Очерк 7. Болезнь моря

Пещера Отмены
Кажется, что я засыпал думая о пляже. Человек закрывает глаза, окунаясь в сон и перед ним, словно кометы, пролетают тысячи образов, его прошлого, будущего и настоящего. Неизведанного и выдуманного. Другая реальность у нас под ногами, а я тем временем представлял себе бескрайнее синее море и волны, которые набегали на мои ноги, будто целуя их, закапывали в мягкий песок.

Порой мне просто хочется сидеть на берегу часами и смотреть на горизонт. Впиваться взглядом в действительность, будто питаясь её энергией. Прислушиваться к внутренней Любви, пытаясь выстроить с ней диалог. Вместе с тем мои мысли перемежались с другими, гораздо более низменными, и полными животных инстинктов. Я пытался  представить, какое сейчас на ней может быть надето нижнее бельё, всего его детали, кружева, рюшки и цвет. Мне хотелось коснуться его своими зубами, сорвать и впиться в нежную кожу, больше похожую на алый бархат. Почувствовать её вкус, что бы он на многие года вперёд застыл на моей языке. Всё это перемежалось с моим улетающим взглядом к небу, которой полнилось голубизной и облаками. Мне хотелось унестись туда вместе с теми чайками, что так звонка кричат в такт набегающим волнам. Или же мне хотелось стать просто пеной моря, занимаясь своим делом самоотверженно и беззаботно. Если такое сочетание вообще возможно.

В тот момент я был этим морем в той же степени, в которой был губами той девушки, о которой так преданно думал. Я был каждой дышащей порой на её теле. И всё это было таким же настоящим, как и этот пляж, принимающий моё жадное тело. Я бы хотел зарыться в него, чувствуя на зубах, руках и коленях каждую его песчинку, которая говорила о чём-то своём.

Мы с этим бескрайним морем, которое любила одинаково бури и штиль были больны. Неизлечимой и неизвестной науке болезнью. Нами дышала Любовь. Нами дышало безумие. Нами дышало беспокойство. Я снял свою неудобную обувь и начал растирать свои затвердевшие ступни. Чувствовал, как внутри с большой активностью разгоняется и циркулирует кровь. Тело пульсировало, и было словно наэлектризовано токами. Волосы на голове были растрёпанными и мокрыми от капель моря, что падали на меня, разбиваясь о небольшие прибрежные камни, которыми был усеян весь пляж. Они были друзьями песка и волн, такими же, как я был другом приходящего и уходящего мира. Доставал его из небытия, а затем засовывал обратно, как испорченную зажигалку в карман.

Мне хотелось наблюдать бездну её глаз, так же, как это больное море. Оно выбрасывало из себя рыб, отвергало китов и дельфинов, отталкивало скатов и медуз. Что послужило болезнью? Подобные мысли одолевали меня, как буквы, которые я вывожу и превращаю в слова на этом белом листе. Они всех цветов. От кроваво красного до нежно салатового.

Я чувствовал, что являюсь той радугой после дождя, на которую смотрят радостные дети, задрав головы к небу. С широко открытыми глазами, которые наполняет блеск и свет солнца. Но сегодня я был болен, вместе с тем морем, которое держало крепко мою руку, так же крепко, как я держал шею той девушки, с которой мы занимались Любовью в тихую ночь. Томность прикосновений. Волшебство касаний. Волны пытались забрать мои лодыжки к себе. В памяти я целовал её ноги и был счастлив. В извечных поисках чего-то нужного мне хватало лишь этого песка, что был золотом в отражении солнечных лучей, струясь по моей шее, груди, ногам и рукам.

Красота её плеч, покрытых лёгкими веснушками, походила на брызги этих бурных волн, они так же ласкали, так же были больным. Я потёр свои красные глаза, будто их населял конъюнктивит. Сорок девять часов без сна давали о себе знать. В такие дни меня забирали призраки минувшего, пытаясь заключить в свои жадные объятия холодными костьми и чёрными поцелуями. Мне слышались трели птиц из прибрежного леса, который находился неподалёку. Одолевала лёгкая жажда, и я потирал свои руки, усевшись чуть удобней на мягком песке. В это мгновение он был мне матерью, а море служило отцом, которого я с детства терял и находил заново, ожидая его каждый раз после поздней работы с какой-то робостью перед величием его большого образа, что вставал у меня перед глазами. Это была Любовь, как и всё вокруг. Любовь, чьей пеной была болезнь. Море было синхронно со мной, в своём внутреннем танце. Я жил с ним на этом  пустынном берегу, впитывая в свою кожу каждое мгновение. Впуская в свои ноздри все ароматы и запахи этого дня и этого побережья.

Птицы косяками уносились за горизонт, и солнечный шар медленно заваливался, убегая от моего взгляда. Как снежный ком, который томно катится со своей горы. Я представил, какие тут звёзды. Как он сияют и крепкими объятиями призывают к себе. Мне захотелось дождаться ночи. Увидеть, как на море падает свет луны, почувствовать настоящее таинство. Прикоснуться к чему-то запретному. Только так можно разглядеть болезнь изнутри. Она кроет в себе кратеры и выбоины, которые сочатся чем-то безумным. Только под таким светом их можно рассматривать внимательно и с упоением.  Это что-то очень интимное и личное. Как падение к ногам девушки и лобызание её лодыжек, и поцелуи внутренних сторон изящного бедра, по которому стекают капельки влаги, тех соков, что таят в себе бездонную пропасть, а иногда и упоительный яд, которым невозможно насытиться.

Где провести черту между мной и этим морем? Между нашей общей болезнью? Она размыта, так же, как моё тело вперемешку с сознанием, находясь на этом пляже. Счастье закинули в блендер вместе с тоской. Я нажал тумблер включения и наблюдал, как он перемалывает эмоции, превращая всё в кашу.

Скоро начнут появляться звёзды. Я вперил взгляд на небо, на минуту совсем забыв о море, которое одолевала проказа, медленно переносясь мне на ладони и распространяясь по всему тело. Кожа становилась сухой. Всё словно медленно превращалось в прах. Я рассуждал и молчал. Я затаился и был бурей. Хотелось стать яркой, пролетающей по земной орбите кометой. Избавиться от наваждений казалось уже невозможным. Передо мной возникали лица людей, который я Люблю. Вырастали прямо на глаза величавые замки, сотканные из пляжного песка.

Я пялился на свои нелепые пальцы и казалось, что они медленно превращаются в пыль, становятся самой болезнью и вот моё тело уже готово слиться с этим неизведанным море, приняв меня в свои объятия.