Черный цвет с фиолетовым отливом

Вячеслав Сидоров
       Беспородная собачка рыжей масти стояла у края тротуара, не решаясь ступить на проезжую часть, по которой то и дело проносились автомобили, и выжидающе поглядывала на приближающуюся к переходу Валерию. Накрапывал мелкий дождик, настороженно подрагивали черные кончики собачьих ушей.
       «Дворняжка, а какие умные глаза!» - подумала Валерия. Сказала:
- Ну, идем, бедолага, - и ступила на пешеходный переход.
       Собачонка послушно засеменила рядом.

       Остановился, уступая дорогу, автобус. Но из-за него выскочил старенький «Москвич», заскрипел тормозами.
- Стой! - вздрогнув, крикнула Валерия.
       Не поняв, дворняжка, наоборот, рванула вперед, к тротуару, знала: там безопасней.

       Водитель легковушки моментально прикинул, что на скользкой дороге не сможет остановиться до перехода, но зато есть реальный шанс проскочить перед пешеходами, утопил педаль акселератора. Колесом собачонку отбросило в сторону, «Москвич» снова тормознул, в боковом зеркале заднего вида мелькнуло встревоженное лицо водителя. Увидев, что всего-навсего сбил собаку, он махнул рукой и умчался.
        Рыжий комок упирался передними лапами, пытаясь встать, но видимо, был сломан позвоночник, лапы скользили по мокрому от дождя асфальту, собачонка, тихо взвывая, крутила головой, оглядывалась на проходящих по тротуару людей и не понимала, что же и почему с ней вдруг случилось.      

        Не обращая внимания на сигналивший сзади автобус, Валерия опустилась на колени перед искалеченным животным, погладила по намокшей шерсти, уговаривая потерпеть, бережно взяла на руки. Со слезами на глазах остановила проезжающее мимо такси.
- В ближайшую ветлечебницу, пожалуйста.
- У нас нет ближайших, у нас одна-единственная, - пошутил таксист, - и то если сейчас работает…
- Да вы можете не разглагольствовать, а ехать быстрее? - раздраженно прикрикнула Валерия.

       Ветеринар внимательно осмотрел собаку, пальцами осторожно и быстро прощупал ее тело, лапы.
- А вы знаете, все не так страшно. Можно сказать, ей даже повезло, могло быть гораздо хуже. Я думаю, позвоночник цел. Две лапки вывихнуты, ребро, по-моему, сломано, но это все дело наживное. Держите ее покрепче, вот так…
       Одной рукой он рывком потянул поврежденную лапу, другой рукой вставил сустав на место, собачка взвизгнула от боли.

- Молодчинка она у вас. Понимает, что я не делаю ей зла, а помогаю. Потому и не лает, не воет, только когда боль уж совсем невтерпеж… Давай, золотце, мы сейчас перевернем тебя на другой бочок.
       Так же легко и профессионально он вправил и сустав второй вывихнутой лапы. Потом сделал тугую повязку. Почти вся запеленутая в бинты, собачонка была совсем беспомощной.

- По-хорошему, надо бы сделать УЗИ и рентгеновские снимки, но у меня нет такой аппаратуры. Сейчас я выпишу вам направление, вот адрес, попробуйте сделать  там, правда, это не ветеринарная клиника, могут и отказать… А вообще-то, думаю, диагноз абсолютно точный, я редко ошибаюсь… 
       В такси Валерия прижимала к себе подрагивающее худенькое тельце.
       «Что за напасть такая в моем родном городе? - думала она. - Вчера мама попала под машину, сегодня на моих глазах это маленькое создание…»


       Вчера с ней связался Андрей.
       Только-только закончилось совещание у главы районной администрации по подготовке к приближающемуся отопительному сезону. Валерия вернулась в свой кабинет, быстро приготовила чашечку одуряюще-горького, как она любила, кофе, с наслаждением выпила. Села к компьютеру. Нужно было срочно подготовить протокол совещания. Оно было изматывающим и нервным, потому что, как всегда, трещали сроки плановой замены дефектных участков трубопроводных сетей, строители уже на две недели отставали от графика завершения реконструкции центральной котельной, управляющие компании еще и не приступали к работам по утеплению подъездов жилых многоэтажек и так далее, и тому подобное, глава метал громы и молнии, что, впрочем, не очень озадачило присутствующих на совещании, - привыкли. 

       Она отыскала текст предыдущего протокола, стала его редактировать применительно к сегодняшнему совещанию.
       Уже заканчивала, когда на экране монитора неожиданно высветилась заставка Skype c сообщением, что в сети Андрей. Валерия удивилась, ее старший брат категорически не любил все, что связано с компьютерной техникой, потому, что, честно говоря, совсем не разбирался в ней, ни разу он не пользовался до сих пор и этой линией связи, хотя Валерия в один из своих редких приездов на родину подарила ему ноутбук, провела показательный сеанс общения по скайпу и оставила подробную письменную инструкцию с пошаговым описанием, когда какую клавишу нажимать. 

       Лицо брата было подавленным, он хмуро что-то говорил, но звука не было.
- Андрюша, ты слышишь меня? - перебила его Валерия.
       Он сказал что-то, кивнул головой.
- А я тебя нет… Сделай так: мышкой подвигай по коврику, направь курсор - видишь такую стрелочку? - чуть пониже рамки с моим изображением… сделал?.. Там строчка с разными символами, есть такая?.. В синем кружочке, втором слева - обозначение микрофона, оно наверняка зачеркнуто, так?.. Наведи на него курсор и щелкни левой кнопкой мышки.

       Заметно было, Андрею неприятно, выглядит все так, что он беспросветно дремучий, он злился от своей неловкости и от этого еще больше ошибался.   
- Черт!.. - прорезался наконец его голос.
- Вот и отлично! Молодчина!
- Хорошего мало, - мрачно сказал он. - Мама наша…
- Что? - в предчувствии беды у Валерии кольнуло сердце.
- Попала в аварию…

       Она тихо охнула:
- Жива?
- Сейчас в реанимации…
- Что врачи говорят?
- Что доброго они могут сказать? Мол, состояние критическое, мы делаем все, что в наших силах.
- Как это случилось?
- У магазина грузовик с товаром двигался задним ходом на разгрузку, а она решила проскочить перед ним, торопилась, ну, и поскользнулась на мокрой глине… Прямо под заднее колесо… А машина тяжеленная.

- Сегодня я вылетаю к вам… - Валерия всмотрелась в растерянное лицо брата на экране монитора. - А ты уже и напился?
- Такое горе с матерью, что я, нелюдь? Ну, выпил чуть…
- Тебе лишь бы повод налакаться.
- Чуть выпивши, во, беда! Чего привязалась?
- Потому и привязалась, что сейчас рядом с мамой нужно быть, а кто тебя, пьяного, пустит?
- Да хватит тебе! Взъелась тут… - Андрей досадливо махнул рукой. - Какого лешего я со скайпом связался? Послал бы эсэмэску и все дела. Ворчи сама себе…   

       Видно было, как он елозил по коврику мышкой, нащупывая, видимо, кнопку отбоя.
- Погоди, погоди…
       На экране монитора появилось уведомление о прекращении разговора.
- Тоже мне, обиделся… красна девица! - проворчала Валерия.

       Она открыла сайт аэропорта, посмотрела расписание движения самолетов, оформила билет на ближайший авиарейс до Москвы, потом таким же образом железнодорожный билет от Москвы до Смоленска. У нее еще оставалось немного времени на то, чтобы отпроситься у своего руководителя на несколько дней, забежать домой переодеться, захватить пару, другую самых необходимых вещей - и в путь. Боясь того, что может случиться не сегодня-завтра, она торопилась успеть к матери.


       Прямо с пригородного поезда она отправилась в городскую больницу. У входа в хирургическое отделение увидела Андрея. Он сидел на обтянутой дерматином скамейке, понурив голову, закрыв ладонями лицо. Чувствуя, что отказывают ноги, она не опустилась, рухнула рядом с ним. Выдохнула:
- Что мама?
       И сердце зашлось в предчувствии неизбежного.

       Он медленно поднял голову, так же медленно убрал ладони - глаза его смеялись:
- Лерка, ура!… Врачи говорят, самое страшное уже позади, она будет жить…
       Она перевела дыхание, в сердцах шлепнула ладонью его по колену:
- Когда-нибудь я прибью тебя… Разве можно так? - и облегченно заплакала. 
- Шесть часов, - рассказывал Андрей, - представляешь целых шесть часов шла операция, раздроблен таз, хирург слепил его из осколков. Сейчас она в реанимации. Сегодня нечего и мечтать попасть к ней, в крайнем случае, завтра, и то навряд ли. Так что нечего реветь, будем радоваться такому исходу… Пойдем, что ли?.. 

- Давай посидим чуток, мне нужно придти в себя.
- Посидим, - согласился Андрей.
       Потом они не спеша дошли до автостанции.
- Вот, через десять минут будет городской автобус, я посажу тебя, а мне еще кое-какие дела надо провернуть… 
- Чего я поеду одна? - запротестовала Валерия. - Нет уж, раз бросаешь меня, я лучше прогуляюсь по улочкам своей юности, повспоминаю…

       Она была младшей в семье и уехала из родного города сразу после окончания школы. Университет, работа, замужество,  вот только детишками так и не обзавелась. Сюда наведывалась редко, может быть, и потому, что неприятны были расспросы, что так да почему, не будешь же объяснять каждому, что она-то полноценная, а вот муж категорически против цветов жизни на его клумбе. В восемнадцать лет влюбилась, дуреха, без ума в шикарного парня и, когда он, предложив ей выйти за него замуж, поставил условие: «Никаких детей, они будут мешать моему поэтическому творчеству», она с легкостью согласилась, ей тоже хотелось еще погулять, не обременяя себя ненужными заботами, к тому же можно заняться и деловой карьерой, ну, а в глубине души она все-таки надеялась, что пройдет время, сработают инстинкты, и все встанет на свои места. Инстинкты так и не сработали, карьера обошла ее стороной, а из шикарного парня не то что гениального, даже завалящего поэта не получилось, а получился холеный, вальяжный и капризный зануда, да и поэзию он давно забросил… Что поделаешь, такой вот расклад выпал…

        Никита тоже укатил, как только встал на крыло, сейчас за границей, в Германии, но гражданство не сменил, какое-то жутко важное открытие сделал, писал, чтобы не удивлялись, если домой пришлют его Нобелевскую премию, юмор такой, наверное, да чем черт не шутит, может, и есть в том какая-то правда; самое главное, он счастлив, что занимается любимым делом.

        И только Андрей, самый старший, один из всех не покинул родительский дом, рассудил, что кто-то же должен взять на себя ответственность за спокойную старость родителей. Да и не манили его дальние дали. Работал механиком на автобазе, его ценили за руки золотые, ему ничего не стоило восстановить практически полностью выработавшую свой ресурс, битую-перебитую машину. Женился на Насте, однокласснице и подружке Валерии, та когда-то была гордостью школы и города, во всех олимпиадах: и по математике, и по физике, химии принимала участие, и очень даже успешно, легко поступила в экономический, но на втором курсе забеременела, взяла академический отпуск - и не вернулась в институт, сейчас вроде нормально живут, мальчишки-двойняшки растут, умнички, да и то сказать: есть в кого. Все бы ничего, да вот Андрей, говорят, попивать начал в последние годы, и частенько.


        Она расплатилась с таксистом, открыла калитку. Шла, бережно прижимая к себе пригревшуюся собачонку, уснувшую после всего, что выпало бедолаге в этот день.
        Дом был в глубине сада, не дом даже, домище, замысловатой архитектуры, из белого кирпича, с любовно набранным орнаментом из красного, пожалуй, самый привлекательный дом на улице, Андрей поставил его к рождению близнецов на месте старенького деревянного дома, который срубил покойный ныне дедушка еще лет семьдесят назад. Валерии стало немного жалко: собрались бы сейчас в большой комнате за тем самым столом, где сидели в детстве, она, конечно же, на любимом своем месте, у окна с широченным подоконником, Андрюха и Никитка напротив, раскрасневшаяся у плиты мама ставит на стол большое блюдо с пельменями…

       От воспоминания навернулись слезы. «Господи, как это было давно, больше десяти лет назад! Нет уже папы, нас с братом жизнь уволокла за тридевять земель отсюда, а мама… Мама, мамуля, как же сейчас ты там?..» 

       Андрей хлопотал на просторной кухне, готовя обед.
- О-о, да ты животинку прикупила… - заулыбался он. - У вас там с ними дефицит?
- Мы с ней друзья по несчастью, друзей не прикупают, они сами находят нас… У тебя молоко есть?
- Возьми в холодильнике.
       Валерия поставила на пол миску с молоком, аккуратно положила рядом собачку. Та с трудом встала, чуть покачиваясь на перебинтованных лапах, неуверенно полакала из миски. Посмотрела вопросительно на Валерию.

- Наверное, не знает, где можно устроиться? - предположил Андрей.
       Принес домотканый коврик, постелил у стены, показал пальцем:
- Место! - и повторил. - Место!
       Собачонка, чуть повизгивая от боли в ногах, подошла и послушно легла на коврик.
- Какая умница, даром что дворняга, - поразился Андрей.

- От Никиты ничего не слышно? - спросила Валерия.
- Нет… Вообще-то должен бы сегодня уже быть… Есть еще один поезд поздно вечером…  Или автобусом…
- Завтра уж точно будет.
- Завтра обязательно, - согласился Андрей.
- Во сколько к маме пойдем?
- Как встанем, позавтракаем и отправимся… Или позвоним сначала, когда можно к ней…
- Позвони-ка сейчас, как там?

       Андрей набрал номер хирургического отделения, его успокоили: спит, рядом с ней постоянно дежурная сестра, причин для тревоги нет.
- Садись за стол, голодная, небось?
- Может быть, подождем? Настя придет, твои хлопцы. Вместе уж…
- Придут, снова сядем. Тебя вон ветром качает, как былинку. Буду в эти дни откармливать…

       Андрей выключил газ, насыпал в большую тарелку горку пельменей, от них аппетитно поднимался духмяный пар. 
       Валерия прыснула в кулак, брат растерянно, с обидой посмотрел на нее:
- Ты чего?   
- Только-только вспоминала я, как мы маленькие были, а мамка по вечерам торжественно ставила на стол огромное блюдо с пельменями. Ты как почувствовал…
- А что? Знать, и у меня есть… как это…
- Интуиция? - подсказала Валерия.

- Вот-вот, - он достал из холодильника бутылку водки. - А к пельмешкам вот эта злодейка - самое то. Да и за твой приезд мы еще не выпили.
- А обязательно?
- Полагается. Традиция есть традиция, положение у нас с тобой безвыходное.
- Никогда не нравилась мне такая традиция… Тем более, братишка, я слышала, ты стал очень много пить.

       Андрей принес из серванта стопки. Крохотные рюмки он всегда презирал, несерьезная тара, стаканы - слишком вызывающе, это инструмент, более подходящий для вдумчивых алкоголиков, Андрей не причислял себя к таковым, вот стопки - в самый раз.
- Наврали, что много. Так, в меру, бывает…
- И из-за чего?
- Повод на то и повод, найдется всегда.
- А то можно и вообще без повода, так?.. Расскажи-ка, как жизнь-то у тебя?

      Андрей пожал плечами:
- Нормально. Как у всех. Работаю. Вроде, ценят.
- А в семье?
- Как там в пословице: дом построил, сад посадил, двое парнишек растут - план я уже перевыполнил, поди, не зря жизнь прожил.

      Валерия пытливо заглянула ему в глаза:
- А с Настей как? Говорили, не совсем у вас ладно…
- Не знаю, кто там что говорит, - махнул рукой, - людям только дай вволю потрепаться, успевай уши подставлять… Все у нас как полагается.
- Точно?
- Точней не бывает.
- Ты любишь ее?
- Какая-никакая холера, а ведь люблю, - чуть помедлив, твердо сказал Андрей.

       Он потянулся с бутылкой водки через стол, наполнил стопку сестры, потом налил себе:
- Ну, что? Как бы ты ни сопротивлялась, а не выпить за приезд - грех великий…
       «Маршем славянки» просигналил звонок у входной двери. 
- У Насти ключи есть… Ребята, поди, сбежали с последнего урока? - предположил Андрей и пошел открывать.
       Из прихожей донеслись радостные возгласы. Догадываясь, Валерия выскочила из-за стола.
- Смотри, сеструха, к нам иностранец с официальным визитом…

       За годы, что они не виделись, Никита заматерел, выше стал ростом, раздался в плечах, а в глазах появился чуть насмешливо-уверенный взгляд, он больше напоминал теперь борца или даже боксера-профессионала («Проведено на ринге тридцать пять боев, одержано тридцать четыре победы, из них двадцать девять нокаутом»), чем ученого-теоретика, потенциального лауреата Нобелевской премии. Волосы его, как и раньше, курчавились, только немного потемнели, стали по-цыгански густыми и непокорными.

       Обнимая сестру, он спросил с тревогой:
- Как у мамы?
- Да нормально все… - Андрей коротко рассказал все, что знал.
- Не пойму только, - удивился Никита, - что здесь нормального. О чем ты говоришь? Мама попала в страшную аварию, сейчас в коме, неизвестно, что будет … 

       Андрей весь натянулся от обиды:
- А нормально, потому что могло быть совсем плохо… сидели бы сейчас на поминках… Нормально, потому что мы боялись самого страшного, она была на краю смерти… А так ни в какой она не в коме, спит после операции, и что будет - известно, будет жить наша мамка, вот что главное…
- Все-все, я понял… Прости, братка.

       За столом Андрей оживился:
- Я-то, дурак, подумал сперва, что пацаны мои пришли, а тут вон как… Вот это по-нашему, стоило мне открыть бутылку, Никита тут как тут. Вот у кого интуиция! И чего я раньше не догадался откупорить? Сразу, как пришел… Давно бы уже выпивали. Теперь нас двое, пусть только попробует Лерка покочевряжиться… Давайте, за встречу!

       Они разговорились. Перебивая друг друга, вспоминали о детских, юношеских годах, рассказывали о своей жизни после расставания. Никита, раскрасневшись от выпитой водки, - чувствовалось, давно не принимал спиртного, - смахнул рукой роскошную свою шевелюру, под париком оказалась блестящая, будто лаком покрытая лысина. Валерия прыснула от неожиданности, до того необычным стало лицо брата, словно свое настоящее он оставил где-то там в залог или забрали таможенники, когда пересекал границу.

- Ну, ты даешь!  - Андрей тоже удивился. - Как будто маску снял.
       Валерия захлопала в ладоши:
- Как модно сейчас говорить, очень даже брутальный мужчина… 
       Никита нисколько не смутился, наоборот, сам весело рассмеялся.

- Ладно, - сказал Андрей, наполняя стопки, - разговоры разговорами, что мы, потрепаться сели? Не будем забывать и о деле. Спирт, он, стерва, шибко летучая фракция, испаряется в момент, глазом моргнуть не успеешь - и нет его, что толку потом хлебать пустую воду.
- А ты физик, однако… - улыбнулся Никита.
- За мамино здоровье!

       Они сидели за большим кухонным столом, размякшие от выпитого, от долгожданной встречи, от спавшего напряжения - и не могли наговориться. Перебрали родственников, друзей своей юности, знакомых - Андрей рассказал, что знал, а знал он не так уж и много, потому что редко кто остался здесь, разлетелись, в основном, по просторам матушки-России.
- Никита, что ж ты-то ничего о себе? - спросила Валерия. - Укатил в даль несусветную - и думаешь, молчком отделаешься? Нам же интересно, что и как.
- Расскажу еще. Потом. Сейчас вас послушаю… Времени у нас много, я надолго приехал.

       Андрей поднял очередную стопку, посмотрел ее на просвет:
Ехал я сегодня в автобусе, уже из города домой. У хозяйственного магазина женщина села, купила горшок детский, а сумка набитая, потому в руке его и держала. В центре народу, как всегда, набилось навалом. А у железнодорожного вокзала ей выходить, она, значит, кое-как пробилась к выходу. Спрашивает у мужика, что у самых дверей стоял: «Ты сходишь?», он посмотрел на горшок, посмотрел и покачал головой: «Нет, я лучше до дома потерплю»… 

       Никита и Валерия рассмеялись.
- Что-то такое я уже слышала… - сказала она. - Или читала где?..
- Так давайте, - улыбаясь, продолжал Андрей, - выпьем за то, чтобы люди понимали друг друга…

       Вскоре пришли его мальчишки, светловолосые, кареглазые, аккуратно и плотно сбитые, в одинаковых костюмчиках с галстуками - ну, точно два патрончика из обоймы, только тем и отличались они друг от друга, что у одного волосы были зачесаны направо, у другого - налево, на это не сразу-то и обратишь внимание. Поздоровались с гостями и, засмущавшись, шмыгнули в свою комнату. Андрей достал еще две тарелки, вилки, положил сметану, по порции пельменей каждому, сходил за детьми, но вернулся один.

- Придут сейчас, как переоденутся… Ну, что, еще по одной?
- Не-а, х-хватит, - запротестовал Никита, он уже слегка заикался. - От-твык я уже от т-таких убойных доз.
       Валерия молча убрала бутылку со стола, показала Андрею язык.
- А жалко. Я еще один тост заготовил.
- Д-давай говори, мы послушаем.

- Всухую? - возмутился Андрей. - Не, так нельзя. - Отобрал у сестры бутылку, налил себе, жестом показал Никите, тот пьяно замахал руками. - Так вот… Когда-то, давным-давно я профосмотр проходил, терапевт, значит, поизучал мои анализы, кардиограмму, покачал эдак горестно головой. У меня аж в глазах заискрило. «Доктор, - говорю, - неужто все так серьезно?» Он мне: «Курите?» - «Нет, - говорю, - в детстве баловался, сейчас - ни-ни». - «Пьете?» - «Редко, разве что по праздникам чуток». - «А как насчет того, чтобы налево?» - «Доктор, помилуйте, у меня жена, двое сыновей растут, как можно?» Он молчит. «Ради Бога, - говорю, - скажите правду: я буду жить?» Он пожал плечами: «А смысл?»… Выпьем же за то, чтобы в жизни нашей всегда был смысл…   

       Стукнула входная дверь, это была Настя.
       Андрей подождал, пока она войдет на кухню, под ее укоризненным взглядом медленно выпил и потянулся вилкой за огурчиком. Настя ничего не сказала, только недобро качнула головой.

       «Вот она-то мало изменилась за эти годы, - думала Валерия, с удовольствием разглядывая подругу своей юности, - разве что самую малость располнела, да морщинки у глаз появились, но чуть заметные. А так все та же стройная красивая девчонка, наша школьная топ-модель. Та же скользящая походка. И по-прежнему упрямо не носит очки, хотя у нее слабое зрение. Вон и сейчас близоруко щурит свои глазищи, они у нее большие и серые, из-за них сходили с ума парни нашей школы да и постарше…»   

       После шумных объятий с гостями Настя тоже села за стол.
- Отпросилась с работы пораньше, знала, что вы приедете. Да и в больницу заглянула, узнать, что и как… В палату не пустили, как я ни умоляла, все равно не пустили. А знакомая медсестра рассказала, что и вы приходили… Надо же, горе какое  свалилось на нас! - она заплакала. - Чувствую, как больно сейчас маме… Все косточки поломаны… И на тебе, мамуля страдает, а сын попивает тут в удовольствие свое…
       Она кинула взгляд на недопитую бутылку и сказала горько, не глядя на мужа:
- Ну, что мне с ним делать?.. Алкаш есть алкаш, лишь бы глотку залить… А детей почему не покормил?

       Андрей молча пожал плечами. Валерия мягко вступилась за брата:
- Настя, он ведь звал их к столу. Видимо, стесняются ребятишки.
- И что?.. Пусть теперь голодом сидят?..

       Валерия собрала на поднос то, что Андрей приготовил сыновьям поесть, постучала в их комнату. Близнецы сидели за компьютером, отчаянно пыхтели, увлеченные танковым сражением. Ревели моторы, оглушительно стреляли пушки, свистели пули. Братья полностью были там, на поле боя, настороженно вертели головой, чтобы вовремя заметить и упредить опасность, пригибались, будто уклоняясь от пролетающих осколков.

- Парни, стоп игра!.. Вам папа разрешил включать компьютер?
- А у нас главный не папа, а мама, - бойко ответил один из близнецов, - а она с работы только вечером будет.
- Тогда принимаю командование на себя! - она остановила игру, выключила питание компьютера. - Бегом мыть руки и за стол!.. Потом уроки!


       Переживая о предстоящем европохмелье Никиты, после обеда уложили его на застеленный свежим постельным бельем диван в гостиной: отоспаться после дальней дороги, а самое главное - придти в себя от прочно забытого и ставшего уже совсем непривычным алкогольного перебора. Прилег в своей комнате и помрачневший Андрей.

       Валерия и Настя пошли на кухню мыть посуду.
- Что-то не то, подруга, у вас с Андреем, - сказала Валерия. - Я заметила, ты ни разу не не обратилась к нему по имени, все «он» да «этот».
- Как заслужил, то и получи…
- Заслужил? Чем?.. Такое впечатление, будто между вами не просто короткая ссора, поругались - помирились, а чуть ли не холодная война.
- Почему чуть ли? - грустно усмехнулась Настя.

- Все на самом деле так плохо?
- Ну, ты же видишь, какой он… Это еще мало выпил…
- Да ладно, беда пришла на порог, он же переживает за маму, вот и пытается хоть как-то боль притупить. Можно понять…
- Можно, - согласилась Настя. - При одном маленьком условии: если б это не повторялось изо дня в день, и до несчастья с мамой.
       Валерия повесила полотенце, которым вытирала вымытую посуду, составила тарелки и чашки в шкаф.

- Настюха, ты представляешь его совсем уж законченным алкоголиком, ну, не так ведь это. Он работает и, говорят, неплохо.
- Пока работает. Непонятно, как его держат там, с его запоями…  Чувствую, недолго уж, кончится терпение начальства и пинком под зад - гуляй, Вася!
- Настя, а ты не пыталась разобраться, что с ним? Ведь нормальный по сути человек…
- Был… А, может, и притворялся, когда я выходила за него, кто знает…

- Я знаю. Я всегда гордилась своим старшим братом. Ну, не мог он просто так, на ровном месте вдруг стать последним пьянчугой… Знаю, спортом занимался…
- Как видишь, смог. Друзья-товарищи, видать, помогли. У него ведь в самом деле руки из нужного места растут, одному отремонтирует машину, другому, а валюта для расчета универсальная - бутылка, а то и две, или даже ящик… Да тут и самый ярый трезвенник сломается и запьет. 
- Бывает и так… - Валерия вздохнула, придвинула табуретку к столу, села. - Настя, а лечить его ты не пробовала?

- Для этого прежде всего нужно его желание бросить пить. Я умоляла, уговаривала его, плакала, - вроде согласился. Закодировали, продержался месяца три - и сорвался. Снова отвела к врачу, на сей раз даже недели не прошло - опять за старое… Как-то посоветовали мне средство, которое можно незаметно добавлять в еду, и постепенно оно якобы вызывает отвращение к алкоголю, думала: нет у тебя, голубчик, силы воли и не надо, буду лечить насильно… Какой там! Съедал суп с моими добавками - и хоть бы хны, с удовольствием напивался потом… Не знаю, Лера, сил у меня больше не осталось, кроме как поставить на нем крест. Если раньше, может, и любила этого подонка, сейчас сыта им по горло, а вот здесь, - Настя притронулась рукой к груди, - ничего не осталось… ничегошеньки …

       В ее глазах опять появились слезы. Валерия обняла подругу, прижала к себе:   
- Ну-ну, Настюха, только не плакать…
- Лерчик, знаешь, к тридцати годам я офигенно посадила свое сердце… Схватит другой раз, не то что болит, а ноет, ноет… Я не вижу выхода, ничто не мило, я плачу по ночам, встаю утром никакая, надо детей в школу собирать, а у меня руки-ноги как плети, еле шевелятся. Хорошо, они, умнички, понимают, видно, что мамке плохо, стараются сами что-почто сделать…

- А Андрей?..
- Какой там! Дождешься от него… Или валяется спьяну допоздна, когда в запое, не добудишься, или убежит чуть свет на работу, если оклемался… Помощи никакой, да и общего ничего у нас не осталось… Мы ведь и спим давно уже порознь… Лера, я никому не рассказываю об этом, вид делаю, что у нас какая-никакая семья… стыдно выносить сор из избы… Да, может, и лучше, если ты узнаешь от меня, не от кого другого… Мне кажется, он скоро совсем свихнется, точно… Как-то проснулась ночью, в его комнате горит свет. Заглянула, он стоит у кровати, ладонями быстро-быстро проводит по телу, по ногам, будто сметает что-то с себя. И бормочет: «Черви, проклятые черви…» Сорвал с с постели простыню, одеяло, стал их стряхивать. Я вызвала «Скорую». Поставили пару уколов, увезли. Сказали: «Алкогольный психоз», белая горячка то-бишь…
       Валерия с болью покачала головой.

- …Через две недели выдали мне его на руки. И сейчас я уже боюсь. За детей, за себя. На ночь закрываю его в комнате на замок. Мало ли какая может придти бредовая мысль… И не зря опасалась. Да разве уследишь за всем? Прихожу с работы домой, все перевернуто вверх дном, ребята ревом ревут, разъяренный мужик лупит их чем попало…
- Андрей, что ли? - не поверила Валерия.
- А кто еще?.. Рукой, ремнем. Бедняжки, как мячики, катаются по комнате. Я завопила, бросилась защищать, отняла у него ремень. А он, как остервенелый, глаза бешеные, я уж подумала, и меня тут же прибьет… Видно, опомнился, сорвал с вешалки куртку, выскочил из дому. Потом узнала, в этот же вечер он еще и драку затеял в доме культуры, ни за что ни про что избил худрука нашего театра, изувечил бы до полусмерти, слава Богу, люди оттащили. Потом был суд…

- Ты о ком рассказываешь?.. Настя, я в шоке… Андрея судили?.. - Не веря, Валерия оторопело моргала и качала головой.
- По хулиганке… Я не стала тебе сообщать об этом, хвастаться тут нечем. Повезло ему, что худрук оказался благородным, на суде заявил, что у него нет никаких претензий, просил не лишать свободы. Поэтому дали два года условно… Присмирел сейчас, да, видать, ненадолго, уголовник есть уголовник… Вот так, подружка. Я бросила институт, чтоб у нас была благополучная и крепкая семья, - и толку что?..

       «Господи, какой ужас, если это правда! - говорила себе Валерия. - Андрюха, Андрюха, как мог ты докатиться до такого, как мог?..» 
- Я ему говорила: «Вот приедут Никита с Лерой, расскажу все о тебе», так только рукой махнул: «Ну так что? Подумаешь, напугала…» Не осталось для него ничего святого, ни мать, ни брат с сестрой…   
   
       До позднего вечера Валерия не могла придти в себя от услышанного, боялась заглянуть Андрею в глаза, ночью ворочалась с боку на бок и забылась только под утро, и сразу же в беспокойном сне пришел покойник-отец, качал головой, говорил укоризненно: «Что же не уберегли вы мать-то? Жили бы вместе, не случилось бы…», Валерия виновато разводила руками. Проснулась, долго лежала с открытыми глазами, всматриваясь в темноту, потом провалилась в тягучую яму, где мучили кошмары. Так и не выспавшись, встала, умылась холодной водой. Удрученно разглядывала себя в зеркало, недовольная своим уставшим видом, мешкам под покрасневшими глазами. Достала косметичку, без настроения, по заведенной привычке придала лицу хоть какой-то дизайн.

       На кухне Настя стряпала блинчики.
- Давай садись, пока горячие. С маслом будешь, сметаной?
- Не хочется, Настя, честное слово. Мне бы только чашечку зеленого чая без сахара…
- Вот те раз, я для кого тут стараюсь?.. Даже не думай, что пустым чаем отделаешься, - она деревянной лопаткой ловко отделила стопку блинчиков, изящным движением подбросила, другой рукой поймала на подставленную тарелку. - Так что брось капризничать, Лерчик…
- Попозже, может… - попросила Валерия. - Ну, спит еще мой аппетит… Мне бы щенка
покормить, молоко еще осталось?
- Да покормила я твоего раненого. Что ему молоко хлебать, не котенок. Он мяса наелся вволю и погулять попросился, отпустила во двор.

       Валерия села за стол, нехотя попробовала один блинчик, потом незаметно для себя съела второй, третий.
      «Молодчинка Настя, из нее получился очень искусный кулинар, хоть в ресторане работай».
- Вкусно!.. Мужики уже встали?
- Никита спит, ему по европейскому времени еще слишком рано… А этот болтается где-то на улице, то ли с похмелья отходит, то ли еще что… 

- Я попрошу тебя, Настя… - осторожно сказала Валерия. - Ты вчера сказала, что решила поставить на нем крест, это серьезно?
- А что мне остается?.. Горбатого, сама понимаешь…
- Все равно… Ведь было же между вами и хорошее, во  имя этого… Один он сломается окончательно…   
- На него и дома удержу нет… А скоро и ребят спаивать начнет, нужны собутыльники, а здесь под боком, не надо далеко ходить…
- Ну, что ты? Не сможет он… - Валерия осеклась. - Я понимаю твой страх, но все же, может, не надо, а?..

       В саду Андрея не было.
       Валерия взяла потянувшуюся к ней на руки собачонку:
- Бедняжка ты моя! Устала ходить на больных-то лапках?..
       Выглянула за калитку.

       Вниз по улице промчался мальчишка на велосипеде. В той стороне, уходящей к реке, поднимался туман, и конец улицы терялся, тонул в белесых клубах. В палисадниках домов вовсю цвела акация, во дворе напротив, обнесенном высокой металлической сеткой, важно расхаживали здоровенные птицы, Валерия даже не сообразила сразу, что за диковина, потом пригляделась: «Надо же, страусы! А может, и страусята… Увидеть у нас такую экзотику! Вместо банальных кур, гусей да уток… Ай да хозяин!». На крыльцо вышла старушка, стала бросать им куски хлеба. Валерия пыталась вспомнить из детства, кто это, не смогла и отвернулась. И уже краешком глаза увидела, что та помахала ей рукой. Валерия отреагировала с замедлением, обернулась, но старушка, возможно, обидевшись, уже входила в дом. «Некрасиво получилось», - расстроенно подумала Валерия.

       Андрей сидел на большом березовом чурбаке за баней и курил. Валерия подошла, постояла молча, облокотившись на сложенную под навесом поленницу дров. Брат почувствовал ее присутствие, она поняла это по чуть дрогнувшим его плечам, но так и не повернулся. 

- Ты прячешься, что ли?
       Андрей неторопливо погасил сигарету, щелчком отправил ее в огород, проследил за траекторией окурка:
- С тобой уже провели разъяснительную беседу?
- О чем?
- О том, какой я подлец.
- Это правда?
- Что?
- Что ты стал алкоголиком?

       Он неопределенно пожал плечами:
- Наверное…
- Что допивался до белой лихорадки?
- Было как-то.
- Что детей своих бьешь?
- Нет… Я их воспитываю.
- Кулаком в лицо?
- Как умею.

- А то, что, оказывается, мотаешь срок?
- Мотают срок на зоне.
- Но тебя судили?
- Да.
- И это мой старший брат! Господи!.. Как? Как мог ты докатиться до такого?.. У меня не укладывается в голове… Ладно, избил кого-то там, пусть плохо это, плевать. Но поднять руку на свою кровиночку!.. На маленького ребенка, который беззащитен перед твоей грубой силой… Нужно быть не человеком, чудовищем… Я не могу, не могу, не могу поверить… 

- Напрасно, - безучастно сказал Андрей. - Настя не будет врать…
- Это не ты, это кто-то другой, бездушный и жестокий…
- Нет, сестренка, наверное, это все-таки правда…
       Она с ужасом смотрела на брата.
- Да, я каждый вечер прихожу домой пьяный, а часто не прихожу даже, а приносят меня и сваливают у калитки, как мешок картошки. Да, я уголовник. Да, я колочу своих любимых мальчишек. Они, как мячики, летают по комнате… Так она расписала тебе?

       Валерия заплакала, от отчаяния, от обиды за брата и злости на него, от сознания собственного бессилия; жизнь научила ее плакать беззвучно, мелко вздрагивали плечи, по щекам безостановочно катились тонкие струйки слез. Андрей сидел сгорбившись, смотрел мимо нее и молчал, только чуть шевельнулись губы, то ли в растерянности, то ли в горькой усмешке.
       Минут через десять она поднялась, глухо сказала, пряча заплаканное лицо:
- Я презираю тебя… К маме с тобой я не пойду… Идите с Никитой, я потом отдельно…
       Он не ответил.

- Не больше пяти минут, - предупредил хирург. - Она еще очень слабая.
       Встретив просящий взгляд Андрея, покачал головой:
- Пять минут. Ей противопоказано переутомление… И постарайтесь не волновать ее.
- Вот, мама, и мы, - бодро сказал Никита, с тревогой вглядываясь в бледное, ни кровинки лицо матери. - Встречай гостей.

       Анна Ивановна лежала на кровати у окна залитой солнечным светом больничной палаты, в переплетениях фиксаторов и растяжек. От капельницы на стойке тонкая полиэтиленовая трубка тянулась к ее руке. Лицо ее было бледным и каким-то угасшим, зато глаза сразу откликнулись навстречу вошедшим в палату сыновьям.
       В приоткрытое окно в палату вливался свежий летний воздух, разбавляя застоявшийся запах лекарств. Доносились приглушенные кронами деревьев звуки маленького города.

- А Лера неуж не приехала? - с усилием спросила Анна Ивановна.
- Да приехала, позавчера еще, - сказал Андрей. Подумав, выложил первое пришедшее в голову объяснение: - Говорят, больше двоих тут не пускают в палату, потому придет попозже, после обеда.
- Мам, ты-то как чувствуешь себя после операции? - спросил Никита.

       Говорила она медленно, отдыхая через каждые несколько сказанных слов:
- Так, с серединки на половинку… сразу пластом лежала… все болело внутри, хоть воем вой… сейчас мало-мало отошла, то ли укол какой поставили… Слава Богу, слепили вашу мамку по образу и подобию… может, и буду еще маленько на человека похожа…
- А ночью как? Удается поспать?
- Не знаю даже, сон это?.. Будто в яму какую проваливаюсь… да лежу на дне… пока не наберусь сил выкарабкаться… 

       Андрей и Никита стояли, облокотившись на спинку кровати матери. Она приподнимала седую голову, со слабой просветленной улыбкой смотрела на своих сыночков-дубочков, смотрела жадно, торопливо, переводила взгляд с одного на другого и не могла насмотреться. Даже Андрея будто бы видела в первый раз. В кои-то веки собрались все в родном городе, повод, правда, не шибко удачный, да неважно это, главное, они опять вместе, жаль, отца их уже давно нет рядом, то-то порадовался бы старый. Почитай, не один уж год не видела она ни Никиту, ни Леру, последний раз - как схоронили отца, и, ожидая, оправдывала их: свои нескончаемые заботы у каждого, своя жизнь непростая, в ней, что обычным стало в нынешние времена, мало находится места для родителей, все дела, дела, дела, а когда выдается десяток-второй свободных дней, нужно и мир посмотреть, всякие диковинные места, экзотику какую, земля-то, она большая и разная, чего они не видели в захолустье? Старуху-мать? Так она все та же, не меняется, скрипит и скрипит себе помаленьку…   

       Она пыталась сейчас найти в Никите того сморщенного хмурившегося младенца, что дали ей в руки подержать сразу после тяжелых измотавших ее родов, или пятилетнего малыша, споткнувшегося во время игры с Леркой в прятки и сильно, до крови разбившего лицо о скамейку, или школьника-первоклассника с букетом георгинов в руках, а потом и увлеченного науками студента, уже тогда выбравшего свою линию жизни; и в самом деле, находила знакомые до боли черточки: вон те же две морщинки на лбу, с которыми родился, за столько лет они так и не разгладились, а новых морщин, к счастью, пока не прибавилось, чуть заметный шрамик над правым глазом от того удара об угол скамейки, та же улыбка, то смущенная, как в детстве, то снисходительно-уверенная, появившаяся уже в студенческие годы. Анна Ивановна не одобряла его отъезд за границу, да у молодых свои правила, остается только надеяться, что жизнь у него сложится и там, а дети его будут знать и помнить русскую бабушку.

       Никита поставил на тумбочку принесенный пакет:
- Мама, мы тут принесли тебе соки, фрукты. Чтобы поправлялась быстрее…
- Спасибо, сыночки… Как там дома-то?
       Андрей рассказал все домашние новости, добавил, что забегала справиться о ней соседка, принесла здоровый кусок страусятины, завтра Настя отварит его, полезно будет матери похлебать чуток бульона, а то и мясца испробовать, уж не сравнить с больничной-то едой, а готовить Настя мастерица…
 
       Вот с Андреем все проще, вся его жизнь прошла рядом, он по сути никуда далеко и не уезжал; как закончил школу, сразу и начал работать на автобазе, высшее образование получил заочно, да оно ему не шибко и надо было, так, больше для гонору. А потом и женился, близняшек произвел на свет божий. Так что все изменения в нем происходили на глазах матери, она их и не замечала. Она и считала, что сыновья ее с годами должны стать очень похожими друг на друга, время, оно стирает разницу в возрасте. Только сейчас, когда увидела
их рядом, она удивилась, до чего же они разные.

       Голова ее устала и бессильно упала на подушку, и от этого, от своей слабости и обездвиженности, она снова рассердилась на себя, как и вчера утром, когда очнулась от наркоза и осознала, что с ней произошло. Надо же так дуру старую угораздило! Не могла поосторожнее там, у машины… Ей обидно было за себя такую, какая она стала, вся порезанная да сшитая, по кусочкам собранная и оттого шибко уж бессильная, повернуться на бок и то нет сил никаких, а так хочется сменить положение, спина уж затекла и чешется, впрочем, если бы даже и были кое-какие силенки, не сможет она сделать это, вон спеленута вся, как дитя малое, только что родившееся. 

       Она не шевелилась, только слабо поднималось и опускалось одеяло от ее прерывистого дыхания.
      Андрей осторожно, кончиками пальцев провел по ее щеке:
- Ладно, мамуля, мы утомили тебя, пойдем, что ли?
- Нет, нет, - Анна Ивановна испуганно сжала его руку. - Посидите еще, а?.. Мне отдохнуть чуточку всего и надо было. В аккурат теперь…   
       Она попробовала немного сдвинуться, чтоб хоть чуть-чуть унять зуд в спине, и тоненько вскрикнула от резкой боли во всем теле. 

- Что такое, мама? - встревоженно спросил Никита.
- Да так… встать хотела, прогуляться, - через силу пошутила она, а в глазах блеснули слезинки.
       В палату заглянул хирург:
- Ребята, пять минут давно закончились.
      После короткого осмотра больной он удовлетворенно кивнул головой, еще раз наказал:
- Давайте закругляйтесь, - и вышел.

- Мама, мы завтра будем в это же время, - сказал Андрей. - Тебе принести что-нибудь?
- Расческу принесите, лежу тут неприбранная, как лохудра… зубную пасту и щетку… что еще?.. Поесть?.. Нет у меня совсем аппетита, вон в завтрак ложку каши помусолила, и сейчас комом в горле… а вот вы раздразнили, и чего-то я бульончика захотела… горяченького, а?.. 
- Принесем, конечно, - обрадовался Никита.
- А так… навроде ничего больше и не надо…
- Как не надо?.. А мы тут сообразили на троих подарок тебе, от блудных твоих детей… 

       Андрей вытащил из принесенного с собой большого полиэтиленового пакета норковую шубу черного цвета с фиолетовым отливом, она брызнула на солнце миллионом радужных искр. Бережно, чтобы не потревожить больное тело, он укрыл ею мать.
      Анна Ивановна охнула от удивления:
- Что это?..
- Всего навсего шубка… Никита выбрал. В магазине сказали: «Черный бриллиант», я не очень-то разбираюсь в шубах, то ли мех так называется, то ли еще что… 
- Да как же я ходить-то в ней буду, к постели привязанная, - она снова прослезилась, на этот раз не от боли.
- Ну, к зиме ты уже бегать будешь, как молодая, - сказал Андрей, - вот и пофорсишь. А черная красавица, ничего, полежит пока, с радостью подождет свою хозяйку…

       Это решение Андрей принял в тот кошмарный день, когда пришла на порог беда, подавленный и растерянный, сидел он здесь, в больнице, у входа в операционную, и еще неизвестен был исход операции, а жизнь мамы могла оборваться в любую минутку.

      «Это несправедливо, несправедливо, несправедливо, - стучал он по колену, - этого не должно было, не имело права случиться. С кем угодно - могло, с мамой - нет. Перебегать позади движущегося грузовика? Да она жутко боится машин, всегда десять раз оглянется по сторонам, прежде чем ступить на проезжую часть, а тут… Нет, нет, что-то толкнуло ее под колеса… Или кто-то?.. Ерунда, кругом масса народа, заметили бы. Тогда что?.. Разволновалась?.. Перенервничала?..»
       Последние версии не устраивали Андрея, он понимал, что они приведут к неприятному для него выводу, но никакого иного приемлемого объяснения не приходило в голову. Он вспоминал сейчас то, о чем не хотелось вспоминать.

       В последний год совсем разладились отношения с Настей, она предпочла выбросить из памяти то, что произошло, будто ничего и не  было, зато демонстративно показывала свое брезгливое отношение к мужу, чуть ли не отвращение, он назло ей после работы напивался… нет, не напивался, не то слово, просто выпивал с друзьями в какой-нибудь забегаловке, без излишеств, зная меру, но этого хватало, чтобы дома мать подступала с упреками, он злился, что никто его не понимает, как-то грубо накричал на нее: «Заткнись! Не суйся в мою жизнь!», потом жалел об этом, а мать, не говоря больше ни слова, закрылась в своей комнате и почти не выходила, разве что по необходимости в туалет, прятала свои заплаканные глаза, но трудно было их не заметить.

        «Почему я не подошел? - запоздало раскаивался Андрей. - Даже не нужно было просить прощения, а просто обнять ее… просто обнять…»
        Через пару дней стряслась трагедия. 
        «Ладно, виноват-не виноват, поздно об этом, случилось - и ничего тут уже не поделаешь, хочется верить, что хоть операция закончится благополучно, и надо думать, как выхаживать мать, чем-то порадовать бы ее, поднять немного настроение, оно так нужно ей, чтобы выдюжить».

        Перебирая варианты, что можно сделать для матери, Андрей вспомнил, что когда-то, в молодые еще годы, она мечтала о хорошей шубе, да не складывалась покупка, двое мальчишек подрастали, все горело на них, какую-никакую обнову надо для дочки, а зарплата совсем не резиновая - и с грустью распростилась она с несбыточной мечтой.

       Пока Валерия бродила по улочкам детства, он закрыл свой вклад в банке, его уговаривали: подождите месяц, срок договора скоро заканчивается, иначе много потеряете, - ждать он не мог ни дня. В секторе меховых изделий универмага скучала продавщица, в разгар лета наплыва покупателей здесь почему-то не просматривалось, по просьбе Андрея она примерила на себе все имеющиеся шубы, полушубки, дубленки, он критически оценивал со стороны, выбор здесь был, конечно, не ахти какой, но несколько шуб Андрею все же понравилось, он купил, на его взгляд, лучшую, вбухал все имеющиеся наличные деньги.

       Правда, Никита, которому он на следующее утро показал покупку, покачал больной с похмелья головой:
- Не совсем. Извини, Андрюха… - он достал из холодильника бутылку минеральной воды, жадно напился из горлышка. - Давай сменим критерий выбора.
- Это как? 
- Нужна не просто красивая шуба. Шикарная!
- Хотелось бы, да вот беда… Бабок на это у меня не хватит. Все свои золотовалютные резервы пустил в ход.

- Ты же не один, братишка. А я? Лерка?
- Сестра не в счет, мы поругались…
- С чего вдруг?
- Да так…
- Ладно, ее я беру на себя. 

       В городских магазинах того, что хотел Никита, не оказалось, а так как Анна Ивановна все еще была в реанимации и врачи пока не разрешали посещать больную, братья смотались в Смоленск, потом в Витебск, благо путь недальний, и все же нашли, что искали.

       Все еще боясь верить своим глазам, мать нерешительно провела ладонью по благородному меху:
- Ой, ребятки, зря вы так. Ведь дорогущая, поди?
- Какая, мама, разница? - сказал Никита. - Мы нечасто баловали тебя подарками, да что там нечасто - безобразно редко. Можем мы хоть немного искупить свою вину?
Ты ведь мечтала о ней, - добавил Андрей, - вот что главное…
- Я чаяла что попроще…
- Попроще - это для кого другого, а ты достойна в самых дорогих мехах купаться, - сказал Никита. - Это нужно было сделать давным-давно. 

       Когда ребята уходили, она помахала рукой, свободной от процедуры внутривенного вливания, смотрела им вслед. Потом откинулась на подушку. Ее охватило безотчетное чувство уверенности, надежности и полного покоя, незримая пуповина, связывавшая ее с детьми с момента их рождения, и что греха таить, истончившаяся со временем, снова окрепла и по ней, как из капельницы на стоящей рядом с кроватью стойке, сейчас вливалась в нее их молодая сила.

       Медленно, очень медленно, но все же пошла на поправку Анна Ивановна, и первой собралась в дорогу домой Валерия.
      Сидя у больничной койки, она прижалась щекой к материнской руке:
- Мамуля, родненькая, ты уж прости, ехать мне пора.
- Уже? - охнула Анна Ивановна.
- Две недели прошло, меня с работы выгонят…

       Мать растерянно покивала головой.
- … да и Павел там один, а он у меня как ребенок, совершенно неприспособленный… 
- Да понимаю я… - а в уголках глаз все же блеснули слезинки. - И когда?
- Завтра, рано утром с пригородным до Смоленска, там проходящим поездом до Москвы и самолетом домой. Билеты я уже купила.
       Анна Ивановна помолчала, смотрела неподвижно в угол палаты.

- Ты уж, доченька, приезжай еще, а?.. Не дожидайся, чтобы на похороны только…
- Ну, что ты говоришь, мама? Нельзя так… 
- А чего не говорить-то? Старой я стала чувствовать себя, Лера, очень старой.
- Да это боль в тебе говорит. Вот выздоровеешь…
- А я вот думаю, может, и в самом деле пора к старику собираться. Скучно, поди, ему без меня… Да и мне тоже… Почитай, уж годков пять врозь, чем я провинилась?..
- Не нравится мне, мама, твое настроение, ох, как не нравится!

- Сегодня во сне видела, как уходила туда, - Анна Ивановна слабо улыбнулась, - и знаешь, так легко было…
       Валерия потерянно развела руками:
- Ну, что мне теперь… билеты сдавать?
- Не дело это… Раз надо ехать, я же понимаю.
- Ну, не могу я оставить тебя в таком состоянии.
- А что состояние? Нормальное… Сон немного разбередил душу. Да и расстроилась я спервоначалу, что ты уезжаешь. Не подумала, глупая баба…

- Мама, пообещай, что больше не будет у тебя таких вот нехороших мыслей.
- Да какие тут мысли, нашло сдуру… Мне еще в шубе пощеголять надо. Зря, что ль, вы мне такое чудо подарили?..
- А я следующим летом приеду. Обязательно. И не наспех, как сейчас, подольше побуду.
- Вот и хорошо… Смотри же, не забудь… И еще, доченька, прошу тебя: помирись с Андреем.
- Я  не ругалась с ним.
- Помирись, - повторила мать. - Совсем негоже, когда брат с сестрой - два врага.
- Мама, он же конченый алкоголик. Все! Дальше некуда.

      Анна Ивановна покачала головой:
- Он брат твой… Тяжело ему, Лера, потому и пьет…
- Всем алкашам тяжело. Только почему-то ни один не хочет, чтоб стало легче.
- Не знаю, как кто другой… Не Андрейка…
- Ну, конечно, он особенный. Допился, что ему ничто уже и не помогает, ни кодирование, ни какие-то «торпеды»…
- Знаешь, что он сказал мне про это? Говорит, кодируют что-то там в черепной коробке, что называют мозгами. У меня, говорит, не мозги свихнулись, душа легла на дно стакана… Ну, не заладилась у него жизнь…

- В чем? - насмешливо спросила Валерия.
- Жена ему такая досталась…
- Какая такая? Моя лучшая школьная подруга, красавица и умница. Многие мечтали о ней, повезло ему одному…
- Когда то было, школа-то… А я сейчас вижу, что страдает мой сын; сердце кровью обливается, когда смотрю на него… Неладно, неладно у них стало… Да за последний год, а то и два, ни разу я не слышала, чтоб она обратилась к нему по имени, да разве ж годится это?

       «Мама необъективна, - думала Валерия, - в ней говорит материнское сердце, а оно не хочет видеть очевидного. Конечно же, любая на ее месте оправдает сына и прежде всего обвинит его жену. Кто знает, будь у меня дети и я так же за своих… Но Андрей ведь сам признался, что Настя права. А она жалеет маму, не рассказывает ей то, о чем могла бы рассказать, не хочет расстраивать…»
 

       За окнами дизель-поезда потянулись назад здание вокзала, водонапорная башня, одноэтажные жилые дома. Город еще только-только просыпался, во дворах домов, на улице, протянувшейся вдоль железной дороги, не было никого. У шлагбаума железнодорожного переезда стояла одинокая легковушка, днем здесь во время движения очередного поезда всегда томилась длинная шеренга машин.
       Вдали, за пустырем показалась излучина реки, над ней лохматыми клубами молока поднимался туман.

       В вагоне было совсем немного пассажиров.
       Валерия взяла на колени свою собачонку, приласкала ее. Та почти полностью оправилась от травм, только еще немного прихрамывала, но бинты ветеринар разрешил снять. Ни на одну из распространенных кличек дворняжка по-прежнему не отзывалась, Валерия дополнительно перебрала варианты из найденного в интернете списка собачьих имен - бесполезно, поэтому дала понравившееся: Ринго. 

       Почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд, подняла голову. Недалеко у окна сидел пожилой мужчина в светлом костюме с безупречно подобранным по цвету галстуком, смотрел на нее и сдержанно улыбался.
       «Разве можно быть такой невнимательной? - упрекнула себя Валерия. -  Что стоило оглянуться при посадке по сторонам…».
       Это был ее школьный учитель, любимый учитель по любимому предмету: русский язык и литература, а вдобавок и классный руководитель одиннадцатого «А». Он заметно постарел, прошедшие годы отметились морщинами на его лице, но по-прежнему держался подтянуто и уверенно, не горбился по-старчески.

       Прижимая к себе уютно задремавшего Ринго, Валерия поднялась и подошла к учителю.
- Владимир Александрович, добрый день! Я так рада видеть вас!
      Они разговорились, было что вспомнить, о чем рассказать.
      За оживленной беседой пролетело время, пригородный поезд приближался к Смоленску.
- Я вижу, что-то гложет вас, Валерия, - посмотрев в окно на пролетевшую мимо деревушку, осторожно сказал Владимир Александрович. - Значит, без особого настроения возвращаетесь из дома родного?..

- Да так… - неохотно ответила Валерия. - Хорошего мало.
- Почему же? Самое главное, мама ваша скоро бегать начнет, не догонишь.
- Ладно бы только мама, я такое тут узнала, до сих пор в шоке.
- Это вы о чем?
- Владимир Александрович, я не хочу об этом, тяжело мне…
- Понимаю…

       Он помолчал, бросая быстрые взгляды на помрачневшую Валерию, не решаясь продолжать разговор  на болезненную для нее тему и чувствуя, что скорее всего как раз это и нужно было бы сделать. 
- А я вот к сыну еду, решил побаловать себя роскошью общения с внучками, такие забавные девчоночки растут.
- Сколько им? - вяло, больше из вежливости спросила Валерия.
- Три и пять лет, самый золотой возраст…
- Да, - согласилась Валерия. 

       Учитель бережно коснулся ее руки:
- Я знаю, не совсем корректно с моей стороны бередить раны… Но поймите, половину своих ошибок в жизни мы совершаем из-за того, что делаем поспешные выводы, не владея всей информацией…
- Да какая информация? - Валерия горько качнула головой. - Ничто не может оправдать жестокость к детям. Тем более законченного пьяницы и уголовника.
- Зря вы так… Не зная… Между прочим, я встретил Андрея в тот день. Уже после случившегося. Никогда раньше не видел его в таком состоянии.
- Еще бы…

- Он не был пьян… но весь как-то яростно взвинчен, а глаза… мне показалось, они кричали… нет, вопили от боли. Я понял, что он рядом с бедой, она уже накрыла его, он может пойти на все, что угодно. Чуть ли не силой я затащил его к себе домой, каюсь, налил ему стакан водки, любой ценой надобно было снять этот надлом. Он выпил, потом плакал, снова пил, потом, как в бреду, рассказал мне все. Я уже понял, ему нужно выговориться, во что бы то ни стало выплеснуть из себя, чтобы это не разорвало его изнутри. Ну, а через полгода, на суде он только отмалчивался, вытащили из него всего пару фраз: «Пьяный был, не помню ничего» да «Виноват, значит, виноват, судите».

- Это правда, что худрук его просто пожалел? Только из-за этого брат не загремел?
- Не пожалел, нет, куда там, себя спасал… Вообще непонятно, откуда он взялся в нашем городке. Устроился руководителем детской драматической студии в районном доме культуры, а потом так же незаметно исчез…

       То, что рассказал Владимир Александрович, было для Валерии еще одним шоком.
       Новый художественный руководитель рьяно взялся за воспитание юных артистов, поставил первый спектакль, его хвалили. Репетиции, в основном, проводились после уроков в школе, по вечерам, но с некоторыми наиболее талантливыми детьми он стал заниматься и днем, в доме культуры. Были это только мальчики, и чаще всего, двойняшки Андрея, и у них стали появляться деньги кроме тех, что давали родители на школьные обеды. В маленьком городке все на виду, недалеко уже было до сначала неясных предположений, а потом все более уверенных разговоров, слухов, пошлых ухмылок. Андрей узнал немного поздно, единственное, что оставалось делать, это броситься спасать мальчишек.

       В тот день, вернувшись с работы и заглянув в детскую комнату поздороваться, он с удивлением увидел разбросанные на столе деньги, огромные красочные коробки с конструкторами LEGO перед близнецами.
- Мама, что ли, вас побаловала?
       Ребята растерянно переглянулись, сперва решили соврать:
- Да…
       И сразу же, передумав, дали честные показания:
- Не-а, мы сами. 

       Андрей стал допытываться, и то, что узнал, сначала просто парализовало его. Худшего он никогда не мог себе и представить.
       Его кровиночки, его любимые мальчишки позволили делать с ними все, что захотела эта мразь, под благовидным предлогом обучения мастерству актерского перевоплощения задурив им голову. И перед глазами всплывала нелепая, обдирающая сердце картина того, как все происходило.

- Что же вы наделали, ребята?
       Андрей смахнул со стола помятые сторублевки, давил рассыпавшиеся по полу детали конструкторов и пытался докричаться до сыновей:
- Как так?.. Как могли вы пойти на это?.. Ну, вы хоть понимаете, что вы уже не пацаны, а бабы? Что вы стали проститутками?.. Что это омерзительно, гадко, недостойно?

       Ребята стояли, опустив голову, испуганные, белобрысые, словно не понимающие, в чем их вина. Вот это непонимание и взбесило Андрея. Уже не контролируя себя, он сорвал с брюк ремень, ребят как ветром сдуло от стола. Он гонялся за ними по комнате, зло и беспорядочно хлестал ремнем, попадая, а чаще промахиваясь, дети взвизгивали от боли, пытались увернуться от разъяренного отца. Но не убегали из комнаты, хотя дверь была незаперта.
       В это время и пришла с работы Настя, бросилась спасать детей.
       Андрей отшвырнул ремень, выскочил из дома. Взревел двигатель стоявшего во дворе старенького «Жигуленка», рванувший с места автомобиль снес полуприкрытую калитку.

       Того, кто был ему сейчас нужен, Андрей нашел в доме культуры. Тот стоял в фойе, с кем-то разговаривал по мобильному телефону. Андрей подошел, чувствуя, как рвется изнутри неутихшая волна злости, сдавленно выдохнул:
- За моих сыновей, сука…   
       Он ударил жестоко, не в лицо, коленом между ног, потом бил еще, выплескивая из себя всю ненависть к этой мрази, опоганившей его детей. Подбежал кто-то, его оттащили. По виду ворочающегося на полу артиста Андрей злорадно понял: «А что, может, и удалось сделать евнухом эту мразь?» 
 
       Он не помнил, как оказался в квартире бывшего своего учителя, сидел, тупо уставившись в темноту за окном, пил водку. Ярость отступила, зато пришло разочарование собой, в памяти всплыли перепуганные лица мальчишек. «А ведь они даже не заплакали, ни один, хотя им было страшно и очень больно… И от кого?.. Ты не смог продраться к ним сквозь завесу страха, а нагнетал его еще больше. Да понимали, конечно, понимали они свою ошибку. Просто в тот момент здорово испугались, а непонимание казалось им единственным спасительным оправданием перед разъяренным отцом… А ты дорвался до беззащитных, распустил руки… А ведь по большому счету виноват прежде всего ты. И в том, что не сработали тогда тормоза у твоих пацанов, когда охмурял их заезжий актеришка… И в том, что сейчас не сработали у тебя…» 

      Домой он вернулся поздно ночью.
      И почти сразу за ним пришла полиция…

- Андрей просил меня никому не рассказывать об этом, - сказал Владимир Александрович, прощаясь с Валерией на выходе из пригородного железнодорожного вокзала Смоленска. - Даже на суде… Но вы ведь не посторонний ему человек, и я счел возможным…
- Скажите, Андрей начал пить из-за этого?
       Он покачал головой:
- Не знаю. Слышал, что вроде незадолго до… но почему запил, не знаю. Он скрытный, предпочитает держать все в себе. Наверное, единственные, кто может рассказать, это жена и кто-нибудь их лучших его друзей…
- С Настей-то я разговаривала…
 

       Скоро объявили посадку на поезд «Брест-Москва».
       Двухместное купе было свободно, проводница принесла комплект постельного белья, предложила чаю, Валерия отказалась. Переоделась, застелила постель, легла. В ногах довольно заворочался, пристраиваясь поудобнее, Ринго.

       Когда Валерия покупала билеты домой, в спешке она чересчур беспечно состыковала маршрут, с поезда на самолет почти впритык, без разумного запаса времени на какие-либо непредвиденные обстоятельства, а добираться-то практически через всю Москву, с Белорусского вокзала до Домодедово. И все же думать сейчас о неблагоприятном раскладе не хотелось, ну, сделано и сделано, в крайнем случае переиграет, да и в конце концов, никто не отменял надежды на удачу и везение, разумеется, все пройдет как и задумано, завтра утром она откроет дверь своей квартиры, увидит своего безалаберного, но родного мужа, еще нежащегося в постели, она даже не подозревала, что будет так скучать о нем.

       Ринго чуть слышно засопел, лапы его подрагивали, словно во сне он бежал куда-то.
       Валерия погладила его. С сожалением подумала, что, очевидно, так и не придет к ней то великолепное, приподнятое настроение, какое она обычно испытывала, садясь после длительного перерыва в поезд дальнего следования. От всего того, что свалилось на нее за эти две недели, Валерия сейчас чувствовала себя бесконечно уставшей, но спать вот так же безмятежно, как милый песик, ей мешало смутное чувство неудовлетворенности.

       На первой же после Смоленска остановке поезда она подошла к проводнице:
- Сколько стоим здесь?
- Три минуты. Стоянка уже заканчивается.
- А следующая станция?
- Сафоново. Прибудем через сорок минут.

       Решение пришло сразу, без колебаний, и эта определенность сбросила томивший груз с души, поставила все на свои места.
       Она снова переоделась. Когда показалось здание железнодорожного вокзала, вышла в тамбур вагона. Проводница спустилась на перрон, протерла поручни, стала проверять билет у нетерпеливо рвущегося в вагон пассажира:
- Вам в девятый, вон там, через вагон отсюда.

- До свидания! - попрощалась Валерия. 
- Это еще не Москва, - удивленно напомнила проводница.
- Догадываюсь. Здесь уже недалеко, я и пешком доберусь.
- А как же?..
- Постельное белье, так и быть, я не стала воровать, все осталось в купе.


       В родной город она вернулась на такси. 
       В субботний день Артем был дома и уже слегка навеселе:
- О-о! Валерочка! Миллион лет не видел тебя…
       Еще в юности его объединила с ее братом любовь к большому теннису. «Это спорт аристократов, - убеждал Андрей, - а чем мы хуже? Мы с тобой во что бы то ни стало должны ворваться в мировую элиту тенниса. Вот увидишь, придет время, без нас не обойдется ни один турнир Большого шлема, Уимблдон, Ролан Гаррос и всякие там Open с робкой надеждой будут почитать за честь послать нам персональные приглашения…»

       Они восстановили заброшенный и полуразрушенный теннисный корт, единственный в городе, купили сетку, ракетки, мячи, форму, договорились в Смоленске с тренером, он приезжал пару раз в неделю, давал уроки, и занимались, занимались, занимались каждый день до изнеможения. Научились-таки неплохо играть, участвовали в соревнованиях и, случалось, по очереди выигрывали. Спорт очень сдружил их. Артем часто бывал дома у Андрея, отдыхали, слушали хорошую музыку, и Валерия как-то даже влюбилась в него, впрочем то была обычная, быстро проходящая девичья влюбленность, тем более, что Артем совсем не  обращал внимания на длинноногую тринадцатилетнюю гимназистку.

       Дотянуться до элиты не удалось, первым завязал с теннисом Андрей - скорее всего, победили дела семейные, а судя по хмельному состоянию, и Артем сейчас был далек от прежних увлечений.
- А ты все так же поэтически взлохмачен, как и миллион лет назад.
- Если бы я знал, что буду удостоен столь высокой чести, ради такого случая я, пожалуй, впервые в жизни сделал бы укладку.

- Ладно, дежурный обмен любезностями закончим? У меня мало времени. Дело есть, Артем…      
- Проходи, садись… Ром? Виски? Текила?..
- Пожалуйста, не надо изображать из себя пресыщенного богатого бездельника. Больше поверю в банальную флягу с самогонкой на балконе… потому-то ты с утра уже промочил горло, и не раз…

      Артем молча достал из холодильника три разнокалиберных импортных бутылки, поставил на стол перед Валерией. Она грустно засмеялась, покачала головой: 
Все равно эту гадость я видеть не могу…
       Он посмотрел внимательно:
- Что-то, Лерка, очень гложет тебя…
- Неужто?
- Да за версту видно.

      Она не знала, что сейчас услышит, чувствовала, что ничего хорошего, и боялась этого, потому и медлила с вопросами, в конце концов сколько можно получать оплеухи таких вот сюрпризов?.. Но ради этого разговора она сошла с поезда.

- Я хочу поговорить с тобой о моем брате…
- Поговори, - он откинулся на спинку стула, и рубашка обозначила наметившийся животик - безошибочный индикатор мужской зрелости.
       «И точно, со спортом у ребят закончено безвозвратно», - подумала Валерия. 

- Вообще-то, я полагал, что родная сестра гораздо лучше знает его.
- Я не видела его по сути лет десять. Так, бывала наездом пару раз, на день-два, это не в счет. А Андрей здорово изменился за это время.
- Изменился? Он был и остался нормальным мужиком…
- Скажи еще, идеальным образцом для подражания… Это если забыть, что хлещет водку до белой горячки, да жестоко избивает своих близняшек…

- Вон оно что… Настя успела и тебя обработать? - насмешливо спросил Артем. - Поплакалась, какая он скотина?..
- Она рассказала правду, какая есть.
- Думаешь?.. И наверняка с круглыми глазами описывала, как ребята, будто мячики, прыгали по комнате, спасаясь с ревом от отца - так? Не тебе одной, всем - будто под копирку… Хорошо заученная басня! 
- А если так оно и было, какая разница, заученная-незаученная… Это неправда?

- Не знаю, - признался Артем. - Честно говоря, не знаю… Но не верю. Не верю, и все тут. Что-то из ряда вон выходящее должно произойти, чтоб было так… Не знаю… И не верю ей.
- Что ж так? Помню, в юности ты тоже видел в ней богиню. Да все вы крутились вокруг, заглядывали в глаза…   
- Слепые котята, - усмехнулся Артем. - Дурни, мы завидовали Андрею, по-хорошему
завидовали, думали: «Вот повезло-то парню!»
- И от избытка счастья он запил?
- Мы же теннисом занимались, хочешь классно играть - какой алкоголь? Ни капли в рот не брали.

- Так отчего? Отчего? - упрямо добивалась Валерия.
       Артем помолчал, потом медленно сказал:
- Она была твоей подругой, не знаю, как сейчас… Между прочим, очень правильно говорят, что у хорошей жены муж не пьет…
- Между прочим, это коронное оправдание горьких алкашей и забулдыг. 
- … Только вот определение «хорошая жена» обозначает и «верная»…
- Ты о чем?

- Андрей слишком сильно любил… Да и сейчас любит ее. Она… - он покачал головой, - нет. И по-моему, никогда никого не любила, так, играла то с одним, то с другим, принимала ухаживания и не более. Только один раз потеряла контроль над собой - и, пожалуйста, залетела. Тут уж стало не до жиру, пришлось замуж выскакивать… Бывает, и случайность определяет судьбу.
- Скажи еще, - насмешливо фыркнула Валерия, - и дети не Андрея…
- Нет. Его, конечно. Не настолько Настя глупа. Да и посмотришь на ребят - ну, точно два клона… Я не об этом. Любит-не любит, Бог с ней. Но семья, пока она не распалась, - это святое, и уж коли вы еще вместе, ради Бога, не погань вашу общую пока постель…
- Андрей изменил?..

- Это было в прошлом… или, в позапрошлом?.. Нет, в прошлом году, он премиальные получил за первое место в турнире и, коли деньги есть, уговорил свою маму серьезно проверить здоровье, долго убеждал, отвез-таки в диагностический центр в Смоленске, оказалось на беду, что забыли какие-то документы, примчался на машине забрать их - и на тебе, дома Настя уже стонет под чужим мужиком…   

- Что-о? - не поверила Валерия.
- Вот так, Лера… И потянулась цепочка… После этого и запил Андрюха, все с этого  пошло. Я говорил ему: брось эту шлюху! Нормальный мужик так бы и сделал… Андрей, он ненормальный, не смог… Любит он ее, суку… А простить не может… Так и мается…
- Я не верю…
- Как хочешь… - Артем безразлично пожал плечами. - Честно говоря, я жалею, что рассказал. Не хотел ведь, сомневался… Подруга подругу всегда оправдает… Какого черта дернуло?..


       Валерия накинула белый халат, прошла по длинному коридору хирургического отделения.
       В палате было душно, как всегда остро пахло лекарствами. Мама лежала, закрыв глаза, чуть-чуть подрагивали пальцы исхудалой руки. Валерия тихонько накрыла их ладонью.
       От неожиданности Анна Ивановна радостно охнула, увидев дочь:
- Ты?.. Ты ведь уже уехала домой…

- Уехала, - Валерия поставила на тумбочку пакет с мандаринами, поцеловала маму, заглянула в родные глаза, в которых блестели счастливые слезинки. - Да уже в поезде вспомнила, ты же просила принести заколки для волос, а я, нахалка, ускакала, забыв. Пришлось вернуться… Мамуля, сможешь чуть-чуть поднять голову?
       Она расчесала щеткой волосы матери, укрепила заколками.
- Вот так-то получше. Ты у нас просто красавица!..
- Наконец-то! - облегченно сказала Анна Ивановна. - А то лежу, хотя и не вижу себя, все-равно чувствую: неряха-неряхой…

- Ребята у тебя уже были?
- Да. Сначала Андрей с Никитой. Посидели, решили еще и отца проведать, ему ж сегодня пятьдесят пять исполнилось бы. Настя потом забегала. А теперь вон младшенькая откуда-ниоткуда, к счастью, появилась. Так что скучать мне тут не приходится… Доченька, как я рада снова увидеть тебя!.. Когда-нибудь, в старости, ты поймешь, какое это счастье!..


      Папина могилка была на краю городского кладбища.  За пять лет рядом добавились новые захоронения, одно из них совсем свежее, упокоившее кого-то несколько дней назад, все в венках, живых цветах и траурных лентах.   
       Андрей и Никита сидели на скамейке, не отрывали взгляда от памятника из светлого мрамора с фотографией отца. Блестела на солнце свежевыкрашенная яркой зеленой краской металлическая оградка. За ней тянулись вверх две молоденькие березки. Прислонившись к одной из них, стояла Настя, выговаривала что-то ребятам.

- Здравствуйте, это я! - сказала Валерия.
- Вот тебе раз! - удивленно присвистнул Никита. - Быстро же ты на Урал смоталась и обратно!
- А я подумала: нехорошо, что вы к папе без меня…

       Она осторожно отодвинула ногой с прохода банку с краской, подошла к памятнику. Провела кончиками пальцев по фотографии отца, по выгравированным на мраморе буквам, прошептала: «Здравствуй, папа!..» Выпрямилась. Потом, чувствуя, как подступают слезы, уловив краешком глаза напряженный, предупреждающий взгляд Насти, шагнула к Андрею, присела перед ним, уткнулась в его колени и облегченно разревелась.

       Он нерешительно отводил руку с кистью, смотрел растерянно, а Валерия проталкивала между рыданиями совсем не те слова, какие хотела сказать:
- Братка!.. Братишка!.. Что ж ты делаешь с собой?.. Ты неисправим… Ты же весь, посмотри… заляпан краской…