Мемуарная хроника ребёнка

Ханон Стучевский
(продолжение, начало 3/12/2017)

А между тем жизнь шла своим чередом и папе с работы помогли снять другую квартиру в более приятном месте Кассана. Попробую описать эту квартиру и место где она была расположена. Итак, если идти по главной Кассанской улице в сторону базара, то дойдя до моста через арык пересекающий город с запада на восток. Этот арык, конечно же даже не речушка, но всёже эдакая маленькая водная артерия местного масштаба. Ширина её, конечно же на вскидку, метров шесть, местами до десяти, а в отдельных местах сужаясь до трёх. Река мелководная, во многих местах её легко было перейти вброд. Так вот, если идти вдоль арыка , то слева была пекарня, где пекли хлеб, коврижку и другую выпечку. За пекарней начинался большой пустырь, примыкавший к забору городсого парка, далее начинались жилые строения. И вот неподалеку от угла, в метрах ста находился ещё один мост через арык. Этот мост был поменьше, да и ширина арыка в этом месте была не более метров пяти. О том что находилось за этим мостиком, я к этому ещё вернусь т.к. это явилось частью моей детской, на то время, трудовой биографии. Однако, прямо перед этим мостом находились большие деревянные ворота и это был вход во двор нашего нового жилища. Когда открываешь ворота, то сразу же попадаешь в огромный двор с небольшими глинобитными строениями, как потом выяснилось для хранения сена, а сам двор-это караван-сарай. За время нашего проживания, всего дважды заходил караван верблюдов с ишаками. Когда проходишь этот двор, дальше начинается внутренний двор с двумя жилыми постройками. В одной из них жили мы, в другой жила узбекская семья. Глава семьи был в армии, а на хозяйстве оставалась жена, опа, по узбекски и трое детей-две девочки,  старшая Сиджо- и младшая Джамо, а также мальчик по имени Очиль, ставший моим другом. Рядом с домом проходил искуственно сделанный желоб по которому, если открыть плотинку можно было орошать достаточно большой огород. Но наши соседи-узбеки почему-то огородничеством не занимались, а мы тем более. Мы пацаны иногда открывали воду и с удовольствием наблюдали как вода заполняла двор, а мы пускали бумажные кораблики. Продолжалось это до тех пор пока не приходил узбек с мотыгой и обнаруживал утечку воды, которая поступала с гораздо меньшим напором на поля, засеянные под огороды. Нас пацанов он только ругал и грозился, но не бил. Закрывал утечку и до следующего раза. Иногда, родственники Очиля приглашали к себе, особенно это случалось часто когда созревал виноград. А жили они в ауле, на ишаке, было примерно, в часе езды. Приглашение следовало таким образом. Как правило у семьи всегда были какие-то дела в городе, Кассан как-никак был районным центром и поэтому время-от-времени кто-нибудь из семьи, как правило это были мужчины, наезжал в “столицу”.  Надо отметить, что узбеки той поры, очень доброжелательно относились к нам, эвакуированным, особенно к детям. Как правило, этот визитор приезжал на ишаке и приводил с собой ещё одного для нас с Очилем. Ну а мы уж садились вдвоём на ишака и таким образом добирались до места назначения. Нас очень радушно встречали и угощали традиционными узбекскими блюдами. Никогда не забуду душистые лепёшки с виноградом и сыром, хорошо заваренный чай, позже угощали наваристым супом с бараниной. Не всегда, но делался и шашлык. Конечно не хлебом единым довольствовались мы. Мы уходили вдвоём гулять по живопиным окрестностям, играли в футбол с местными ребятишками. В дальнейшем, Очиль отказывался от приглашения, если не приглашали и меня. Я думаю, что ему без меня было уже скучно. Надо отметить, что одновренно учился язык. Дети учат языки легко, эта истина известна давно и я в том юнном возрасте того не ведая, это доказал. Ещё одним важным занятием у нас с Очилем был подбор коровьих остатков жизнедеятельности. А делалось это так. За стадом коров всегда бежала ватага ребят с какой-нибудь посудой и подбирала из пыли всё что падало от коров. Сейчас, время пояснить, а для чего это было нужно. По примеру местного населения и мама решила обзавестись своей печкой. Печку надо было чем-тотопить. Вот эти подборы из-под коров плюс солома, давали очень хорошую смесь, которая высушивалась на солнце, предварительно разделённыя на небольшие брикеты. За прохождением стада коров мы с Очилем внимательно следили. Это было очень важное мероприятие и от этого зависело приготовление пищи. Не буду подробно описывать из чего делалась сама печка. Скажу только, что как правило это было ведро с вырезанными двумя оконцами-одно для подкладывания топлива, другое для поддувала. Внутри это обмазывалось глиной, а глина та была очень хорошая, огнеупорная. Чем ещё мы любили заниматься это вылавливать из арыка “тут”, что по русски означает шелковицу. А шелковица там бесподобная, в особенности белая. Над арыком росли большие ветвистые деревья шелковиц. Ягода спелой шелковицы была с пол-пальца длиной и с палец толщиной и очень сладкая, как сахар. С каждой шелковицы падение ягод в воду арыка происходит почти непрерывно. Так что вся наша работа заключалась в том, что нужно было просто войти в воду, примерно по пояс, и подставить ладони рук. Наполнялись они очень быстро и тут же содержимое отправлялось в рот. Иногда мама просила наловить кружечку ягод, что я и делал. Итак,худо-бедно я описал , что находилось по левую сторону арыка, если идти от главной улицы города. Сразу же за мостом, по правую сторону видны были торцевые стены всякого рода чозяйственных построек ро ремонту обуви, пошивочной, в которой какое-то время работала мама. Далее справа был пустырь и пляж. Затем, был виден желоб, долблённый из ствола широкого дерева
и перекинутый на левую сторону, играющий роль оросительгого канала. Далее, был мост, описанный мною ранее. Этот мост находился прямо перед воротами ведущими в большой двор, где находилось производство ниток для ткацкого производства т.н. “алачи”. Я не берусь описывать всю технологию производства, однако скажу, что и мне пришлось поучавствовать в этом процессе. А именно мне досталось помогать женщинам, которые ходили вокруг специальных  деревяных стоек, расставленных по периметру всего двора и оставлять на каждом  из них хлопковую нить со смотанного в тугой клубок пряжи. Всего по кругу одновременно ходило человек шесть. Со временем они мне стали доверять больше и больше и как результат я получил самостоятельное место среди шестерых, т.е. кого-то из них заменили мною. В знак благодарности они меня приглашали на все свои собрания и праздненства. Разумеется, никакой зарплаты я не получал, но продуктовые подарки мне давали и если почему-то я не приходил к так называемому месту «работы», то приходила какая-нибудь женщина к нам домой, благо это было через дорогу, узнать что со мной. Что касается меня лично, я удовлетворялся тем что был объектом внимания и делаю что-то полезное. Ну а мои родители были довольны тем, что я не болтаюсь на улице и они всегда знали где я. Вообщем, подведя резюме всему этому, можно сказать только одно-с детских лет я был очень любопытный малый и начал это всё из чистого любопытства, а потом понравилось... Продолжая описание того, что находилось на правой стороне арыка, следующим был дом како-то богатого узбека. К воротам этого дома вёл очень узкий мостик. По специальному разрешению, нам эвакуированным, они разрешали время от времени приходить и пользоваться ихней ручной мельницей. Сама мельница представляла собой два жернова, на верхнем из которых была сделана дырка ассиметрично к кругу, туда вставлялась невысокая, но крепкая палочка, с помощью которой и приводилось в движение верхнего круга по нижнему. Вот так и получали муку. Я уже писал, что наш передний двор – это был самый настоящий восточный караван-сарай т.е. эдакая гостиница, где размещались верблюды, ослы и их погонщики. И вот, однажды, иду домой, открываю калитку в полотне

ворот, как мы обычно и ходили, и о боже что я вижу - весь двор занят верблюдами, погонщики сидят на корточках и пьют чай из пиал, рядом им прислуживали три девушки, как потом выяснилось соседские дочери, которые жили во дворе напротив, на другой стороне арыка.  До сих пор не знаю кем они им доводились, возможно родня, а возможно это они владели этим караван-сараем.  Однако, курьёзный случай произошёл со мной. Чтобы лучше понять и разобраться с таким невиданным до этого такого колличества верблюдов, я забрался на один из глинобитных сарайчиков, упомянутых мною вначале. Дело в том что и крыша там была из глины. Короче говоря, к моему ужасу, крыша подо мной провалилась и я упал в темноту, но слава богу на сено, которое там было. Погонщики врблюдов, услыхав шум, прибежали и увидев меня вылезающим из стога сена и дырку в крыше всё поняли и дружно начали смеяться. Потом усадили возле себя и начали угощать различными вкусностями типа лепёшки, халвы. Они меня расспрашивали обо всём-откуда, кто мои родители, сколько мне лет и т.д. о чём спрашивают в таких случаях. Я к тому времени уже сносно изъяснялся на узбекском и у нас получился вполне обоюдно приятный разговор. Ну а кончилось всё тем,что меня начали искать родители и увидев меня целым и невредимым, сидящим в кругу погонщиков, очень обрадовались и поблагодарив всех, увели домой. Если ты прочитал, дорогой и не знакомый мне читатель хоть немного, то ты заметил, что эти воспоминания при всём моём старании придерживаться хронологии, конечно же заставляют меня порой перепрыгивать с одного события на другое. Прошу прощения за это, хотя я думаю, что общий смысл понятен. Конечно же, события происходившие со мной тесно переплетены с тем чем были заняты родители. Хочется рассказать о нашей дорогой мамочке, которая старалась помочь папе заработать лишнюю копейку и таким образом улучшить наше материальное положение. Помню, что маму пригласили работать приёмщицей заказов и одновременно кассиром в небольшую пошивочную мастерскую, расположенную в центре города, напротив чайханы. Конечно, я часто приходил к ней, даже по несколько раз на день, благо это было недалеко от дома. Но там она проработала сравнительно недолго. Однажды, по какому-то делу в мастерскую зашёл офицер из военкомата как впоследствии  я выяснил, это был дядя Петя. Я уж не знаю по какому делу он заходил, но кончилось тем, что он предложил маме работу буфетчицы при военкомате, больше зарплата, но и больше забот. Ну а для меня это был новый виток моих приключений и наслаждение всеобщим вниманием сотрудников и офицеров, а также призывников-ведь шла война... Дядя Петя и дядя Коля почти каждый день покупали мне пирожные и конфеты, брали меня с собой на базар, который был буквально рядом, вернее напротив через площадь. Однако, это был не просто базар для покупок. Ихняя основная цель была вылавливание мужчин призывного возраста и направление их на медкомиссию, а затем постановка на учёт и дальнейшая подготовка к призыву. Ну а делалось это следующим образом. Большинство узбекских мужчин приезжали на базар на ишаках (ослах) и у входа на базар, где нужно было проехать через большие входные ворота стояли дядя Петя и дядя Коля, всегда ходившие на эту операцию вдвоём. Они подходили к очередному въезжающему на ишаке и вручали ему повестку в военкомат и чтобы получивший повестку явился в военкомат в обязательном порядке отбирали у него обувь, т.н. чарыхи-это такие шлёпанцы с острыми носками. Однако, сделаны они были весьма добротно и расставание с ними не входило в планы очередного горемыки. Поэтому они все являлись в военкомат, где с ними проводили всю необходимую работу по постановке на учёт, призыву и возвращали т.н. обувь. Конечно же, будучи связанными такими взаимоотношениями с призывниками, оба, и дядя Петя и дядя Коля превратили их в денежные, т.е. во-взяточничество. Ну а дальше всё пошло по старой русской пословице-сколько верёвочке не виться, а конец бывает. Видимо, кто-то проследил. Они были пойманы с поличным. Я был ещё мал и подробностей не знаю, но из разговора взрослых знаю, что их арестовали и этапом отправили в Ташкент для суда и следствия. Поговаривали разное, одни говорили, что их расстреляли, другие, что их разжаловали из офицеров в рядовые и отправили на фронт служить в штрафном батальоне. Во всяком случае, для меня они исчезли из моей жизни навсегда, но память об этом коротком периоде из моего детства осталась.
А теперь нужно рассказать о центральном городском парке. Располагался он в самом центре города. Войдя в парк с центрального входа, ты сразу попадал на главную аллею, которая вела к фонтану, а за ним был вход в центральную аптеку г. Кассан. Я очень гордился тем, что был вхож в аптеку за прилавок, т.к. только так можно было попасть в жилые  помещения семьи Гороховских. Сам Гороховский был заведующим аптекой, а его жена аптекарь. Но для меня самым интересным явлением была их дочь Ната, моя ровесница и насколько я помню девочка очень красивая к которой я неровно дышал (в эти-то годы !). Очень часто мы с ней гуляли в парке вместе, где вокруг было много тутовых деревьев разных сортов. И я замирал от удовольствия, когда она меня просила нарвать ей тута (шелковиц) с какого-нибудь дерева. А деревья были довольно высокими и залезать на них порою было нелегко и опасно. Но понимание того, что просила она, придавало мне сил и смелости. Иногда, мы ссорились и тогда мы неделями не разговривали, но аптека место публичное и когда меня мама посылала за лекарством, то мы вольно или невольно встречались и оба были несказанно рады этому. С удовольствием вспоминаю это время, когда мы будучи ещё детьми, хорошо понимали дружбу и в частности дружбу мальчика и девочки, безусловно с элементами неравнодушия к противоположному полу. Короче говоря, это была яркая страничка моего детства, такой она мне и запомнилась. Следующими яркими впечатлениями из моего детства во время сравнительно краткого пребывания в Средней Азии, а именно в Узбекистане, хочется рассказать о тех счастливых днях, когда папа меня брал с собой по воскресеньям на сборище организуемые мужиками с его работы. Как правило, это происходило где-то за городом, помню, что там росло много колючки, которую с удовольствием поедали верблюды. Собственно, другой растительности я там и не видел. Как правило все съезжались на своём транспорте, т.е. на ишаках (ослах), а нас с папой на двухколёсной арбе подбирал Абдулаев, работник папиной артели, который с большим уважением относился к папе и неизменно называл его “экономист”. Ну а там на месте сбора уже свежевали и разделывали барана, подготавливая всё для шашлыка. Привозили большое колличество вкуснейших лепёшек, много кислого молока, называемого  “катык”. Устраивались скачки на верблюдах, а между делом учили меня единственного среди них пацана, сидеть верхом и погонять верблюда. А вот когда уже все уставали и шашлык был уже готов, все усаживались в большой круг и начиналась трапеза. Меня, как самого юнного среди всех, обязательно сажали возле старейшины. А сама трапеза начиналась с поедания катыка, подаваемого в огромной глиняной миске и одной единственной ложкой на всех. Старейшина начинал и передавал ложку следующему по часовой стрелке  и завершалось это на мне, а я возвращал ложку опять старейшине. Потом начинаются беседы и разговоры на всевозможные темы и моё катание на верблюде.  Домой мы возвращались к вечеру, усталые и счастливые, довольные тем, что провели вместе незабываемое время, и которое уже никогда-никогда не неповторится. Такие походы за время моего узбекистанского детства повторялись несколько раз и было это когда война уже шла к концу, т.е. конец 1944-начало 1945 годов. Надо ещё рассказать как папа однажды был послан в командировку в областной центр, город Карши и взял меня с собой. Ехали мы туда на так называемой  “арбе”- это повозка на двух высоких колёсах, куда обычно запрягают осла, иногда, ниже ростом, чем сама повозка. С нами был и возница, или кучер, как кому будет угодно. Расстояние между Кассаном и Карши всего-то 30 км, однако на таком транспорте, учитывая остановки по разным причинам, - мы ехали всю ночь. Нашему кучеру папа постоянно напоминал, что я еду с ним по причине необходимости врачебной консультации у врача. Мы доехали до того места, где проживали тётя и дядя . Как известно, с ними проживал и всеобщий любимец, их младший сын, которого я впервые увидел после расставания на поезде. Те несколько дней нашего пребывания в Карши, я полностью оказался под его началом, конечно же в часы, когда он был не занят на своей шофёрской работе. Я помню его полуторку с полным кузовом узбечек, которых он подвозил на базар. Я помню как он отъезжал неподалёку от места погрузки, забирался в кузов и собирал плату за проезд, делал это очень энергично и решительно. Он уделял мне много внимания, ну например повёл меня в летний кинотеатр в парке и таким образом я впервые в жизни увидел магию кино. Кинофильм, который тогда демонстрировали был “Мы из Кронштадта”. А дядя  попросил местного плотника изготовить для меня самокат на шарикоподшипниках. Буквально через пару часов, умелец принёс мне самокат. Другое дело кататься на нём, учитывая имеющиеся в наличии дороги и тротуары. Однако, выход был найден. Прямо напротив дома, где жили мои тётя и дядя, была небольшая возвышенность, на вершине которой стояла водонапорная башня. Вокруг неё, шириной примерно три-четыре метра была дорожка, выложенная плиткой. Отличная гладкая поверхность, которая и стала моим полигоном. Единственно что-так это то, что кататься приходилось по кругу, и это мне довольно быстро надоедало. На прощание мне купили игрушечный пистолет, стреляюший пробками. Радости моей не было конца. Мы с папой вернулись в Кассан и жизнь пошла в обычном ритме. Следующим событием о котором хочется рассказать – это приезд в Кассан роменчанки, работавшей по доставке медикаментов . Во-первых я её называл “Фаня у танах”. Дело в том, что она была одета в красные шаровары и сверху уже какое-то цветастое платье. Для Узбекистана того времени, вид женщины в штанах, особым удивлением не был, т.к. все узбечки были так одеты, включая маленьких девочек. Но она привлекла внимание тем, что эвакуированные женшины так не одевались и конечно же яркокрасный цвет штанов выглядел необычно на фоне узбечек одетых в цветастое. Конечно, я сопровождал её везде, да и была она только один день с половиной, но и это было большим событием для меня и всей нашей мишпохи. Она привозила медикаменты для аптеки. Не нужно рассказывать как были рады родители, разговоры продолжались за полночь. Следующий раз с ней мы встрерились уже после войны, когда все уже вернулись из эвакуации, в наш родной город Ромны. Вернулась из эвакуации и вся семья Рахленко, кроме главы семьи. Её брат впоследствии стал целинником сама она работала в системе администрации роменского базара, ну а другой её брат Аврам назывался  “дер мишугинер”, так он был известен в Ромнах очень многим роменчанам, особенно тем, кто покупал керосин в керосиновой лавке.  Он всегда был готов помочь любому, кто его об этом попросит за мизерную плату. 
Конечно же, одним из важнейших событий того времени, был приезд бабушки Дыни, полное имя которой Шварц (в девичестве Виленская) Дина Мордуховна. Это была мать нашей мамы, мать шестерых детей, которых вырастила и воспитала сама, т.к. её муж и мой дед Ханон, был подвергнут избиению и выкручиванию рук во времена, когда хозяйничали петлюровцы, т.е. в далёкие времена Гражданской войны. Он был великолепным портным по пошиву военного мужского платья. У него заказывали мундиры старшие офицеры и генералы. Хорошо известно, что власть на Украине во времена Гражданской войны менялась часто и быстро. И вот однажды когда город захватили петлюровцы, мой дед Ханон был вызван к какому-то высокому военному начальнику на предмет пошива мундира. Там его начали унижать, обзывать жидом и даже рукоприкладствовать. Он возмутился и сказал, что будет жаловаться. За что его избили до полусмерти, выкрутили руки и он едва оставшись жив был подобран и таким образом вернулся домой. Долго болел, но конечно же остался инвалидом навсегда и для семьи остался не более как член семьи, но увы, помочь ей он уже ничем не мог. Оставшись фактически одна, она поднимала детей и работала с утра до ночи, делая всё возможное. Вот такая была она моя дорогая бабуля. Ну а о том как она нас нашла в далёком Узбекистане, да ещё и в самый разгар войны, я расскажу ниже. Итак, вспоминая будни тех далёких дней, когда многие семьи оказались разорванными по разным причинам, трудно было найти потерявшегося члена семьи. Единственным органом, который мог помочь, и он помог очень многим был Бугуруслан, город в Оренбургской области. Мне, конечно сложно описать в деталях как это произошло, т.к. напоминаю, я в то время был ребёнок и у меня остался в памяти лишь момент встречи бабушки, когда она нас нашла в Кассане. Шёл 1942 год, мамы не было дома, а бабушке кто-то подсказал, где мы в то время жили. Она нас нашла и добралась. Трогательность этой встречи трудно описать. Крики “Соне!”, “маме!” долго висели в воздухе и привлекли внимание всех кто видел эти обътья и слышал эти возгласы вперемешку со слезами. Бабушка прочно вошла в мою жизнь и с тех пор была моим ангелом-хранителем. А хранить было от чего. Это и защита от наказаний, порою довольно-таки жестоких (заслуженных),  сокрытие совершённых грехов и множества других вещей, которые совершались мною в столь юнном возрасте. Спасибо ей за это, что в моём детстве была такая бабушка. А уж какая она была рассказчица сказок и сколько она их знала, а сколько песен она нам пела на всех языках. Порою одни и те же сказки рассказывались неоднократно, но каждый раз они обрастали новыми элементами. Для меня моя бабуля была тем же, чем для А.С. Пушкина была няня Арина Родионовна. Мы дети её очень любили. К тому же она очень вкусно готовила и после войны строго соблюдала кашрут. Готовила она отдельно для себя, но нас детей всегда баловала своими кулинарными изысками. Мне также очень запомнились те голодные времена, когда и хлеб не всегда был в доме. Бабушка доставала торбу с сухарями, в которую каждый день складывалв остатки хлеба, предварительно их высушив. Из них она, предварительно размочив, делала сухарики натёртые чесноком и сверху поливала подсолнечным маслом. Вкусно-да, очень.  Стоит немного рассказать о моём периоде жизни в Киеве у дяди и тёти Это был период, когда бабушка жила у них в Киеве. Конечно же, кроме меня и бабушки был Вова. Все мы жили, т.е. спали в одной комнате, а д. Абрам и т. Дора в другой. В этой комнате, где они находились, был довольно-таки большой балкон. В квартире были паркетные полы, натирать которые была моя обязанность каждую неделю. А если ожидались гости, то и накануне их прихода. Сказать честно, не любил я эту работу, однако приходилось её делать, таков был договор между тётей и мамой. Надо прямо сказать, что тётя относилась ко мне очень хорошо, заботилась о моём воспитании и приходила в школу, когда нужно было уладить очередной скандал, связанный с моим поведением. Она готова была терпеть мои выходки т.к. обещала маме подготовить меня к поступлению в артиллерийское подготовительное училище. Что касается дяди, то он был совешенно равнодушен и в моё воспитание не вмешивался. Только однажды, по просьбе тёти он взял мои документы и вместе со мной поехал в училище и при мне сдал в приёмную комиссию училища. Но большего он не сделал, как говорят палец-об-палец не ударил. Ну да бог ему судья, с него хватит того, что он меня терпел в доме, а я гордился своим дядей, как-ни-как подполковник, комендант штаба киевского военного округа. Я учился в одной из самых престижных школ в Киеве-24-ой мужской средней школе по улице Воровского, неподалеку от редакции пионерсой газеты на украинском языке “ЗIРКА”. Неофициально эту школу называли правительственной, т.к. в этой школе учились дети членов правительства Украины.  У меня был персональный педагог по французскому языку. Это было сделано для того, чтобы не отставать от программы по школе, т.к. в школе изучали английский. Вообще, тётя была хороший человек, она всегда старалась сделать что-то приятное. Её уважали соседи и даже ревновали. У неё были подруги и друзья, особенно среди сослуживцев дяди. Дружила она преданно и даже когда дядя был отправлен в непредвиденную отставку продолжала не просто поддерживаь связь, но самозабвенно верно дружить. Тётя очень часто брала меня с собой на свою работу в библиотеку. Библиотека находилась на Подоле, в районе Красной площади. Тётя по своей доброте душевной очень часто давала книги из бибилиотеки людям которых порой, знала  очень поверхностно, а самое главное не записывала кому и когда  дала. Результатом очередной инвентаризации библиотечного фонда явилась огромная недостача наличия библиотечных книг. Тёте пришлось уйти с работы и выплатить большие деньги за пропавшие книги. Однако, для меня она попрежнему осталась доброй ласковой и доброжелательной тётушкой.
Я уже писал, что бабушка в этот период жила с нами в Киеве. Ко мне она попрежнему относилась с заботой и чем могла помогала. Как-никак мы с ней были вместе в трудные годы эвакуации и после неё. Невозможно забыть её ласку, заботу. Ну а я продолжал учиться и нарушать дисциплину, что и привело к тому, что у меня осталась переэкзаменовка на осень по физике. Я был отправлен домой в Ромны. В августе я уговорил папу дать мне немного денег, чтобы поехать и сдать злополучную физику, которую я знал, но за своё поведение поплатился переэкзаменовкой. К тёте и дяде



я не заехал, а остановился у друзей в районе Сенного базара, рядом с кинотеатром им. Чапаева, у дяди Бори, сапожника. Там жили наши роменские ребята-Изя и Толя, которые учились в подготовительной спецшколе ВВС. Ребята были на каникулах в Ромнах и было где спать. Я в эти дни посещал школу, где проводились консультации по физике, экзамен по которой я успешно сдал в конце августа. Поступать куда-либо было уже поздно и пришлось уехать в Ромны. Ну а там события разварачивались уже совсем по другому сценарию.
Вернувшись в Ромны, нужно было решать, что делать дальше. Всё решил мой папа, который не без основания был  расстроен моим неудачным пребыванием в Киеве. Однако, нет худа без добра, - эта старая истина прозвучала в моей судьбе как никогда актуально. Это прозвучало для меня как девиз из “Два капитана”: “Бороться и искать, найти и не сдаваться !” И я воспрянул духом. А тут папа вышел с деловым предложением, а именно-пойти работать и как он сказал, если хочешь учиться, то иди продолжать учёбу в вечернюю школу. И такой безнадёгой это прозвучало в его устах, что я понял для меня начинается новая жизнь, это был тот самый поворотный момент в моей жизни. Но сдаваться я не собирался. Устроиться на работу четырнадцатилетнему пацану было не так просто. На завод или фабрику было не попасть-не было шестнадцати лет, т.е. не было паспорта. Но в те годы в Ромнах существовало множество всевозможных артелей в различных областях человеческой жизнедеятельности. И папа принимает решение-нужно пойти работать в артель “Ромодяг”. Это пошивочная артель, в который шили мужскую и женскую одежду на заказ, в том числе и верхнюю. Был также цех маспошива, где шили в больших колличествах изделия для армии и других массовых потребителей. Был также цех по пошиву головных уборов. Именно в этот цех я и был определён. Цех небольшой, всего в нём работало шесть человек включая меня. По уставу артели, каждый в неё вступающий, должен внести свой взнос на общих паях. За меня требовалось внести швейную машину. Купить такую машину для нашей семьи было делом не лёгким. Однако, машину всё же купили, её изготовитель “Госшвеймашина”. Итак, где-то с августа 1952 года я начал свою трудовую деятельность в качестве ученика шапошника. У чёба давалась мне сравнительно легко. Сама обстановка моей учёбы, отношение ко мне, напоминало известный рассказ А.П. Чехова “Ванька Жуков”. Всё было также-и за водкой бегал, и работу выполнял самую бросовую, типа делать пуговицы, разжигать утюг, гладить квартирки для модных тогда у роменской молодёжи кепок-восьмиклинок, строчить подкладки и т.д. Однако, меня начал учить Михаил Иванович Галич, в простонародии просто Михайло. Он учил меня всему тому, что делал он сам и как только я осваивал какой-то процес, я становился его исполнителем на долгое время. Работая там, мне пришлось очень часто ездить на уборку картошки, а однажды, нас послали на неделю переворачивать торфяные брикеты. Скажу откровенно-работа не для слабонервных. Запахи, ползающие черви и всё это под палящим знойным солнцем. Но мы работали, всё было так как поётся в русской частушке-семь девок, один я..., разве что девок было шесть и я. Отработали дней десять, но никто нас забирать не собирается. Кончились наши продуктовые запасы, спим покотом на сене и я между девушек. С телефонами тогда было сложно, а голод не тётка и на общем собрании нашего маленького коллектива было решено идти из Талалаевки до Ромён 22 км пешком. Ну а мир не без добрых людей и на каком-то участке этого пути нас подвозил гужевой транспорт. Выше я описал только одно такое приключение, а их было великое множество-весёлых и не очень, но обязательно с возлияниями. Не могу не описать ещё одну такую поездку. Итак, послали нас на уборку картошки. Привезли нас туда на автомашинах воинской части стоящей в Ромнах и сказали, что домой за нами приедут эти же автомашины. Однако, сказать-то сказали, но приехать забыли. И вот уставшие от работы, как-никак копали картофель, и конечно-же принявшие на грудь самогон, вся группа выходит на большак и начинает двигаться в сторону Ромён. Уже начало смеркаться, а пройти нужно порядка 22 км. Уже поздняя осень и к вечеру похолодало. Начал накрапывать противный мелкий дождь. Вдруг нас догоняет бричка гружёная мешками с мукой. Возница этой повозки Петро, он же конюх  конюшни с папиной работы, т.е. артели им. Ильича. Петро хорошо меня знал, большой ценитель лошадей, он всегда, когда приходилось ехать с ним в одной повозке доверял мне вожжи, разумеется под его неусыпном  наблюдении. Разумеется, что всё это делалось на основании уважения к моему папе. Папу на работе звали Аврам Маркович, его авторитет был незыблем, не говоря уже о том, что его просто любили и уважали как человека и высококлассного специалиста. Папа был начальником планового отдела и его отчёты очень ценили в области. Петро подобрал меня и к моему большому удовольствию мы помчались вперёд. Петро был тоже поддавший, дождь моросил и это заставило его принять решение поехать “навпростець”, т.е. напрямик через поля. А в те годы на полях рыли специальные канавы, наполняли их водой с целью борьбы с долгоносиком. Ну а Петро толи забыл, толи вообще не знал, но мы со всего маху влетели в канаву и перевернулись. Всё оказалось в воде вместе с мукой. Мешки с мукой были тяжёлыми сами по себе, а тут ещё и намокли. Дождь продолжает моросить, но мы с Петром полезли в эту грязную жижу и начали пытаться вернуть мешки на подводу. Однако, сначала выпрягли коня, вытащили саму телегу и запрягли коня снова. Часть мешков так и осталась в канаве. А мы мокрые и уставшие поехали к куму Петра, благо он жил неподалёку. Там нас встретили очень гостеприимно. Когда Петро сказал им, что я сын Аврама Марковича, то они немедленно переодели меня в сухое, дали выпить стакан самогона и заставили залезть на печку. Там я и уснул. Не помню сколько я проспал, но когда проснулся, моя одежда уже была сухая, Петра тоже и мы начали собираться домой. Они нас усадили за стол, хорошенько покормили и уже где-то за полночь мы попрощавшись с нашими благодетелями двинулись в сторону Ромён. Приехал домой уже далеко за полночь. На крыльце сидел папа ждал своено блудного сына. Конечно пережил он немало, но на сей раз обошлось пез привычных оплеух и мы оба зашли в дом досыпать то что ещё оставалось от этой ночи с приключениями.
Ну а вообще жизнь шла своим чередом, я работал и учился в вечерней школе рабочей молодёжи. Начинался мой 9-й класс. Я был самый молодой в классе, учёба давалась мне легко и задумывался я только о том куда поступить после школы. Моей давнишней мечтой был флот и поступить учиться в морское училище было моей целью.  Этому я предавался читая художественную литературу, такие книги о флоте как «Морские рассказы» Станюковича  и Новикова-Прибоя были прочитаны и перечитаны и обсуждены в такой же питательной среде подростков тоже мечтающих о романтике флотской службы.  В моём городе Ромны, где я родился и вырос, далеко не избалованном наличием проживания моряков, мы пацаны ловили каждый случай, чтобы поглазеть на заезжего моряка. И неважно какого он был ранга, а то и вовсе рядовой матрос мы, держась на расстоянии рассматривали их насколько это было возможно. Вообщем флот будоражил, по возможности покупалась одежда похожая и я уж не говорю о тельняшке. И вот однажды, учась ещё в шестом классе, обуреваемый бредовыми идеями приблизить час поступления на флотскую службу, короче говоря,я и ещё один парень по имени Виктор (он был старше меня и оказал на меня серьёзное влияние и давление) решили бежать из дому в Одессу. А там наняться на корабль юнгой. Виктор был сыном одного из работников артели имени Ильича и уговорил меня выкрасть 100 рублей у родителей и обязательно захватить с собой детскую бескозырку, которая у меня была с детских лет и продолжала сохраняться как реликвия любви к флоту. В самый последний момент, когда мы уже были на пути к роменскому вокзалу кто-то успел сообщить папе о том, что я и Виктор собираемся уехать. И вот когда мы уже рыскали вдоль поезда, пытаясь уговорить хоть какого-нибудь из проводников пустить нас в вагон без билета, на пероне появился папа. Конечно это надо было видеть. Запыхавшийся, с вытаращенными глазами на бледном лице он обшаривал весь перон и вагоны вдоль поезда в надежде увидеть меня. И вот он увидел, схватил за руку и потащил меня с перона, по пути осыпая мои лицо и голову оплеухами. И вот мы добрались домой. Папа заставил меня раздеться абсолютно голым, загнал в крохотное помещение спальни и запретил покидать это помещение. Что и говорить, я почувствовал себя совершенно потерянным, т.к. обрушилось всё. Я ходил тогда в детский пионер-лагерь при школе №3 (с украинским языком преподавания). В лагерь меня папа больше не пустил, сидел я в комнате без права выхода, для естественных надобностей было ведро. Не помню уж как было с питанием, но что-то, конечно было. На третий день я взбунтовался и потребовал одежду и пользование дворовым туалетом. За меня вступилась мама, в смысле поддержала моё требование быть одетым и по вопросу туалета. И вот наступил тот день, когда я как нормальный человек пошёл к дворовой скворешне, одетый в тельняшку. На меня все пятили глаза и я гордо проследовал к заветному месту. Определённый авторитет я завоевал у наших дворовых пацанов, да что толку. Родителей я конечно обидел, они были очень насторожены в обращении со мной. Позднее, становясь старшим, я жалел о содеянном, я понимал что это не тот путь который приведёт меня к успеху. Моя бунтарская натура искала пути к успеху и побег на флот и стать юнгой казался правильным, мне пацану только что перешедшему в шестой класс. До конца того лета меня отпускали на речку, в поход в лес только после поручительства старших ребят, таких как Вовка Лыфарь, Шурик ... Кончилось лето, опять началась школа, как и все дети того времени я был рад началу ханятий, появилось что-то новое и как всегда всё бывает в начале, - было итересно.
(продолжение следует)