Накануне Рождества многое из жизни Иисуса Назаретянина всплывает из усвоенного с детства, или юности, или зрелости — кто как и когда начинает об этом задумываться. Есть патриархальный канон в изображении его человеческой судьбы у различных культур и эпох, есть современная церковная индустрия. Есть и личный духовный опыт, он накапливается с годами и ищет самовыражения в искусстве. Мастера современной пластики и живописи регулярно обращаются к теме распятия. Как вместить в этот символ самопожертвования судьбу человека и величайшее таинство присутствия божественной энергии в землянах?
Как это часто бывает, удивительное рядом: годами, чуть ли не ежедневно я проходила мимо этого распятия, любовалась его лаконичностью и графической жёсткостью на светлой стене храмового притвора, но ни разу не рассмотрела внимательно. И вдруг увидела во всём глубинном замысле автора. Вот оно.
Правый боковой фасад храма Св. Андрея в Зальцбурге на пл. Мирабель. Чёткие пропорции латинского креста подчёркнуты такой же чёткостью фигуры Спасителя. Он не распят в привычном понимании физического страдания — это физическое переживание остаётся «за кадром» визуального облика, в сознании двух тысячелетий. Его фигура парит на фоне креста, она идеальна своим ритмом, будто остановленное мгновение кавказского танца. Лёгкое, экспрессивное, неумолимо отвергающее. Да и фигура в аккуратном облачении приталенной туники, где спущенные рукава свисают концами широкого пояса по бёдрам. Оголённая грудь гордо натянута струной, её округлость колесом подчёркивает воспарение. Еле очерченные соски и шрам под левым свидетельствуют о наготе. Руки, раскинутые вдоль поперечной балки креста, абсолютно симметричны и обе ладони отвергают поддавшиеся греху и соблазну свисающие вниз головой скелеты. Их ноги обвиты змеиной лентой искусителя. Тела ещё мыслятся с рельефно обозначенными рёбрами, а вместо голов вжатые в шапки и охваченные скелетными конечностями черепа. И они в ужасе, их крик и вой настигает вас. Это не разбойники по бокам, и не обещенное одному из них спасение. Это низвергнутые в ад страшным и неумолимым судом потерявшие душу, продавшие её за мелочность и суетность земных удовольствий.
Сын Божий исходит из земного обитания, поперечной планкой у него под ногами лежат ясли с фигурой Богородицы. Мария защищает руками округлый живот, а над будущим плодом уже сверкает золотом нимб святости. И этот нимб будто сгусток энергетического отталкивания выбрасывает Христа с земной поверхности, не даёт ему притяжения. А над головой Сына круглым солнце-ликом с прочерченными золотом глазницами оплакивает своё дитя Отец. Его же глаза читаются как две направленные друг к другу «рыбы», намекающие на монограмму Ихтис (Иисус Христос Божий Сын Спаситель), и тогда слёзы оплакивания Отца превращаются в плавники. А ещё здесь угадываются две птицы с поникшими головами и опущенными клювами, как символ ворон с погоста земного урожая Смерти. Но исходящая от Отца воля проливается святым потоком над головой Христа. Она и защищает его Святым Духом, и воспринимается как льющий из чаши Грааля свет нетленный, и как слетающая в парении огненная птица. Этот золотой дождь=борода Отца удерживает тело Сына над землёй, не давая ему покинуть мир человеческий. Миссия Избавителя ещё не завершена. Отсюда это тонкое и звонкое струнообразное напряжение фигуры: его не держит грешная земля и не пускает с неё долг.
И, наконец, Его лик. Он безучастно спокоен и холоден. Как на Туринской плащанице. Не суров, не жесток, не мстителен, а отрешён. Так отрешён бывает человек, прошедший испытание Смертью. Он не жалуется, не стремится вызвать сострадание. Ему стала безразлична собственная жертва. Он обречён на выполнение своего долга и выполнит его, чего бы это ему не стоило. В нём нет уже земного воплощения и тепла, сыновней любви и человеколюбия. В нём непреклонность к нарушению заповедей. Неумолимость кары. Отказ в прощении.
Вот такое распятие — суровое и холодное. Такое, как и наши людские души, когда мы задумываем недоброе и расчётливо воплощаем зло, надеясь скрыть его под видом благодати и справедливости. Или просто ничего не скрываем и выталкиваем земное тепло равнодушием.
Встать! Призывает оно. Суд здесь и сейчас! В твоём разуме, теле и душе. Останови себя сам.
(как только узнаю имя мастера распятия, сразу же поделюсь; пока же склоняюсь к послевоенному периоду 60-70 годов 20 века).
04.12.2017