Как же тяжело притворяться кем-то другим, кем ты, по сути, не являешься. Ну, нельзя же быть высоким и стройным, когда ты кряжистый карлик. Нет, я не исключаю, что есть существа способные на многое, даже эдакое превращение для них сущий пустяк. Но почему кто-то должен отказываться от собственных желаний в пользу навязанных идей? И, конечно, это риторический вопрос, который вряд ли найдёт отзыв на устах бородатой мудрости.
Эх, как же тяжело быть простым гномом, потомственным кузнецом. Я бы не прочь ковать счастье на лицах прохожих, но в моих мозолистых руках молот. И даже самому искусному кузнечных дел мастеру не суждено вдохнуть жизнь в мёртвую плоть металла. Мы слишком огрубели средь гор. Нам стали ближе своды рудников, чем бескрайний купол небес. Нам роднее жар очага, где плавится сталь и трещат волоски в бороде, в то время как над миром есть Солнце…
«Отец, а ты разве никогда не мечтал побывать за горизонтом?» – спросил я, оказавшись вне душных стен кузни. Пожилой гном, чья борода уже не скрывала белёсой седины, грузно опустился на грубо сколоченную скамью и завозился с курительной трубкой. Я, в свою очередь, опустился на траву, стараясь подставить спину солнечному свету. Отец ответил далеко не сразу, только когда из его ноздрей показались первые клубы дыма, он задумчиво пробормотал: «За горизонтом, говоришь?.. – пожевав мундштук, добавил, – знаешь, было такое желание. Только мне тогда лет десять было. Сопляк я был, на месте практически не сидел. Сейчас… Сейчас вряд ли, нет того огонька. Перегорел! Одни угольки, да и тем место в родном очаге».
Видно, отец впитал традиции гор с молоком матери и молотом моего деда. А иначе, как ещё объяснить эту чёрствость и отсутствие свобод в его поступках? Ну, не зря же все дружественные нам народы считают гномов хмурыми и неприветливыми. Я сам не раз слышал из уст долговязых, прибывающих с торговым караваном, нелестные отзывы о нашем каменном сердце и стальном характере. Но кого в этом винить, как не себя!
Лишь старинные предания могут поведать о тех, других гномах. Их души были исполнены отваги, а сердца открыты неизвестности. Вряд ли они были столь же скучны, как нынешние из числа моей родни. Ведь их песни не вгоняли в тоску, и средь звенящей стали было место музыке струн и флейты.
Я заметил, как отец докуривает трубку и намеревается подняться со скамьи. «А что для тебя мечта? – спросил я и поспешил добавить, – у тебя ведь есть мечта?» Кустистые брови отца поползли на лоб, а пятерня левой руки ухватилась за бороду. Я улыбнулся краешком губ этому знакомому жесту, который имел место быть при каждом моём неловком вопросе. Тем временем затянувшиеся пауза грозила оставить мой вопрос без ответа.
«Я понял к чему ты клонишь, просто не могу сформулировать свои мысли на этот счёт. Я за долгое время впервые задумался: а есть ли эта самая мечта? И сейчас с уверенностью могу ответить, что она есть, что она до сих пор жива... – отец огладил бороду и продолжил, – у каждого из нас есть право на мечту. Поверь, я использовал это право ещё тридцать лет назад, когда повстречал твою мать». Я только собрался устроиться поудобнее, как голос отца умолк, а сам он поднялся и подал мне руку. Ну, что же, хорошего понемножку, или как любил говаривать мой прадед: «Невозможно отдохнуть впрок».
Мы до темноты трудились в кузнице, пока на входной двери не брякнул бронзовый колокольчик. Девичий голос разнёсся по заставленному залу: «Домой! Мать зовёт! Быстро к столу!» Это была моя младшая сестра, которая весь день оставалась при матери и помогала по хозяйству. Она по обыкновению заглядывала в восьмом часу вечера и, не дожидаясь, убегала домой накрывать ужин. Из таких приятных сердцу мелочей и складывался мой день, вопреки монотонному бою наковальни и жару раскалённого железа.
Будучи наедине с отцом, я больше не возвращался к тому разговору. Хотя стоило бы попробовать… А, может, я зря надеюсь на то, что отец когда-нибудь сможет меня понять. Меж нами пропасть, которая углубляется год от года. И кузнецу в третьем поколении вряд ли суждено понять романтика, ищущего приключений. Семья – это прекрасно, но тут я кую для себя цепь, что свяжет меня сегодняшнего со мной завтрашним.
Я никогда не был приверженцем стабильности. Даже долгое «хорошо», я бы без раздумий разменял на несколько «кое-как». В моей тощей заднице сидел большой ржавый гвоздь, не дающий спокойно жить. И оттого, что я привязан, в моей голове возникало слишком много неловких вопросов, которым суждено быть погребёнными под общим непониманием.
На фоне сей безмятежности я медленно, но верно сходил с ума. Бывают и тихие душевно больные, что словно растения увядают без Солнца или влаги. И в один из дней я решил не дожидаться кульминации своего сумасшествия, в голове стал зреть план моих перемен, план восхождения к своей мечте. И, как я успел понять, самое сложное во всякой истории – это решиться на первый шаг.
Потребовалась целая неделя и ещё сутки на то, чтобы морально подтолкнуть себя на движение супротив обыденности. И мой труд в кузнице – это мелочь, другое дело – семья, от которой придётся отрывать себя силой. День за днём я слышал, как трещат незримые нити, связывающие меня со стенами родного дома. На кончиках некоторых из них оставались частицы моей души. Поспешность действий имела свои недостатки, с которыми приходилось просто смириться во имя великой цели.
Ещё раз заговорить с отцом я решился в день своего ухода, тогда же в соседнем посёлке состоялась большая ярмарка. С раннего утра мы загрузили телегу кованными изделиями, среди которых было немало тяжёлого вооружения. И медленно, под бряцанье металла и перестук лошадок тронулись на ярмарочную площадь.
«Отец, ты живёшь на этом свете свыше полсотни лет, скажи мне: есть ли причины отказаться от своей мечты?» – обратился я к рядом сидящему гному. Подпрыгивая на каждой кочке, мы удалялись от своих окраин навстречу воспылавшему рассвету. «Да, наверно, такие есть. Хотя, смею признаться, не могу сходу назвать хотя бы одну, – отец почесал в затылке и с энтузиазмом продолжил, – хотя семья могла бы стать весомой причиной, чтобы бросить многое, даже самую заветную мечту. В остальном же нужно двигаться только вперёд, а иначе теряется сила желания, рвётся духовная связь с объектом вожделения… А почему ты спрашиваешь?» Прежде чем хоть что-то ответить, я попытался сформулировать фразу, чтобы ненароком не выдать своих намерений. «Честно, я просто не знаю достойна ли моя мечта осуществиться или ей суждено остаться мечтой до скончания моих дней. Я и сам затрудняюсь вообразить причину, что стала бы меж мной и воплощением мечты… Да, ты дважды прав, когда сказал, что следует держаться за мечту», – подытожил я и подстегнул лошадей.
После небольшой паузы отец добавил то, чего я вовсе не ожидал услышать: «Я никогда не сомневался в твоей разумности. Твой пытливый ум достался тебе от деда по матери. Жаль, ты его не застал в живых… Старик был твоей копией, непоседливый какой-то, постоянно ищущий истины. Поговаривают смерть нашла его в далёких странах, где земля переходит в пески, а жар солнца столь не стерпим, что обжигает кожу. Известия пришли к нам через два года с одним из торговых караванов», – на последних словах пожилой гном тяжко вздохнул и отвёл взгляд на обочину. Я же ещё больше уверился в своём решении, мысленно заручившись поддержкой своего деда.
Тем же днём, вернувшись с ярмарки, я покинул дом в полуночный час. При мне был узелок с нехитрыми продуктами и кое-что из одежды. Из оружия я прихватил лишь кинжал своей работы (всё-таки брать тяжёлый боевой топор было бы неразумно). Ах да, чуть не забыл! Для родителей я оставил записку, которую они найдут по утру.
«Мои дорогие и любимые! Я надеюсь, что вы меня когда-нибудь простите. Я покинул отчий дом во имя своей мечты. Увы, отыскать её в окрестностях нашего села мне так и не случилось…
Сестрёнка присматривай за мамой и папой, будь умницей! Уверен, мы ещё увидимся. А если повезёт, то не пройдёт и пяти лет, как я постучусь в знакомые двери.
Мама не серчай! Поверь, так будет лучше. Я знаю, что ты хочешь для меня лучшей участи, так вот я и решился выйти к ней навстречу. Надеюсь, мы не разминёмся на долгом пути.
Папа, держись! Я помню всё, о чём ты говорил, чему ты меня научил. Поверь, ни одно из этих знаний не пропадёт. Я всё же намерен использовать своё право на мечту и отправляюсь за горизонт...»
Мечта, как и раскалённое железо в кузнице, не терпит промедления. Либо ты берёшься его ковать, либо ты зря перекалил металл. Нельзя вот так просто взять и выстроить кузницу, добыть руду и отлить болванку. Нужно чёткое осознание того, к чему ты шёл и чего ты хочешь… Я два десятка лет строил мосты к своей мечте, и было бы глупо не проверить их на прочность.
Сейчас, когда горы остались позади, я уверен в своём решении. Я сделал первый короткий шаг в неизвестность, но именно с него начнётся что-то большее, чем могут дать даже сотни книжных писаний. Возможно, где-нибудь здесь, в чужих землях, я обрету ту мудрость, которая повернёт меня в обратный путь. А пока у меня есть право на мечту, на мечту увидеть другой мир, ощутить на своей шкуре азарт приключений.