Глава 7. Помощник

Иван Цуприков
 
Печенье из гречневой муки с морковью и яблоком очень понравились Наде и ее коллеге Андрею, телевизионному оператору. А черный чай, настоянный на плодах шиповника, своим вкусом вообще поразил молодежь, привыкшую больше к кофейным напиткам «Нескафе», «Американо», «Капучино».

- Это моя невестка умница, - улыбнулась Вера Ивановна, поглядывая на Светлану МИхайловну. – Она, когда вышла замуж за Валентина, не знала куда себя и деть, это тогда, когда сын с отцом уезжали в командировку. Вот и приходила ко мне, мы с ней вместе и проводили вечера. Чему-то я ее научила, чему-то - она меня.

-  Но вы же старше ее, Вера Ивановна, - удивилась Надюшка. – Чему молодое поколение может научить старшее, когда именно оно, то есть вы и являетесь нашими наставниками.

- Хм, да и ты чему-то нас можешь научить, - Вера Ивановна похлопала Надюшу по коленке своей высохшей ладошкой, исписанной синими полосками вен. – А все потому, что у тебя свой род, у нас свой. Меня учила моя мать, а я этому своих детей. А у тебя свой род, значит, имеются свои знания, не все же мы из Югорска. Света вот из Крыма, я из Кубани. Вот, Надюша, знаешь, что такое галушки?

- Нет, - покачала головой девушка.

- А это нарезанное на маленькие кусочки вареное тесто. А суп с клецками пробовала?

- Нет, - улыбается Надюшка.

- Это когда в мясной суп с морковью и луком добавляешь маленькие кусочки теста из яйца с манной крупой

- Мама что-то говорила мне об этом, кажется, - опустив глаза, прошептала Надюшка. - Моя бабушка раскатывала тесто, нарезала его тонкими полосками и называла это лапшой. Она тоже варила их в воде.

- Вот видишь. У каждого в роду свои блюда. Даже взять тот же борщ. Каждая хозяйка знает свой секрет в приготовлении его. У нас на Кубани мама, да и другие соседки делали его жирным, с выжарками, а вот в Крыму Светина мама его готовила сухим, не жирным, из говядины.

- Вера Ивановна, а вот вы на фотографии показали дядю Валю с вашим мужем и назвали их сосьвинскими сварщиками. А почему так?

- А на этой фотографии, - на лице Веры Ивановны при улыбке мягкие морщинки пупырышки разгладились. - Это лучше пусть вам сам дед расскажет. Видишь, какое чумазое лицо у Валентина, ему здесь около двенадцати лет, может десяти, точно не помню. Матвей всю зиму работал без выходных на газотрассе. Вечно где-то что-то не ладилось, рвалось, вот он со своей бригадой и выезжал на газопровод, то на Юг, то на Север. А здесь в майские праздники выходной оказался. Нет, чтобы дома побыть, так их начальник выделил им машину на Сосьву, чтобы порыбачили.

- Да окунь там в это время идет хороший, горбач с полтора-два килограмма, - разъяснил рядом сидящий с ними Матвей Иванович. – А че мне у бабей юбки сидеть, все мужики за горбачами (окунями) поехали, а я здесь у печи, бока грей.

- Вот, дед, и расскажи, - и протянула мужу черно-белую фотографию от времени побитую желтизной.

Матвей Иванович ее внимательно рассматривает и качает головой.

- Работа нас никогда не отпускала от себя надолго, - покряхтывая, облизнув губы языком, сказал он, и еще раз посмотрев на обратную сторону фотографии, где химическим карандашом было указано «198… (четвертая цифра плохо просматривалась, то ли три, то ли восемь), Хулимсунт, после ремонта трубы».

Прочитав это, продолжил. – Вот и там так, всю ночь ехали. Мужики своих сыновей взяли, поэтому вели себя, ну, как положено, без выпивки. А утром на реку приехали, забурились, лед еще толстым был, но уже не тот, мокрый. Пока буром один – другой оборот сделаешь, не раз потом обольешься. А рыба еще не брала, рассвета ждала.

Ну, водитель у нас был дед знатный, уральский казак. С собой всегда возил самовар ведра на два, растапливал его сначала сосновой веткой, а потом шишкой доводил до кипения. И чай знатный у него был – из шиповника, брусники, иван-чая, да сухой ягоды – брусники, черники, голубики. Чего только не было в нем, пьешь, натуральный морс. Пьешь, и напиться не можешь. Вот так.

Ну и вот, у меня с Валькой еще пирожков целая сумка была. Ну, я их достаю, значится, а Верка их большими делала, почти как половина каравая.

- Да ври больше, - приструнила мужа Вера Ивановна.

- А чего? – воспротивился жене дед. – У всех пирожки с ладошку, а у тебя так с тарелку. Вот кубанская казачка, значится.

- Так чтобы сытно было, чтобы картошки в них с сальцом, или капусты было не попробовать, а наесться.

- Вот, я ж о том и говорю, кубанка. Ей или ничего, или всего, так сразу и побольше, - смеется дед. – Ну и значиться, только укусил раз того пирожку я, как бац, и удочка у меня в лунке исчезла, без всякого дерганья. Валька за ней тут же рукой аж в лунку полез. Ухватил я сыну, кричу на него, мол, чего дурака валяешь. А он визжит, буд-то подзатыльник ему влепил. Ну, и вытаскивает наружу ту удочку. Хватаюсь за нее, а там силища огромная снизу бьется, удержать не могу. Мы с ним ее как про того деда с бабой, кошкой и мышкой, что репу тянули из земли. А она, та рыбина, не поддается, сопротивляется. В конце концов, леска на краю льда перетерлась и оборвалась. Я назад падаю, на меня Валька. Смеемся. Щука то была, а может и сам царь горбач-полосач, килограмм под пять, не меньше. А чего, смотришь на меня так?

Ну, делаю новую удочку, забрасываю ее, только к кружке притронулся, только глоток чаю сделал, снова удочки, как не бывало. Но теперь успеть ее ухватить не удалось.

Достал другую и держу в руке. А Валька все ее у меня пытается забрать. Но я ему ее не даю, пусть мол, позавтракает, чаю с пирожком поест. А сам, ну с мужиками же. У нас для сугрева немножко своего чаю. Принес мне кружку с ним Лешка, я только ее брать, рывок. Ухватился за удочку обеими руками, тяну. А там снова сила мощная, еле тяну, буд-то в реке не рыбу, а какой-то бульдозер подцепил, тянет вниз, а тяжесть неимоверная. И снова леска дзынь и порвалась.

Обидна-а. Слышу, ГАЗ к берегу реки пришел и кличет меня мой мастер. Что такое, спрашиваю. А у них беда. Река забурлила да там, где у нее толком и течения большого нет, вскрывается она там в середине мая, не раньше.

А там выходит, значиться, труба лопнула, надо ее варить. Вот такие вот заботы, работа далеко от себя нас не отпускала.

Ну, я и говорю Лешке, что за сына моего он теперь отвечает, от себя не отпускает, и домой его, чтобы привез. Мужики у нас ответственные, сказано, так и будет сделано, и грамульки спирта, водки в рот не возьмут! Молодцы! Ну, и поехал с мастером на аварийный участок.   

- Так чаю и не попили? – спрашивает Надюшка.

- Да ладно чаю, водки и не успел понюхать. А рыбалка без нее, у, не по-нашему. Оно ж как, мужики есть мужики, дали им свободу, так надо ж хотя бы для уважения к себе, что ли, грамм под пятьдесят принять. Чтобы не напиться, ведь с детьми приехали, но чтобы хоть как-то воняло от нас по-мужицки, по-рыбацки, что ли.

А Вальке наказал я, чтобы к моему приезду домой, мать борщ приготовила, рыбы нажарила, которую он поймает. Я ж ему и снасти оставил, все, что было. И еду, и термос. Большой парень, что говорить.

Ну, договорились мы с сыном, и поехал я на вездеходе к месту аварии, значиться, - дед рассказывает историю с причмокиванием, так сказать со вкусом.

- Ну, значиться, авария, свищ значиться, открылся на трубе, на той стороне реки, в пойме ее. Лед уже того, наполовину провис, мокрый, не упругий, если провалишься, так провалишься, с бульканьем, и вскрикнуть не успеешь. Вот и говорит мастер, что даст, чтобы туда пробраться только ГТТ. Чего, не знаешь, что такое ГТТ? Ну, так это ж вездеход, по болотам, по грязи ездит на гусеницах. А, ну ладно.

Так вот. Он более легкий получается, значиться, идет по льду, а за ним колея водная, как река. И не просто идет, а постоянно вязнет, как в болоте, виснет. Поэтому тот водила, что им управляет, то назад, то вперед идет, чтобы снегу не набраться и на брюхе не повиснуть. А то мы своими силами его и не столкнем оттуда. Что там, нас мужиков-то семеро, а он тонн восемь весит.

Ну, а за нами, по своей дорожке шел небольшой трактор со сварочным агрегатом. Но тот постоянно зависал, поэтому его тросом раз несколько пришлось вытаскивать.
Ну, значиться, пробились мы к тому месту. И что, труба свистит, значиться, звонко газ идет из трещины. В ней газ остановили, перекрыли трубу, вот и ждем, пока давление спадет. Труба сама вылезла, значиться, мы и думаем, что дальше с ней, той трещиной делать-то, ведь трубоукладчика нет, тяжел, не пройдет сюда. А без него то, трубу и не поднять, чтобы отрезать от нее катушку, ну, часть трубы этой с трещиной то. Вот беда! Ну и мысль пришла, на месте свища вырезать оконце, да и заплату поставить на его место.

Ну, мастер сразу руками развел, мол, можно. Мужик он бывалый, подумал маленько, и вот, в ответ спрашивает у меня, а где ж я кусок трубы возьму, чтобы заплату вырезать. Ну, смотрю на него, и думаю, недопетрил мастер, значиться, Сан Саныч, так его звали, мастера того. Вырежу же я заплату из этой самой трубы, а потом, заварю эту трещину и на место заплату поставлю.

Ну, дотемкал он, кричит, делай.

Ну, значиться, взялся я за вырезку заплаты. Только просверлил ее, так сказать, так огонь из той дыры как даст, такой фейерверк возник, метров не знаю на скока. Чуть лицо не сжег, еле успел отвернуться от него, но бороду сбрил он мне под чистую. Спасибо морозцу, не дал загноиться, - поглаживая подбородок, улыбнувшись, сказал дед Матвей. – Ну, значиться, лежу в сторонке, жду, когда газ выгорит. Потом, значиться, сделал три вырезки, две по бокам, чтобы втюхать в них шары и газ остановить, не пустить его, значиться, к средней заплате. День ушел, заварил ту трещину на вырезанном куске заплаты, где свищ был, и назад ее приклепал. Потом варить стал правую заплату, а огонь из нее, что фейерверк к дню Победы! И все, за два денька справились с тем свищом.

- Дедушка Матвей, и потом газ пустили по трубе? – спрашивает корреспондентка.

- Та, - махнул рукой дед, еще три года моя заплатка проработала, пока трубу ту не заменили совсем. Но дело не в этом, значиться. Бегаем мы там, получается, ремонтируем трубу, шланги носим, баллоны, электроды, значиться, а получается ни кто и не смекнул, что рядом с нами Валька бегает. Смотрю на него, да, а ничего сделать не могу, только смех, значится, меня разбирает. Пацан, значится, пока мы в ГТТ тот садились, шмыгнул в него незаметно, в задок, и спрятался там.  А потом следил, значится, за всей моей работой.

Лицо у него как у меня, черное, хотел всыпать ему по первое число, значиться, а тут меня по рации вызывают, и говорят, что Валька пропал. Лешка мне по рации, дружок мой говорит, значится и плачет. Исчез мой Валька и все, ищут, на ночь остались на речке, все ищут его.

А меня, значится, такой смех зарядил. Ну, Лешка, значиться, думал, что я того, с ума сошел. А ему говорю, что Валька то со мною, оказывается. Он в истерике, на меня, гав, гав, да послал, подальше меня, значится.

А когда вернулись на то место, где мужики меня ждали, Лешка по скуле мне заехал. А Валька, увидев это, ну, что малыш мужику в ответку может сделать? – вопросительно смотрит на корреспондентку дед.

- Не знаю, Матвей Иванович, - ответила та.

- А, та как он подпрыгнул, и как даст ему кулаком по скуле. Мол, значится, знай наших. Я говорит, за папу переживал.

Ну, мужики все и попадали на снег, вот смеху то было, значится.

Ну, Лешка, утерся, и жмет моему сыну руку, мол, хватит, дуэлей нам еще только не хватало, да за сердце схватился. И жалко, значится, стало мужика, ведь столько переболел, когда искал Вальку то. Долго я перед ним с извинениями ходил, мол, сам не знал, что этот сорванец, так поступит. Ну, и отыгрался я, когда приехали домой в угол его, коленями на соль поставил Вальку, значиться, чтобы было о чем подумать, да неповадно было отца не слушаться. Ишь какой!

И вот, значиться, потом, жаль сына то стало, часа три простоял он. Пошел к нему, а что же увидел, а? – дед смотрит на бабку. – А эта, значиться, пожалеть его вздумала, его по-тихому отправила в чулан спать, а вместо него куртку мою, рыбацкую поставила на то место, в угол, значиться. Вот он, мой ватник, на коленях и простоял.

Ругаться хотел, да смешно стало, вот провели они меня.
Надюшка смеялась, как и все, кроме оператора, который держал камеру на плече и медленно вел ее вправо, направляя объектив на лица сидевших за столом людей.

- Значиться фильм сделаешь про нас! – закивал головой Матвей Иванович. – Это хорошо. Это как про Ленина, или про Жукова, значится. Так?
Надюша, не пряча широкую улыбку, кивнула в ответ головой.

- А чем же мы так прославлены, а? – дед не сводит с нее глаз. – У нас знашь, скоко орденоносцев было? О-о! Да они еще и сейчас живы. Знаю Боровика Лешку, он в Комсомольском ЛПУ работал, машинистом. Орден получил. Знаю бригадира лесорубов, он, значиться, дважды получил звание Героя социалистического труда. А я-то простой Белов, у нас, таких как я, в аварийном поезде было полно: каждый первый.

- Матвей Иванович, у вас династия. А если фильм не удастся сделать, то мы его сделаем как историю о вашей семье и будет она у вас храниться, внукам передаваться.

- Оцэ умница! – хлопнул легонько по столу Матвей Иванович. – А как тебе Костяшка наш?

Девушка на этот вопрос так и не ответила, опустив глаза, рассматривала одну из фотографий, поданную ей Верой Ивановной.

- Но тогда ваш сын, Матвей Иванович, видел те вспышки огня, в которых вы работали при ремонте газопровода? – спросила Надя.

- Та говорил, шо видал. И спрашивает у меня после этого, а почему одежда не горела на мне. А я ему говорю, мол, спецовка такая у нас, она не горит. Ну и все, прошло время. А потом Верку в школу вызывают на родительское собрание. Оказывается, Валька стащил тогда из моей сварочной спецовки заплатку, и всем говорил в школе, что она не горит. Вот в туалете и устроил показ.

- Загорелась? – спросил оператор.

- Да нет, конечно, съежилась и вонь жженная распространилась потом по всему туалету, что в него и зайти невозможно было. А кто крайний? Валька, а значит – родители. Ко мне после этого на работу стали приходить целые классы. Все мальчишки хотели стать сварщиками.

- А Валентин Иванович, будучи школьником, еще бывал на ремонте газопроводов, где вы работали, Матвей Иванович?

- Ну, - вздохнул старший Белов, - теперь можно говорить, бывал, конечно. Но я его брал на легкие работы, где огня не было и рядом с домом, в школьные каникулы. Он болел сваркой.