Анна Шрайбер
+79164972032
artamonova.as@yandex.ru
Санкт-Петербург. Конец 19 столетия. Осень. Церковь Спаса - на крови. Утренняя уже отошла, но небольшая кучка людей толпится возле правого придела храма. Здесь же стоит гроб с покойным. Началось отпевание. Маленькая девочка, на вид 6-7 лет, стоит возле гроба. Девочка пытается встать на цыпочки, ухватившись за гробовой полог. Из-за чрезмерно маленького роста она почти не видит покойного. Её одергивают за недостойное поведение. Возле неё стоят еще дети, постарше. Ведут они себя как подобает. Это её сестра и брат. Девочке дают в руку свечку. Она крестится, горестно вздыхает, смотрит вверх на иконы. Затем убедившись, что на неё никто не смотрит, снова подходит к гробу. Заглядывает в него. Девочка разговаривает мысленно, но мы слышим её вздохи: « Кто я такая? Маленькая бедная девочка, потерявшая своего отца?». Она трогает ручкой щеку покойного. « Какой холодный! Интересно, а дьявол действительно есть?» Её снова отводят в сторону, берут за руку, заставляют стоять спокойно. В это время хор поет « Вечная память!» Девочка снова осматривается кругом. Её голос: «Интересно, когда я умру, будут ли меня помнить вечно? Что такое вечно? Вот бы посмотреть! На Бога или дьявола! Все равно, лишь бы было интересно! Но на Бога, конечно лучше – он же добрый!». Гроб с телом поднимают и готовятся вынести из церкви. Чей-то голос из толпы: «Кого хоронят?». – « Учителя словесности какого-то». Между тем процессия двинулась из храма. Девочка как завороженная, остается стоять на месте. Она смотрит туда, где только что стоял гроб. В глазах у неё слёзы. Голос девочки: « Никто и никогда не будет любить меня так, как любил меня папа. Никогда!». Девочку зовут Елисавета Васильевна Дмитриева. В дальнейшем – Лиля. За ней возвращаются. Лиля уходит.
Париж. 1907 год. Чердак, наскоро отделанный под мастерскую молодого художника Себастьяна Гуревича.
Он делает наброски к портрету уже двадцатилетней Лили, которая расположилась возле окна и с интересом поглядывает на улицу. На улице балаган. Фокусник или клоун, ярко разодетый, завладел вниманием мужчин и женщин, прогуливающихся по бульвару. Вдруг прямо перед окном останавливается пролетка. Из неё выходит молодой человек с тонкими усиками, в сюртуке и цилиндре. Франт. Франт поднимает голову и смотрит наверх прямо в Лилино окно. Улыбается, приподнимает цилиндр. Лиля отходит от окна. Между тем скоро раздается звонок в дверь. Гуревич не сразу откладывает кисть. Звонок повторяется.
Лиля. Вы ждете кого-то?
Гуревич. Возможно. Одну минуту.
Гуревич идет открывать. Лиля подходит к зеркалу.
Гуревич возвращается с Гумилевым. Он совсем молод, почти мальчишка, на вид не более двадцати. Разговор продолжается на французском.
Гумилев. О, здесь дама!
Гуревич. Мадемуазель, позвольте вам представить моего давнего товарища - русского поэта Гумилева.
Гумилев кланяется.
Гуревич. Елизавета Ивановна Дмитриева — Николай Степанович!
Лиля благосклонно наклоняет голову.
Гумилев. Что русская барышня делает в столице столиц?
Лиля. Слушаю курс древне-французской литературы в Сорбонне. А что пишет русский поэт?
Гумилев нежно смотрит Лиле в глаза, бережно берет её руку, подносит к губам.
Гумилев. Скорее, русский охотник.
Лиля удивленно поднимает брови.
Гуревич. Эту зиму Николя провел в Африке, где им были убиты, а затем употреблены в пищу несколько сотен змей!
Лиля. Это правда?
Гумилев. Правда, сударыня, заключается в том, что их было убито несколько тысяч. И в память о них я засушил одну и привез с собой в Париж! Минуточку! Где же она? ( Роется в карманах сюртука) А вот, кажется, здесь!
Гумилев вынимает откуда-то маленькую голубую змейку, сделанную из бисера.
Гумилев. Примите в дар, сударыня!
Лиля сначала испугалась потому, как решила, что ей сейчас вручат настоящую засушенную змею. Но когда увидела, что её разыграли, весело рассмеялась.
Между тем Николай Гумилев подошел к мольберту Гуревича.
Гумилев. Э, брат! Да ты своим рисованием совсем девушку утомил! А не выйти ли нам куда?
Гуревич засомневался, так как был не при деньгах.
Гумилев. Я приглашаю вас, господа! Выйдем в кафе! Выпьем вина! Как вы, сударыня?
Лиля. Даже не знаю… Я еще никогда не пила вина…
Гумилев. Ну, пришло время попробовать, Елизавета Ивановна! Это же Париж!
На улице все тот же фокусник, завидев молодых людей и Лилю, выходившую с ними, тут же преподносит ей последний букет маленьких белых гвоздик. Гумилев кидает ему монету, которую он с ловкостью хватает на лету…
1909 год. Санкт-Петербург. Начало февраля. Квартира Дмитриевых. Лилина комната решена вся в лиловых тонах от цвета обоев до засохших цветов на этажерке. На стене её комнаты висят различные портреты и фотографии. Среди них есть семейные фотографии, но есть и художественные портреты европейских красавиц, которые она коллекционирует. Лиля стоит в хорошем настроении, пудрит носик. Она только что вернулась из женской гимназии, где устроилась преподавательницей. Из прихожей раздается звонок в дверь. Слышен голос прислуги. Входит горничная. Держит на подносе конверт.
Горничная. Вам письмо, барышня!
Лиля. Спасибо, Глаша.
Девушка выходит.
Лиля берет письмо, вскрывает его и читает: « Дорогая Елизавета Ивановна! Буду рад видеть Вас сегодня в Санкт-Петербургской Академии художеств на моей лекции в 17-ть часов пополудни. Ваш Максимилиан Волошин».
Лиля снова смотрится в зеркало. Примеряет одни серьги, другие. Затем открывает шкаф, начинает прикладывать к лицу различные платья.
Тот же вечер. Ресторан « Вена». Шумно. Весело. Нарядно. Входят Волошин, Лиля и вся компания литераторов, бывших в Академии на лекции « Аполлон и мышь». К компании тут же подлетает официант со словами: « Добрый вечер! У нас есть для вас свободный стол! Прошу!» Господа идут к столу, по ходу раскланиваясь со знакомыми.
Навстречу им спешит Михаил Уткин, совладелец ресторана.
Уткин: Господа! Господа! Рад встрече!
Уткин подмигивает, делает различные пасы выглядывающим из-за его плечей половым.
Уткин. Господин Волошин! Как прошло выступление? Наслышан, наслышан!
Волошин. Благодарю! Недурно!
Уткин. Сергей Константинович! Как ваше здоровье? Что нового в мире литературы?
Маковский. Михаил Федорович! Благодарю! Вот о литературе я и хотел бы с вами перекинуться парой слов! Ву контроме! Так сказать! Хочу издавать новый журнал!
Уткин: Поговорим! Поговорим!
Маковский: Ни в редакции, ни в конторе не переговоришь так с нужным человеком…
Уткин. А как хотите назвать ваше детище?
Тут Маковский смотрит на Волошина. Волошин на Маковского.
Маковский. Аполлон.
Уткин. Ну что ж, … вполне современно. В духе времени, так сказать. Прошу садиться, господа!
Между тем в бокалах уже шампанское. Первый тост за хозяина ресторации, который стоит тут же. Волошин декламирует. Остальные «подпевают».
Волошин. Губитель птичьих душ, убийца многих мяс,
Всех православных друг, но друг и иудеев
В заботах кухонных ты с головой увяз!
Кузмин. Художников, певцов и прочих темных лиц
Поистине собрал музей ты раритетов!
Блок. От имени мужчин, и дам, девиц
Богема шлет тебе шестьсот и шесть приветов!
Хором. Нет! «Вена» все-таки столица из столиц!
Все весело чокаются. Уткин благодарит. Лиле очень хорошо, хотя она впервые в такой компании. Она находится в ожидании чего-то чудесного.
Лиля. Господа! Здесь так чудесно!
Уткин. Мадемуазель впервые в нашем ресторане?!
Лиля. О, да!
Уткин. Быть причастным к литературе и не побывать в «Вене», все равно, что быть в Риме и не видеть Папы Римского!.. Позвольте откланяться. Дела!
Уткин уходит.
Лиля. Кто же придумал такой гимн, господа?
Волошин. Куприн, Лилечка! Куприн, собственной персоной!
Лиля. Александр Иванович? Не может быть!
Маковский. Помнится, у Корецкого в его журнале «Пробуждение» вышел скандальный случай с Александром Ивановичем!
Кто-то из дам. Расскажите, расскажите нам, Сергей Константинович!
Маковский. Ну, всем известно, что этот господин завлекает выгодными посулами неопытных авторов, а потом платит им гроши… у «генералов от литературы» Корецкий выклянчивает хотя бы маленький рассказец.
Некто из дам. Но как он сумел провести такую акулу, как Александр Иванович?
Маковский. А никак. Смотря кто кого провел, … Корецкий просил Куприна хотя бы миниатюру в 200-300 слов. Куприн дал согласие.
Блок. Не может быть!
Маковский. Может. Куприн преподнес Корецкому два рассказа «с пылу – с жару», так сказать. Получил свой «корецкий» гонорар. Ну а потом тут же сознался, что рассказы были старые… Года за три перед тем напечатанные в «Севере»!
Кузмин. Вот шельмец!
Дамы смеются.
Маковский. История эта случилась здесь, в « Вене». Наш делец был вне себя от горя и выпитого вина. Но Куприн его быстро утешил. Пообещал к Пасхе что-нибудь действительно новенькое. Но за соответствующий гонорар, разумеется!
Снова общий смех, гомон. Появляется Гумилев. Он быстро и грациозно обходит углы уже совершенно заполненных столов, кое с кем раскланиваясь на ходу.
Кузмин. Коля! Мы здесь!
Кузмин. Дамы и господа! Для тех, кто не знаком с Николаем Степановичем! Разрешите представить!
Гумилев знакомится с неизвестными ему дамами. Доходит очередь и до Лили.
Лиля не узнала Гумилева, но ей кажется, что она где-то его уже видела. Неожиданно она напряглась как струна.
Кузмин. Елизавета Ивановна Дмитриева! Начинающий поэт. Наш друг – поэт Гуми…
Гумилев. Пусти. Я сам представлюсь!
Кузмин. Веди себя прилично, Николай! Гумилев целует Лилину руку, проникновенно смотря ей в глаза.
Гумилев. Вы не помните меня, Елизавета Ивановна?
Лиля (растерянно.) Нет…, хотя,… ах, вспомнила, вспомнила!
Гумилев. Мастерская Себастьяна Гуревича… Париж. Вы тогда слушали лекции по древне-французской литературе.
Лиля. Точно. Мастерская Гуревича… Сорбонна… надо сказать, что лекции я слушала недолго, пережила некоторое разочарование. Здравствуйте, Николай Степанович!
Гумилев. Какого рода было ваше разочарование, позвольте спросить?
Лиля неопределенно пожимает плечами.
Лиля. Кажется в день знакомства с вами я впервые пила вино! Как я могла вас забыть?!
Гумилев присаживается к столу прямо напротив Лили.
Гумилев (тихо). А я вот – нет. Я вас помнил!
Лиля. Когда появляетесь вы, Николай Степанович, у меня всегда что-нибудь неожиданное происходит!
Гумилев поднимает брови.
Лиля. Понимаете, я ведь первый раз в ресторане! Тогда в Париже в первый раз – вино. А сегодня – ресторан! И тоже впервые! И вот вы!
Гумилев. Ну что ж, за это полагается выпить!
Волошин снисходительно улыбается.
Волошин. Николай Степанович! Расскажите нам о вашем путешествии по Африке!
Волошина поддерживают и дамы и мужчины. Со всех сторон раздаются голоса: «Просим! Просим!»
Гумилев. Ну, господа… я, право, не знаю, с чего начать…
Маковский. Начните с начала,… например, как вы добирались до…
Одна из дам. А правда, Николай Степанович, что вы скрывали ваше путешествие от родителей?
Гумилев. Истинно так, сударыня!
Та же. Как же вы тогда решились на такое?
Гумилев. Начал путешествие как нелегал, в трюме с некоторыми из паломников, спешащих в Мекку… разделял с ними их скудный хлеб,… затем в Тронвилле меня чуть не снял с судна капитан, узнавший о моем незаконном пребывании на корабле. Да тут вступился православный батюшка, внесший значительную часть лепты за мой билет. Остальное я отрабатывал сам.
Чей-то голос. Позвольте узнать, что же вы делали?
Гумилев. Позволяю. Драил палубу.
За столом пронесся шепоток.
Та же дама. А что было дальше?
Гумилев. А дальше была Африка, господа! Черный континент!
Дама. Там действительно у всех черные …лица?
Гумилев. Не только лица, но и тела! Чернее ночи. Мужчины одеты в леопардовые шкуры. Крупны и высоки. Охотятся на страусов, отрубая им на скаку головы. Женщины под стать им, пасут днем верблюдов. А старики отпаивают умирающих змей парным молоком, заботясь о них словно о детях!
Лиля. Чего не скажешь о вас. Помнится, в Париже вы рассказали нам, что убивали змей!
Гумилев (интимно). К вам вернулась память, мадемуазель … Я тронут чрезвычайно! Должен сознаться, что приходилось убивать не только змей, господа! Однажды нам пришлось переплывать реку, сидя в тростниковых корзинах. Река была не глубока, но кишела крокодилами, как наше среднерусское болото жабами в майскую ночь. Пришлось защищать свои жизни.
Маковский. Каким образом? Неужто с помощью копья?
Гумилев. И копья! И топора! И даже огнестрельного оружия. Мы экономили патроны.
Опять за столом слышны вскрики да охи.
Лиля. Боже мой! Боже мой! Как же так! Нельзя было убивать крокодилов! Нельзя!
Гумилев. У нас не было другого выхода, Елизавета Ивановна!
Лиля. Все равно нельзя!
Гумилев смотрит на Волошина. Лиля смотрит на Гумилева.
Гумилев. Она что, всегда так говорит?
Волошин (очень серьезно). Да. Всегда.
Жена Блока. Николай Степанович! Почитайте нам что-нибудь об Африке!
Её поддерживают мужчины. Гумилев тем временем почти безотрывно смотрит на Лилю. Через некоторую паузу он соглашается. Все смотрят на него, а он читает как будто бы для неё одной.
Гумилев. Оглушенная рёвом и топотом,
Облеченная в пламя и дымы,
О тебе, моя Африка, шепотом
В небесах говорят серафимы.
И твоё раскрывая Евангелье
Повесть жизни, ужасной и чудной,
О неопытном думают ангеле,
Что приставлен к тебе, безрассудной!
Гумилев (наклоняясь к Лиле). Давайте уйдем отсюда, Елизавета Ивановна!
Лиля. Уйдем? Но как?.. Я право, не знаю, меня Максимилиан Александрович пригласил!
Гумилев. А мы у него спросимся. А?
Волошин усмехается, затем еле заметно кивает. Воспользовавшись общим замешательством застолья, Гумилев с Лилей выходят из залы. Идут к гардеробной, одеваются. Выходят на воздух. Им легко дышится, легко думается. Весело и беззаботно, как и бывает в двадцать лет. Гумилев кричит извозчику: «К Васильевскому! Успеешь к разводу!». Извозчик кивает. Они садятся в сани. А над ними, над начинающейся почти весенней вьюгой звучат и дальше гумилевские стихи.
Дай за это дорогу мне торную,
Там, где нету пути человеку,
Дай назвать моим именем черную
До сих пор не открытую реку.
И последняя милость, с которою
Отойду я в селенья святые,
Дай скончаться под той сикиморой
Где с Христом отдыхала Мария!
хххх
Лиля и Гумилев на улице, идут под руку. Останавливаются возле какого-то особняка. Смотрят вверх на ротонду. У Гумилева чуть не слетел котелок. Он придерживает его одной рукой, другой обнимает Лилю.
Лиля и Гумилев возле Лилиного дома.
Лиля. Мама уехала к брату. И я совершенно одна.
Гумилев. Разве это может помешать вам дать мне вашего Бодлера?
Лиля. Я отпустила даже горничную.
Гумилев. Тем лучше! Могу я попросить у вас чашечку чая? Клянусь, я готов сам его заварить!
Лиля испытывающе смотрит на Гумилева.
Лиля. Ну что ж. Извольте!
Входят в подъезд.
Квартира Лили. Лиля, не снимая пальто, проходит на кухню. Роется в шкафу.
Лиля. Не знаю, … не уверена, что у меня, вообще, есть чай, Николай Степанович!
Гумилев дует на озябшие руки, подходит сзади.
Гумилев. Меня бы устроил и кипяток!
Лиля поворачивается к Гумилеву. В руках у неё чайник. Они смотрят мгновение друг на друга. Под пристальным взглядом Лили Гумилев пододвигается ближе, еще ближе. Поцелуй. Вдруг Лиля как-то обмякла в его руках. Гумилев подхватывает её.
Гумилев. Елизавета Ивановна! Лиля! Что с вами?
Лиля. Ничего, ничего, сейчас пройдет! Отнесите меня в комнату!
Раннее утро. Комната Лили. Лиля лежит на кровати. Над ней склоняется Гумилев. Лиля открывает глаза, приподнимается в постели, натягивает на себя плед.
Гумилев. А чай я у вас все-таки нашел! И даже заварил!
Лиля. Николай Степанович! Расскажите, что со мною было!
Гумилев смотрит на Лилю.
Гумилев. Вам вчера стало нехорошо на кухне,… я отнес вас сюда,…любимая! К чему это все! Я – теперь счастливейший из людей!
Лиля. Я опять потеряла сознание.
Гумилев. Елизавета… Лиля, к чему эти предрассудки?
Лиля. Мне стыдно. Я ничего не помню!
Гумилев. Ты любила меня, а я любил тебя, какой здесь стыд!.. Вот послушай, что я записал тебе в альбом: Не смущаясь и не кроясь, Я смотрю в глаза людей! Я нашел себе подругу. Из породы лебедей!»
У Лили из глаз текут слезы.
Лиля. Подойдите! Подойди сюда! Обними меня! Так! Так! Я хочу это помнить! Да, да!
Гумилев. Вы станете моей?
Лиля. Я – ваша!
Гумилев. Я хочу, чтобы ты стала моей женой!
Лиля. Я помолвлена.
Гумилев. Ты помолвлена? С кем?
Лиля. С Владимиром Васильевым. С Волей.
Гумилев. Откажись.
Лиля. Не могу.
Гумилев. Откажись. Ведь ты меня любишь.
Лиля молча прижимает к плечу голову Гумилева.
Наконец-то в Петербург пришла весна. Она уже давно не вьюжит, давно раздроблены ею лед и сосульки на крышах. Она повсюду пустила легкий свой ветерок, благодаря которому трамваи и конки звенят веселее, а выбившиеся из-под шляпок локоны барышен на проспектах завиваются как-то по-особенному. Весна не забыла и Лилино окно, звонко поигрывая его форточкой,… Лиля в своей комнатке в Петербурге. Постель убрана. Лиля тщательно причесана, сидит за бюро. Она пишет письмо.
«Дорогой Макс! Письмо Ваше пришло сегодня, длинное и ласковое. Я была рада красному клочку бумаги, точно Вы прислали мне немного весны. Теперь уже взяты билеты и вот как все будет. 25-ого мая в понедельник мы с Гумилевым едем к Вам! Теперь уже скоро! Гумилев напросился, я не звала его. Но так как мне не здоровится, пусть. Думаю о Вас много и очень скучаю от здешнего. Уже больше писем не будет, а будет Коктебель! Я Вас очень хочу видеть. Лиля».
Коктебель. Лето 1909 года
Прямо на дорожке перед домом Максимилиана Волошина и его матери Елены Оттобальдовны в Коктебеле остановились дроги. Из них весело выходят Николай Гумилев со спутницей Елизаветой Дмитриевой. В это время в дверях появляется Софья Толстая и с радостным криком: «Приехали! Макс! Приехали! Я же говорила, что сегодня будут!» бежит по лестнице к вновь прибывшим гостям. В дверях появляются Макс, Елена Оттобальдовна, Алексей Толстой. Спешат приветствовать, обнять, расцеловаться, пожать друг другу руки и,наконец, снять нагруженные дроги, чтобы отпустить извозчика.
Елена Оттобальдовна. Здравствуйте, дорогая! Вашу комнату только что подготовили. А для Николая все готово было еще вчера! Здравствуйте!
Лиля. Макс, я привезла вам все ваши книги, которые вы мне давали!
Волошин. Прочитали?
Лиля. Все до единой! Очень благодарна Вам! У меня теперь так многое переменилось!
Волошин. Вижу, не слепой! Даже больше, чем я ожидал!.. Господа! Прошу всех в дом! Сейчас будет чай!
Елена Оттобальдовна. Макс, дай гостям время передохнуть с дороги! Объявляю время для чаепития – 16.30!
Гумилев (Лиле). Похоже, здесь все живут по жестокому расписанию, заведенному хозяйкой!
Лиля. Похоже.
Гумилев. Чуть больше свободы нам бы не помешало, как вам кажется?
Лиля ничего не ответила. Молча прошла в дом.
хххх
Гости и хозяева гуляют по пляжу. Собирают разноцветные камешки, которыми так богат киммерийский берег. Между тем задумчивость Лили заметна. Она идет, чуть отставая от остальных. К ней подходит Гумилев.
Гумилев. Смотрите, что я для вас нашел! Это хризолит…
Лиля. Благодарю.
Гумилев. Лили, можно узнать причину такой резкой смены настроения?
Лиля. Вы знаете, я терпеть не могу, когда меня называют «Лили».
Гумилев. Простите. Два часа назад ваш смех звенел, как колокольчик. В чем дело? Любимая моя? Кто вас обидел? Я?
Лиля. Вы должны выполнить одну просьбу.
Гумилев. Все что угодно, красавица моя!
Лиля. Это очень серьезно.
Гумилев. Я слушаю, но все же, любимая, смените ваш трагический оборот!
Лиля. Вы готовы выполнить то, о чем я вас попрошу?
Гумилев. Слово дворянина.
Лиля (с усилием). Вы должны уехать отсюда. Немедленно.
Издалека доносятся голоса: «Господа! Господа! Что вы там остановились? Идите сюда, господа!».
Гумилев. Не знаю, в чем дело, но это неудачная шутка!
Лиля. Это серьезно, Николай!
Гумилев. Может, ты мне объяснишь?!
Лиля. Без объяснений! Ты дал мне слово!
Гумилев. Посмотри на меня! (почти кричит). Посмотри на меня!
Лиля отворачивается. На глазах у нее слезы.
Гумилев. Хорошо. Хорошо. Без объяснений.
Гумилев, слегка пошатываясь, отходит от Лили. Между тем вприпрыжку по пляжу назад бежит Софья.
Софья. Елизавета Ивановна, я к вам! Куда вы дели Никки?
Гумилев идет обратно в сторону дома. Волошин, внезапно обернувшийся, смотрит ему вслед.
Вечер того же дня. Солнце на закате террасы. Лиля тихо забилась в уголок на стоящем там соломенном табурете. Между тем Софья и Елена Оттобальдовна убирают со стола чайную посуду.
Елена Оттобальдовна. Дуэль, дуэль! Ох, мальчишки!
Софья. Да полноте вам, Елена Оттобальдовна! Пускай! Мне даже интересно!
Как это пауки будут драться! Алёша говорит, что Николай привез это обычай откуда-то с Южного континента.
Появляется Гумилев с банкой, полной каких-то не то жуков, не то тараканов, размеры их довольно внушительны. С ним тут же находятся Толстой и Волошин.
Гумилев. Правила нашей дуэли такие… держи, Макс, это твоя банка, тебе отобрал лучших!
Толстой. А самка где?
Гумилев. Тут у меня в спичечной коробке. Значит так, господа! Высаживаем самочку! И выпускаем по тарантулу из двух банок. Это твой, Макс, держи! Давай выпускай и его на свет божий! Одного из них выбирает самка. Так, так, смотрите! Так, так, смотрите! Второй не отстает, хоть его и не выбрали! Он пытается повергнуть соперника!
Все с интересом следят за происходящим на столе.
Софья. А правда, что самка съест в конце своего избранника?
Гумилев. Это только после оплодотворения.
Софья. Клеопатра…
Гумилев. Смотрите, смотрите, что делает мой самец! Мой… мой… победил твоего, Макс! Да, да! Победа!.. Макс, хочешь, ещё сыграем?
Волошин не откликается. Он смотрит на стол. Но видит совсем иную картину… Грязное предзимье. Много талого снега. И две фигуры, стоящие друг против друга на снегу… Пистолеты. Одна большая фигура кажется растерянной…
Макс пытается понять, кто это. Но видит холодный полный ненависти взгляд другой. Волошин проводит рукой по вспотевшему лбу.
Толстой. Макс, что с тобой?
Волошин. Простите,… задумался.
Гумилев. Макс, ты играешь?
Волошин. Что? Нет, Коля. Я признаю свое полное поражение.
Гумилев. Ну что ж, всё было по правилам.
Гумилев закрывает банки, собирая уже выпущенных пауков.
Гумилев. Должен вам сказать, господа, что завтра вынужден отбыть в Петербург.
Елена Оттобальдовна. Как так? Вы ведь только что приехали!
Гумилев. Дела … получил письмо, отзывают. Разрешите откланяться сегодня пораньше. Надо успеть сложить чемоданы.
Все, кроме Лили, смотрят на него с недоумением.
Елена Оттобальдовна. А что нам делать с вашими пауками?
Гумилев. Выпустите их, Елена Оттобальдовна, просто выпустите и всё!
Гумилев уходит. Первой опомнилась Софья.
Софья. Вот уж, не ожидала… все-таки, как-то грустно и непонятно…
Толстой. М-да… ну, раз так, разрешите и мне уйти сегодня пораньше. Хочу поработать. Софьюшка, ты остаешься?
Софья. Нет. Я с тобой. Спокойной ночи, Елена Оттобальдовна!
Елена Оттобальдовна. Спокойной ночи!
Софья. Доброй ночи, Макс! И вам, Лиля… и все-таки, как неожиданно!
Елена Оттобальдовна. Ну что ж, чему быть, того не миновать! Зато к нам едет Андрей!
Елена Оттобальдовна покидает террасу вслед за Толстыми.
Совсем стемнело. В углу белеет платье Лили, которая за всё это время не вымолвила ни слова. Волошин встает, подходит к перилам террасы, смотрит в рано опустившуюся на землю южную ночь.
Волошин. Зачем вы прогнали Гумилева?
Лиля. Думаю, у него есть веские причины для такого скорого отъезда.
Волошин. Не лукавьте со мною, Елизавета Ивановна. Я уже знаю вас немного, … скажите правду.
Лиля (не сразу). Хорошо. Я приехала к вам, Максимилиан. Мне надо многому научиться, многое понять…, я затем и ехала сюда,… А Николай, он слишком влюблен, чтобы правильно оценить это…
Лиля встает, подходит к Волошину, берёт его за рукав.
Лиля. Вы не прогоните меня? Не оставите меня одну?
Волошин смотрит на неё, её волнение передается и ему.
Волошин. Не ожидал такого поворота…
Лиля. А теперь вы лукавите со мной, Макс… Сегодня ко мне вновь приходил «Тот человек». Он разговаривал со мной. Он сказал, что я должна сделать выбор между Николаем и вами. Даже предрекал будущее,… оно не несёт нам счастья,… но он сказал, что я могу сделать этот выбор сама… и я выбрала вас, Максимилиан! Вы – мой бог! Я готова молиться вам! Я не хочу, чтобы между нами кто-то был,… я так решила, … это было нелегко.
Лиля подносит его руку к своим губам.
Лиля. Буду с вами до тех пор, пока вы не прогоните меня. Это моё слово.
Волошин. Сделаю всё возможное, чтобы не разочаровать вас, Лиля… нет. Лиля, встаньте, так нельзя…
Лиля, склонившись к его плечу, тихо плачет. Волошин прижимает её к себе.
хххх
Квартира художника Карла Брюллова, в данный момент совершающего длительное заграничное путешествие. В квартире живет его дочь Лида, приятельница Лили. Сегодня Лида абсолютна одна в своей квартире. Поэтому вынуждена сама идти в прихожую открывать дверь в ответ на беспрерывно раздающуюся трель звонка. На пороге Лиля. Раскрасневшаяся от волнения и растрепанная, она влетает в квартиру.
Лида. Лиля, что с тобой? Отчего ты вернулась? Что стряслось? Да скажи, наконец!
Лиля. Я только что видела его!
Лида. Кого?!
Лиля. Я только что видела его, понимаешь?! Понимаешь, у меня сердце сжалось! Оно чуть не выпрыгнуло!
Лиля. Да кого?!
Лиля. Чуть не выпрыгнуло и сжалось как в первый раз!..
Как тогда… зимой… в « Вене»!
Лида. В Вене?! Постой, ничего не понимаю! Разве ты была в Вене зимой?!
Лиля. Ну да. В « Вене». В ресторане.
Лиля поспешно снимает пальто. Уже на ходу и перчатки, бросает их мимо полки на пол, не замечая этого.
Лиля. Ты позволишь мне воспользоваться твоим бюро?
Не дождавшись ответа, Лиля проходит в Лидину комнату. Лида почти бежит за ней.
Лида. Но, друг мой, скажи…
Лиля. Я должна ему написать! Сейчас же, срочно! Я знаю, ты сегодня приглашена! Ты позволишь мне позвать его сюда?
Лиля что-то строчит на бумаге, стоя.
Лиля. Я знаю…, конечно, ты позволишь… ведь ты моя лучшая подруга! Ведь позволишь? Правда?!
Лида не успевает ничего ответить, так как Лиля трясет Лиду. Затем внезапно отпускает.
Лиля. Если бы только знала, что я испытала, когда увидела его! Вот записочка, пожалуйста, попроси прислугу отнести её! Отнести сейчас. Срочно! Не откажешь?! Я знаю, ты мне не откажешь! Ты - моя лучшая подруга! Ты не можешь отказать!
Лилино состояние близко к экзальтации. Она опускается на стул. Вот-вот заплачет.
Лиля. Попроси! Попроси, пожалуйста!
Лиля рвёт на себе воротничок. Лида хватается за графин с водой. Подносит стакан Лиле. Та судорожно пьет. Лида быстро открывает окно.
Лида. Не надо так волноваться, Лилечка! Тебе вредно, ты сама знаешь! Я теперь одна. Нет никого!
Лиля вновь начинает задыхаться, хочет что-то сказать, но ком перехватил ей горло. На её глаза наворачиваются слёзы.
Лида. Ну, хорошо! Хорошо! Лиля! Я сейчас попрошу соседского мальчишку. Они не откажут! Но кому? Кому ты написала? Нести куда? Кого видела?
Лида берет из рук Лили записочку, читает адрес. В недоумении смотрит на Лилю.
Лида. Но как же так? Лиля?! Как же так?!
Лиля. Не спрашивай! Не спрашивай меня! Здесь всё мое сердце, понимаешь?! Всё сердце моё! Отнесешь?
Лида стоит в нерешительности, но видя Лилино состояние коротко кивает.
Лида. Надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, что делаешь!
Вечер того же дня. Квартира Брюлловых, в которой находится одна Лиля, успевшая зайти домой, чтобы переменить платье. Или может быть она его одолжила у Лиды, ведь Лида её лучшая подруга и ни в чем не смеет ей отказать! Лиля сидит на большой широкой кровати под балдахином и смотрит на себя в зеркало, стоящее напротив. Ей слышно, как в гостиной бьют часы. Лиля подходит к окну. Приподнимает штору. На улице молодой человек в цилиндре рассматривает окна дома. Лиля опускает штору, как будто её застали врасплох. Она улыбается. Возбужденно дышит. Мечтательна. В это время в дверь квартиры звонят. Лиля на цыпочках идет по коридору, смотрит в глазок. Затем прижимается спиной к двери. Стоит тихо и продолжает улыбаться. Звонок повторяется. Вздохнув полной грудью, Лиля, наконец, поворачивает ключ в замке и делает шаг назад, чтобы пропустить гостя. В квартиру заходит Николай Гумилев.
Гумилев. Вы?! Сударыня… Я польщен!
Лиля (протянув руку). Я… А вы кого ожидали?
Гумилев. Я должен был ехать в Царское. Тут какой-то мальчишка прибежал… Я не узнал почерка!
Лиля. Все правильно. Я писала вам правой рукой!
Гумилев. Позвольте поцеловать еще раз вашу руку! Вы - большая выдумщица, Елизавета!
Лиля. Дверь.
Гумилев. Что?
Лиля. Дверь надо закрыть!
Лиля хочет обойти Гумилева, чтобы закрыть за ним дверь на ключ. Но он это делает раньше её, перехватывая Лилю на ходу за талию и притягивая к себе. Поцелуй. Лиля, не отрываясь от Гумилева, ведет его за руку по коридору в спальню, где под поднятым вверх балдахином притаилась большая кровать…
Некоторое время спустя. Гумилёв и Лиля находятся в спальне. Гумилев распростерся поперек кровати. Лиля полусидит там же.
Гумилев. Какая широкая кровать!
Лиля. Это спальня Лидиного отца.
Гумилев. Самого Брюллова?!
Гумилев смеется.
Гумилев. Фантазии вам не занимать, дорогая моя!(через паузу). И все-таки никак не возьму в толк, зачем вы изгнали меня из Коктебеля? Вы не желаете объяснить?
Лиля. Нет. Не желаю.
Лиля пытается встать. Гумилев перехватывает её, целует в шею.
Гумилев. Нам было так хорошо вместе.
Лиля закрывает глаза. Гумилев что-то шепчет ей в ухо.
Гумилев. Может, все-таки объяснишь?
Лиля открывает глаза, тщетно пытается отодвинуться.
Лиля. Не вижу необходимости.
Гумилев еще крепче привлекает её к себе.
Гумилев. Зато я вижу.
Лиля все-таки отстраняется, вдруг оборачивается и смотрит на Гумилева глазами, полными нежности и глубокой печали. Затем взгляд её гаснет. Гумми не увидел выражения её лица, так как в этот самый момент потянулся на кровати.
Лиля. Николай Степанович, вы не забыли, что у меня есть жених?
Гумилев. Что? Какой еще жених?
Гумилев усмехается.
Гумилев. Это становится интересным, моя любимая! Кто посягнул на руку моей Дульсинеи?
Лиля. Владимир Васильев, вольноопределяющийся в…
Гумилев. Елизавета Ивановна, Елизавета Ивановна! Опять вы за старое принялись! Неужели вы за этим меня сюда позвали?! Это даже не смешно уже. Ну, какой он вам жених?! Ты его не любишь… Ты же другого любишь, разве не так?
Лиля. Но мы помолвлены!
Гумилев. Да мне то какое дело до того, что ты с ним помолвлена!!! Когда ты здесь, сейчас, битых два часа доказывала мне обратное! И ведь доказала! Поверил!
Гумилев перешел на крик. Стукнул кулаком о столик, задел стакан, поцарапал до крови руку. Лиля только вздрагивала. Зрачки её вновь расширились от накатившей на неё вновь страсти. Но она сдержала себя.
Лиля. Николай Степанович, вы забываетесь!
Гумилев. Нет! Нет, моя дорогая! Я наоборот, только и прихожу в себя! А я снова вам поверил! Осёл! Зачем? Зачем вы позвали меня? Зачем?!
Гумилев схватил Лилю за кисти рук и трясет её со всей силой.
Лиле очень больно и обидно, из глаз текут слезы.
Лиля. Больно. Мне больно.
Гумилев. Вы мне сейчас все расскажете, Елизавета Ивановна!
Лиля. Пустите меня!
Гумилев. Сначала вы ответите мне на один вопрос. Зачем вы попросили меня уехать из Коктебеля?
Лиля. Да пустите же меня!
Гумилев. Вам что, заморочил голову Макс?!
Лиля. Да если и так! Вам то что до того!
Лиля тоже перешла на крик. Гумилев вдруг резко отпустил Лилины руки, уронив голову на свои. Затем упал на колени, целуя Лилино платье.
Гумилев. Простите. Простите меня! Я не знаю, что на меня нашло…
хххх
Проехав совсем немного, Лидия Брюллова выходит из пролётки возле подъезда жилого дома, расплачивается, заходит в подъезд и бежит вверх по лестнице. На третьем этаже она останавливается, переводит дыхание.
Брюллова. Ты? Давно здесь?.. Еле успела!
Лида открывает свой ридикюль, достает ключ, который без усилия поворачивается в замке. Лида заходит в квартиру. Следом за ней входит … Лиля. Лиля, не снимая пальто, усаживается на стул в передней. Вид у неё отсутствующий.
Лида. На улице похолодало. Хочешь чаю? Я лично хочу.
Лиля молчит. Лида снимает пальто, причёсывается возле зеркала, так как несколько растрепана.
Лида. Еле успела, на самом деле! Не знала, что и делать! Хорош извозчик, быстро домчал!
Лиля. Шикуешь!
Лида. Ничего подобного! Всё за счет редакции!
Лида выразительно смотрит на Лилю. Лиля усмехается. Лида пудрит нос.
Лида. Мне еще надо к Лукомскому успеть, в Академию.
Лиля. Зачем?
Лида. Господин Маковский желает устраивать выставку в редакции. Картины отбирать будем… Нет! Всё-таки надо сделать тебе второй ключ!
Лиля. Не надо! Я его все равно потеряю!
Лида. А ты на шее носи! Ну что ты здесь сидишь? Господи, как же чаю хочется!
Лида ступает на кухню. Раздается шум льющейся воды и звон чайника. Лида идет из кухни в гостиную. Лиля, не раздеваясь, идет за ней. Заходит. Садится в кресло.
Лиля. Сегодня инспектор приезжал из Высшего училища. Спрашивал моих девочек, какого из царей они более почитают. И знаешь, что они ответили?
Лида. Что?
Лиля. Гришку Отрепьева.
Лида. Что, прямо так и сказали?!
Лиля. Хором. В один голос.
Лида рассмеялась. Вслед за ней улыбнулась и апатичная Лиля.
Лиля. Знаешь, а я поняла одну вещь.
В это время раздается скромный стук в дверь.
Лида. Кто там?
Кухарка. Барышня, Лидия Карловна! Вы чайник ставили? Я вам чай принесла!
Лида идет к двери. Притокрывает её.
Лида. Вернулись? Ну, потом, потом!
Но поднос с чайником и чашечками Лидия приняла, разливает чай, Лиля продолжает.
Лиля. То есть на самом деле, я еще вчера поняла… на лекции у Вячеслава Ивановича. Мы были вместе с Майей. Там были одни дамы. И только я расслабилась, как под самый конец явился Гумми.
Лида. И?!
Лиля пожимает плечами.
Лиля. Мы все, то есть я, и Майя, и Вячеслав Иванович ждали Макса.
Лида внимательно смотрит на Лилю.
Лиля. Знаешь, а он увел меня силой…
Лида. Гумми? Куда увел?!
Лиля. Нет. Гумми только смотрел и знаки подавал.
Лида. А ты?
Лиля. А я делала вид, что не замечаю… Я сначала не понимала многого, а теперь мне открылось…, он действительно увел меня силой, понимаешь?
Лида. Пока еще нет, держи.
Лида дает Лиле её чашку.
Лиля. Такой талантливый, красивый, большой…, да, Большой! И сила у него такая большая! Куда Гумми с ним тягаться? А сейчас вот и это еще!
Лиля ставит чашку рядом со столиком, на котором стоит телефон.
Лида. Так ты о …
Лиля (улыбается). Конечно. О Максе. О ком же еще? И знаешь, кажется, он меня действительно любит! Я сначала сомневалась, думала от отчаянья все это…
Лиля. Аморя?
Лиля. Ну да… А сейчас поняла – любит!
У Лиды из глаз вытекли слезинки.
Лида. Какая ты счастливая, должно быть, Лиля!
Лиля. Нет…, совсем нет…, Лида.
Лиля горестно вздыхает. Подходит к зеркалу.
В зеркале отражаются часы, стоящие на каминной полке.
Лиля. Я знаю только одно. Его я люблю. Очень. Он так много для меня сделал.
Лида хочет что-то сказать. Но Лиля ей не дает. Она продолжает.
Лиля. Я никогда бы не стала Той, если бы осталась с Гумми.
Лида. Так в чем же здесь дело, Лиля?
Лиля. Я люблю Максимилиана, но от Коли почему-то совсем отказаться не могу…
Лида слегка нервничает, смотрит на свои часики.
Лиля. Знаю, знаю. Время! Но что ждет нас с Максимилианом? Ты можешь себе это представить?!
Лида. Лиля, забудь! То было нездоровое воображение! Ты была возбуждена!
Лиля. Пусть так! Хотя…, пусть так! Но это для нас ничего не меняет! Он так устроен…,… он…, я – гадкая, очень гадкая, испорченная,… я…, я…, знаешь ли, я поняла, что выход есть. Он есть всегда. Но меня никто из них не возьмет. Ни Гумми, ни Макс!
Лиля плачет.
Лиля. Я это поняла вчера, когда мы с Максом вместе выходили. Гумми так смотрел на меня. А Макс, как будто этого не замечал. Меня никто из них не возьмет, никто!
Лида подходит к Лиле.
Лида. Кроме одного.
Лиля. Да.
Лида. Воли.
Лиля кивает. А затем смотрит совсем заплаканными глазами в открытое лицо близко от неё стоящей подруги.
хххх
Лиля. Макс! Я только что видела её!
Волошин. Кого, Лиля?
Лиля. Черубину! Я не шучу! Она здесь!
Волошин смотрит на Лилю, затем смеётся.
Волошин. Так это же хорошо!
Лиля. Ты мне не веришь!
Волошин (серьёзно). Верю. Но ты должна преодолеть испуг. Это необходимо. Так бывает, что созданный тобою фантом…
Лиля. Макс, ты понимаешь меня?! Я боюсь! Я уже видела её на улице!.. и дома!..
У Лили вновь округлились глаза. Бросив Волошина, она бежит к Иванову.
Лиля. Вячеслав Иванович! Вячеслав Иванович! Кто эта дама?
Иванов. Где?
Лиля. Вон. Возле Гумилева.
Иванов оборачивается. Рядом с Гумилевым стоит Сергей Городецкий.
Иванов. Елизавета Ивановна! Но это не дама!
Лиля. Она только что была там! Вы не могли бы узнать у Николая Степановича, как её зовут?
Иванов. Елизавета Ивановна, не могли бы вы сами решить всё с Николаем Степановичем?
Лиля. Нет. Никак не могу.
Иванов. Хорошо.
Идёт. О чём-то говорит с Гумилёвым. Лиля стоит уже неподалеку.
Гумилев. Она ушла, не представившись.
Иванов. А где она сейчас?
Гумилев. Её вызвали. Кажется, к телефону.
Иванов делает шаг к Лиле.
Иванов. Вы слышали?
Лиля. Где он?
Иванов. Кто?
Лиля. Телефон.
Иванов. В кабинете.
Лиля, ничего не спрашивая, направляется в сторону кабинета. Там никого нет. Зато вслед за Лилей в кабинет заходит Гумилёв. Гумилев стоит, прислонившись к закрытой двери. Лилю он не выпускает.
Лиля. Николай Степанович! Откройте дверь!
Гумилев. Что за цирк вы устроили? Вы что, ревнуете?
Лиля. Что? Нет.
Гумилев. Сознайтесь, ревнуете!
Лиля. Да нет же, говорю, вам!
Гумилев. Тогда, что это было такое сейчас?
Лиля молчит.
Гумилев. Отвечайте!
Лиля. Меня последние дни преследует призрак, женский призрак. Эта дама была на него похожа.
Гумилев. И всё?!
Лиля молчит, нервно вертит на руке голубенький браслет. Гумилев смотрит на её руку и внезапно широко улыбается.
Гумилев. Так! А это что такое?
Гумилев берет Лилю за руку.
Гумилев. Вы носите мою змейку!
Лиля. Ну и что с того?
Гумилев. Как что с того?! Вам по-прежнему нравится играть мной! Ну что ж, я к вашим услугам!
Гумилев обнимает Лилю. Она не сопротивляется.
Гумилев. Но вы не можете не понимать, что я - мужчина, который очень долго скучает!
Лиля. Вы думаете, что я забыла, что вы – мужчина?
Гумилев. Вы не забыли!.. По глазам вижу, что не забыли!
Лиля отворачивается.
Гумилев. Хотите избавиться от призраков?!
Лиля. Моя откровенность – не повод для шуток!
Гумилев. А я и не шучу! Зачем вы носите мой браслет, если вы так равнодушны ко мне?! Вы боитесь призраков? Я готов защищать вас с помощью шпаги, а еще лучше с помощью руки и сердца!
Лиля. Николай Степанович! Оставьте вы это, пожалуйста!
Гумилев. Нет! Вы только что доказали, что неравнодушны ко мне! Поэтому я повторю свой вопрос. Готовы ли вы, наконец, стать моей женой?
От беспомощности Лиля начинает плакать. Гумилев обнимает её, целует в голову, в шею. На мгновение, кажется, что она обмякла в его руках. Гумилев рад, почти доволен, он почти победил, но здесь…
Лиля. Оставьте меня! Оставьте! Я никогда не буду вашей! Никогда!
Гумилев. Никогда?!
Лиля. Никогда! Да, опомнитесь вы, наконец! Я уже давно не ваша! Вот, заберите!
Лиля снимает с руки браслет и кидает его в лицо Гумилеву.
хххх
Лиля. Макс! Произошло большое несчастье. Я разоблачила себя! Я больше так не могу, Макс!
Волошин. Ну, что ты, что ты, девочка моя, зачем же? Когда? Тихо, тихо.
Лиля. А затем меня смертельно оскорбил … недоброжелатель!
Волошин. Кто? Какой недоброжелатель? Что он сделал?
Лиля. Николай Степанович. Он в присутствии Лиды и Иоганна говорил очень интимные невозможные слова. И принудил меня ко лжи! Вышел скандал! Я не знаю, что теперь будет дальше!
Волошин. Так, погоди, ты сказала, что разоблачила себя? Ты рассказала о себе Николаю?
Лиля. Нет. Гюнтеру. Несколько дней назад. Пойми, мне уже это стало невыносимо! И потом, я просто боялась, что Её встречу!.. Он клялся, что будет молчать! И вот!.. Мне почему-то кажется, что он каким-то образом спровоцировал на эту гнусность Гумилева! Гюнтер вначале сообщил мне, что Николай распространяет обо мне здесь какие-то слухи… ну и… Макс, Макс, я не знаю, что мне делать… я боюсь теперь даже выйти отсюда, а…
Волошин. Я понял тебя, Лиля. Я разберусь. Обещай, что больше ничего не предпримешь.
Раннее утро следующего дня. В редакции «Аполлона» находится один Иоганнес фон Гюнтер, имеющий немецкую привычку приходить ранее остальных. Работа всегда стабилизировала Гюнтера. И сейчас он готов был простить обиду, нанесенную вчера Гумилевым, которого почти любил. Его более беспокоило неприглядное участие в сложившейся ситуации, обдумывал он и разговор с Елизаветой Ивановной, который, вероятнее всего, был неизбежен. А тут еще прислал ему записку сам Волошин с просьбой увидеться наедине. В общем, Гюнтера мучили и угрызения совести, и его личная репутация, и русские поэты вообще, с их такими непонятными для его курляндского сердца страстями, непонятными, но от этого еще более привлекательными… Вот и пришел Макс Александрович Волошин, с которым Гюнтер не был на « ты», поскольку принадлежал к «другому лагерю», но о близости Волошина с главным редактором он, конечно, знал. Волошин смотрит на Гюнтера исподлобья. Взгляд его, обычно ироничный, сегодня неприветлив, серьезен и глубок. Лицо непроницаемо. Гюнтер внутренне съёжился.
Волошин. Доброго утра вам, Иоганн! Кажется, я опоздал?
Гюнтер. Здравствуйте, нет, это я пришел сегодня рано.
Волошин. Я хотел говорить с вами…
Гюнтер. Вы хотели поговорить о Елизавете Ивановне, не так ли?
Волошин. Именно так. Мне стали известны некоторые обстоятельства, произошедшие не так давно, и в которых вы принимали непосредственное участие. И я, как близкий ей человек, счел необходимым вмешаться.
Гюнтер. Слушаю вас.
Волошин. Прежде всего, я хотел бы спросить, какова была ваша цель?
Гюнтер. Не понимаю.
Волошин. Хорошо. Я объясню. Вы вошли в доверие к женщине. Она раскрыла вам свою тайну, которую, как мне теперь известно, вы хранили, как честный человек (ведь, вы - честный человек, не так ли?) несколько дней.
Гюнтер хочет что-то сказать. Волошин не дает ему этого сделать.
Волошин. Вы даже вошли с ней, если можно так выразиться, в сговор. Когда подтвердили Сергею Константиновичу, что были знакомы с ней и раньше.
Гюнтер. Но это не совсем так, господин Волошин. Я только сказал, что возможно видел её…
Волошин. Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду!
Гюнтер. В чем вы подозреваете меня? Вы затеяли с Елизаветой Ивановной игру, в которую вовлекли не только «аполлоновцев», но и половину Петербурга… При всем моем уважении к вам и Елизавете Ивановне , в особенности, я должен вам напомнить, что некоторые наши знакомые пострадали от вашей мистификации. Взять хотя бы…
Волошин. Оставим мистификацию. Я говорю с вами о реальной женщине и её репутации, которой был нанесен урон! Какова ваша роль в произошедшем, господин Гюнтер?
Гюнтер сильно покраснел.
Волошин. Не бойтесь, я не собираюсь вызывать вас.
Гюнтер краснеет еще больше.
Волошин. Так почему вы изменили свою позицию?
Гумилев. Я хотел помирить их. Я не знал тогда…
Волошин. И только?
Гюнтер. Николай – мой друг!
Волошин выразительно смотрит на Гюнтера.
Гюнтер. Я приехал в Россию, так как был очень увлечен русской поэзией. Я не мог предположить, насколько в вашей стране поэзия близка к жизни. В Европе не так.
Волошин поднимается с кресла, в котором сидит.
Волошин. Ну, как в Европе обстоят дела, мы знаем. Бывали. Я удовлетворен. Прощайте!
Гюнтер. Макс Александрович! Я готов принести свои извинения…
Волошин. Прощайте, вы уже и так сделали всё, что смогли!
Волошин выходит. У Гюнтера от пережитого унижения на глаза навернулись слезы. Он тихо ругается по-немецки.
Ателье художника Головина в Мариинском театре. В мастерской полно гостей. Это художники и литераторы, среди которых Волошин и Маковский, Гумилев и Толстой, Кузмин, Зноско-Боровский. Присутствуют также Анненский, Иванов. Хозяин мастерской собирается писать групповой портрет членов редакции «Аполлон». Он просит их то присесть, то пройтись. Всё это время откуда-то снизу доносится голос Шаляпина, поющего «Заклинание цветов». Наконец, Головин куда-то выходит. Гумилев довольно весело общается с Толстым. Оба смеются. Волошин, возле которого стоит и Маковский, напротив, напряжен, красен лицом, в ответ на многочисленные приветствия прибывающей публики только кивает. Так поздороваться с ними подходит только что поднявшийся снизу Вячеслав Иванов. Между тем Гумилев и Толстой тоже подошли к Иванову. Поздоровались, отошли. Слышен голос Гумилева: «Так что, за что стреляться, Алёша, если не за женщин и за стихи?». После этой реплики Волошин неожиданно делает шаг в сторону Гумилева и резко наотмашь бьёт его по лицу. На мгновение в ателье стало тихо. Гумилев вне себя от бешенства бросается с кулаками на Волошина. Их разнимают тут же подоспевшие «аполлоновцы». Среди них Кузмин и Зноско- Боровский.
Волошин. Вы поняли?
Гумилев. Понял!
Гумилёв уже пришел в себя, стоит, заложив руки за спину, с ледяным лицом. За его спиной сомкнулось кольцо сторонников, среди которых первыми выступают Кузмин и Зноско- Боровский. Рядом с ними находится и Иванов.
Волошин (Маковскому). Вы недовольны мной?
Маковский. Вы слишком хорошо развиты физически, Максимилиан Александрович! В этих случаях достаточно символического жеста!
Волошин. Да. Не соразмерил!
Гумилев. Господа! Прошу вас быть моими секундантами!
Зноско-Боровский и Кузмин тут же подтверждают свою готовность.
Иванов. Макс! Я, конечно, узнаю твой характер! Но взвесил ли ты, насколько слова, сказанные о Коле, могли быть правдой?
Волошин. Вячеслав! Мне кажется, дело вовсе не в том, чтобы проверять слова господина Гумилёва, если он говорит правду, то от этого становится только хуже!
В это время в мастерскую поднимается князь Шеваршидзе. Волошин тут же бросается к нему.
Волошин. Я прошу тебя быть моим секундантом!
Шеваршидзе (опешив). Что? Что случилось?!
К нему подходит Толстой.
Толстой. Здесь дуэль, князь. У вызывающего лица господина Гумилёва уже есть секунданты!
Кузмин и Зноско- Боровский откланиваются.
Шеваршидзе. Я готов!
Толстой. Макс! Я и князь. Мы с тобой! Обговорим условия, господа!
Гумилев. Стреляться до смерти! На пяти шагах!
По залу разносится возмущенный говор, многие из присутствующих спешат покинуть скандальное собрание. В это время на вышку поднимается все это время отсутствующий Головин. Не понимает, что происходит.
Головин. Господа! Господа! Куда же вы? Что происходит, господа?
Анненский. Дуэль.
Головин. Дуэль?! Какая дуэль?
Анненский. Достоевский прав! Звук пощёчины действительно мокрый!
Дуэль.
В предрассветной мгле недалеко от Новой Деревни едва различимы силуэты людей, которые пытаются вытащить застрявший в снегу автомобиль. Это секунданты Гумилёва Кузмин и Зноско-Боровский. Шофёр машины из-за всех сил жмет на газ.
Кузмин. Погоди, кажется, едет кто-то.
Действительно, по дороге идёт еще один таксомотор, в котором сидят Максимилиан Волошин, граф Алексей Толстой и князь Сергей Шеваршидзе. Машина останавливается. Из неё выходят. Осматриваются. Волошин в шубе и калошах, замечает Гумилёва, который стоит поодаль и не принимает никакого участия в происходящем. Где-то возле него болтается и добытый с трудом доктор.
Шеваршидзе. Застряли?
Кузмин. Да уже минут десять пытаемся сдвинуться с места и никак! Пистолеты?!
Шеваршидзе. Добыл у барона!
Кузмин. У Мейендорфа?
Шеваршидзе. Да.
Кузмин. Всё, Женя! Больше не могу, надо идти за дворниками!
Зноско-Боровских. За дворниками?! Куда?
Шеваршидзе. Да и где их найдешь в такую рань!
Шеваршидзе снимает пальто. Наваливается на машину вместе с Зноско-Боровских. Глядя на их безрезультатные усилия, к ним присоединяется и граф Толстой.
Волошин, по примеру Гумилёва, тоже отошел было в сторону, пытаясь что-то рассмотреть впереди себя. На машину навалились уже впятером.
Кузмин. Безрезультатно. Может кончиться газ.
Шеваршидзе. Макс! Тут без тебя, видимо, никак!
Толстой. Не по правилам, князь! Нельзя!
Волошин. Если следовать правилам, то так можно и конного патруля дождаться. Не в моих это интересах, господа!
Волошин слезает с сугроба, на котором стоит. Подходит. Просит выйти шофера из машины и вместе с князем Шеваршидзе пытается приподнять машину спереди. Им это удается. Машину сдвигают с места.
Зноско-Боровский. Коля! Всё! Поехали!
Гумилёв с отрешенным видом садится в машину вместе со своими секундантами, которая тут же и отъезжает.
Толстой. Ну что, господа, ждем пять минут и едем!
Волошин. Да. Отдышаться, возможно, напоследок!
Волошин отходит опять к сугробам, стоит, смотрит вверх. Откуда-то с деревьев слетает стая разбуженных галок. Потоптавшись немного на одном месте, возвращается к машине.
Волошин. Я готов! Поехали, господа!
Машина противника уже стоит на поле. Подъехал и автомобиль, в котором сидят Волошин, Толстой, Шеваршидзе и доктор. Выходят. Волошин поскользнулся.
Толстой. Место какое-то болотистое!
Волошин. Господа! Я потерял калошу!
Шеваршидзе. Что? Какую калошу?
Волошин. На мне была калоша. Я потерял её, видимо, когда вытаскивали машину или чуть раньше.
Шеваршидзе. Надо поискать.
Толстой. Серёжа! Мы не будем возвращаться!
Шеваршидзе. Да?
Волошин. Господа! Я не могу стреляться в одной калоше!
Толстой. Так ты просто сними её, Макс! Хорошо? Вторую калошу сними! Возвращаться – плохая примета!
Волошин послушно снимает калошу и кладет её в карман своей необъятной шубы.
Толстой направляется прямо через поле к стоявшим на нем противникам.
Шеваршидзе следует за ним. Увидев это, секунданты Гумилёва направляются в их сторону. Сходятся. Совещаются недолго. Затем расходятся каждый в свою сторону.
Толстой. Серёжа, давай сюда пистолеты!
Шеваршидзе подает ящик с пистолетами, найденными накануне у барона Мейендорфа. Толстой вынимает их из коробки, проверяет.
Толстой. Князь! А где пыжи?
Шеваршидзе. Разве их нет?
Волошин. Господа! Я все же не вполне готов стреляться без…
Толстой. Без чего?
Волошин замолчал. Толстой смотрит на него, затем на его ноги, замечает на нем тонкие ботинки. Волошин переминается с ноги на ногу. Ему очень неудобно стоять на выступающей из снега кочке. Толстой заряжает пистолеты, при этом рвет свой платок пополам и засовывает его куски в пистолеты вместо пыжей.
В это время доктор, все-таки вышедший из машины, направляется было к стоящим на поле секундантам. Лет доктору уже немало, он невысок и кругл, сделав пару шагов, он чуть не провалился в талую воду. На помощь ему приходит Кузмин.
Кузмин. Давайте мне ваш ящик!
Толстой тем временем, прыгая с кочки на кочку, бегом направляется к Гумилеву с пистолетами в руках. По дороге проваливается по пояс в болотце, занесенное снегом. Поднимает коробку с пистолетами как можно выше, выбирается. Гумилев с виду очень спокоен. Толстой подбегает к Гумилеву, подает оружие. Гумилев берёт пистолет почти не глядя. Его безотрывный взгляд устремлен на Волошина. Затем Толстой направляется к Волошину, стоящему широко расставив ноги, уже в совершенно мокрых ботинках. Волошин берет пистолет у Толстого.
Толстой. Я предлагаю вам помириться, господа! Одумайтесь!
Гумилёв. Я приехал драться, а не мириться!
Доктор. Я буду в машине, с вашего разрешения!
Толстой. Как распорядитель дуэли вынужден еще раз сообщить противникам, что они стреляются на расстоянии пятнадцати шагов и до…
Гумилев. Начинайте, граф!
Толстой отмеривает шаги.
Гумилев. Не делайте таких неестественно широких шагов, граф Толстой!
Толстой начинает сначала. Отмерил ровно пятнадцать шагов. Отметил места встречи противников.
Толстой. К барьеру, господа!
Гумилев и Волошин встали друг напротив друга.
Толстой. Я начинаю счёт, господа! Раз, два…
В это время Кузмин, у которого сдали нервы, громко охает и садится в снег, закрыв лицо медицинским ящиком доктора.
Толстой. Три!
Гумилев нажимает на курок. Грохот выстрела. Красная вспышка света. Волошин остался на ногах. Вдруг у него в ушах начинается какой-то «стеклянный» шум. Волошин нажимает на курок. Выстрела не происходит.
Гумилев. Я требую, чтобы этот господин стрелял!
Волошин. У меня была осечка!
Гумилёв. Я требую второго выстрела!
На этот раз Волошин долго целится. «Стеклянный» шум усиливается, покрывая собой всё видимое пространство. Волошин смотрит на Гумилёва и видит … летний стол своего дома в Коктебеле, по которому ползают тарантулы, улыбающиеся лица друзей, Гумилёва, возбужденного игрой и что-то спрашивающего у него, свою маму Елену Оттобальдовну и Лилю с перевернутым лицом. Лилю он видит очень хорошо,… внезапно он опускает пистолет.
Волошин. Вы отказываетесь от своих слов?
Гумилёв. Нет!
Волошин поднимает пистолет. Снова целится. И на этот раз достаточно долго. Нажимает на курок. Глухой звук второй осечки.
Гумилев. Я требую третьего выстрела! Я требую этого!!!
Шеваршидзе. Алёша! Хватай скорее пистолеты!!!
Шум в ушах у Максимилианна Александровича усиливается, а затем совсем пропадает.
Толстой бежит к Волошину, выхватывает из его руки пистолет, стреляет в снег, гашеткой ему обдирает палец. Капли крови на снегу.
Шеваршидзе. Кончено!
Зноско-Боровский. Кончено! Кончено!
Кузмин. Кончено!
Гумилев поднимает брошенную им ранее в снег шубу и, ни на кого не глядя, направляется к автомобилям. Шеваршидзе облегченно крестится.
Гумилев уже сидит в машине между своими такими преданными ему друзьями, бледный, спокойный, отрешенный. Он смотрит в окно отъезжающего таксомотора и почти не слышит, что они ему говорят.
Кузмин. Ну вот, слава Богу, все и закончилось. Без крови.
Доктор. Да уж.
Кузмин. Вот, возьмите ваш ящик, доктор! (Передает доктору ящик). А я, знаете ли, господа, так этими инструментами грудь себе отшиб! Не посмотрите ли, доктор?
Доктор согласно кивает.
Доктор. Отчего же нет? Приедем и осмотрю!
Кузмин. Коля, ты то как? Что всё молчишь?
Гумилев печально улыбается, затем смотрит в сторону. В окно, затем немного поворачивается назад, так как в машине тесно. Он видит отъехавшую другой дорогой машину противника. С тоской смотрит в окно. Зачем-то лезет в карман и вместо платка достает оттуда голубенькую змейку-браслет. На мгновенье зажимает его в кулаке. Затем кулак разжимается, и змейка летит в грязный снег.
Тем временем «противник» после всего пережитого не сразу сел в таксомотор, несмотря на убеждения секундантов покинуть место дуэли немедленно. Сел спустя несколько минут. А когда сел, то захотел вернуться к тому месту, где он с князем вытаскивал машину Гумилева, под предлогом найти пропавшую калошу. Вид у него был очень растерянный. Несмотря на всю нелепость просьбы, ему уступили. Когда же вернувшийся на «место данного происшествия» Максимилиан Александрович вышел из машины, то никакую калошу он, конечно, искать не стал. А пошел зачем-то на тот самый мокрый сугроб, на котором он стоял до тех пор, пока его не позвал на помощь вопреки дуэльному кодексу князь Сергей Александрович Шеваршидзе. Максимилиан засунул руку в карман своей необъятной шубы и извлёк оттуда маленький медальон, щелкнул крышечкой и … увидел такое дорогое для него, хотя и совершенно некрасивое лицо Лили. Задумался. Спустил цепочку на указательный палец левой руки и какое-то время стоял, помахивая медальоном. Казалось, сейчас и выронит его, даже не заметив. Но этого не случилось. Максимилиан вдруг крепко сжимает цепочку в кулак и убирает медальон в карман…, затем поднимает голову вверх и подставляет лицо вдруг посыпавшемуся сверху снегу…