Наша семья Гл. 1 Джуна Часть 36-16 Статья

Дудко 3
   
  НАША  СЕМЬЯ

  ГЛАВА 1  ДЖУНА

  ЧАСТЬ  36-16  СТАТЬЯ


                ГЛАВА  ЧЕТВЁРТАЯ

В четвёртой главе рассказывается:

  - о первых экспериментах в подвале Института нормальной физиологии и открытии «эффекта Джуны», сочиненных по этому поводу стихах, а также об огорчениях, доставляемых испытуемой в атмосфере застоя и безгласности, царивших в 1982–1983 годах;

 - о долгожданной встрече с президентом АН СССР и его письме, которым был вознагражден автор за терпение и настойчивость;

  - о первой публикации, где академики выражали благодарность феномену, и последовавших вслед за тем опровержениях, реферате «Академия и лженаука», в коем выражалось сомнение в наличии чувства юмора у автора, а также о чудесных исцелениях, когда совсем не до смеха…

 Откликнувшись немедленно на зов «Приезжай скорее!», я поспешил к Джуне и застал ее чрезвычайно возбужденной, собиравшейся впервые посетить «свою» лабораторию. И хотя слово свою беру в кавычки, все же, положа руку на сердце, нужно признать, что если бы не Джуна, то еще не скоро бы подобная лаборатория появилась.

 Да и появилась бы она вообще?! Она возникла только после ее приезда в Москву, и довольно быстро. Ни один день ее жизни не прошел без забот о «своей» лаборатории. Всех, кого только могла, она «мобилизовала». Каждый помогал, чем мог: один содействовал тому, что вопрос обсуждался в инстанциях, другой помогал приобретать аппаратуру, третий шел на прием к должностному лицу и так далее, всего уже не упомнить, не пересказать.

 В общем, тому, что именно 25 ноября 1982 года, а не, скажем, 1990 года, в лабораторных условиях началось изучение феноменов, мы во многом обязаны неутомимой самоотверженной Евгении Ювашевне.

 Сели мы в машину, вместе с фотографом Дмитрием Чижковым, поехали в центр, прокладывая маршрут. Никто у дверей института не встречал. По длинному коридору подвала мы подходили к дверям, на которых стоял номер 78. К встрече все приготовили: термовизор, акустический ящик, экранированную камеру и еще какие-то сложные приборы. Был готов чай и булки.

 Все стояли на местах. В медицинском кресле восседал раздетый до пояса испытуемый, атлетического сложения и артистической внешности молодой физик, сотрудник лаборатории.

 На цветном экране термовизора появилась в красках грудь атлета, окрашенная в сине-зеленые цвета. Джуна подошла к испытуемому и как обычно стала водить рукой вокруг головы, плеч, груди, не прикасаясь к телу.

 Медленно, но заметно -  цвета на экране начали меняться: – синие позеленели, зеленые – порозовели, а в некоторых местах стали краснеть. Это означало - температура на поверхности тела возросла. Особенно покраснело у испытуемого в области горла и ключицы.

 – У тебя хронический тонзиллит и переломана ключица, – продиагностировала, глядя на экран термовизора, Джуна, радуясь, как ребенок.
Это же открытие!  Можно делать объективный диагноз, экран все подтверждает… Разве это не так? Чувствуешь, как идет тепло, прилив крови к ногам? – спросила Джуна у сидящего в кресле, продолжая работать.

– Чувствую, – ответил довольно атлет-физик, не склонный к излишней серьезности.
– И голова стала тяжелая, как после похмелья, – добавил он, характеризуя собственное ощущение, очевидно, хорошо ему знакомое.

 Потом Джуну провели в экранированную комнату. Попросили на этот раз воздействовать не на человека, а на прибор. Я не видел, что это за прибор, войти в комнату из-за тесноты оказалось невозможно.
 Но на маленьком экране осциллографа, находившегося перед входом в камеру (я о нем уже упоминал, он размером с экран автомобильного телевизора), появилась яркая светящаяся линия. Она плясала, всплески волн разной амплитуды меняли свое очертание. Мне ясно было только одно – фиксируется какая-то энергия, и она, эта энергия, все время меняется. Джуна ощущала ее силу и, сидя в клетке, говорила:

 – Вот сейчас пойдет сильнее.

 И действительно, линии на экране повели себя более активно, чем когда она говорила:

 – Сейчас будет меньше!

 Потом начали третий эксперимент. Для этого Джуне пришлось забраться в какой-то стоявший у стены ящик. И хотя она гибкая, в ящик забиралась с ворчанием, и было ясно, что второй раз упросить ее «войти» в этот объем не удастся.

 Потом фотографировались, пили чай, хорошо заваренный в колбе. Затем – не знаю, входило ли это в программу опыта – атлет-физик выставил перед экраном термовизора кисть руки. Пальцы заняли весь экран. И снова, но только быстрее, цвета под воздействием рук Джуны изменились.
 Почти вся кисть, пальцы покраснели. Долго не поддавался Джуне указательный палец, но и он минут через пять потемнел, точнее, покрылся красными пятнами.

 – Да ведь это эффект Джуны! – заметил кто-то из наблюдателей.
Перед входом в лабораторию.

 Вечером того же дня академик Ю.Б. Кобзарев пришел в подвал, и ему показали записанный на видеопленку опыт. Он увидел, как грудь и кисть наливаются кровью, краснея на глазах. Джуне требовалось минут десять, чтобы оказать свое воздействие. Температура при этом поднималась на несколько градусов. Потом поверхность тела начинала остывать, но совсем не так, как если бы нагревали кожу рефлектором. Она остывала как бы изнутри.

 Меня интересовало, что скажет Юрий Борисович об опыте с Джуной:

 – Видели ли вы на экране, как меняется картина? – спросил я академика.

 – Видел, – сдержанно ответил Юрий Борисович.
Кое-что она показывает. Есть некоторая специфика, которой нет у обычных людей. Это нагрев необычный. И у Кулагиной то же самое происходит. Это не тепло идет, а нечто другое. Что-то такое, что воздействует, как горчичник.

 Между прочим, эффект горчичника тоже никто не знает должным образом, эффект этот не изучен.

 Доложат ли об этом президенту?

 – Нельзя же по каждому поводу докладывать. Нужно в этом явлении сначала разобраться…

 Ждать, пока физики разберутся, я не стал. А послал президенту короткую записку

 «Не далее, чем вчера, в одном из институтов Академии наук СССР Джуна, воздействуя на руку испытуемого, увеличила ее температуру на несколько градусов за десять минут. При желании Вы можете увидеть эту картину на термовизоре. Эксперимент записан на видеопленку».

 У меня появилось предчувствие – вот-вот истина дорогу себе проложит. Опыты идут, снимки лежат на столе президента, там же текст беседы с «профессором Ю. Васильевым», там же увесистая книга «отзывов». Что-то должно произойти, раз с этими материалами президент познакомился.

 Часов в шесть вечера позвонил в Президиум Академии наук СССР. На дворе стемнело, зима в разгаре. На календаре 23 декабря.

– Прочитал я ваши материалы, – тотчас включился в разговор президент. – Приезжайте…

– Когда?
– Сейчас.
– А пустят? Ведь уже трижды приезжал?
– Пустят, – заверил президент.

 Через главный вход прошел в здание Президиума АН СССР. Время позднее. У кабинета президента, дверь которого расположена в углу парадного зала бывшего Нескучного дворца, ждут приглашенные на аудиенцию. Зал высокий, залит светом, со старинной массивной мебелью, расписным потолком. Неужели все наяву и Волк в самом деле шагнул через порог царского дворца на прием ко Льву?

 Перед заветной дверью за маленьким столом располагается референт Наталья Леонидовна, вдохновившая меня летом написать басню. Как долго не допускала она меня к этим дверям! Я положил ей молча на стол визитную карточку. Она молча взяла ее.

 Долго еще в эту дверь входили и выходили люди. Среди них я узнал вице-президента, который и слышать не желал, когда заходила речь о феноменах.

 Это  - он недавно мне категорически заявил:

 – Мы это не изучаем и не собираемся изучать!

 Наконец я вошел в овальный кабинет, очевидно, самую малую приемную в этом бывшем царском дворце, которую по традиции занимают президенты Академии наук СССР.

 Мне очень хотелось рассмотреть обстановку знаменитого кабинета, но этого я сделать не сумел. Все внимание приковал сидящий за большим столом, придавленным книгами, бумагами, президент.

 Он предложил сесть и, ни слова не говоря, начал что-то искать в бумагах, довольно быстро нашел мою беседу с «профессором Ю.Васильевым» и возвратил ее мне.
 - Кто вам дал интервью, кто такой профессор Васильев, я наводил справки в Высшей аттестационной комиссии – такого профессора нет? – негромко начал президент. Тон его голоса придал мне уверенности.

 – За этим псевдонимом скрываются заведующий лабораторией и его шеф.

 – Они нам известны?

 – Да, но они не хотят огласки, опасаются реакции коллег и вашей тоже. Это заведующий лабораторией, доктор физико-математических наук Эдуард Эммануилович Годик и профессор Юрий Васильевич Гуляев, член-корреспондент Академии наук…

 – Гуляева я хорошо знаю, – заметил президент и выразил готовность слушать дальше.

 – Два месяца они работали над этим текстом. Но подписи не ставят, боятся. Страшатся огласки. Но разве наука и страх - совместимы?
Говорю, а сам думаю, что же мне возвращает президент? Взглянул на текст. И увидел подпись президента. Черными чернилами он внес поправки, вычеркнув, к сожалению, фамилию Нинель Кулагиной, поскольку не видел ее.
Но про Джуну все оставил.

 – Можете печатать…

 Спрятав заветную бумагу, вынул папку с давно припасенными на сей случай документами. Взял фотографии, сделанные в поликлинике № 36, где работала Джуна, снимок, сделанный корреспондентом «Огонька», когда удалось запечатлеть свечение рук и головы, а также несколько снимков Нинель Кулагиной, держащей на весу между ладонями пластмассовый шарик от пинг-понга, старые фотоснимки опытов с ней в университете… Никто их не смел публиковать.

 И протянул все это президенту.

 – Все это, – кивнул президент головой в сторону сборника с «отзывами» о Джуне, - главным образом идет через каналы психические. Психическая податливость людей все это может объяснить. И воскрешение Лазаря относится вот к таким же вещам, – добавил он и сам засмеялся своей шутке.

 Честно говоря, мне было не до смеха.

 – Конечно, Джуна помогает, я в этом не сомневаюсь, – продолжал президент, – но я не думаю, чтобы это могло стать серьезным направлением в медицине. Совершенно непонятно, может ли она передавать свои методы другому?

 В канун нового 1983 года, в номере от 31 декабря на четвертой странице «Комсомольской правды» под рубрикой «Возвращаясь к напечатанному» появилась моя многострадальная заметка, сообщавшая читателям, что феномен Джуны изучается.

 Почему двух лет жизни стоила эта небольшая публикация в сто строк?

 Почему пришлось собрать на ней столько автографов, столько виз? Ведь в это же самое время одна за другой выходили статьи, судя по всему, без особых усилии и разрешении, где авторы высмеивали тех, кто пытался лечить руками, даже под контролем врачей в поликлиниках, как это уже начали кое-где практиковать.

 Ответ на эти вопросы сегодня ясен, и его можно дать: потому что описываемые события происходили в самый разгар эпохи «застоя», в обстановке безгласности, сделавшей проблему экстрасенсов закрытой, чуть ли не тайной для каждого, кто шел против введенного в заблуждение общественного мнения, утвердившегося ложного единомыслия на сей предмет...

 Не буду описывать всех волнений, пережитых накануне публикации. Предполагалось поместить ее в предновогодний день: чтобы не привлекать особого к ней внимания.
Что и было сделано. Свежую газету в полночь отвез Джуне, благо ее квартира находилась тогда рядом от редакции, у метро «Аэропорт».

 Там никто не спал.
 Выпили мы по бокалу шампанского.

– Прочти, – попросила Джуна. Пришлось прочитать не один раз.

 Молча слушала, внимая каждому слову, хотя давно знала каждую строчку наизусть.

 – Это тебе, Джуна, подарок в свинцовых строчках...

 – Мы победили! – ликовала Джуна, выдавая желаемое за действительное, поскольку до победы было еще далеко-далеко.

 Сто строк правды были обнародованы.

 В короткой заметке содержалось, однако, несколько принципиально новых моментов. Не кто-нибудь, а глава науки выводил Джуну, а вместе с ней всех других экстрасенсов из области предосудительной, из сфер мистики, фокусов, авантюр, где, как полагали, всем им место, в область науки, причем официальной, государственной, охраняемой законом.

 Впервые в СССР заявлялось: феномены, прежде относимые к парапсихологическим чудесам и околомедицинским мифам, стали предметом изучения физики.
 
 Если президент делал это заявление с оговорками, не забыл упомянуть про свой скептицизм, а вице-президент высказывался нейтрально, осторожно, и понять его можно было двояко, группа авторитетных ученых высказалась однозначно: феномены – реальность.

 Наконец, профессор "Ю. Васильев" в лице Э.Э. Годика и Ю.В. Гуляева заявил, полемизируя, правда, инкогнито со своими коллегами, что  - НЕ  ВСЕ  ФИЗИЧЕСКИЕ  ПОЛЯ  ИЗУЧЕНЫ, значит, следует ожидать открытий и здесь.

 Редактору газеты «Московских новостей» я преподнес вышедший номер с таким двустишием:

 Среди московских новостей
 Мир не слыхал таких вестей!

                ПРОДОЛЖЕНИЕ  СЛЕДУЕТ