- Вера Ивановна, вы воспитали трех детей. Ваш сын Максим Матвеевич, работает руководителем научной организации в Москве, дочь Ирина Матвеевна – доцент, а младший сын Валентин Матвеевич работает в газотранспортной организации бригадиром монтажно-сварочной бригады. Все люди уважаемые, - Надин голос, корреспондента телекомпании, был ровным и спокойным, и только последняя фраза, по своему тону звучания и смыслу, определяла, что это и есть тот вопрос, который она хотела задать. – И что поразительно, Вера Ивановна, они выросли в маленьком поселке, жители которого были лесорубами, занимались промышленной обработкой древесины и транспортом газа.
Белова, слушая девушку, обтерев губы маленьким носовым платочком, кивнула
головой.
- Вера Ивановна, а в семье у вас, или у Матвея Ивановича была родня, которая занималась научной деятельностью, работала инженерами.
- Конечно, были, - кивнула головой Вера Ивановна. – Мой папа был начальником ремонтного механического цеха на химзаводе, а у Матвея папа был начальником цеха сольпрома, там в нашем районе кругом лиманы, в которых выращивали соль, - старушка улыбнулась Наденьке. - Но мы с Матвеем просто не захотели оставаться и жить в Крыму. Нам хотелось чего-то большего. Мы же с ним очень любили друг друга, и, как хотели мои родители, я поступила в педагогическое училище. А по возвращении Матвея из армии, мы поняли, что если и он поступит в институт, то его технический вуз находится в Краснодаре, а не в Ялте, как у меня, и наши пути потом могут больше не сойтись. Вот и решили мы с ним, ничего не говоря родителям, сбежать в Сибирь.
- Но вы же должны были закончить педучилище, получить диплом, - удивилась корреспондентка.
Вера Ивановна, посмотрев на нее, улыбнулась:
- Деточка, что такое любовь? – и пристально посмотрела на белое личико Надюшки.
– Если ее потерять, то можно и не найти ведь. Пока Матвей два года служил в армии, я это испытала. У меня очень сильно болела душа. Каждый день писала ему письма, а он мне раз в неделю и реже. И мне казалось, что у него появилась другая девушка, не раз срывалась поехать к нему на Дальний Восток, где он служил в морской пехоте. Но девчонки, с которыми жила в общежитии, силой удерживали меня.
- Ой, как! – всплеснула руками Надюшка, вытирая платочком слезу.
- А когда сюда приехали, здесь тайга, холодно, две улицы двухэтажных деревянных жилых домов, остальные балки да вагончики кругом, в лесу стоят. Глухари ходили как индюки, не каждого пропустят с тропки, - смеется Вера Ивановна. Мы жили с ним у знакомых с нашего города, которые нас и пригласили сюда, в поселок Комсомольский.
В леспромхозе мест не было, Матвей пошел к газовикам. Они только строили первый газопровод и компрессорный цех. Их управление было неподалеку от нас, располагались всего в двух вагончиках, представляете?
Взяли его сварщиком, он до армии на заводе учился на сварщика и получил там третий разряд. Пришел, довольный такой, говорит, теперь можно жениться, я буду зарабатывать деньги, это раз. Нам для жилья с тобою дают часть вагончика на улице Железнодорожной. Мы сразу же переехали туда, спали на одной раскладушке, сам Матвей сварил дровяную печку. И мы так с ним были счастливы.
А через месяц, когда он получил первую зарплату, мы расписались в загсе. Принес мне охапку цветов иван-чая с ромашками, так и пошли с ними в загс, он располагался в половинке вагончика, а с другой его стороны находился глава поселкового совета. Дедушка такой красивый, с седыми усиками, войну прошел.
Мы пришли туда, а там таких, как мы молодоженов, семь пар. Нас вместе собрали, поздравили и расписали. Парни еще шутили, чтобы перед росписью держали своих девушек, чтобы мы не поменялись с другими.
Там парень играл на гармошке, мы танцевали на улице у загса до упаду, хорошая свадьба была.
Я устроилась работать на стройку, маляром была, трубы красила, стены, полы в домах, которые строились. В то время линолеума не было, только доски половые. А потом, когда забеременела, девчонки посоветовали мне устроиться в детский сад, чтобы место для родившегося малыша там дали. Заведующая детского сада, Нелли Ивановна, была такая статная женщина, похожая на Крупскую, жену Ленина.
Узнала, что я три курса отучилась в педучилище, говорит, потом вернешься в него и закончишь. А я то что, киваю, мол, согласна. Сначала работала нянечкой в подготовительной группе. Тяжко было. А когда Максимку родила, то через три месяца она меня в ясельную группу воспитательницей устроила. Оттуда воспитательница только ушла в декретный отпуск.
- Ой, Вера Ивановна, а сейчас декретный отпуск три года, а в то время - три месяца?
- Да, так было, девочка. В ясельной группе я сразу стала многодетной мамой, и не важно, кем ты работаешь, воспитательницей или нянечкой, пеленаешь, подмываешь малышей, кормишь. А у тебя их восемнадцать, и попробуй, успей за всеми поухаживать, кричат, орут, - Вера Ивановна, схватившись руками за свои седые волосы на висках, закачала головой. - А потом их было больше двадцати в нашей группе и разновозрастные. Одни в пеленках, другие уже могут сидеть, третьи бегают, попробуй уследи. Трудно было. Да не все мамы к пяти вечера своих детей разбирали. Бывало и до восьми-десяти вечера задерживались. И сидела с ними, понимала, я же на стройке до этого работала, и у нас, когда дом сдавали, допоздна работали, план перевыполняли. Но, извини, девочка, не о том ты просила рассказать.
- Да…
Но Вера Ивановна не стала дослушивать гостью и продолжила свой рассказ:
- А когда Максим подрос, Иринка родилась. Они у меня погодки, разница между ними полтора года. Поэтому и продолжала работать в ясельной группе, то воспитателем, то нянечкой, то снова воспитательницей. А когда Ирине исполнилось три годика, я перешла в старшую группу детского сада. И – вздохнула! – Вера Ивановна как в молитве сложила ладони и поднесла их к подбородку.
Ее лицо все в морщинках, только сейчас отметила это Надюшка, наблюдая за бабушкой. Сильное освещение, поданное оператором на лицо Веры Ивановны, сглаживало их.
- Потом долго не рожала, как не просил муж об этом, но держалась. Нужно было воспитывать детей. Матвею то, что, ушел на работу, а все заботы на меня ложились. Да он сильно-то и не помогал мне. Придет с работы уставший, ляжет на кровать и дремлет. А мне в таком случае, что остается, все дела домашние на себя брать. Я и кушать готовь, и все перестирай, и выглади все белье, и в квартире порядок наведи. А если заболеет ребенок корью, или свинкой, ангиной, то лечила. Все на мне в доме и семье лежало.
А бывало он уедет в командировку на неделю-другую, а так часто бывало, и не продохнуть. Спасибо Господу, дети умненькие росли, им все хотелось знать. Когда учились в школе, ходили в кружки, на дополнительные уроки, участвовали в школьных олимпиадах. Придешь на школьное, классное собрание и краснеешь, и не за то, что ругали за их шалости какие-то, или плохую учебу, а наоборот, хвалили как лучших учеников и общественников. В пример всем ставили меня, а я то и физики с математикой, как и химии не знала. Все они сами учили, и мне такие, бывает, лекции читали, заслушивалась и гордилась ими. То про Солнце расскажут, то про какие-то паралепепетитедеды…
- Параллелепипед, - поправила Веру Ивановну Надюша.
- Вот-вот, а что я понимала в этой их геометрии, или в химии. Но слушала и кивала, мол, все правильно, все правильно.
И потом они сами выбрали себе и институт, в котором учились. Сначала Иринка поступила, потом Максим пришел из армии и тоже поступил в тот же университет, только на другую специальность. В Москве учились. И хорошо учились, и поэтому оставили их на кафедре в самой Москве, потом там они и работали где-то.
Вот так все было, - улыбнулась Вера Ивановна.
И только сейчас Надюшка обратила внимание на то, что говорила с ней Вера Ивановна не как привыкла, на своем каком-то сленге, а как сегодня все люди говорят.
- А вот Валентин не так хорошо учился, - продолжала рассказывать Вера Ивановна, - он куда отец, туда и он. Как хвост его. Учительница звонит, Валентин в школу не пришел, что он заболел? А я и не знаю, что сказать.
Хорошо, Матвей звонил и говорил, что сын с ним. А я его ругаю за то, что разрешает сыну школьные уроки пропускать. А у него всегда в ответ была одна и та же фраза, а я только узнал, что он у нас здесь на работе. Не видел, мол, до этого.
Ой, много приходилось мне краснеть за Вальку, и Матвей строгий был вроде, гонял его ремнем. А тот все равно все свои шалости повторял, научился резать железо, варить, там еще чему-то научился. А Матвей им гордился, растет настоящий работяга. И летом частенько забирал его с собой на газотрассу.
Как вернутся, Валька нос поднимет, и ходит передо мною, и по-отцовски говорит, мол, отремонтировали газопровод, запорную арматуру, там, еще что-то сделали.
А может, Надюша, чаю попьем? Что я все рассказываю, да рассказываю. Ты вон и у Светланы расспрашивай, а то все я, да я рассказываю.
- Да, что вы, мама, - всплеснула руками ее невестка, - молодежи именно ваш рассказ нужен. Я-то для них, их мама, они все видят, как живем, а вот как тогда, в те времена жили вы, не знают.
Трель соловья – сотового телефона, раздавшаяся с соседней комнаты, отвлекла внимание Светланы Михайловны, и она, спохватившись и, извинившись, перед корреспонденткой и ее оператором, выбежала из гостиной.
Надя, проводив ее, улыбнулась Вере Ивановне, и спросила:
- А вот Валентин Матвеевич, ваш младший сын, как закончил школу? Ну, в смысле, он мог бы поступить в институт?
Вера Ивановна опустила глаза, и, немножко подумав, вдруг с удивлением посмотрела на Надю:
- Не знаю, вроде хорошо учился. Он ведь тоже учился не плохо, все на лету на уроках хватал. У него прекрасная память, вот учителя, бывало, и разводили руками, вроде балованный Валька, а уроки знает. Конечно, и не знаю, что о нем плохого сказать тебе. Помнится, он участвовал в поселковой, как это сказать, викторине, чи…
- Олимпиаде? – спросила Наденька.
- Да, да, по математике. Да взрослый он уже был, не помню в девятом классе, нет, или в восьмом, да, да, кажется в восьмом. Он же после восьмого класса пошел учиться в профтехучилище на сварщика. Да, да, - закивала головой Вера Ивановна, - и он взял первое место на той олимпиаде. Потом в районе взял первое место, а когда его пригласили участвовать в области, отказался. Даже директор школы меня вызывал, говорил, что даже отличники ошибки допустили, а ваш сын умница.
- И он не поехал в Тюмень? – спросила Надя.
- Не-а. Его уговаривали с восьмого класса идти учиться дальше в девятый класс. И мы с отцом тоже, и директор школы, и учительница его классная. Но Валя нас не слушал, он хотел, как папа быть сварщиком. Ну и вот, он до сих пор рад, что работает сварщиком. Сегодня я его утром провожала, пирожков напекла. Он их взял много, чтобы свою бригаду накормить ими, когда прилетят на работу. Ну, в Пунгу, там газопровод варить будут.
Светлана вернулась в гостиную. По ее лицу видно, что волнуется, в глазах слезы.
- Что там? – вскочила с дивана Вера Ивановна. – Светочка, что случилось? - схватилась за сердце старушка и тут же стала оседать.
Света с Надюшкой бросились к ней.
- Мамочка, мамочка, да это от счастья я, - закричала Светлана Михайловна, - Галя в роддом отправилась, схватки начались у нее. Маша Колина звонила и об этом мне сказала.
- Ой, да, счастье-то, какое, - заулыбалась Вера Ивановна.
И с помощью Светланы Михайловны и Надежды с оператором, усадили ее назад на диван.
Принесенный Светланой в ложке корвалол, Вера Ивановна приняла, и, облокотившись на спинку дивана, прикрыла глаза. Через несколько минут на ее лице появилась улыбка.
- Кто ж это будет, правнук или правнучка? Увидеть бы, - и открыв рот, сделала глубокий вздох. – Фу-у-у! Легче стало. А то думала…
Открыв глаза, Вера Ивановна посмотрела на невестку, и, сдавив губы, покачала головой.
- Ой, сколько раз Матвеюшка попадал в страшные ситуации там, на газопроводе. Ой. И сам никогда об этом не рассказывал мне, а только его дружки. И такое расскажут, ой-яй-ёй, - закачала головой Вера Ивановна. - Хорошо об этом позже узнавала, что он и тонул, и обгорал, и обмерзал. Лежит в больнице, а я об этом не знаю. Думаю, он в командировке, а он в больнице, и все молчат, об этом мне не говорят. А потом приходит домой в бинтах. Я спрашиваю, мол, что случилось. А он, та, говорит, поранился. Обмажется медвежьим жиром, или гусиным, а через недельку-другую, все у него зарубцевалось.
А Мишка, его друг, как выпьет, так и расскажет, что с Матвеюшкой было там. Ой-яй-ёй. Всего и не вспомнить то.
- Мамочка, вы ложитесь, - принесла подушку Светлана Михайловна, - полежите, а я провожу Надю с ее коллегой. Вам нужно отдохнуть, мамочка.
Вера Ивановна легла и закрыла глаза.
Надя, помогая своему коллеге собрать электрический кабель, уложить в сумки видеокамеру, тихонечко вышли из комнаты.
На лице Светланы Михайловны, провожавшей их, скорбь.
- Что случилось? – шепотом спросила у нее Надя, когда они вышли на крыльцо.
- Ну как сказать, - посмотрела на девушку женщина, потом на оператора, и, подождав, когда он отойдет подальше, на ушко сказала ей. – Галя взяла вчера больничный, а сегодня, вместо того, чтобы отдыхать, как положено беременной, отправилась в аэропорт. Она хотела улететь в Тюмень, а потом оттуда, из Тюмени - к себе домой, в Ленск. Там Игорь сейчас работает, ремонтирует под водой в реке газопровод. Но мы от нее это скрываем. А у нее сердце болит, чувствует, что муж находится в трудной ситуации. Любящее сердце оно все видит, хоть что скрывай от него, все увидит. Душа в нем.
Неужели ее мама об этом ей сказала, Гале? Ведь мы договаривались с ней. Ой, и не знаю, что и думать, неужели что-то с ним случилось, с Игорьком. Теперь у меня сердце болит за Игорешку, дай Бог, чтобы у него все было нормально там.
Так вот, ей плохо там стало, а Валентин, как раз со своей бригадой проходил там, билеты на вертолет покупал. Увидел невестку и с помощью диспетчера вызвал скорую. Ее сразу в роддом и увезли.
Ой, не знаю, что и думать.
Волнение Светланы Михайловны невольно передалось и Наденьке. Этого она не заметила сразу, а позже, в операторной, когда просматривала видеозаписи, сделанные в семье Беловых. Вспомнился недавний репортаж о работе ремонтников газопровода в заболоченной местности. Коля Аносимов, снимавший его, когда рассказывал, в каких условиях работают там люди, холодная дрожь пробивала по всему телу. Она представляла ту непролазную грязь, облака комаров с мошкою, лезущую к твоему телу через одежду, набивающуюся в рот с дыханием.
А особенно, вспомнилось, когда она однажды с папой и мамой в болоте собирали клюкву. Несмотря на то, что после долгого жаркого лета трясина была «сухой», ноги все равно проваливались глубоко в мох. Ходить по болоту было очень тяжело и, буквально, через час, она очень устала и стала искать причину, чтобы родители отпустили ее к машине, стоявшей на дороге. И когда получила разрешение и отправилась в сторону леса, то через несколько минут быстрого хода, что-то подтолкнуло ее посмотреть назад, на родителей, и, сделав это, она их не нашла.
Истерика после этого появилась сразу, и она, забыв о желании идти к машине, решила вернуться к папе и маме, и побежала к ним. Но не нашла их. Среди редко растущих кустарников и березок, она, оборачиваясь на все триста шестьдесят градусов, все не могла найти их, и, что есть силы, закричала, зовя их.
И какая у нее появилась радость, что родители были невдалеке от нее. Папа сразу понял, в каком состоянии находилась его дочка, и, сказав матери, что нужно собираться домой, повел ее к машине. А сил у Нади уже не хватало, чтобы идти самостоятельно, испуг сделал свое дело.
А вдруг и у ее Кости, который сейчас, работая на газопроводе, пробираясь на своем вездеходе по болотам, что-то случилось. Может машина сломалась, может, она тонет? Ведь сколько он рассказывал ей о таких случаях на газотрассе.
Нет, нет, нужно ему позвонить, узнать как у него дела, духовно поддержать. Ведь он, даже не знает о том, как она о нем соскучилась, как ей не хватает его присутствия рядом с ней, его грубого голоса, сильной руки. Как она устала быть одной!