта. Вахтенный машинист РМУ (Рыбомучной установки), похожий на черта из преисподней, всегда радушно встречал посетителей. В сравнительно чистом закутке всегда стоял горячий чай, в изобилии была сгущёнка и какой-нибудь деликатес с камбуза. А приветливый хозяин был только рад угостить редкого в его владениях гостя, да немного поболтать о том, о сём, отвлечься от монотонной работы.
Мне, правда, не очень хотелось задерживаться. Спустившись через люк в это царство жары и пара, я несколько минут стоял в шоке, непрерывно протирая глаза, и открытым ртом хватал, как казалось, последние молекулы кислорода. Глаза резало, из носа текло, дышать было нечем. Но нужно было заниматься делом и постепенно, привыкнув к этой ядовитой атмосфере, я выполнял свою работу и даже рисковал попить чайку с хранителем тайн рыбацких подземелий.
Но вот, однажды ночью, на вахте, нашему второму механику за какой-то надобностью было необходимо увидеть одного из мукомолов.
Вахта была спокойная, работы было не много и 2-й мех., вольготно устроившись за машинной конторкой, решил заполнить какие-то свои ведомости по личному составу. Бумаг на флоте всегда было много, и затягивать с их оформлением не стоило – потом можно было утонуть в ворохе накопившейся отчётной макулатуры. Вот наш шеф и решил совместить неприятное с бесполезным, и подбить бабки по какой-то бумажной теме.
В самый разгар его трудов обнаружилась какая-тот нестыковка в цифрах относительно одного из мукомолов. То ли выходных по ведомостям у него было начислено слишком много, то ли проклюнулась какая-то задолженность – трудно сказать. Но вопрос нужно было своевременно утрясти и наш «второй» отправился в помещение РМУ для согласования проблемы. Благо, именно нужный человек как раз находился на вахте.
Отлучаться на ходу из машинного отделения механику, в общем-то, было не положено, но БМРТ был не слишком большим, всё – рядом. Миновать рыбофабрику – и ты уже перед люком в мукомолку. Случись что-нибудь и натренированное ухо механика сразу услышит вой сигнализации или изменение звука работы главного двигателя. В течение минуты успеет вернуться и нырнуть в машину. К тому же и штурман предупреждён, что механик на пару минут вышел с обходом заведования.
Оказавшись в рыбомучном отделении, механик не сразу заметил отсутствие мукомола – сквозь пелену едких паров и запахов всего сразу и не разглядишь. Заглянув во все углы и за все агрегаты, он зашёл в чайный закуток, но и там не было нужного ему человека. Вообще никого не было.
Равномерно вращались лопатки варильников, в трубах потрескивал пар, одиноко отсвечивала массивная «мортира» вертикального пресса, где судя по температуре, совсем недавно отжимали технический рыбий жир. В чистом углу стояла недопитая кружка с ещё горячим чаем.
Машиниста нигде не было.
Ну, нет – так нет. Видимо человек вышел куда-то. Дело житейское.
Механик уже собрался было уходить, когда решил ещё заглянуть в мучной трюм. Для удобства, прямо из помещения РМУ в переборке мучного трюма располагалась большая клинкетная дверь. Именно через неё в трюм переносилась отжатая рыбная мука в виде больших рыхлых таблеток, аккуратно укладывалась рядками. Туда же лопатой забрасывались остатки рассыпавшейся горячей продукции.
Ничего не подозревающий механик заглянул в просвет открытой двери в трюм и тут - его закалённое в дальних рыбацких походах сердце дало резкий сбой и чуть не остановилось. Поседевшие в многолетних морских передрягах волосы встали дыбом. Привыкшие к сумасшедшей качке ноги отказались держать вертикальное положение, а неподвижный до сих пор подволок начал почему-то усиленно давить сверху, затрудняя дыхание. В глазах всё потемнело.
Сколько времени механик приходил в себя в зловонной атмосфере мучного отделения – он не помнил. Но, очнувшись, у него всё же хватило смелости ещё раз заглянуть в трюм. Так и есть. Зловещее видение не исчезло.
В неярком свете трюмного освещения, на горке рыхлой и ещё горячей рыбной муки, с искажёнными чертами лица валялась оторванная голова знакомого Лёхи-мукомола.
С перекошенным в ужасе лицом, солидный механик пулей вылетел из помещения РМУ и исчез в коридорах спящего теплохода. А через некоторое время, в середине ночи, матросам-рыбообработчикам предстала необычная картина – через всю рыбофабрику в самое грязное помещение судна сосредоточенно проследовала полуодетая группа ещё не до конца проснувшихся старших командиров траулера.
Возглавлял процессию капитан в мундире и домашних тапочках. За ним торопливо, в пижаме, семенил помполит. Завершали движение старший помощник и доктор, а между ними, заикаясь и безумно жестикулируя, метался ошалелый 2-й механик.
Постояв немного перед открытым люком, как-то нерешительно, видимо, в предчувствие беды, вся командирская «кавалькада» всё же взялась за скоб-трап и спустилась вниз в той же последовательности. Последним был механик.
Видимо, наслушавшись панических возгласов взбудораженного механика, разбуженные посреди ночи уже немолодые моряки были готовы увидеть самое худшее. Были готовы, не поддаваясь страху и естественной оторопи от вида ужасающей картины, нарисованной в их воображении заикающимся свидетелем, принять соответствующие меры, разобраться в ситуации, организовать следствие, выявить виновных, издать приказы и т.д.
Но, прежде всего – нужно было самим увидеть место совершения ужасного действа и сам предмет несчастья.
Каково же было их изумление, когда перед глазами наспех организованной комиссии предстал живой и невредимый «предмет несчастья» - голый по пояс, потный и грязный, с лопатой в руках шурующий свежую рыбную муку возле пресса, готовя новую партию для отжима.
Был он, правда, как показалось командирам, тоже немного не в себе. Но его-то, как раз, понять было можно. Не каждый день посреди ночи можно увидеть всё руководство судном, рядком выстроившееся в мукомолке, куда в обычное время никого и пряником не заманишь.
Бедный-бедный 2-й механик. Он в этот момент, наверное, пережил второй удар стресса, и только завидное флотское здоровье позволило ему не повредиться окончательно психикой.
Что же произошло? Что стало причиной такого жуткого переполоха?
А дело было так. Не буду повторяться и рассказывать, что работа в РМУ – дело, мягко скажем, не самое чистое. Но человек ко всему привыкает. Со временем он уже перестаёт замечать эти неприятные запахи, притупляется чувство естественной брезгливости, и, более того, из неудобств этой работы человек старается извлечь для себя что-то полезное, не считая заработной платы.
Работа в мукомольном отделении хоть и пыльная, но дело имеешь с горячим продуктом. Даже в самое холодное время работника окружает постоянное тепло – вот и следует этим благом пользоваться. Многие так и делают. Вот и Лёха-мукомол - не исключение.
Напрессует горячих мучных таблеток, перенесёт их в трюм, где ещё не остыла продукция с прошлой вахты, забросает их горячей мучной крошкой – вот тебе и готова естественная печка против радикулита или другой хвори (У кого из рыбаков их нет?). Грейся в своё удовольствие, пока не подоспеет новая порция муки из варильника. Чем тебе не сухая сауна? Можно иногда даже и вздремнуть минут с десяток.
Так и случилось в тот раз. Кто же знал, что впечатлительный 2-й механик, наслушавшись всяких страшных историй, вздумает посетить РМУ в самый неподходящий момент. К тому же, пока шел через фабрику, обратил внимание на алое пятно от опрокинувшейся в углу банки с краской. Это непроизвольно отложилось в его сознании. А когда увидел задремавшего в трюме великовозрастного Лёху, уютно зарывшегося по шею в мучной песочек, даже не подумал, что всё так просто. Разыгравшееся воображение нарисовало самую жуткую картину из всех возможных вариантов.
Что же касается искажённых черт лица, то и здесь нет ничего секретного. Вы сами когда-нибудь пытались проследить, с каким выражением физиономии Вы пребываете в царстве Морфея?
Вот то-то и оно. Мало ли какие страсти снятся человеку.
Вся эта история закончилась достаточно благополучно. Большинство её участников вспоминают о ней, как о забавном курьёзе.
Пострадал только один 2-й механик. Пережитый стресс почти месяц не давал ему покоя. Долгое время он был нервным, дёрганым и постоянно находился под опекой нашего доктора. Но со временем успокоился и постепенно вошёл в свой «жизненный меридиан». Одно плохо – заикание у него осталось.
2010 год