Цитата из "Леший Глава 11"
Леху беспокоила пропажа девушки. В суматохе боя не заметил, куда она подевалась. Оптимистически настроенный Тимоха успокаивал: «Чо с ей станеца? Жахнула в кусты с исполоху. Поблукат малек, уторкатца, глядь не вдолги явица».
***
Тимоха насторожился, Лехе тоже что-то послышалось. Звук повторился. Теперь не было сомнений – кричала женщина, а здесь она одна. Леха, прихватив автомат, выскочил наружу. Рвавший душу истошный крик Людмилы доносился оттуда, где блатные рыли могилу…
***
Она была распята как цыпленок табака. Она и не она. От прежней сомнамбулы не осталось и следа. Маленькая дикая кошка сражалась со стаей шакалов – брыкалась, кусалась, царапалась. Как могла, вырвалась, но сила была на стороне нелюдей.
Один ублюдок, придавив коленями руки, тискал грудь извивающейся жертвы. Двое других, с трудом удерживая голые ноги, вожделенно разглядывали открывшуюся панораму. Между ними, на правах центрового, вывалив уродливую балду, восседал Шнобель. Подонок не торопясь прицеливался, явно растягивая удовольствие.
Физиономия любодея светилась от предвкушения блаженства, и оно снизошло – тяжелый армейский ботинок угодил трахалю в челюсть снизу вверх, по касательной. Футболисты такой удар называют «сухой лист». Голова дернулась, но шея не дала ей далеко улететь, отчего их общий хозяин слегка подпрыгнул, и в глубоком нокауте завалился набок. Шестерки, мгновенно сообразив, что к чему, и, опасаясь вставать, на четвереньках поползли от своей добычи. Девушка, как хорек, юркнула Лехе за спину.
Наградив подонков многообещающим взглядом, Леха передернул затвор автомата. Настрелянный патрон, кувыркаясь, плюхнулся в траву, очередной занял свое место в патроннике. Шмарогон, сидевший ближе других, от страха закрыл глаза и съежился. В пройме штанов появилось быстрорастущее темное пятно. Его подельники имели столь же геройский вид.
Любитель женских бюстов принялся канючить:
— Леший, за что? … она же бикса чеченская…
— Ты что гонишь, сиськохват запомоенный? Какая бикса? Эта девочка натерпелась больше всех нас вместе взятых...
Леха, не отошедший еще от боя, готов был нажать гашетку, когда его несмело тронули за плечо:
— Леша, не надо…
Закутанная в Тимохину куртку, достававшую ей до колен, истерзанная и растрепанная, Людмила умоляюще смотрела прямо в глаза. Снова, как и в прошлый раз, ее взгляд переформатировал Лехино сознание. Теперь уже с боевого на мирное:
— Я вам, трахали-перехватчики, обещал «тарелки с дырочками», теперь не взыщите. Берите эту падаль, кивнул в сторону Шнобеля, и тащите в барак. Сидеть там тихо, высунетесь – пристрелю.
Шнобелевская пристяжь, окрыленная отменой, казалось бы, неминуемой «вышки»*, подхватила центрового за руки за ноги и рысью потащила в барак. Тут только Леха обратил внимание на мужиков, стоявших с винтарями в руках, за его спиной. Бросил коротко:
— Митяй, запри этих тварей.
Из кулька с растрепанной головой и голыми ногами высунулась ручка с пальчиком, направленным на Лехино плечо:
— Ты ранен?
— Ерунда…царапина.
— Царапина, не царапина – надо обработать и перевязать. Пошли.
Леху поразило самообладание девушки. Другая на ее месте еще бы час в истерике билась, а эта о других заботится. До той минуты не вспоминал про чеченский «гостинец» – дернуло за рукав и все. А теперь ощутил мокроту от плеча до запястья и легкое онемение пальцев.
Ванятка, красный как рак от смущения и оказанного доверия, помог «безрукой Венере» нацепить кроссовки.
На приведение себя в порядок Людмиле понадобилось минут пять, после чего пригласила Леху на перевязку. С полки за дверью, куда трофейщики добраться не успели, новоявленная жрица Эскулапа достала армейскую аптечку, знакомую Лехе по Чечне. Действовала умело и даже профессионально. Заметив вопросительно-недоуменный взгляд пациента, проинформировала: «Четыре курса Иркутского медицинского». Придирчиво осмотрев результат своей работы, добавила: «Надо бы зашить». Леха и глазом не моргнул. Он знал состав армейской аптечки. Швейных причиндалов там не водилось.