Роза

Рассказ опубликован в журнале "Балтика" N 3, 2019г.

В тот непостижимый декабрьский вечер, когда большую страну делили, словно каравай, чтобы суверенные республики могли развиваться самостоятельно, в нашем городе поднялась и закружилась неистовая метель. Она с унылым воем носилась по закоулкам и заметала их белым холодом. Поэтому, когда на другой день молодой ученый Антонов, прогуливаясь по заснеженным дорожкам в парке со своими генно-инженерными мыслями, увидел торчащий на клумбе заиндевелый куст розы, то проникся к нему сочувствием. Он вспомнил лето, когда эта красавица была вся в цветах, и на нее было приятно смотреть. Теперь же роза казалась Антонову мертвой. Пряча руки в карманах пальто, он стал размышлять, как уязвимы все мы перед волей ледяных ветров. Хорошо еще, думал Антонов, что при разделе государства новая граница не прошла через эту клумбу, а то как бы делили розу.
Весной, когда природа вновь начала зеленеть и цвести, Антонов нашел розу вполне крепкой и бодрой. Она была счастлива, греясь в солнечных лучах, подставляя им на встречу свои молодые нежные листья. И сердце Антонова возликовало, что встретил он розу живой и здоровой.
Тогда ему было двадцать пять лет. Высокий, крепко сложенный, с короткой стрижкой, молодой ученый. Он недавно отпустил бакенбарды, которые углом соединялись с округлой бородкой, так что лицо его выглядело ожившим портретом в раме. Глаза Антонова излучали пронзительную синеву, а взгляд был таким острым, что, казалось, он мог в секунду пересчитать все лепестки розового цветка. На лбу Антонова уже собрались несколько продольных морщин, повторяющих очертания губ, что придавало его лицу некоторую добрость.
Прогуливаясь в тот майский день, Антонов задумался над тем, как печально все-таки его одинокое существование, как много приходится работать, как мало радости в его жизни. Он осознавал, что больше не желает, чтобы, как у всех, годы проходили одинаково серо, будто по расписанию, буднично. Ничего выдающегося, увлекательного, значительного на подобном пути сложиться не может. Это путь в неминуемое забвение. Но вырваться из этого беличьего колеса никак не получается. Надо что-то менять. И с этой тяжелой мыслью он повернул к дому.
Роза притягивала Антонова. Он стал навещать ее. Теперь милая роза пребывала в расцвете сил. И Антонов, глядя на нее, воодушевлялся. Алые бархатистые цветы нежно благоухали. Роза была полна любви к солнцу, людям и пчелам. Она, казалось, воплощала в себе всю любовь и печаль нашего мира. Она, вероятно, хранила какую-то великую тайну, и могла бы многое рассказать, но язык ее никому не понятен. Наверное, в прежние годы молчание уберегало бы ее от смерти как свидетеля. Но что такого могла знать эта роза? И тогда Антонов будто бы услыхал от ее цветов шепот неожиданной и заманчивой идеи. Поначалу она оставалась в его понимании невнятным наброском, и все не хватало чего-то, какого-нибудь меткого толчка. Но все больше размышляя, он догадался, что надо делать и решился на дорогой, почти безумный эксперимент. Отныне его жизнь наполнится новым, ярким и необыкновенным смыслом. Пускай для этого потребуется много времени. Но заветная мысль оживет и найдет великое признание.
Чтобы достичь желаемого Антонову пришлось взять кредит в банке «Ренессанс», закупить необходимое оборудование, приборы, препараты. После этого он приобрел в морге животворную женскую клетку, затем в парке деликатно отсек скальпелем цветущую ветку розы и надолго заперся в своей новой только что обставленной домашней лаборатории. За работу Антонов принялся с небывалой решимостью. Он аккуратно вел дневник. И в частности записал: «Успешно внедрил под электронным микроскопом нужные гены… Клетка начала делиться… В питательной среде организм развивается с необыкновенной скоростью…» Новое существо росло, изменялось, крепло. Некоторое время ее человеческая сущность вела борьбу с растительной, потом наоборот, пока обе эти сущности не примирились. Потребовалось много времени, чтобы в новом организме воцарился мир и гармония. И тогда в нем заработало большое крепкое сердце.
Как страницы книги перелистались несколько лет. Вопреки тревогам, волнениям и восстаниям, потрясающим быт измененной страны, жизнь мало-помалу продолжалась. Потому, когда осенью в столице утихли очередные вооруженные страсти, штурм телебашни Останкино и артиллерийский обстрел Белого дома, Антонов в хорошем расположении духа записал в дневнике, как, пройдя все необходимые стадии развития, новый организм растет и развивается человеком.
Антонов подробно отмечал, как расцветает с годами девочка, затем девушка и вот уже молодая женщина. Предстала перед ним необыкновенная красавица с огненно-рыжими кудрями до плеч. Роза была стройна, с высокой грудью, широка в бедрах, между которыми шелковистый треугольник чуть прикрывал ее персиковую прелесть. Лишь в глазах Розы, в ее зеленых глазах, таилась не проходящая печаль. Антонов купил Розе модное алое платье, такого же цвета туфли, золотистый пояс, коралловое ожерелье. И когда Роза с недоумением нарядилась, то вдвоем они долго не могли наглядеться на себя в зеркале: вышла достойная, красивая пара: он в светлом костюме и она в новом платье.
Одно только омрачало жизнь Антонову в то время – невероятно растущие долги. Но однажды совестливый кредитор, обобрав достаточное количество клиентов, решил проявить милосердие. Обнаружив, что у бедного ученого отсутствует имущество, подлежащее аресту, объявил его банкротом, отобрал у него электронный микроскоп в игрушки для своих внуков и оставил в покое. Чтобы многое успеть Антонову приходилось жить бедно, и он к этому давно привык. О гуманном поступке ростовщика писали газеты, отчего популярность банка стала быстро расти, а его хозяин – богатеть.
В своем скромном очаровании Роза так похорошела, так налилась соком жизни, так притягательно созрела, что Антонов воодушевился.
«Теперь, став человеком, она может раскрыть свои тайны, – радовался он. – Правда, для понимания ее потребуется еще много сил, терпения и заботы».
Душа Розы все еще оставалась закрытой, словно бутон, и никакой луч счастья, исходящий от успехов Антонова, не мог распахнуть ее.
«В чем же дело? – спрашивал он себя. – Неужели моих усилий не достаточно?»
Антонов, готовый заменить возлюбленной и солнце, и тепло южного ветра, и ласкового шмеля-опылителя, никак не мог растрогать ее сердца, словно оно было заперто в непроницаемой кокосовой скорлупе. Впрочем, Роза любила его, любила, как любит цветок своего хозяина, который добросовестно поливает его по утрам. Она радовала Антонова своей милой улыбкой, но эта улыбка почему-то казалась ему пустой. Он чувствовал: в их отношениях нет желаемой глубины, и отчаяние овладевало им. В такие минуты, когда печальные мысли нагнетали сожаление, он думал, что надежды на взаимное счастье напрасны. Но продолжал трудиться, словно скульптор чужой души, решив, что однажды сумеет растительную хладнокровность Розы перебороть.
Роза все-таки научилась понимать самые ходовые слова, но говорила с трудом, путаясь в понятиях, стеснялась. Она вообще от природы была молчаливой. И тогда, в отчаянии, Антонов думал: «Не напрасно ли я отважился на этот дорогостоящий и безнадежный эксперимент? Он теперь приносит лишь разочарование. Ведь обычная роза цветет куда искреннее, чем улыбка этого существа, происходящего из лабораторной колбы, и лишенного всей полноты человеческих чувств».
Государство, в котором долгое время существовало насилие над живой душой, так что даже цветы на клумбах, высаженные стройными рядами, будто маршировали по велению тоталитарной партии, давно рухнуло. Все искусственное, навязанное силой, покрытое лаком добродетели и ожидания какого-то мнимого счастья в неопределенном будущем теперь разрушено изнутри. И наука в своей безграничности возможностей тоже получила свободу. Но мы все еще полны прежних предрассудков.
Человеческие понятия оказались тяжелыми для ума Розы, как бином Ньютона для осознания трехлетним ребенком. Она преуспела лишь в необыкновенной своей красоте. Вздумай Антонов отдать ее на конкурс, Роза бы тотчас же обошла всех соперниц и была бы признана «мисс Вселенной». Но слава не желала прийти Антонову. Нелепые манеры его воспитанницы, ее бессвязная речь и какая-то необъяснимая тоска в глазах не позволяли вывести ее в свет. Он держал свою диву в тайне. И это обстоятельство огорчало Антонова. Нетрудно представить, как ее бесполезная красота раздражала его. Лишь упрямство естествоиспытателя удерживало его от порыва прекратить занятия с Розой. Он стойко сражался за ее человеческую природу и разум.
Поскольку никакого свидетельства о рождении Розы не существовало, то и прочие документы невозможно было выправить. Исчезни она вдруг, как сорванный цветок, никто не стал бы интересоваться. Потому Антонов не мог получать на свою Розу социальную помощь по инвалидности. «Я взял на себя заботу, – рассуждал он молча. – И это до конца». Он смирился с мыслью, что обязан опекать полоумную, защищать ее. Благо, что она способна о себе позаботиться в быту, неприхотлива и легко остается одна не только на целый день, но также на всю неделю, когда требуется уехать ему в столицу по служебным делам.
Между тем Роза не унывала от собственных неудач и преуспевала в иных инстинктах. В своей растительной любви к Антонову она источала вместо слов свой сокровенный аромат. И этот аромат действовал на ученого утешительно. Прежде, когда они любили друг друга в постели, холод ее тела пугал Антонова, отталкивал, заставлял испытывать неловкость. Но потом он привык. Хотя ее прохладные прикосновения и вызывали мурашки, словно Роза касалась его тела не руками, а зелеными ветками, он сумел найти и в этом изъяне тонизирующее достоинство. Много странного проявилось в женской сущности Розы. Напрасно, что тело ее достаточно созрело для любви, ведь сердце по-прежнему оставалось бесчувственным, и Антонов искал этому недостатку объяснение.
«Чего я постиг? – размышлял он. – Вновь утвердился в том, что человек способен к всевластию. Но так ли это? Ведь вмешиваясь в чужой организм, изменяя природу, насильно пичкая ее своими интересами, воюя за место под солнцем, мы порождаем уродство и сами потом мучаемся. И путь этот ведет в безнадежный мрак всеобщего разочарования. Мы отчаянно ищем себе проблемы, находим и пытаемся их решать, словно бы нет ничего более достойного человеку для занятия его ума и сердца. К чему суета? Неужели это единственный путь к обретению славы и бессмертия? Брожения горячих умов, перевороты, восстания… они приносят лишь бедствия. А истина, открытая нам заблаговременно в Священном Писании: «Все заботы ваши возложите на Него, ибо Он печется о вас» – все чаще забывается».
Антонов понимал: жизнь розы до очеловечивания, жизнь девушки до гибели ее на баррикадах, жизнь Розы – все это разные судьбы, объединенные им в новом существе по его собственной воле. И в надежде раскрыть истину пытался свою Розу воспитать. Ее необыкновенная судьба заслуживает внимательного изучения. Но старания его были тщетны, словно бы он искал разгадку тайны не в том месте, и потому путь к сердцу Розы становился лишь длиннее.
Роза не понимала в себе каких-либо противоречий. В самой душе ее таилась какая-то не разрешимая тоска. Откуда оно – это плохое чувство – Роза не осознавала и справиться с ним не могла. Не знала, как объяснить Антонову, что с ней не так. И все что-то невольно перебиралось в ее памяти, как в картотеке давно накопленных впечатлений, вот только ничего подходящего не попадалось.
Однако Роза научилась создавать вокруг себя уют. Оставаясь одна, прибиралась, стирала, гладила, мыла, готовила… как это обыкновенно делает женщина. Правда, готовила она скверно. Антонов заботился о том, чтобы продуктов было достаточно, но Роза почему-то не способна была соблюдать даже простых рецептов. Больше того она страшно боялась соли, как яда, отчего приготовленная ею пища отличалась безвкусием. Впрочем, Антонова постная диета не слишком смущала, он не был привередлив и ел все, что она подаст, безропотно, как монастырский святой. Однажды, прибираясь в его кабинете, Роза неудачно повернулась и толкнула шваброй стойку с какими-то склянками и препаратами. Когда Антонов прибежал на звон бьющегося стекла, Роза продолжала невозмутимо тереть пол.
– Что ты натворила?! – пронзительно вскричал он. – Ты не представляешь, сколько это стоит!
Бросился к Розе, отнял у нее швабру и, выкинув ее за дверь, выставил испуганную женщину из комнаты.
С тех пор он запретил Розе убираться в его кабинете и стал запирать дверь на ключ, когда уходил из дома.
В ясную погоду Роза любила подолгу стоять у окна, вся залитая светом. Она нежилась в ласковых солнечных лучах. Это ее невинное времяпровождение смущало Антонова, потому что Роза своей наготой привлекала внимания любопытные взоры прохожих, которые, разинув рот, засматривались на девушку необыкновенной красоты. Глядя на нее в такие минуты, он отчаянно боролся со своими чувствами: протест и отчаяние терзали его. Но прекрасный силуэт Розы, отчетливо вырисовывающийся на сияющем фоне окна, возбуждал приятное волнение. Антонов понимал это ее кроткое счастье, ее одухотворенность солнцем, ее легкое дыхание и, не смея мешать, уходил в свой кабинет, переполненный противоречиями.
Антонов все больше терялся в догадках – кто он для нее: отец, любовник, хозяин или все вместе разом, но узнать ответа не получалось. Проникнуть во внутренний мир Розы ему не удавалось. Он искал к ней тропу. Когда желают уничтожить душу, ее лишают прошлого, самобытной культуры и веры, а взамен подсовывают иную историю. Ни это ли произошло с его возлюбленной? Так размышлял Антонов.
В один из вечеров, сидя в кресле напротив дремлющей на диване Розы, он думал об их дальнейшей совместной жизни. Он, теперь уже профессор медицины, только что вернулся из университета и был в костюме, при галстуке, в туфлях. Роза лежала на боку во всем своем неприкрытом очаровании лесной нимфы. Правую руку она заложила под голову, другая – свесилась с края дивана, ноги слегка согнуты в коленях, а рыжие кудри разметались по подушке. Профессор Антонов позвал ее:
– Роза!
Она открыла свои большие красивые глаза.
– Милая моя Роза, – проговорил он ласково. – Нам еще многому надо учиться. Ты уже способна читать по слогам, немного писать, хоть и с ошибками. С каждым разом твоя речь становится грамотней. Ты должна стать полноценным членом общества. Понимаешь? Это важно для нас обоих. Ты не можешь больше жить взаперти. Тебе следует бывать на воздухе… Представляешь, как будет здорово, когда мы с тобой станем прогуливаться по дорожкам парка! В твоем гардеробе найдется приличное платье. Ты привыкнешь его носить. А то, как мы с тобой появимся в свете? Что скажут мои друзья? А ведь ты могла бы поддержать любую беседу. Сразить всех своей смекалкой, знаниями, красотой. Мы будем вместе выезжать на праздники, встречаться с известными людьми, обедать с профессорами, их женами. И, если хочешь, заниматься благотворительностью. Это так прекрасно помогать обездоленным и больным. А потом… Однажды я предложу тебе обвенчаться. Так будет лучше. Разве я мало забочусь о тебе? Поверь, ты вполне способная ученица. Только чуть больше усердия. Ведь ты не против?.. Тогда скажи, чего тебе не хватает?
– Полей меня, – произнесла Роза, простодушно хлопая глазами.
Профессор Антонов печально вздохнул и покачал головой. Только и всего? Полей меня. Разве этого должна желать настоящая женщина? Боже, сколько еще надо сил и терпения… Сколько мне ждать? Он поднялся с кресла, сходил в кухню и принес ей стакан воды. Роза села на диване, сделала несколько глотков, облизала губы и затем быстро допила.
Однажды профессор Антонов отвел Розу к своему другу фотографу. И вскоре дивная красавица появилась на страницах известных журналов, на городских рекламных плакатах и в Интернете, где изображала удовольствие в одном купальнике на капотах дорогих автомобилей, или в изысканных платьях на скамейках в парке, или одетая по моде в дорогих гостиных. Так она стала знаменитой и успешной моделью. Ясноглазая, с очаровательной горбинкой на носу, иногда со взрывообразной прической крашеных волос. Над образом ее каждый раз трудилась визажист в салоне красоты «Реверанс». Вскоре фотографы от разных компаний стали наперебой приглашать Розу на съемки. Платили ей хорошо. И профессора Антонова такая удача радовала. Он сопровождал Розу на утомительные фотосессии, за нее получал гонорары, расписывался.
Так шло время. Возвращение Крыма в Россию стало масштабной геополитической игрой и породило сильнейшую психическую реакцию, в результате которой мир стал переживать острую нервную лихорадку, сопровождающуюся высоким накалом страстей. Только профессор Антонов не думал о Крыме, войнах и ядерных испытаниях Пхеньяна. Даже в среде коллег по университету отмалчивался, когда они обсуждали политические новости, сопереживали мирному населению Украины и строили планы на отпуск в Ялте. Он казался замкнутым на решении каких-то своих научных задач. Его пытались занять тем или другим вопросом из теперешнего мироустройства да тщетно. Профессора Антонова заботила судьба одной только Розы.
Особенно он встревожился, когда она, овладев наконец вразумительной речью, стала пересказывать ему сновидения. И, было дело, серьезно напугала его, подняв посреди ночи душераздирающий крик и стенания: «Оставьте!.. Не стреляй!.. Господи, спаси нас!..»
Растревоженный ее ночными кошмарами, профессор Антонов расспрашивал Розу утром, и она отвечала:
– Я снова видела тот дурной сон.
– Что тебе снилось?
– Нас было много. Женщины, дети, старики. Солдаты. Эти солдаты стреляли. Они убивали нас. Меня, мою дочь, мать… Всех… И много крови видела… Я… – тут она всхлипнула. – Я боюсь этих снов.
– Ты помнишь, где это было? – стал допытываться он.
– Да, – ответила она, опустив глаза.
– Скажи мне, пожалуйста, где? – строя догадки, попросил он.
– Там, где меня поливали дожди.
Профессор Антонов взял ее руку для утешения, она была слаба, словно бы эти воспоминания отняли у Розы силы. Но вдруг она оправилась, вынула свою кисть из его пальцев, блеснула влажными глазами куда-то в сторону.
– Ты хочешь туда? – спросил он.
– Я боюсь, – едва слышно произнесла она.
Был уже полдень, когда они вышли из дому и направились в парк. Они шли, держась за руки, медленно. Роза была очень взволнованна и осмотрительна, ступала на каблуках неловко, словно боясь оступиться. Одежда стесняла ее. Она не видела ничего вокруг, ничто не удивляло ее, и была поглощена лишь одним – мыслью, что скоро окажется в том страшном месте из сна. В деревьях вокруг тихо шуршал ветер. Прохожих в тот день было мало. В кустах посвистывала синица. И вот они прошагали по главной аллее, усыпанной золотом опавшей листвы, направились к тому уголку, где была клумба. При виде алых цветов Роза содрогнулась будто бы от чего-то такого пронзительного, чего невозможно забыть.
«Наверное, – подумал профессор Антонов, – здесь сосредоточились все ее прежние страхи».
Сердце Розы отчаянно стучало в волнении, гоняя разгоряченную кровь, словно в ней забурлило что-то далекое, тяжелое и жуткое. Блестящий от слез взгляд Розы был полон тревоги, в нем отражалась боль, как будто она сейчас всей душой ощущала страдания. Сознание ее заполнилось страшным видением. Оно передалось из той части ее существа, которая, будучи от растения, впитавшим из почвы какую-то трагедию, произошедшую в этом месте, сохранила страшные образы глубоко в памяти.
– Ты это видела во сне? – спросил профессор Антонов, окончательно уже утвердившись в своей догадке.
– Да, все произошло здесь… давно, давно, – ответила Роза.
– Это жестокая правда, – вздохнул он.
– Зачем люди убивают друг друга? – с осуждением спросила она.
– Это невозможно объяснить, – ответил он уклончиво. – Но у меня родилась идея.
И тогда профессор Антонов обнял Розу, прижал крепко и стал поглаживать ее волосы. И все прояснилось в ней. Роза оправилась от страшного впечатления.
С того дня Роза посветлела душой, словно бы все печали вылетели из нее мрачным духом, навсегда покинув привычное убежище.
О своих подозрениях профессор Антонов рассказал своему другу историку, который долго искал место какого-то страшного кровопролития, но не мог отыскать. Сообщение профессора Антонова ученый перепроверил. Он сделал открытие. Вскоре после этого на клумбе среди роз появился бронзовый памятник: толпа взывающих о помощи изможденных людей с протянутыми руками.
Прошло еще некоторое время, и в один обыкновенный день профессор Антонов вдруг заметил на правом боку своей Розы, там, где снизу округло выступает ребро, отчетливый рубиновый глазок. Спустя несколько дней, такие же выросты появились на спине, под животом, на локтях, бедрах. Профессор Антонов забеспокоился, путаясь в догадках, а Роза не придавала этому никакого смысла. От карьеры фотомодели пришлось отказаться. И профессор Антонов искал на это убедительные доводы. Он твердил рекламным агентам: она теперь больна. Изо дня в день новообразования увеличивались, вытягивались, преображаясь в побеги – зеленоватые стебли с шипами и листьями – и, наполняемые светлой силой, принимались разветвляться.
В тот день, когда на город вновь, после мирных десятилетий, полетели бомбы, и многие здания превратились в руины, а погибших не успевали хоронить между обстрелами, Роза потеряла аппетит. Вид продуктов, особенно хлеба, овощей, мяса, стал вызывать у нее приступ тошноты. Отныне раздражал и запах пищи, отчего Роза давилась, надрывно откашливалась и спешила на балкон отдышаться. Но Розе не обязательно было хлопотать на кухне. Профессор Антонов пребывал в длительной командировке. Война разлучила их. Вид города с балкона теперь был удручающим: опустевшие дома, некоторые с темными пробоинами, пустые улицы, черные полчища ворон, горланящих в сером небе, на тротуарах и на деревьях. Отказываясь от пищи, Роза чувствовала необыкновенную потребность в воде. Но потом, когда ее отмирающий желудок перестал принимать воду, и она отрыгивала все обратно, сквозь кожу ее тонких ног ниже колен, на щиколотках и между пальцев прорезались первые корни. Теперь Роза полюбила омывать ноги дождевой водой, которая скапливалась на балконе, и корневая система ее начала обильно разрастаться. Со вздохом облегчения она утоляла жажду в лужах на полу. А спустя несколько дней, ее ветви увенчались бутонами.
По возвращении домой профессор Антонов, увидав свою Розу, уронил чемодан и трагически покачал седой головой, осознавая неотвратимую участь стать вновь одиноким. Собравшись с духом, он улыбнулся Розе и, раздвинув колючие ветки, неловко ее обнял.
– Неужели мы вынуждены расстаться? – печально прошептал он.
В ответ Роза не произнесла ни слова.
Поглаживая ее худощавое, как стебель тело, он целовал ее отсыхающее лицо, на котором только глаза и губы еще оставались подвижными, и проговорил тихо:
– Не будет больше войны. Я тебе обещаю. Останься.
– Слишком поздно, – ответила она печально.
От волнения сердце Розы стучало часто, гоняя по ветвям жизненные соки, ее бутоны налились краской.
«Превращение необратимо теперь», – с досадой размышлял профессор Антонов.
Вечером они долго стояли на балконе с разбитыми окнами, и ученый рассказывал безмолвной Розе о своих научных открытиях, сделанных во благо всеобщего мира. Отныне человечество не будет враждовать. Мы будем счастливы.
– Моя милая Роза! – горестно простонал профессор Антонов, когда на следующее утро, проснувшись, обнаружил рядом с собой в постели пышный куст, усыпанный алыми цветами.
Днем перед отбытием в столицу профессор Антонов посадил свою розу на месте уничтоженного вражеским снарядом памятника, предварительно расчистив от обломков небольшой участок. По завершении он полил куст из дырявого ведра. Затем постоял некоторое время с воспоминаниями и, подняв чемодан, пошел мимо шумных строек, замечая, как быстро и хорошо возрождается послевоенный город.