Перепетии флотской жизни

Александр Финогеев
Профессия врача на флоте трактуется не однозначно. Считается, - если курица не птица, то доктор – не моряк, что он балласт, бездельник, так как не несет вахту и вообще… звание у него сухопутное.
 
Но с другой стороны, - куда не плюнь, а он один.

Хотя на флоте народ и здоровый, но всякое может быть. ОРЗ, ангина или грипп какой лечатся пять дней. А вот если аппендицит, да в море, да прооперировал – герой. Ну а если, ибо все мы грешны, на конец офицер или мичман намотал, тут уж сам Бог велел ему помочь. И семью спасти, и от политработников скрыть, а то «заклюют» насмерть бедолагу. Были бы сами святыми, - другое дело. А ведь тоже грешны. И, даже, очень.

А вылечишь, - дружбу после этого спиртом нельзя будет разлить.

Другое дело – флагманский врач. Это уже ранг выше. И он, вроде  бы, первый среди всех врачей. Опыт, звание, ум, хотя к этому времени он уже может быть пропит. Естественно честь, но ее если уж не сберег смолоду, то где взять потом, тем более на флоте – не известно, и, наконец, совесть. Здесь еще сложнее. Хотя зачатки иногда прослеживаются.

Был один флагман – Шевченко Александр Стефанович.

Это был эталон сволочи.

В свою задачу он вменял уничтожить лейтенанта - врача. Смешивал его с грязью, превращал в нелюдь, так как со скотиной легче расправляться. Многие с этим мирились и становились пустым ненужным местом. Другие, уже набравшись опыта, примеряли к нему свой кулак, после чего становились его лучшими друзьями. Ну, а третьи, слабаки, кончали свои счеты с жизнью, либо пытались это сделать, а потом через психиатрию списывались на берег.

Я думаю, что сейчас, там, на небесах, эта тварь не слезает со сковороды. Так ему и надо за всех тех, кого он, имея диплом врача, морально и физически уничтожал. Именно так вершили свои кровавые дела гестаповские врачи.
 
И вот я, прошедший стадию развитию сперматозоида и, поэтапно,
«кора****скую» жизнь, вырастаю во флагманские врачи. Теперь я – опыт, ум, честь и совесть.

Хотя самый большой опыт, самый изощренный ум, без чести и совести наш начальник политотдела. Это Фалин Евгений Александрович. Колоритная фигура. Рост – 1м 56 см. Огромная фуражка, ботинки, на десятисантиметрой платформе и невероятного размера зеркало, стоящее в кабинете напротив его стола, чтобы любоваться собой как личностью и расти в собственных глазах. Все это делало его просто ОГРОМНЫМ. А полное отсутствие авторитета у окружающей его среды нисколько Фалина не смущало.

Хотя этих недоносков и учили четыре года, но учили по социалистическим меркам правильно. Чтобы не работать они всю жизнь собирали компромат на офицеров и мичманов. Для этих целей существовал целый штат политработников, который утром, сбивая друг друга, нес собранный за сутки мусор своему начальнику. Они были везде: и на кораблях, и в штабах. Коль ты офицер, то коммунистом быть обязан. И это первое, для чего существовал политотдел. Агитировать, принимать  в члены, ну а уж потом твердой, холеной рукой держать тебя между ног. Рыпнулся,- зажали твои яйца в тиски, потом отпустили хлебнуть пивка и снова в тиски. А ленинские идеи – это на политзанятиях, морякам. Артиллерист или минер попали в цель – звезда политработнику, благодарность командиру. И если уж рот ставленника партии  разомкнется, и язык в это время не занят выталкиванием из сердца лозунгов, то можно от него услышать шипящее, змеиное «спасибо». Но от этого штаны не пошьешь, и душе не делается тепло.

Боже! А как они были хозяйственны в осенний период. Это, особенно,    было    видно, когда после партсобрания, с  чувством выполненного долга, они везли домой на перегруженных машинах заготовленные для моряков овощи и фрукты, туши мяса и рыбу, консервы и все, что можно выжать и взять, ну и все другие дефицитные вещи из подчиненных им «Военторгов». Тогда слова об экономии забывались, да их и не было, то был пустой, как у рынды звон.

Ну, я что-то отвлекся. Эти политработники всегда уводят меня в сторону.

И вот, красивый, весь из себя майор медицинской службы возглавляет отряд медицинских работников, стоящих на страже здоровья защитников Отечества. Женщины сходят с ума, хотя, чего греха таить, есть от чего сходить, коль природа все дала. Риторический вопрос: «Как женщины могут сойти с ума, если у них его нет?». Ибо все они дуры!  Хотя одни с наклоном интеллекта, другие – просто явно выражены. И тянет к ним нас далеко не любовь, а неувядающий зов предков, инстинкт продолжения рода, страсть молодости и похоть самца. Оттого они быстро надоедают и, как в гимнастике, после завершения выступлений на одном снаряде, переходят на другой, третий… и так всю жизнь.

Флагманский врач – это уже козырная карта. Его сложно завалить. Хотя и на него есть досье. Ну а если еще он и подвержен прелюбодеянию, то стремление его накрыть на живом просто переполняют желания всех работников партаппарата. Но это не так просто. Ибо кругозор флагврача шире, чем у корабельного врача. Еще у него появляется такой своеобразный иммунитет, как презумпция невиновности.


Контингент штаба гораздо старше. Служба и болезни наложили на этих офицеров свои отметины, которые приходится устранять флагманскому врачу, а значит отдельные нарушения воинской и морально-этической   дисциплины,   не   прощаемые   другим     офицерам,
 
сходят ему с рук или, по крайней мере, на них смотрели сквозь пальцы. Хотя и покрикивали иногда.

Но штабная жизнь и на врача накладывает, как осень на листьях, печать определенной возрастной угрюмости. А все, что касается штабной работы, все это тоже взваливается на его хрупкие краснопросветные погоны.

Как это морально убивает! Лишение свободно перемещаться в пространстве никогда не вызывало восторга у человека. Это все равно, что волка посадить на цепь.

Вершина штабной работы – тактическая подготовка. Все офицеры штаба (врач тоже) с секретными чемоданами и  сосредоточенными лицами, выражающими ярую ненависть к супостату, движутся в конференц-зал. А присутствие этих офицеров строго обязательно. Только высоко одаренные политработники не изучают супостата. Их оружие – слово!

И начинается изучение, так необходимых врачу, ракет, торпед, авианосцев и всего, что есть на вооружении у вероятного противника. И чтобы показать низменность и неподготовленность оного медика, его, иногда, спрашивают: «Товарищ майор! Назовите тактико-техничские данные ракеты «Тамогавк». Голос заместителя начальника  штаба, Плехова Петра Ивановича, звучит устрашающе, хотя он милый и добрый человек. Все его морщины группируются в межбровье, нос заостряется, глаза наливаются кровью. Годы, проведенные им на малых ракетных кораблях, измотали нервы, но сохранили душу.

Ну откуда знать врачу ТТД «Тамогавка»? Это все равно, что спросить у штурмана устройство ректороманоскопа. Но молчать я не  могу. Это ниже моего достоинства, и плету все, что приходит в голову.
 
Цифры, буквально, вылетают из меня, как из автомата. Мой словесный понос веселит окружающую среду.

Петр Иванович же начинает синеть.

- Садитесь, - звучит его командный голос, - вы ничего не знаете.
Плохо!

Но так как я являюсь отличником боевой и, даже, политической подготовки, то двойку мне ставить не положено.

Прослужив двадцать шесть лет, я вероятного противника так и не познал, хотя твердо убежден, что оскал у него звериный.

С Толей Буланкиным, заместителем начальника штаба по авиации, на тактической подготовке мы обменивались сомнительного содержания стишками. Толя летчик, но свое отлетал и стал вторым помощником начальника штаба. Он закоренелый оптимист, бабник, любитель горячительных напитков и просто хороший мужик. А так как мы сидели  за разными столами, то приходилось записки передавать через тактически обучающихся товарищей.

Стихи были колки и едки и, естественно, вызывали у нас улыбку, а иногда, даже, смешок, что, прямо скажем, раздражало и выводило из себя такого святого человека, каким был наш заместитель начальника штаба. И вот однажды, доведенный до отчаяния Петр Иванович Плехов, решил проявить Богом данную ему власть и пресечь нарушителей воинской дисциплины. Толю наказать нельзя. Он сидит на более высшей ветви военного дерева, значит виноватым должен быть я, флагманский врач, который и так не хера не знает, да и знать и не хочет.


И вот, после несколько раз повторенных фраз: «Доктор, прекратите!» и полного отсутствия какой бы то ни было у меня реакции, кроме как краткого: «Есть!», слабая нервная система ЗНШ не выдержала и струна лопнула.
 
- Товарищ майор, встаньте!

Я поднимаюсь, думая, что же будет дальше.

- Я объявляю Вам, я объявляю Вам… - в голосе звучат угрожающие нотки, переходящие в крик, - замечание.

- Петр Иванович, ради одного замечания вы потратили столько нервных клеток.

Сердце старого моряка тает, он извиняющее улыбается.

- Садитесь, доктор. Закончить занятия.

Доктора нельзя наказывать. У него презумпция не виновности.

Все шумно встают, и каждый идет завершать начатое ими до этого дело:  одни  проверять  корабли,  другие  –  писать  планы,  третьи  -   пить
«шило», ну а четвертые – тискать чужих баб.