6. Неправота Ленина
Цель данного раздела – показать, что глубинная причина раскола российских социал-демократов на большевиков и меньшевиков заключается в отходе большевиков с Лениным во главе от некоторых положений марксизма. Как всем известно, "трещина" между будущими большевиками и меньшевиками образовалась уже на втором, фактически учредительном съезде РСДРП. Но тогда в центре возникших разногласий были организационные вопросы, тогда как по основным теоретическим вопросам серьезных разногласий между учредителями РСДРП не наблюдалось. Однако этот период мнимого идейного единства (при организационном расколе) прервала начавшаяся в 1905 году первая русская революция, когда центральным пунктом острой полемики между большевиками и меньшевиками стал уже ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ вопрос о «временном революционном правительстве». Его суть, в изложении Ленина, такова:
«Если мы хотим не только уступок от самодержавия, а настоящего низвержения его, то мы должны добиваться замены царского правительства временным революционным правительством, которое, с одной стороны, созвало бы учредительное собрание на основании действительно всеобщего, прямого и равного избирательного права с тайной подачей голосов и которое, с другой стороны, было бы в состоянии на деле провести полную свободу на время выборов. И вот спрашивается, позволительно ли социал-демократической рабочей партии участвовать в таком временном революционном правительстве?».
Меньшевики (конкретно, А. Мартынов в брошюре «Две диктатуры») ответили не этот вопрос категорическим «нет», приведя в его обоснование следующую цитату из написанного летом 1850 года произведения Энгельса «Крестьянская война в Германии»:
«Самым худшим из всего, что может предстоять вождю крайней партии, является вынужденная необходимость обладать властью в то время, когда движение еще недостаточно созрело для господства представляемого им класса и для проведения мер, обеспечивающих это господство… Таким образом, он неизбежно оказывается перед неразрешимой дилеммой: то, что он МОЖЕТ сделать, противоречит всем его прежним выступлениям, его принципам и непосредственным интересам его партии; а то, что он ДОЛЖЕН сделать, невыполнимо. Словом, он вынужден представлять не свою партию, не свой класс, а тот класс, для господства которого движение уже достаточно созрело в данный момент».
В интерпретации меньшевиков, сказанное Энгельсом означает следующее. Начавшаяся в России революция – буржуазная. А значит, незачем пролетарской партии брать на себя инициативу в ее осуществлении, призывом к чему и является большевистский лозунг «революционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьянства». Но выражает ли такая трактовка смысла приведенной выше цитаты подлинную точку зрения Маркса и Энгельса? Если судить непосредственно по текстам их работ, то – ДА, выражает, хотя Ленин и пытался это опровергнуть. Его ответом на вышеназванную брошюру А. Мартынова стала статья «Социал-демократия и временное революционное правительство», где говорится, в частности, следующее:
«В самом начале своей брошюры Мартынов пугает нас такой страшной перспективой: если бы крепкая организация революционной социал-демократии могла «назначить и провести всенародное вооруженное восстание» против самодержавия, о чем мечтал Ленин, то «не очевидно ли, что всенародная воля назначила бы сейчас же после революции именно эту партию временным правительством? Не очевидно ли, что народ именно этой партии, а не какой-либо другой, вручил бы ближайшую судьбу революции?»
Это невероятно, но это факт. Будущий историк русской социал-демократии с удивлением должен будет констатировать, что в самом начале русской революции жирондисты социал-демократии ПУГАЛИ революционный пролетариат подобной перспективой!».
И далее Ленин "доказывает", что Мартынов не понял и исказил суть мысли Энгельса, выраженной в приведенной выше цитате из «Крестьянской войны в Германии». Однако его опровергает сам Энгельс в своем письме И. Вейдемейеру от 12 апреля 1853 года, где, среди многого прочего, содержится такой не радостный прогноз:
«Мне думается, что в одно прекрасное утро наша партия вследствие беспомощности и вялости всех остальных партий вынуждена будет стать у власти, чтобы в конце концов проводить все же такие вещи, которые отвечают непосредственно не нашим интересам, а интересам общереволюционным и специфически мелкобуржуазным; в таком случае под давлением пролетарских масс, связанные своими собственными, в известной мере ложно истолкованными и выдвинутыми в порыве партийной борьбы печатными заявлениями и планами, мы будем вынуждены производить коммунистические опыты и делать скачки, о которых мы сами отлично знаем, насколько они несвоевременны. При этом мы потеряем головы, – надо надеяться, только в физическом смысле, – наступит реакция и, прежде чем мир будет в состоянии дать ИСТОРИЧЕСКУЮ оценку подобным событиям, нас станут считать не только чудовищами, на что нам было бы наплевать, но и дураками, что уже гораздо хуже. Трудно представить себе другую перспективу».
Эти, в известном смысле, пророческие слова неопровержимо доказывают, что "страхи" Мартынова, над которыми посмеялся Ленин, были и "страхами" Энгельса. Но, к сожалению, данное письмо Энгельса не было в то время известно ни Ленину, ни Мартынову, ни активно поддержавшему его Плеханову в статье «К вопросу о захвате власти». Поэтому тогда Плеханов использовал другие контраргументы, а именно, два документа: «Обращение Центрального комитета к Союзу коммунистов», написанное Марксом и Энгельсом в марте 1850 года, и представляющая для нас наибольший интерес статья Энгельса «Будущая итальянская революция и социалистическая партия» («Письмо Энгельса к Турати»), написанная в январе 1894 года. Эта статья важна тем, что, по признанию самого Энгельса, ему и Марксу впоследствии пришлось отказаться от одной «иллюзии» того времени, когда были написаны «Обращение» и «Крестьянская война в Германии». А именно, от уверенности в скорой и неизбежной победе социализма, поскольку
«История показала, что и мы и все мыслившие подобно нам были неправы. Она ясно показала, что состояние экономического развития европейского континента в то время далеко еще не было настолько зрелым, чтобы устранить капиталистический способ производства; она доказала это той экономической революцией, которая с 1848 г. охватила весь континент и впервые действительно утвердила крупную промышленность во Франции, Австрии, Венгрии, Польше и недавно в России, а Германию превратила прямо-таки в первоклассную промышленную страну, – и все это на капиталистической основе, которая, таким образом, в 1848 г. обладала еще очень большой способностью к расширению» (Введение к работе Маркса «Классовая борьба во Франции»).
К этому "аргументу" Энгельса, с которым охотно согласятся и все современные апологеты капитализма, мы еще вернемся. Но в данный момент нас интересует другое: не привело ли указанное "избавление от иллюзий" к изменению позиции Маркса и Энгельса, изложенной в «Обращении», как это попытался представить Ленин в статье «О временном революционном правительстве»? А также, прав ли Ленин в том, что «принципиальный вывод» Плеханова: «участвовать в революционном правительстве вместе с представителями мелкой буржуазии значит изменять пролетариату», якобы, «нисколько не подтверждается ссылками на те ситуации, которые имели место в Германии 1850 и Италии 1894 гг.»? И, опять же, если судить непосредственно по тексту «Письма Энгельса к Турати», то приходится констатировать: НЕТ, во всем ЭТОМ Ленин был НЕПРАВ. Во-первых, Энгельс вовсе не занимался разъяснением итальянцам ситуации в Италии, как это представил Ленин, явно не знакомый с конкретным содержанием данной статьи. Напротив, в ее заключительной части Энгельс счел необходимым отметить:
«Все сказанное здесь является только моим личным мнением: я высказываю его, поскольку у меня его спрашивают и притом с большой неуверенностью. Что касается общей тактики, то в правильности ее я убеждался в течение всей своей жизни; она ни разу меня не подводила. Что же касается применения ее к нынешним условиям Италии, то тут дело другое; этот вопрос надо решать на месте, и решать его должны те, кто находится в центре событий».
Таким образом, Энгельс, вопреки мнению Ленина, изложил в данной статье СВОЙ «принципиальный вывод» об отношении ЛЮБОЙ революционной пролетарской партии к партиям буржуазно-демократического толка, который тем более интересно сопоставить с упомянутым выше «принципиальным выводом» Плеханова. Итак, вот что писал об этом Энгельс в 1894 году:
«Очевидно, не наше дело непосредственно подготовлять движение, не являющееся движением именно того класса, который мы представляем. Если радикалы и республиканцы считают, что настал момент выходить на улицу, пусть они и дают простор своему порыву… Ни их прокламации, ни их заговоры не должны нас трогать. Если мы обязаны поддерживать всякое ДЕЙСТВИТЕЛЬНО народное движение, то мы обязаны также не жертвовать понапрасну только что сформировавшимся ядром нашей пролетарской партии и не допускать, чтобы пролетариат истреблялся в бесплодных местных мятежах.
Напротив, если движение окажется действительно общенациональным, то наши люди займут свое место в нем раньше, чем к ним обратятся с призывом, и наше участие в таком движении само собой разумеется. Но в таком случае следует уяснить себе, и мы должны об этом заявить открыто, что мы принимаем участие КАК НЕЗАВИСИМАЯ ПАРТИЯ, временно находящаяся в союзе с радикалами и республиканцами, но в корне отличная от них; что мы не питаем никаких иллюзий относительно результата борьбы в случае победы,… что в самый день победы наши пути разойдутся; что с этого дня мы составим по отношению к новому правительству НОВУЮ ОППОЗИЦИЮ, но оппозицию не реакционную, а прогрессивную, оппозицию крайней левой, которая будет побуждать к новым завоеваниям, выходящим за пределы уже завоеванного.
После совместно одержанной победы нам, возможно, предложат несколько постов в новом правительстве, но обязательно так, чтобы мы были в МЕНЬШИНСТВЕ. В ЭТОМ ВЕЛИЧАЙШАЯ ОПАСНОСТЬ».
Как видим, позиция Энгельса вполне ясна: ДО победы буржуазно-демократической революции место пролетарской партии – во ВРЕМЕННОМ «союзе с радикалами и республиканцами». Однако СРАЗУ ЖЕ после этой победы ЕДИНСТВЕННО приемлемым для нее станет место НОВОЙ ОППОЗИЦИИ к новому правительству. Отход же от такой политики либо приведет к утрате пролетарской партией самостоятельности, к ее подчинению буржуазным партиям, то есть, как и предупреждал Плеханов, к «измене пролетариату», либо повлечет за собой тяжелое поражение, предсказанное Энгельсом в упомянутом выше письме Ведемейеру. В общем, как ни крути, совершенно очевидно, что в рассматриваемом здесь вопросе, по отношению к МАРКСИЗМУ, прав был именно Плеханов, а не Ленин. Но вот прав ли в данном вопросе сам марксизм "по отношению" к истине? Об этом – в следующей части статьи.