Заурядность в нем была нетипично банальна и безлика.
Доморощенную недюжинность он затаскал ещё в 90-е, а позже незаметность сделал неприметной.
Непримечательность диковинно подчеркивала его неяркость и редкую обыденность. Его ординарная посредственность и религиозное безверие очень нравились изысканной простотой.
Но его простоватость, не всегда тривиальная, его и сгубила.
Очередной эпизодичный трюизм с уникальным шаблоном сыграл с ним шутку - слепо рассмотренный вблизи горизонт надвинулся и вдавил его во второстепенное прошлое.