Неизвестно, откуда он прибыл, каким ветром занесло его в наш край. Неведомо, что задержало его среди нас, заставило остаться на целую жизнь, а после – и в памяти людей. Памяти и о нем, и о тех событиях, которые так или иначе оказались тесно связанными с его пребыванием в нашей жизни.
Что заставило его прожить целую жизнь, такую яркую и такую короткую, полную удивительных событий, ставшую легендой?..
О нём злословили, боялись встречи с ним. Его любили и слагали песни про его «подвиги».
Наверное, это и был самый настоящий Человек, сотворённый Богом и рождённый Женщиной. Росту маленького, но
на голову выше всех нас. Зачастую шагающий не в ногу, могущий плыть против течения, словом – идущий своим путём
и принимающий наш мир таким, каким мы его для себя сделали. Живущий без пафоса и громких слов, но отмеченный поступками. Теми самыми поступками, что вызывают неподдельное уважение и желание следовать за ним, как в песне поётся, «хоть на край земли, хоть за край». Идти, так сказать, по велению своей души и устремлению собственного сердца. Быть там, где находится он, – жить в том мире, где высокий слог призыва сердца не осыпается в итоге звонкой монетой, пустой и лживой, никчёмной по своей сути, впрочем, как и все лозунги, кишащие вокруг нас, как паразиты, в своей извечной борьбе
за выживание под солнцем.
Знакомство с ним, слух ли о его деяниях, упоминание в разговоре одного лишь его имени странным образом меняло людей. В худшую ль сторону отворачивался человек, иль, наоборот, к своей лучшей части души обращался, несомненным оставалось одно – жизнь каждого становилась ярче, слова обретали смысл, а принятые решения уже не расходились с делом.
У нас говорят, что это и называется «жить по Совести». Вот он-то как раз и жил по ней. Жил легко и просто. И все, кому довелось дышать с ним одним воздухом, кому случалось попасть на его улицу, оказаться на миг рядом, – каждый, так или иначе, вольно или невольно, начинал внимательнее прислушиваться к себе. И тогда голос собственной совести обретал силу, начинал звучать яснее и отчётливее.
И, знаете ли, получается интереснейшая штуковина: оказывается, когда каждый живёт по совести, тогда все люди начинают понимать друг друга! Тогда и получается, что все говорят на одном языке. Оттого и живут в мире и согласии. В мире с самим собой и в согласии с другими! Несмотря на то, какая судьба выпала на долю каждого.
И не надо тут много слов!
У Бога было одно слово. А что получилось? Целая Вселенная! Огромный мир, в котором по-прежнему есть место и для нас
с вами.
Говорят, что Совесть ушла из нашей жизни, исчезла вместе с бывшим Советским Союзом. Не верьте. Обманывают.
Человек как был, так по-прежнему и остаётся живой тканью мироздания; как и в давние времена, Человек является мерой времени.
Когда же Человек предаёт себя, а это случается именно тогда, когда умолкает голос его совести, тогда же, незамедлительно от него отворачивается и Создатель. Тогда… остановить разрушение невозможно. И в разговоре с безумцем живущий
по совести покажется сам себе пустым вымыслом.
Так вымысел или весть?
Весть о настоящем человеке, задуманном Творцом, рождённым Женщиной, явленным миру мерой времени, живущем
в ладу со своей совестью, в мире и согласии с другими, жизнью яркой, с судьбой необыкновенной…
Весть о нас с вами – вымысел?
Одинокий Старец стоял на вершине пологого холма.
Еле приметная тропинка заканчивалась тут же, на самой вершине, у большого ступенчатого валуна; лежала у прогретого
за день камня, точно старый сторожевой пёс, жалась к ногам Старца, словно боялась упустить что-то. Иль дожидалась вместе
с ним назначенного часа?
Лёгкий ветерок лениво обдувал лицо Старика, перебирал седые пряди волос, словом, одаривал приятной прохладой
и не докучал особой назойливостью. А потом вдруг, ни с того ни с сего, единым порывом, нападал: начинал неистово трепать полы просторной льняной рубахи, хлопать брючинами широких штанов, но на самом накале внезапно затихал и терял к забаве всякий интерес. Бежал от Старца прочь, кубарем катясь вниз по каменистой россыпи пологого холма и оставляя за собой невесомые столбики пыли. Казалось, ветер совсем успокаивался лишь в речной долине, в густом разнотравье заливных лугов, примыкающих плотным кольцом к лысому холму и стелящихся от него во все стороны, во всю свою ширь – на всю округу.
Если озорник ветер убежал и спрятался в долине, то Старец, напротив, остался и продолжал стоять на вершине холма, опираясь на посох. Стоял не шелохнувшись, точно каменное изваяние.
Старец смотрел на долину – долину всей его жизни – и улыбался. Сегодня в лучах заходящего солнца она казалось ему похожей на старческую ладонь: знакомая до боли, чуть сложенная чашечкой, изрытая, точно морщинками, мелкими ложбинками да размытыми большой водой овражками, поделённая почти надвое одной, глубоко прорезанной линией судьбы – рекой, теряющейся в заливный лугах где-то у горизонта… Или, может, сразу уходящей прямо в небо?
Да, как и всегда, сегодня он пришёл вовремя.
Ещё один глубокий вдох – и вечернее солнышко своей пяточкой коснётся горизонта; вот, смотрите – прямо сейчас выкинет вверх прощальный лучик, и тот вспыхнет золотом по самой кромке белоликих облаков, усилит и без того ослепительное сияние легкокрылых странников, летящих в одну им ведомую даль, вслед за уходящим солнышком. Вспыхнет, да и тут же, вскоре, погаснет! Вместе с солнышком спрячется за краешком земли да окрасит полнеба малиновой тяжестью, уступая вторую часть небосвода непроглядной ночи. Но перед этим… Перед тем, как ночная прохлада опустится на землю и сладким сном сомкнёт уставшие веки…
В тот самый момент восхитительного часа сумерек, когда уходящее на покой солнышко уже готово своей пяточкой коснуться горизонта, в этот самый волшебный миг самым невероятным, восхитительным образом раскрывается вся Земля-Матушка. Наполняя собой всё видимое пространство, свет заходящего солнышка являет миру удивительный объём,
в пространстве которого любой мало-мальской былиночке да своё место имеется, для неё определено да любовью согрето.
И такое небывалое спокойствие жаркой волной по всему миру прокатится!.. Будто всё живое на земле в едином порыве приласкано стало.
Вот он, вот твой дом родной! И долина начинается не у дальних гор, как твердят ему наперебой закрытые сердцем люди. Этот милый сердцу простор берёт своё исток от самой кромочки солнышка, путь свой к самой что ни на есть душе протягивает, заполняет собой целый мир!
И ведь всего один лучик уже способен спасти, отогреть озябшую душу. Было бы желание… В ней же, родимой, душе болезной, он и незримые корни пускает, те самые, что, произрастая на благодатной почве, крепче железных оков твою судьбу
с землёй родимой воедино соединяет.
Да, именно ради этого мгновения седовласый Старец и пришёл на священную для него гору. Священную оттого, что он – коренной степняк.
И каждый, кому довелось родиться и вырасти в степи, куда бы потом его ни забросила жизнь, всегда особо почитает любой холм иль другую какую возвышенность. Так было всегда. И Старику это было хорошо известно, как и то, что с молоком матери к степняку приходит понимание того, что эта возвышенность – не простая гора, а особое для тебя место. Место встречи Земли и Неба: Матушки-Земли и Отца-неба.
И повелось так издревле, и сохранилось в легендах. Словом, не нами было начато. А раз так, то и не нам судить про то.
И не нам на свой манер переписывать сказки, что у нашей колыбельки когда-то сказывали да песенкой напевали…
Тёмная ночь уже давно укутала землю непроглядным мраком, тяжелые грозовые тучи затянули небо. С наступлением темноты радость в сердце угасла, и Небо, видя в глазах Старца глубокую печаль, а на сердце – открытую рану, отвело тучи
в сторону, и теперь мягкий свет луны и далёких звёзд освещал мир вокруг плачущего Старика, одиноко сидящего у священного костра на вершине пологого холма. Старец, давая волю душе выплакаться, сам вёл свой молчаливый разговор со звёздами
и вопрошал к Вечности.
Согласно обычаю по мере наступления темноты он возжёг огонь. Благо в хворосте и дровах нужды не было: жители долины уже давно соорудили для Старика поленницу дров. Каждый, кто хоть однажды поднимался на гору, считал прямым долгом прихватить с собой запасное полешко. И, если кому из жителей долины доводилось тут коротать ночь, каждый нёс
с собой дрова для своего костра и ещё одно полешко – про запас – для костра Старика, если тому вздумается вдруг подняться
на гору.
Так было решено меж собой соседями, прожившими с ним бок о бок не один десяток лет и хорошо познавших крутой нрав Старика, не меняющего своих привычек ни при каких обстоятельствах. (Тогда он сильно заболел, силы, казалось, таяли…)
О его удивительной способности легко и просто разрешать любые, даже самые сложные житейские ситуации вдруг все разом заговорили. Вспоминались отдельные случаи, и, как водится по прошествии времени, случаи эти приукрашивались, обретали порой фантастическую окраску. Ему приписывали всяческие чудеса и чудачества. Про него складывали всякие небылицы, злые языки с опаской называли колдуном. Эти люди заискивающе улыбались ему, идя навстречу, и украдкой тут же открещивались от него за его спиной, спеша свернуть прочь с дороги, перейти на другую сторону. Словом, люди сами, того
не ведая, из жизни Старика создали легенду, сами в неё поверили и с большим удовольствием пересказывали её первому встречному.
Инициативу принести на гору «полешко для Старца» подхватили другие. И, таким образом, принятое однажды соседями решение помочь одинокому болеющему упрямому Старику стало для остальных правилом. И существует это и по сей день, как бы Старик этому ни противился. Да и что тут поделаешь?
– «Традиция», будь она неладна! Рано списываете! – ворчал Старик, с упрямством капризного ребёнка брал полешко-другое и шёл на гору.
Впрочем, сегодня эта поленница дров оказалась как никогда кстати. И Старик с теплотой в сердце благодарил своих соседей за их давнишнюю выдумку и... отменный запас сухих дров.
В непроглядной тьме одинокий костерок на вершине горы казался маяком. Только для кого он был зажжён?
В душе Старика затеплилась надежда: может, огонёк в ночи кому-то да поможет обрести дорогу. «А там, глядишь,
и остальное наладится, вернётся на круги своя. Тогда и…»
Старик зябко повёл плечами, словно сбрасывая с себя невесёлые думы, потянул затёкшую спину вверх, разминая косточки, и подбросил полешко в костёр. Потревоженный огонь, ворчливо потрескивая, столбом раскалённых искр устремился ввысь, разгоняя непроглядную темень, готовую было уже поглотить в себя и огонь костра, и одинокого в ночи Старца, сидящего
в неурочный час на горе, один на один с мирозданием.
Старик отвёл свой взор от танцующего пламени костра, стал глядеть поверх огня вдаль, с надеждой всматриваясь в черноту ночи, будто и вправду кого поджидая. Его глаза понемногу попривыкли к темноте.
Проявились, точно из небытия, звёзды, не спеша стали заполнять собою небосклон, медленно спускаясь со своих высот, приближались к горе, как к месту встречи. Одни появлялись незаметно, точно крались на цыпочках, явно опасаясь раньше времени обнаружить себя, так и оставались до своей поры неприметными среди других – степенных, крупных и ярких в своём величии.
И вдруг... одна за другой, одна за другой и – как-то все разом, одновременно, будто пламя многих костров, подхваченное единым порывом ветра, – добрая половина из того, что просыпалась на небо, – вспыхнули небывалым жёлтым огнём.
Точь-в-точь, что его костёр! Будто на каждой из этих далёких звёзд находился такой же, как и он, одинокий старец – и каждый запалил свой костёр. Будто откликнулись на призыв – и запылали пламенем там, где мгновение назад были лишь одни холодные звёзды!
А может, как и костёр Старика, зажглись для того, чтобы помочь своим заплутавшим во вселенной странникам прокладывать свой путь домой…
* * *
А в это время по другую сторону небес Ен, капитан звездолёта, готовился к выполнению работ по забору очередной партии водяных облаков. Инструкции предписывали соблюдать крайнюю осторожность: строго соблюдать правила маскировки
и прочее, прочее, прочее, но инструкции были прописаны так давно, что всерьёз к ним никто уже не относился.
Соблюдение правил безопасности при открытом портале и при выполнении работ – вещи очевидные. Определённые же действия, ограниченные строгими рамками, требовавшие предельной точности выполнения, прописанные до самой последней запятой, выглядели памяткой для идиотов.
На незнакомой планете вы разве оставите свой корабль без присмотра? И в зону повышенной радиации вы не выйдете
без защитного скафандра! Распевания обережных гимнов – призыв старших богов чужой планеты для участия в работе –
уж и вовсе было глупостью! В лучшем случае всё это напоминало детскую игру, в которую с самым серьёзным видом
почему-то предписывалось поиграть взрослым дяденькам.
Зачем вообще беспокоить богов по пустякам? В том, что ты можешь сделать сам, боги не участвуют. Тем более, что данный процесс – забор воды и доставка её по назначению – уже давно стал таким обыденным делом, что его мог бы выполнить
и ребёнок. Да и честно-то говоря, со стороны планеты, завершающий свой жизненный цикл, всерьёз ожидать какой-либо опасности было просто глупо. Возникни какая угроза – сама электроника звездолёта на пушечный выстрел не даст кораблю приблизиться к планете.
Как ликвидатор последствий катастрофы он хорошо об этом знал. Но, тем не менее, всякий раз, когда Ен отключал автоматический режим «для профилактики» и сам садился за штурвал старенького звездолёта, – что ни говори, а забор воды должен быть произведён вовремя, – он безукоризненно выполнял все предписанные буквой закона правила: «тренировал своего автопилота». (Должен же быть хоть какой-то смысл в этом!)
Ну а если честно, то ему очень нравились красивые, мелодичные древние гимны, он распевал их с преогромным удовольствием, и те дарили ему покой и умиротворение.
Спроси кто его: «Зачем ты это делаешь?» – Ен не сумел бы ответить. Но всё же более-менее понятное объяснение этому
он-таки нашёл. Для себя нашёл. В отличие от молодых ребят, служивших под его началом, Ен, оказывается, в этих «хрестоматийных» действиях видел не только «тренеровочный подготовительный элемент учёбы» будущих капитанов-первопроходцев. Глубинный же смысл, как определил Ен, мог быть только одним: выполняя данный ритуал, они тем самым отдавали дань уважения доживающей свои последние дни маленькой мужественной планете, с которой, между прочим, тоже когда-то приходили боги. Память о которых как раз и хранилась в этих эпических гимнах. И это было бы правильно, но делать это надо осознанно! Или богов оставить в покое.
Ну не любил Ен оставлять вопросы без ответов!
Спрашивать его об этом никто не спешил, мнением по данному вопросу тоже никто не интересовался, поэтому в своих лекциях Ен раскрывал перед новобранцами красоту древнего слога, стараясь привить хотя бы уважение к чужим богам
и мужественной Расе, некогда существовавшей на просторах Вселенной. Это так и считалось всеми его маленьким чудачеством, которым он позволял себе украсить довольно-таки скучную, полную математических расчётов часть курса навигационного обучения.
Находясь же в полном одиночестве, далеко от чужих глаз, за пределами учебных классов, Ен с большой охотой распевал гимны, знал которые в необыкновенном множестве. Это было его сокровенной тайной, скрытой от всех болью. Болью, приносящей с собой, как ни странно, покой и умиротворение.
Может, это происходило и от того, что Терра была первым объектом в его послужном списке, и он принимал самое живое участие в судьбе планеты тогда, когда и произошла эта, как всем им виделось тогда, непоправимая для землян катастрофа. Найти смысл происшедшего с Террой стало делом жизни Ена.
«Тогда, получается, – размышлял Ен, возвращаясь в сотый раз к наболевшему вопросу, – выполнение до самой последней запятой, до последней точки всех предписаний – есть не что иное, как расписанный древний ритуал. А это же верный способ настроиться на волну Времени. Ведь ритуал как раз и даёт такую возможность: войти в прошлое и заново прожить ушедшие события! Идти по ленте Времени обратно, шаг за шагом воссоздавая детали, листая в сознании образы, как листы книги, идти, пока не доберёшься до нужной тебе точки, – старый безотказный способ. Почему его не применить ко временам Терры?»
Попасть же туда обычным – современным – способом Ену никогда не удавалось: ну не лежала душа его ко всяким там новомодным штучкам. Нет, конечно же, он овладевал по мере надобности предлагаемыми новшествами, и иногда они очень даже срабатывали, но только с Землёй – с Террой – эти штучки почему-то не работали. У него не работали.
Возможно, не получалось отчасти ещё и от того, что официально планета считалась закрытой, информация о ней приходила крайне скудная и образов не выдавала. Поэтому и картинка требуемых Ену событий хотя и приходила, но приходила блёклой, смазанной и сути не отражала. Так – информация и только.
А Ена это не устраивало. Воспитанный на древних гимнах, ему крайне важен был именно Живой Образ, только так он мог вернуться к себе без остатка. И только так, а не иначе, он мог прожить заново ту пору земной жизни, прочувствовать в полном объёме каждую её минуту. Зачем это было надо, он не знал. Ен просто с этим жил. И был беспредельно благодарен своей подруге Енни за то, что и она никогда ни с пустыми вопросами, на которые у него не было ответа, ни с какими бы то ни было намёками и подсказками к нему не приставала. Енни понимала, что пока неугомонная душа Ена не обретёт свой Образ, пока
не найдёт того, что ищет, абсолютно счастливым стать Ен попросту не сможет. Но сама любовь освещала их путь, а, как истинная богиня, Енни знала: там, где горит её свет, силы Мрака бессильны.
Любовь – это дар богов; ноша, порой тяжёлая, – не каждый оказывается способен её принять, не каждому она бывает
по силам. Наверное, оттого светлые боги в своё время и поделили её – одну на двоих…
* * *
Но у древних светлых богов были и иные мотивы.
Охраняя силу Светлой Любви от чужих посягательств, они крепко заперли её на замок, ключ от которого доверили Женщине, дав богине и другое имя – Берегиня.
Да, боги наделили мужчин способностью пробуждать Любовь, но только земная Женщина – по замыслу богов – была способна открыть её поистине творческую силу. Угадывая про то своим особым чутьём, Женщина ведает волю богов.
И, собирая мужа в дальний поход, она охраняет и оберегает любимого от лихих напастей, не давая ему свернуть с истинного Пути, а его дороге – заплутать во тьме.
Дела сейчас шли не лучшим образом: Силы Мрака, безжалостные, вероломные и коварные, стремительно наступали, уничтожая на своём пути всё без разбору. Светлые боги всеми силами удерживали оборону. А могущественные маги, подмастерья светлых богов, строили новое Мироздание. И светлые боги спрятали в нём зерно божественной сути. То, без чего Мир не смог бы возродиться заново в своём полном объёме, но в совсем ином качестве.
Богини пряли линии судеб – а светлые боги проложили дорогу для каждого. И каждый был на своём месте. А сейчас пока ещё и понимал это.
Нити человеческих судеб, переплетённые вместе с линиями сил, – они и составили основную ткань нового, на задворках Вселенной, Мироздания; причудливую вязь, недоступную пониманию непосвящённым, крепко защищённую от врага лютого. Ткань, события в которой разворачивались теперь в пространстве согласно своему череду, меняя друг друга, точно отдельные миры, не имеющие меж собой ничего общего.
Исчезая и вновь проявляясь во Времени, состоя из мира, видимого невооружённым глазом, и мира невидимого, проявленного в другом измерении, – нерушимое целое оставалось, что и хотели сохранить древние маги, подручные светлых богов. Раздробленное, казалось, на такие разные части, это была всё же единая и неделимая привычная жизнь, от которой сейчас и уходили последние караваны Великой Расы.
На том работа богов и была закончена.
Имея общую цель, каждый уже ступал на уготовленную ему дорогу. И дорогам этим суждено было вскоре разойтись
во времени и пространстве.
Теперь только избранным – лишь тем, кто сумеет обратной дорогой подняться до уровня светлых богов, – раскроется вся полнота Мудрости, и они познают истинную картину Жизни. А главное, встанут вровень с могущественными магами, подручными светлых богов, и удержат лютого ворога там, где ему и должно находиться.
Не каждому суждено было стать Защитником. Только с лучшими из лучших светлые боги могли теперь разделить свою участь. И это также было мерой вынужденной, мерой, в первую очередь, охранной, позволяющей Жизни Единой быть
и оставаться неделимой в своём многообразии.
Хорошо знали маги и о том, что не каждому по плечу окажется бремя службы, ибо Дух человеческий будет юн
и не искушён воинской славой. Иные, того не ведая, обманным путём захотят стяжать для себя доблести. А если недостойный
и достигал да держал в своих руках кусок золота, тот не блистал у него своей славой. Случись, позарится кто на чужое,
не по праву ему принадлежащее, тот тем сам себя же и погубит.
Первозданная чистота и сияние родного Мира были накрепко защищены от обмана и лжи да чуждого посягательства.
И чем дальше уходили корабли от родного истока, тем сильнее забывалось деяние древних магов, уходило вместе
с привычной жизнью, уступая дорогу неизведанному.
И это тоже было одним из условий переселения.
Сотворённое магами уходило, да осталось в памяти – новом качестве, которое по мере приближения к конечному пункту путешествия становилось уже неотъемлемой частью будущих землян. А по прибытии на Землю по имени Терра у многих
и вовсе стало на одном генном уровне записано, доступ к которому точно в запасник какой на хранение убрали.
* * *
– Бунтарь и неисправимый романтик! – вздыхая, говорила Енни и улыбалась своим мыслям.
Она прекрасно понимала, что по-другому жить у Ена просто не получится, каким бы хорошим это другое ни было. И это другое, каким бы замечательным оно перед ним ни раскрывалось, Ена не устраивало. И никакие супернавороченные технологии живого ощущения Образа душе не давали – и точка. Как бы ни были они совершенны – да хоть все вместе разом взятые! – для Ена до совершенства они не дотягивали.
А ему, порой случалось с ним такое, было просто жизненно необходимо увидеть, прочувствовать восхитительную яркость
и неисчерпаемую полноту Живого Образа, раствориться на миг в нём и – вернуться обновлённым. Точно на белый свет заново родиться. Принести собой благоухающую чистоту намерений. И уж потом принимать решения.
Поэтому всякий раз перед каким-либо важным событием жизни Ен любил «возвращаться к Истоку», к самому началу, к тому самому моменту, с которого себя помнил, и по нему уже выверять свой дальнейший Путь. Иначе он просто не умел. И это,
по крайней мере, ещё никогда его не подводило.
А сегодня ему как раз и предстояло принять, пожалуй, самое важное в своей жизни решение.
Вот потому-то сегодня, в час утренних рос, он, бунтарь и неисправимый романтик, без малейших колебаний прыгнул в свой старенький звездолёт и, плюнув в очередной раз на все запрещающие инструкции и предписания, вывел корабль на земную орбиту.
* * *
Ен знал, что никакого губительного фона радиации у Земли давным-давно нет, но выполнил все предписания от «а» до «я». Ен также хорошо знал себя и отлично понимал, что только на околоземной орбите он сумеет перестроить своё сознание: иными глазами посмотрит на проблему, вновь соберётся с мыслями, взвесит все «за» и «против», а значит и найдёт единственный верный для него путь.
Впрочем, чего таить, был здесь у Ена и свой любимый закуток – «планета потерянных снов». Так Ен окрестил для себя погибший вслед за Террой, тесно связанный с ней Мир Мечты.
Почему он всё знал про этот Мир? Почему был уверен в том, что каждое живое существо всей своей жизнью строит свой особый Мир? Начинается он с призыва души, который по мере взросления начинает приобретать еле уловимые намётки, но уже легко читаемые отдельные страницы книги будущего. Они ещё легковесны, как майские облачка, и разрознены между собой, точно весенний первоцвет. Это потом уже из этого-то самого первоцвета, из начального контура Судьбы и рождается целый Мир – Мир, полный творческих сил и самых дерзких намерений человека. Он похож на исток хрустального ручья,
по быстрым водам которого мчатся сотканные из радуги кораблики. И каждый всплеск воды разлетается на тысячи капелек,
в которых рождается и живёт своё маленькое солнышко, отчего и дышится легко и радостно. Этот Мир бывает соткан
из задумчивых улыбок богов и заливистого, сродни детскому, радостного смеха Человека.
Но когда Ен впервые обнаружил его, то ему показалось, что развитие здесь идёт не совсем так, как должно в Мире Мечты,
а иначе, точно расписано под копирку. Изначальный добрый посыл в какой–то момент времени сбивался, терял направление
и походил, скорее, на прерванный полёт. И – незавершённость полёта всё точно наизнанку выворачивала! Любая оборванная
в своём развитии жизненная ситуация становилась конфликтом – точно под копирку наштампованы они, и все точно
в болотине какой застряли: ни тебе развития какого, ни завершения, – одно топтание на месте, – внутреннего или внешнего. События формировались уже хаотично, и к осуществлению Мечты уже не вели. Именно конфликт вставал преградой на пути,
и цели мельчали.
Оттого Ену и показались тогда и краски блёклыми, точно стёртыми стали, и мысли скудными, на себе зацикленными. Казалось, что стремление к конфликту – единственное, к чему направлены желания людей, обитавших в этом мире. Конфликту на всех уровнях бытия, во все времена существования. Всё и всегда заканчивалось, не успев набрать должную силу: недосказанность вела к разрушению, ссоры – к военным столкновениям, а прерванное слово и правду делала ложью,
от которой разбивались сердца, рассыпались семьи, бесследно исчезали страны, государства. Мир менял свою изначальную сущность, и это было страшно!
Увиденное заставило крепко призадуматься Ена: Мир оборванной Мечты, брошенной на произвол, предоставленной самой себе. Но почему??? Ведь Мир Мечты – это мир счастья. Счастья иногда трудного, порой самоотверженного. Мир, в котором нет проторённых дорог и готовых решений, но, рождённый тобой, он способен творить чудеса; он не сеет разор и уныние! Этот Мир помогает тебе, разговаривает с тобой на особом языке подсказок и знаков, понятных лишь вам обоим, оттого и следовать за своей Мечтой бывает легко и просто. А однажды наступает и вовсе самый волшебный миг, когда взлелеянная
и возлюбленная тобой Мечта обретает самостоятельность – уже она подхватывает тебя, несёт как на крыльях к достижению целей, и Мир Мечты становится Явью.
Словно далёкий свет, укрывшись звёздной пылью, сначала струится с высот, а потом становится для тебя земной былью. Иль это пыльная звёздная дорога поднимает тебя до своих высот? Тех самых, где построил ты свой Мир. Мир явленной Мечты, в котором ты имеешь полное право называть себя Творцом, ибо ты создал этот Мир сам.
Так было всегда, но Терра погибла, и Мир Мечты обрёл участь незавершённых мечтаний, которые терпеливо ждали своего часа воплощения. Ждали, постепенно угасали, истратив свою неокрепшую силу, таяли, точно айсберг, питая своими водами океан пустых надежд. И погибали от незавершённости. А по истечении времени Мир Мечты, некогда полный жизни, и вовсе стал походить на мир призраков. Допустить такого обветшания Ен не мог.
Его-то он и назвал однажды «миром несостоявшихся маленьких снов», которым и решил помочь вырасти. Ведь по сути своей он был спасателем… «Да-да, спасателем, а не ликвидатором!.. Пусть последствий, но он ликвидатор! – Мысли Ена неслись с бешеной скоростью. – Ликвидатором его сделали позже! И спасение людей из конкретного дела вдруг стало просто идеей, вывернулось наизнанку! Встало с ног на голову, а подмены он и не заметил!!!»
Ен полюбил прилетать сюда. По прибытии, как родных, приветствовал старых знакомых, что стойко держались
из последних сил, уважая их за верность и мужество, достойное воина. Но более прочего – завершал дела за тех, кому та треклятая война и последующая планетарная катастрофа навсегда отрезала путь к осуществлению своей Мечты.
Он мирил поссорившихся влюблённых, и тогда они рука об руку исчезали вдвоём по назначенному им времени, оставляя после себя искристый след тихого счастья.
Он помогал выяснить отношения, убирал недомолвки, помогал смертельным врагам добраться до истины и остаться добрыми соседями. Со всех концов разных миров и галактик он разыскивал и приносил запоздалые вести, что оберегали
от неверных дум и дурных поступков, – восстанавливал честное имя и сохранял дружбу, и старые друзья так и не становились кровными врагами, как это было задумано злым умыслом ещё при их жизни.
Он рассказывал детям о славных битвах их отцов, и слова его были исполнены правдой, той, которую он знал сам, а когда слова заканчивались, то на помощь приходили древние гимны и легенды. Те, что в лихую годину ушедшие безвременно отцы не успели пропеть своим детям. Он видел, как в глазах юношей загорался свет, мужественно и гордо выпрямлялась их стать,
и был счастлив вместе с юнцами, которым так и не суждено было испить от источника родовой силы и прославить свой род своими подвигами.
Мир Мечты хоть и завершал своё существование, но завершал достойно, продолжая жить своей привычной жизнью, не имея на то реальных возможностей! И безусые мальчишки обретали смысл своей короткой жизни.
Сложнее всего приходилось с женщинами, – у них, как известно, свой особый взгляд на происходящее, неведомый порой мужчинам, – но теплое слово, сказанное Еном, помогало и им принять свою судьбу несостоявшейся богини и на крыльях любви всё лететь и лететь вслед за своими сужеными.
По праву Свободной Воли рождённого Живого Существа Ен каждому посеянному зёрнышку Мечты находил и дарил возможность пройти свой путь развития, а самому Миру – сохранить чистоту помыслов и светлую память о себе. Вот что-что,
а это Ен знал очень хорошо: опустошённым Мир Мечты стал оттого, что в лихой час великое множество встало на защиту родного дома и заветной мечты, встало – и полегло на поле брани. Такое множество, что за Мечтой присмотреть никого
и не осталось.
Вот и сегодня Ен не мог не заглянуть в опекаемый им Мир, в последний раз вдохнуть чистоты его помыслов и попрощаться с ним навсегда.
«Лучше уж навсегда!» – решил Ен, ибо сам не ведал, что ждёт его впереди.
* * *
А время поджимало, ведь сегодня перед уходом Енни он так же, как и она, должен во всеуслышание объявить и свою Волю. С той лишь разницей, что для Енни – это красивый торжественный момент перед её уходом, а для Ена… Для него – это пока ещё вопрос вопросов.
Да, как ни крути, а у женщин, хоть они и богини, всё устроено по-другому!
Мысли Ена вернулись к возлюбленной.
Дело в том, что его ненаглядная Енни ровно год назад объявила всем о своей беременности, а это значит, что через год, то есть именно сегодня, она покинет этот Мир, полностью закончив в нём своё совершенствование. Переход преданной подруги на другой уровень развития означал и изменение его статуса. Конечно же, можно было и не заморачиваться особо и уйти вместе с Енни, как поступали многие, но вот тут-то как раз и возникало множество «но», с которыми Ен и спешил разобраться.
Поэтому сего дня в час утренних рос, пока его Енни пребывала ещё в сладком Мире Снов, завершая, по-видимому, и там свои дела, Ен не раздумывая прыгнул в старенький звездолёт и уединился на земной орбите. И прежде чем принять окончательное решение, определяющее его дальнейший Путь, он, как и всегда, отправился к своему Истоку.
Яркие вспышки прожитых с Енни лет, переплетаясь со старинными гимнами, восхитительным образом оформлялись
в красочные картины, но и они, увы, уже становились его прошлым! Картины эти одна за другой начали складываться пред ним самым причудливым узором, вытягивались лентой, сливались между собой единым целым, потом замелькали быстрой змейкой, готовой вот-вот ускользнуть от него в далёкую даль прожитых счастливых дней с Енни. В какой-то момент времени эта лента замкнулась в хоровод. Его жизнь с Енни, набирая темп, закружилась на месте, замельтешила, начала отделяться
от него, и отдалялась до тех пор, пока не свернулась в путеводный клубочек и не застыла не месте там, где и положено ей теперь было находиться. Вспыхнула, точно напоследок, разноцветными искорками, наполнилась мягким светом, обретая уже своё, вполне самостоятельное, существование. Освободила место…
* * *
И – пред взором Ена раскрылась иная, ужасающая действительность. Отдаленная от него во времени и пространстве, она ослепительной молнией ударила в самое сердце. Термоядерная война, метеоритный прицельный обстрел рвали душу на части. А потом и трёхкилометровая волна, которая, как выяснилось позднее, трижды обошла всю Терру, сметая на своём пути всё живое. Стало нестерпимо больно.
Посягающая на свободу других, а по сути – ЕДИНАЯ, зарвавшаяся в амбициях цивилизация (так умело стравленная между собой невидимым режиссёром) была буквально стёрта с лица земли в мгновение ока!
Старенький звездолёт вдруг резко мотануло в сторону, но опытный пилот справился с управлением. Этот внезапный маневр звездолёта настораживал. По всей видимости, он перешёл границы дозволенного, но отступать Ен не собирался. И в своём намерении вспомнить всё не отступал. Он почему-то сделал обманный маневр, проверил безопасность открытого для работы портала и вернулся на прежнее место. Мысли потекли в привычном русле.
Метеоритная атака – мера крайне жёсткая. «…И – поспешная. Неоправданно поспешная», – определил для себя тогда ликвидатор Ен, но времени для размышлений ТОГДА у него не было – тогда было время действий, Время Принятого Решения, после которого всё становится предельно ясным.
А ясным тогда было только одно: как можно скорее изолировать радиационный фон термоядерных взрывов, погасить как можно быстрее мощнейшую волну негативной эмоции, которая того и гляди вырвется за пределы планеты, сметая без разбору на своём пути всё живое. Ен узнавал и не узнавал свои прежние мысли: «неординарная ситуация требует и неординарных решений. Решений кардинальных, нестандартных, к каким бы непредсказуемым иль, того хуже, необратимым последствиям они ни вели».
Получается, он оправдывал метеоритную атаку?
Или это были не его мысли?
«Да и не в его силе было отменять чужие решения, это вообще никому неподвластно!» – гулким эхом отозвалось прошлое.
– По Закону Совести неподвластно, и Свободной Воли, – проговорил вслух Ен и крепко задумался. Было, было что-то такое, обо что он постоянно спотыкался. Что-то совсем непонятное ему словно уводило с прямой дороги ясной мысли в сторону. Просто в какой-то момент полёта мысли он вдруг становился другим и начинал чувствовать вокруг одну пустоту. Она появлялась неведомо откуда, будто стих ветер и паруса, что несли по волнам легкокрылую бригантину, повисли тут же никчёмной тряпочкой. Прямо наваждение какое, словно и не с ним это происходит! И чувство такое, что он что-то главное
в своей жизни пропустил!
Вот и сейчас то же самое обозначилось. Ен усилием воли собрал свои прежние мысли воедино и снова сосредоточился
на них.
Постепенно, один эпизод за другим, к Ену стало возвращаться его прошлое. И Ен с пристальным вниманием разворачивал
в пространстве далёкие от него по времени события, становясь заново их участником.
* * *
…Тогда разобраться сразу в той круговерти оказалось невозможным, и если честно, то и не до того было… В тот День Великого Солнцестояния светило лишь на неуловимую долю мгновения задержало свой ход, будто замешкалось. Словно увидало что непотребное и – замерло, застыло в беспамятстве, споткнулось на полдороге, – и пошло, было, иначе, но выправилось, вернулось на пути своя. Это как раз случилось перед метеоритной атакой, и, как оказалось, стало достаточным для того, чтобы потом всё пошло иначе.
И те события разворачивались стремительно.
Яркая, ослепительного света вспышка спутала мысли, образы на какой-то миг исчезли со сферы внимания, но потом
и вернулись – медленно проявились, точно на плёнке, поплыли перед глазами кадрами чёрно-белого немого кино.
…Выжженная дотла, горячая под ногами земля, расплавленный камень… Их действия… как-то всё безукоризненно выверенно, точно и целенаправленно.
Понимаете?
Всё происходит как-то гладко, как-то неестественно и очень организованно. Без сбоев, без всякого рода накладок, свойственных подобным многомасштабным операциям, без тени сомнений, без сучка и задоринки. Будто вмешательство в дела планеты было делом привычным, а не мерой вынужденной, оттого и единственно верным способом пресечения конфликта, грозящего выйти из-под контроля. Этакая тщательно спланированная операция.
Чувствуете подвох?
Ен вдруг понял, что в своих воспоминаниях сегодня он зашёл дальше, чем обычно. Приблизился к чему-то очень важному. И воспоминания эти – не линии чьих-то судеб, а рваные клочки его жизни. Но как, как такое случилось? Что произошло с ним? Почему целая когда-то жизнь стала вдруг разодранной надвое, и он этого не заметил?!
Понимание этого привело Ена к тому моменту, когда с планетой было покончено.
Да, да, именно с планетой!
Так, значит, и с ним?!
А раз это так, то, получается, он, Ен, – родом с Земли Терра, чьи гимны были всегда так милы его сердцу.
* * *
Ен только-только допустил эту мысль в своё сознание, только-только принял её в своё сердце как божественное откровение, как тотчас же новые воспоминания хлынули на него бурным потоком, подхватили его, понесли совсем в другую реальность.
…Когда-то, ещё в допотопной жизни, задолго до всего этого пережитого им кошмара, он был одним из потомков Великой Расы, богом, воплощённым на Земле, славным воином. Ликвидатором его сделали позже. А тогда, – Ен вспомнил! – когда для него закончился земной путь воина и Ен прибыл в славный Мир Нави, война на родимой Земле была в самом разгаре. Предки
и боги были в явном замешательстве: такой жестокости на их веку не бывало! Тогда и было принято ими решение спуститься
на Землю и своим вмешательством положить конец страшной братоубийственной бойне! И вразумить людей, что
в безудержной ярости человеческий облик теряли. Оставаться в стороне Ен не мог! Там, на родимой Земле-Матушке, его братья стояли насмерть, а здесь, на Небесах, вместе с богами и предками, он знал, как положить конец смертоносной войне.
Сила его убеждения была велика, и его, новобранца среди богов, вопреки правилам боги взяли с собой. Но задуманное ими осуществить не удалось – слишком долго они решались вмешаться, не имея на то прав, в дела сородичей. И по прибытии – метеоритный прицельный обстрел, потом трёхкилометровая волна, сметающая на своём пути всё живое, и – полное отключение памяти!.. И – работа ликвидатором, причём при полной уверенности в благородстве выполняемой миссии, как предела его мечтаний. Ну, а дальше вы уже всё сами знаете.
Вот он, тот злосчастный камень преткновения, что постоянно уводил его с истинного пути! И ведь что обидно: всю свою долгую жизнь он прожил в полной уверенности в том, что Земля – лишь первая его планета в послужном списке! Только во снах отрывки воспоминаний прежней мирной жизни находили к нему дорогу, да и те забывались по пробуждении.
* * *
Только прекрасный образ Земли-Матушки вытравить из него никому не удалось! И не мудрено это, ведь кого любишь всем своим сердцем, тот и живёт там вечно. И силы даёт, и любовью взаимной сердце согревает, уберегая от многих напастей.
Только памяти его лишили. И сделали это самым подлым образом! Лишили и заставили поверить в иное, будто он – почти герой, отважный и бесстрашный ликвидатор, пребывающий всегда на передовом крае. «По зову своего сердца», – для пущего пафоса не забыли прибавить!
А уж тогда, когда и этот проект закрыли, и они вернулись к своему «привычному» образу жизни на планете, которую теперь он считал своим родным домом, вот тогда-то ему подсунули должность наставника первопроходцев в учебном межгалактическом центре. И – обложили злосчастными инструкциями по личной ответственности за каждого новобранца
и каждый свой шаг, по строжайшему соблюдению «техники безопасности при контакте с планетой №*** технической категории такой-то степени» и прочее, прочее, прочее. Море бумаг, как будто и всегда так было здесь принято.
По всему видать – именно тогда, когда чужое принял за своё, кровное, его и взяли в полную обработку, и сломали линию его жизни, исказили так, что искренне верил: ему посчастливилось – он был участником великих дел…
Так вот отчего всегда в самые ответственные моменты жизни Ен стремился к своему Истоку. Приходил сюда, да глубины всей не ведал! Лишь с великим блаженством распевал славящие воинскую доблесть и отвагу гимны, приносящие его бунтарской душе искомый покой и умиротворение.
Вот так отвлекли внимание, вот так сильно обработали и переключили.
Потом как-то незаметно само собой факт гибели Земли стал для него очевиден и не волновал особо: работа как работа.
И всякий раз, высылая свои предложения по реабилитации Земли, он улавливал скрытую усмешку. А предлагаемыми программами «по сохранению особого микроклимата в целях возрождения и сохранения планеты за №***» вызывал
и откровенный смех на докладах у высокого начальства. Оно, точно в отместку, отвечало на все его предложения инструкциями, которые внешне хоть и выглядели вполне разумными, но по сути своей были безжалостны: «остаточные очаги термоядерной зимы – не место для прогулок. А если кому и вздумается босиком по зелёной травке побегать, то тут уж
не обессудьте!» И т. д. и т. п., и всё в том же духе. Вот на том всё и заканчивалось. Рабочая рутина, одним словом.
А такого безобразия ведь не было ни в одном, известном Ену, содружестве! А уж он, поверьте, повидал их на своём веку немало.
Ен вдруг отчётливо понял, отчего в нанотехнологиях картинки прошлого были смазаны: память о Земле и его прошлом –
о её уничтожении!!! – у него просто стёрли!
Волна негодования и безудержного смеха буквально накрыла Ена. Корабль резко швыряло из стороны в сторону, почти вынесло за установленные им границы нахождения на чужой орбите, что было абсолютно недопустимо для такого опытного капитана, как Ен, и – ровным счётом не имело для него никакого значения, ибо столь велико было потрясение, которое он испытывал сейчас, приподняв завесу тайны собственной жизни.
Импульсивный по своему характеру, порой даже излишне порывистый – точно пламя костра на ветру, Ен, если судить
по земным меркам, несомненно, слыл бы человеком чести. И в мире, в котором жил Ен, верность данному слову и прочие подобные этому качества характера, определяемые Совестью, были для всех, скорее, нормой, чем исключением из правил. Так было всегда. Так и должно было оставаться навеки. А на меньшее Ен просто не согласен!
Это должно было быть для всех основой существования. И поэтому даже самый невинный, казалось бы, на первый взгляд, обман считался вопиющим нарушением, был не только недопустим, но и просто немыслим – Совесть иного не признавала.
С трудом верится, правда?
«А тут же, не имея возможности побороть основы, – стёрли память!!! И – старательно искажают прошлое. И овцы целы,
и волки сыты! – Ен не стеснялся своих выражений – называть вещи своими именами было легко и просто. – А ещё – кому-то очень важно до сих пор скрывать следы своего преступления... Стёрли, сукины дети, – и всё тут!.. И ведь стёрли самым бессовестным образом: без его на то согласия, без его разрешения, более того – без его ведома!!! А раз отважились на такое, значит, Земля, действительно, далеко не рядовая планета, как утверждают сейчас многие!»
* * *
Значит, тысячу раз он был прав, когда не переставая видел в своих сказочно красивых снах Землю, живую планету, Центром Мироздания. Свои сны он доверял только Енни, и Енни ласково называла его «мятежным романтиком», и в эти минуты её глаза сияли ярче самых ярких звёзд, а в них, как утренние росы, блестели слёзы.
«И эти пресловутые инструкции – не что иное, как один из способов стирания памяти у очевидцев. Мало того, что обманным путём заманили в ловушку, так ещё и следы прикрывают, искажают Истину! Посмешищем выставляют. Это… чудовищно, это – просто бесчеловечно. И уж совсем никак не достойно богов. Или?..
Или далеко не боги стоят у власти?
И с какого это такого перепугу решения властей стало вдруг важнее поступков Свободной Совести?»
Ену вспомнилось вдруг еле уловимое наваждение, проживаемое им частенько в своих снах. Казалось бы, будучи уже почти разгаданным, оно ускользало от понимания в самый последний момент, и Ен просыпался с тяжёлым состоянием духа. Он никак не мог понять причины происходящего с ним, уходил с головой в работу, оставляя ответу право явиться самостоятельно.
Ожидание было мучительно долгим. В такие моменты своей жизни, – Ен хорошо помнил это состояние, – он становился особенно угрюм. Бродил чернее тучи, слонялся из угла в угол как неприкаянный, точно находился в чужом для себя мире.
А потом – срывался и надолго исчезал из дома: скитался по самым далёким закуткам потерянных галактик, отчаянно ввязывался в самые опасные предприятия, смертельно уставал и, наконец, измотанный в хлам, но примирённый с самим собой, возвращался домой, где однажды и повстречал свою Енни.
Со временем он научился с этим жить. А сейчас, видать, пришла пора узнать истину.
Тогда, – Ен отчётливо вспомнил этот момент, – наваждение это только на краткий миг парализовало волю. Ещё одно короткое мгновение потребовалось, чтобы справиться с оцепенением, отогнать усталость и продолжать работу.
…Их отряд по решению Галактического Совета ликвидировал последствия глобального разрушения и восстанавливал
на планете жизнь во всём её многообразии. Правда, с некоторыми ограничениями, но, как говорится, всё с белого листа,
с самого что ни на есть начала. А по сути ведь – уничтожал следы обстрела: и только лишь потому, что загасить радиоактивный фон было важнее, чем искать людей, выживших в катастрофе.
«Жаль, а планета, несмотря на все усилия с их стороны, ведь действительно завершает свой жизненный цикл!» – подумал Ен и с ужасом отметил, что мысли навязчиво разворачивают его в заданном направлении. Не успев их даже нейтрализовать, как заразу, тут же, как по чьему-то заказу, на него посыпались голые факты: отчёты о плачевном состоянии Земли, что красноречиво твердили об этом, точно написанные, как под копирку, и последние заборы воды, которые «давно перестали соответствовать установленным стандартам». Ведь вода, если продолжать верить анализам хвалёной автоматики, уже давно перестала быть живительной влагой и не могла проливаться ни грибным дождём, ни создавать радуги. По всем заключеням «экспертов» не могла!
А поступающая информация и вовсе оставляла желать лучшего!
– Между прочим, – сообщалось по большому секрету, с оглядкой по сторонам, – многие из содружества от такой воды уже начали отказываться, и, если дела так пойдут и дальше…
– Пожалуй, скоро даже для черновой технической работы эта вода станет непригодной! – нашёптывали другие.
«Слишком велик заряд загрязнения негативной эмоцией». Это было его, Ена, заключение перед тем, как отключить сегодня утром автоматику и прыгнуть в старенький звездолёт!
«Эмоция пережитого ужаса гибели, прогрессирующая с катастрофической быстротой, очистке уже почти не поддаётся. Профилактический забор излишков воды, необходимый для функционального поддержания жизнедеятельности планеты результатов не даёт». Эти слова Ена, глупее которых не было ничего на свете, легли на лист и другого дежурного отчёта. Слова, за которые теперь ему стало стыдно!
Планета-то стабильно держала ровный фон, хотя и признаков самой Жизни не проявляла и галактическому содружеству себя не предъявляла.
Но и реальность всё же была такова, что с недавнего времени в пробах воды действительно появился опасный вирус страха. А это согласно всем стандартам могло означать лишь то, что показатель абсолютного подавления достиг своей критической отметки; и это, в свою очередь, красноречиво свидетельствовало о выходе планеты на свою финишную прямую.
Или с этой непредсказуемой планетой опять происходило что-то недоступное пониманию?
Опять что-то из ряда вон?..
Самое интересное заключалось в том, что показаниям приборов безоговорочно верили.
Но и Галактический Совет ещё не принял своего окончательного решения. А это тебе уже не шутки!
Но не это главное! Главное – то, что с неё уже давно перестали приходить боги. Сначала этому не придали особого значения: подняться в земной жизни до уровня богов было и раньше задачей не из лёгких, посильной разве только потомкам Расы Великой. Общий фон планеты тревоги не вызывал, а время перехода на другой уровень земляне, если кто и выжил, были вправе определять сами, как и любой другой представитель их космического содружества. Но тогда пришло огромнейшее число погибших воинов, и – Земля замолчала.
Её как отрезало! Информация вообще перестала поступать. Терра безмолствовала и на запросы не отвечала. Наружная блокада, временного характера, оставалась нетронутой, а это означало только одно: восстанавливать «изнутри» естественное поле планеты было некому.
Потом уже, многим позже, решением Галактического Совета отдел, где служил Ен, был реорганизован в транспортную лабораторию, следом за этим – быстренько автоматизирован до предела и, будь на то вышняя воля, перестраховщики от власти и его, самого Ена, и отделение, которое он возглавлял, охотно заменили бы на микроробота.
Но, к счастью, допустить такое возможно было только в страшном сне. По этическим соображениям. Хотя… Раз уж они начали меж собой посмеиваться на эту тему, значит – допустили в мысли такую возможность, тем самым и открыли лазейку…
* * *
– Чем чёрт не шутит, пока Бог спит! – совсем уже по-земному, вслух да в сердцах! – произнёс звёздный капитан. Произнёс – и вслушался в звучание голоса, улыбаясь своим мыслям: «Да, несмотря на всё ею прожитое, Земля по-прежнему восхитительно красива, такая, какой не раз виделась ему в сладких снах».
Ен настроил своё сознание на частоту планеты и услышал её ровное дыхание. Ещё секунда – и в звучании планеты послышался отдалённый, хорошо знакомый Ену шум океана. Начинался отлив, и рокочущие звуки волн, обнажающие прибрежную кромку океанского дна, здесь, высоко в небесах, затихали и мелодичным аккордом гармонично вливались
в Музыку Небесных Сфер.
На ум Ену пришел отрывок лекции. Именно с него рекомендовано было начинать изучение истории Земли Терра: «Губительный уровень радиации смёл всё живое с лица Земли, но она всё же сумела удержаться на своей орбите. Ввиду серьёзных повреждений всей солнечной системы необходима реорганизация оной – схемы и расчёты прилагаются. Особой мерой по обеспечению всеобщей безопасности и сохранению гармонии пространства прилегаемых к земле территорий дополнительной мерой предлагается прикрепление к ней искусственного спутника, так как самостоятельно поддерживать гармоничный баланс система более не в состоянии…». Сухой слог официального доклада. «Так и написали: «система»… Будто велосипед изобретали! Будто и имени своего у неё как и не бывало»… И сейчас, по прошествии стольких времён, если
и выглядел сей «академический» документ более-менее правдоподобно, то здесь, у самого краешка Терры, под живой аккорд океана, он откровенно отдавал фальшью. Слова на музыку не ложились, и песня явно не складывалась. Более того – сухой слог официального отчёта напрочь перечёркивала действительность. Хотя в нем и звучала правда, но голосок её был кране тих
и изменён до неузнаваемости.
«Интересно, а Галактический Совет ведает ли об истинном положении дел у Терры? Почему всё же до сих пор существует жёсткий контроль «за опасной зоной» и свободный вход туда попросту заказан?»
Или Ен знал о нечто большем, чем говорил публично?
«А Земля Терра ведь действительно умудрилась сохранить и свою красоту, и привычный ритм жизни…» – полная неподдельного уважения мысль, оформленная в голове Ена вразрез официальным догмам, обрела силу окончательного вердикта.
За бортом звездолёта, дрейфующего над Землёй в сияющем потоке звёздного ветра, зазвучала Музыка. Ену стоило лишь перенести на неё своё внимание, как в этой волшебной мелодии растворился и звездолёт, и сам Ен. В общем-то, никакого звездолёта как такового, в привычном нам понимании, не было. Не было лязгающих железок, сложнейших конструкций
и прочее, прочее, прочее. Всего этого не существовало, но звездолёт всё-таки был. И в нём отдельной субстанцией находился Ен. И Ен наслаждался сейчас Музыкой Небесных Сфер. Какая-то доля мгновения, какое-то неуловимое движение волшебной палочки невидимого дирижёра и – Ен сам становился этой Музыкой, расстворялся в волшебной, нежной и ласкающей слух, мелодии. Становился восхитительным звучанием, одной из его нот, молитвой, гимном самой Жизни – был Музыкой, которую он так любил. В эти поистине божественные минуты Ен забывал обо всём на свете, забывал обо всём, кроме одного – единения
с неделимым Целым, единения единственно возможного в данный момент звучания Вечности.
Поток ярких образов, связанный по времени с возрождением Земли, ожил перед Еном. Так бывало всякий раз, когда корабль приближался к максимально допустимой точке сближения – той, в которой закрывался портал и должна была бы завершиться работа, ради которой он сюда и прибыл. Так случилось и в этот раз, но приступать к работе Ен и не собирался. Во-первых, все пробы-анализы-отчёты о состоянии Земли явно противоречили действительности. А раз так, то он попросту не имел никакого права – без её ведома и на то согласия – забирать что-либо для себя. Это же ясно даже и младенцу! Во-вторых, Ен позволил себе с огромным удовольствием отдаться воспоминаниям, которые так долго были от него сокрыты. И ведь потом, честно-то говоря, он и прибыл сюда с единственной целью – разобраться с клубком проблем и принять решение.
Настроенный на синхронную с планетой скорость движения, старенький звездолёт надёжно «висел» в нужной капитану точке. Открытый портал усилил чувство тяжести, которое было сродни сжатию и опасным для новичка, так как, попросту говоря, вело к полной материализации, процессу довольно-таки неприятному и болезненному, но Ен был достаточно опытен, чтобы контролировать ситуацию, оставаться в своей форме и «чуток зависнуть», позволив воспоминаниям прожить заново былые дни. Или… – «к чертям собачьим этот держащий в рамках контроль?.. И – будь оно, что будет!»
* * *
Звездолёт снова тряхнуло.
«Раньше такого никогда не наблюдалось: техника всегда работала безукоризненно точно и сбоев не давала»,– как-то уж совсем отрешённо, точно наблюдая себя со стороны, подумал Ен.
И тотчас же, преодолев поле инерции, определяющее структуру мысли, Ен ощутил на себе – как оковы! – влияние незнакомой ему и, казалось бы, абсолютно непреодолимой Силы. Названия ей не было. Или в рамках ЕГО сознания она
не была обозначена?
Так или иначе, но времени для размышлений у Ена не было. Было время действия. Оно одно определяло текущий момент: или он сейчас преодолевает влияние этой неведомой ему силы и шагает в неизвестность – или сдается, навсегда расставаясь
со своей Мечтой. И смиряется с уготовленной ему участью неудачника. Жёстко. Без вариантов.
А Сила эта держала цепко, – Ен каждой клеточкой чувствовал её хватку, ощущал нарастающее непомерное давление. Чёрные тени, напрочь лишённые света, густые и вязкие, просочившиеся точно из небытия, заметались по кругу в неистовой злобе. Круг сужался. Безысходность и неизбежность просто крутили его в бараний рог, выворачивали наизнанку, – Сила откровенно угрожала расправой за неповиновение и затягивала всё сильнее, подчиняла и возвращала существующую реальность, бывшую до этого момента жизни Ена привычной и единственно логически возможной. Становилось невыносимо тоскливо.
И вот тут-то как раз и произошло самое невероятное! В непроглядной космической тьме, уже почти поглотившей звёздного бунтаря и отважного капитана, Ен увидел спасительный свет маяка: на этой странной, загадочной, такой непонятной и такой удивительно родной планете неведомый Ену Кто-то в самый трудный для него час протягивал руку помощи!..
Поступок, по истине своей действительно достойный Богов! Живой Огонь далёкого костра был восхитительно прекрасен,
и Ен, не медля более ни секунды, сделал шаг навстречу.
И – вслед Ену, за его спиной – тысячи и тысячи не подающих никаких сигналов звёзд вдруг загорелись кострами, вспыхнули ярким живым огнём, прогоняя тени прошлого, оттесняя вглубь мрак и освещая дорогу среди холодных, замкнутых самих
в себе, безучастных звёзд. ДО СЛЁЗ ЗНАКОМАЯ КАРТИНА.
* * *
Ен, оказывается, хорошо помнил ТЕ костры, что загорелись враз на далёких звёздах его родной галактики. Это был сигнал готовности, сигнал изъявления Свободной Воли, и означал он одно: корабли к старту готовы.
С этими кораблями на далёкую неведомую Землю, названную Террой, отправлялся целый караван «беженцев». Это были
не просто беженцы. Исключительно все – и те, кому предстоял этот долгий путь, и те, кто оставался на родной земле стоять
до последнего, – прекрасно понимали: с этими кораблями уходит сама Жизнь. Мера вынужденная, продиктованная крайними обстоятельствами, единственный выход для сохранения и продолжения самой Жизни.
Дело в том, что именно для этих целей на задворках Вселенной, в недосягаемой врагом дали, объединёнными силами славных богов дружественных светлых галактик было зажжено Солнце и создана искусственная система. Миниатюрное подобие Мироздания, а в нём – от недобрых глаз спрятана планета, которой суждено было стать центром всего Мироздания
для всех будущих поколений. Планета по имени Терра, которой было назначено принять и сохранить как бесценный клад живую Душу и светлый Разум.
Помимо прочего, были продуманы и особые условия, ведомые только светлым богам, при которых Душа и Разум могли пустить свои корни, обретая Жизнь в новой своей форме существования. Проживая именно земную жизнь, – пройдя путём воина и защитника, достигнув в своём развитии уровня богов, уровня Творца и Созидателя, – в конце земного пути они обретали Дорогу Домой, уготованную им светлыми богами. Светлые боги знали: настанет час, и потребуются свежие силы для восстановления мира, порушенного войной.
Поэтому и выбрали светлые боги столь отдалённый от театра военных действий уголок Вселенной; поэтому и были созданы на Земле по имени Терра такие условия, что одного факта рождения было недостаточным, чтобы проявить себя в полную мощь. Богами на Земле по имени Терра не рождались, но ими становились. Должны были становиться – по божественному замыслу, преодолевая жизненные трудности, открывая в себе этот божественный дар – дар созидания. Только Творец
и Созидатель обретал былое Могущество, Истинные Знания и – обретал Дорогу Домой.
А пока караван кораблей готовился к своему отбытию. Все без исключения понимали важность события и возложенную
на них светлыми богами миссию, которую им ещё только предстояло воплотить на неведомой им Земле по имени Терра.
* * *
Корабль Ена летел, что называется, на всех парусах. Это была Дорога Домой, и прятаться от кого-либо он больше
не собирался. Он словно пробуждался от сна, вырывался из некоего душевного оцепенения, державшего его в жёстких рамках самоконтроля, вырываться за которые ранее он просто не имел права. Сейчас, вместе с изъятым когда-то у него правом, к нему возвращалась и ясность сознания. Та, которой он был наделён по праву своего рождения. КАК и любой другой в этом мире.
Знакомые до боли картины замелькали перед его взором. Ен смотрел на землю с высоты птичьего полёта и узнавал родные некогда просторы, угадывал знакомые места прежде, чем они появятся за иллюминатором звездолёта. Находясь в непривычном для себя возбуждённом состоянии, тем не менее, Ен, казалось, вспомнил всё до мельчайших подробностей и – воочию видел те изменения, что произошли с планетой, скажем так – за время его отсутствия.
Звёздные Врата, кои величественно венчали звёздный путь, теперь были наглухо задраены, а то и вовсе просто разрушены. Панорама Земли, открываемая этими Вратами, единая со всем Мирозданием, – эта некогда цельная картина, – теперь походила, скорее, на старую мозаику с утерянными местами пазлами, но, несмотря на весомую утрату, планета по-прежнему оставалась необыкновенно прекрасной.
Узнал Ен и «ловушки страха», что некогда запускал сам, начиная свою службу в межгалактическом отряде ликвидаторов. Тогда эту вынужденную меру решено было применить в помощь выжившим, если таковые остались. Слишком велики были потери. Непомерной оказалась масса пережитого людьми ужаса, страха и отчаяния. И для оставшихся в живых это могло оказаться просто губительным. С таким не справиться в одиночку.
Ловушки же обладали большой мобильностью, они чутко реагировали на сигналы эмоции горя. Они приходили на помощь даже при самом слабом сигнале, появились бы даже в том случае, если бы сигнал шёл от одного-разъединственного живого существа. Так их настраивали при запуске.
И в его отряде все до последнего искренне верили в то, что пережившие глобальную катастрофу справятся с бедствием
и вернут себе былое величие. Да, это был своего рода костыль, но он помогал выстоять.
В противном случае – ловушки просто перерабатывали негативную тяжёлую энергию, тем самым не давали эмоции горя набрать свою критическую массу и запустить уже необратимый процесс.
Ловушки эти, как сейчас понимал он, по сути своей оказались блокираторами, и закупоривали Землю, запечатывали её, обрекая на вечное молчание. Оставляли «вариться в собственном соку» – крайне ядовитом и несовместимым с жизнью.
Или кто-то таковыми их сделал?..
Тогда же, принимая всё за чистую монету, не видя дальше собственного носа, неискушённый в своей правдивости Ен
и подумать не мог о том, что всё это вскоре станет частью чудовищного механизма – системой разрушения.
Вот потому-то тогда так стремительно вверх и пошёл его «карьерный рост», а по сути всех, кто принимал в этом участие, умело пропев дифирамбы «героям», попросту вывели из игры.
Банальная лесть и только! Такова была плата за сделанную ими часть работы. Часть ничтожную, по которой никак нельзя ещё было судить о замысле в целом. Только… целая жизнь прошла иначе, чем она могла состояться! Даже на том уровне Бытия, что в просторечии называется «Миром Богов».
Но кое-чему Ен всё-таки научился!
Поэтому сейчас, нисколечко не раздумывая, Ен был готов снести на своём пути всё, что некогда нагородил сам, и остался крайне довольным своим таким запоздалым решением. Что ж, как говорится, лучше поздно, чем никогда…
Исправлять было приятно. Он уже настроил аппаратуру корабля на преобразование энергии. Оставалось за малым, как говорится – начать и закончить. Конструкции ловушек же по своему виду были такими ветхими, что, казалось, лишь тронь их – и они развалятся сами, освобождая преображённую энергию жизни.
Впрочем, так всё и случилось, только вот последствия своего поступка весьма удивили Ена. Вместо ожидаемого им закономерного рассеивания накопленной энергии после сноса ограничений, вместо уменьшения концентрации страха
до естественного состояния предчувствия опасности, предчувствия, свойственного всему разумному, предчувствия оберегающего, упреждающего об опасности, отводящего от беды, – естественного механизма самосохранения, – вся собранная и уплотнённая донельзя энергия так и осталась стоять на своём месте! А приборы на корабле, как бы то ни было странным, показывали полное завершение преобразования. Энергия же, точно зафиксированная в одном месте (словно вопреки разумному, утратила способность движения), – с ней и вовсе начало происходить нечто странное: в какой-то миг накопленная масса заклубилась вихрем и целенаправленно выпустила порцию заряда в заданном и одной ей ведомом направлении. Потом ещё выдала порцию, ещё, мощностью своей всё меньше и меньше и – меняя направление. Будто прицельный огонь вела
по бегущей мишени. Огонь на поражение.
Такого быть просто не могло!
Но Ен это только что наблюдал сам! А не верить своим собственным глазам он не мог. Да и к тому же приборы зафиксировали направленный удар и предупреждали об угрозе.
Это заставляло призадуматься. Судя по всему, снос самих ловушек ничего не дал: «система» даже «не заметила» повреждений и никак не отреагировала на причинённый ей урон. В этом Ен не сомневался.
Отведя корабль на безопасное расстояние, Ен решил осмотреться ещё разок, уже внимательнее, вникая в каждую мелочь, которая так или иначе привлечёт к себе его внимание. Ен сбавил обороты звездолёта, настроил приборы ночного видения
на экстремальный режим, – таким образом автоматика выдавала самые точные данные, – и всё своё внимание сосредоточил
на экране монитора. Обладая большим опытом первопроходца, Ен как никто другой хорошо понимал, что именно «мелочи»
на самом деле как раз и оказываются важнее всего, именно они и позволяют собрать достоверную информацию
и сформировать верное представление о происходящем.
И вдруг за этими ловушками, вернее за тем местом, где они находились, Ен увидел чёрные зеркала. Зеркала были огромны; умело спрятанные от посторонних глаз, они были явно искусственного происхождения. Он уже однажды сталкивался
с подобными вещами и отлично знал: зеркала были связаны между собой в единую систему, дополняли друг друга, усиливая характер воздействия, и вместе с этим обладали огромной разрушительной силой. Работали они по принципу лучевого
и психофизического оружия. Попадая под их воздействие, у человека возникала паника, хотелось бежать прочь, затаиться, забыть обо всём на свете.
Стоп!!! Яркая, как взрыв, вспышка ослепила сознание Ена. Мысль была до такой степени очевидна, что верилось в неё
с трудом! Опытному капитану понадобилось даже какое-то время, чтобы свыкнуться с её появлением и посмотреть
на ситуацию другими глазами. А мысль эта была проста как божий день: раз зеркала работают как психофизическое оружие, значит, на Земле есть против кого его использовать. А это в свою очередь могло означать только одно: Великая Раса, к которой принадлежал и он, сумела сохранить себя! Осознание данного факта для Ена стало сродни открытию.
И – было ли то на самом деле или Ену показалось, но планета сделала глубокий вздох. Вздох облегчения. Будто гора с плеч свалилась. Будто престарелая мать дождалась-таки своего без вести пропавшего сына, вот возвращение-то и принесло с собой и облегчение, и утраченные надежды, вернуло радость в дом и покой на сердце.
* * *
Привычный – почти мурлыкающий – гул звёздного корабля вывел Ена из оцепенения. Земля была совсем рядом,
на расстоянии протянутой руки, лёгкого касания…
И – вдруг всё разом изменилось: окружающий мир замер, затаил дыхание, словно боясь пропустить что-то очень важное; собрался воедино, наполнился, точно налитый до самых краёв небывалой силой – восхитительной мощью и необыкновенным спокойствием.
Ен машинально оглянулся на шкалу приборов, способных уловить даже самое малое вторжение, и, соответственно показателям, упредить надвигающуюся опасность, но те предательски молчали. Тогда он переключил автоматический режим управления корабля на систему поиска. Систему, фиксирующую даже самое ничтожное частотное изменение окружающей среды, не оставляющую без должного внимания любое колебание атмосферы – будь то хоть собственный вздох иль невинный взмах крыла бабочки, но и тут стрелки приборов даже не шелохнулись.
А ведь с окружающим миром явно что-то происходило – и происходило ТО, чему не было определения у хвалённой «знатоками» электроники!
Но вот ещё одно еле уловимое мгновение и – вспыхнул, заалел, озарился сказочным огненным пламенем восток, и – ожили легенды, заговорили мифы: на загадочной планете разворачивалась грандиозная мистерия начала нового дня. Ен, исполненный небывалым восторгом, единый в своём порыве с целостным миром, позабыл обо всём на свете. Ему вдруг захотелось бежать навстречу, и бежать, отбросив прочь все свои невесёлые думы и сомнения, отвечая всем своим существом упругому потоку движения, бежать и бежать – лететь навстречу восходящему солнцу. И ещё – окунуться в этот разлитый по всему миру океан сказочного предвкушения встречи и торжественного спокойствия, раствориться в нём, стать частью нечто удивительного
по своему величию целого.
И вот, положив конец томительному ожиданию, в восточной части горизонта, куда невольно было устремлено всё внимание Ена, отлилась золотистая кромочка невесомого облака. Отлилась и – наполнила радостью да ослепительным сиянием часть души, что принадлежала сейчас Небу.
И – сорвало печати чёрных зеркал, сокрушило в прах плотины, удерживающие поток сознания в рамках заданного бытия, наполнило лучезарным светом пространство, расширяя его во все стороны, безудержно ликуя и подчиняя жизненной силе всё, абсолютно всё на своём пути, без остатка, торжествуя, как может только торжествовать грядущая неизбежность Жизни.
Это было сродни безумству, в котором таилась предельная ясность и полнота понимания.
Состояние пережитого восторга было недолгим – почти сразу же, след в след за появлением золочёного облака, хлынул поток сияющего света. Одна за другой навстречу Ену стремительно катились реально видимые и осязаемые волны, исполненные цветами радуги, менялись одна за другой, точно истекали друг из друга, наполняли собой сумеречное предрассветное пространство, щедро наполняя его сочным цветом, одаривая мир яркими красками да живительной силой ясного дня, упоения и счастья.
На Земле зачался новый день.
* * *
– Так и было всегда! – прошептал Ен.
Умытый солнечным рассветом, он вспомнил всё. Теплота солнечного луча едва коснулась лица Ена, а пробудила в нём такие воспоминания, что по силе своей не уступали рождению нового дня.
…Его родители прибыли на Землю уже с последним кораблём и – больше никаких известий. Только сожжённые за собой мосты да наглухо задраенные Звёздные Врата. Понимаете – навсегда задраенные! Теперь и навеки их родной дом – Земля.
Ен по всем срокам должен был родиться во время перехода из одного Мира в другой. Из мира, порушенного чужой злой волей в Мир далёкий, чуждый и неизведанный. Мир, в котором всем ещё только предстояло научиться жить, соизмеряя своё божественное начало с земными мерами. Мир, в котором время текло по совсем иным законам.
Но, видимо, велика была сила любви его матери, неукротима жажда рождения новой жизни – исполнения своего предназначения… Столь нерушима была и её вера… Мать, как истинная богиня, в необжитые земли принесла с собой рождение новой Жизни, и затерянная среди галактик маленькая голубая планета стала Ену и его Судьбой, и желанным родным домом. Это было вторым рождением Ена. А по сути – воплощением бога на Земле, Земле по имени Терра.
Да, солнечный луч лишь слегка коснулся лица Ена, но этого прикосновения хватило и для того, чтобы вспомнились и руки отца. Руки воина и землепашца. Сильные и ласковые одновременно, наполненные солнечным светом и теплотой
земли… Руки, которые несли его, новорожденного Ена, в огромный мир. Мир, который уже успел обустроить его отец. Руки, на которых так любил засыпать Ен, засыпать, точно в колыбельке, щурясь от яркого сияния безмятежного дня, заполонившего весь белый свет, – и просыпаться вместе с оглушительными трелями соловья, сквозь которые сладким напевом звучал счастливый смех его мамы.
Таким Ен первый раз увидел и запомнил мир, в который пришёл по своему рождению, – мир, наполненный любовью, пронизанный лучами солнечного света и согретый отцовскими ладонями, которые крепко держали его высоко над землёй, даря ощущение безопасности, доброты окружающего мира и безграничного доверия ко всему происходящему. От первого дня своего рождения и до настоящего момента – миллионы лет земного времени – слились для Ена в единую неделимую жизнь,
в которой более не было ни провалов памяти, ни тёмных пятен. Более того – его жизнь обретала утерянный смысл, а сам он – словно заново – вступал на свой путь, следовать по которому душе было легко и предельно ясно. Путь от самого истока
до потаённых уголков звёздных просторов, в которых по каким-то невероятным причинам заплутал было Ен.
Впрочем, причины эти уже не давлели над сознанием отважного капитана. Разве в жаркий полдень может всерьёз беспокоить тень, хвостом цепляющаяся за всё сущее? Явленная Творцом и в этом мире, тающая в сиянии дня, лёгкое безумие, обретающее свое истинное место в едином порядке мироздания. Короткая тень в жаркий полдень, дарующая свою прохладу
и мирный сон и уставшему воину, и старику, и младенцу – вот истинное её предназначение, её разумность, её
со-размеренность с единым порядком самой жизни. И – более никаких тёмных пятен!
С бесстрашием воина Ен смотрел в глаза существующей действительности. В ней нашлось место и одинокому в ночи Старику, запалившему в непроглядной тьме спасительный костёр, дрова для которого на вершину холма тащили со всей округи всем миром. Облик убелённого сединой Старца, до боли знакомый и родной Ену, согревал душу. Ему – бесстрашному капитану, звёздному первопроходцу по своему призванию, этот упрямый несгибаемый Старик, вопреки всему несокрушимо верящий в собственную правоту и правду жизни, известную теперь, в наши дни, разве только одному Господу Богу, Ену вселял надежду, придавал сил и одаривал уверенностью в завтрашнем дне. Дне, на горизонте которого еле приметным угасающим огнём ещё теплилась одна путеводная звездочка, та самая, с которой однажды пришли на Землю его родители.
* * *
Ясным лучистым взором в последний раз Ен окинул цветущую долину, словно стараясь навсегда запечатлеть её образ
в своём сердце. В его бездонных глазах цвета небесной сини отразилась вся потрясающая правда земной жизни. В ней нашлось место и белоликим облакам, сонно клубящимся в потоках воздуха, и убегающему в небо простору, сотканному летним разнотравьем заливных лугов, плотным кольцом примыкающих к одинокому лысому холму и стелящихся от него во все стороны, во всю свою ширь, до самого горизонта. И одинокая фигура Старца, застывшего в неподвижности, точно изваяние древнего бога, стоящего на вершине пологого холма и встречающего восход дневного светила – Солнца, спешащего на смену догорающему Костру в самом центре речной долины, так похожей на старческую ладонь, сложенную чуть чашечкой
и покрытую сплошь морщинками рек и оврагов.
А где-то высоко над ними, с Запредельной Выси, по обе стороны небес, смотрела и улыбалась им Енни, его Енни – его Земная Любовь и Самая Преданная Подруга.
Эпилог
Иногда мне кажется, что человек пришёл в этот мир единственно для того, чтобы познать одиночество. Одиночество во всём его совершенстве.
Мы не растём, – от нас незаметно отдаляются и уходят сначала родители, потом вырастают, встают, как и мы сами когда-то, на крыло и покидают нас наши дети. Со временем мы теряем друзей, оставляя о них в своем сердце добрую память, но и она
с годами меняет свои краски, блёкнет, затихает.
С каждой потерей исчезают привычные нам забота и нежность.
С каждым прожитым днём всё более утекают силы, здоровье, вера. Уходят любовь и вдохновение. Угасает надежда, оставляя взамен неизбежную повседневность.
«Нас бьют, а мы крепчаем!», – уверенные в своём «духовном» росте, учимся жить потерями. Учимся, учимся, учимся. Набираем знания, приобретаем опыт и – понимаем, что «горбатого лишь могила исправит», а мы какими были, каковыми пришли в этот мир, таковыми так и остались. Видок, правда, чуть потрёпаннее стал да потерь для одного слишком много…
И когда-нибудь однажды действительно устанем от всей своей собственной жизни. И тогда...
Его Величество Одиночество направляет далее твой Путь, и, казалось бы, уже не в твоей власти что-либо изменить
или что-либо с этим поделать. В абсолютном одиночестве мы приходим в этот мир, в скорбном одиночестве его и покидаем.
Но! В промежутке между двумя этими событиями… В этой отдалённости друг от друга двух мгновений великого перехода, в этом восхитительном даре, именуемом жизнью… О, в этом упоительнейшем состоянии временного пребывания на Земле каждый из нас, поверьте, способен творить миры, рождать целые вселенные и – дарить счастье, наполняя пространство вокруг себя любовью.
Надо только однажды захотеть, прыгнуть в свой старенький звездолёт, и – ей богу! – у вас всё получится!
P.S. Чуть не забыла сказать: во время этих событий, в тот самый момент, когда солнышко прыгнуло с горизонта в небесную высь, в одном из роддомов родилась девочка. Три с половиной килограмма весом, пятьдесят один сантиметр ростом – маленький комочек счастья. Её появление озарило светом и наполнило смыслом жизнь двух любящих сердец, ибо этого рождения они так долго ждали.