В милой беседке, совсем недалеко от особняка, сидел усатый мужчина. В одной руке он держал трубку, а в другой помятую газету, с огромным темным пятном, за которое можно было поблагодарить утреннее кофе.
- Мистер Хольмберг! - идиллию нарушил крик седовласого рыбака со старыми, выцветшими татуировками на руках. - Мистер Хольмберг!
Усатый мужчина отложил газету на лавку и вышел из беседки.
- Что случилось Стефан? - спросил он.
Из-за спины рыбака выглянули две рыжеволосые девочки. Старшая смотрела из-подо лба, как дикий волчонок, а младшая лишь растерянно хлопала огромными глазами, вцепившись в руку своей сестры.
- Вот, мистер Хольмберг! Нашли их в камышах, на берегу. Не знаем, что с ними делать...
- Спасибо Стефан. Разберемся, - улыбнулся мужчина рыбаку. - Откуда вы такие ряженые к нам пожаловали?
Вопрос был адресован девочкам в старой одежде, которая, скорее походила на военную форму, чем на обыденный костюм сироток из местного приюта.
- Как зовут вас, красавицы? - продолжал допытывать усатый мужчина. - Не бойтесь, я хочу помочь вам.
Будто услышав то, что хотела, старшая девочка оживилась и хитро прищурилась.
- Какой сейчас год, Мистер? - смело спросила она. - ... и месяц... и день...
- Седьмое апреля 1888 года, - удивленно ответил Альфред Хольмберг.
Девочки переглянулись между собой и радостно обнялись. Из глаз старшей потекли слезы.
- Мы сделали это! Никакой войны, Марта... никаких смертей... - шептала она, целуя сестру в макушку.
ГЛАВА 2.
Свеаланд. Провинция Вермланд. Сигтуна. 1187 год от Рождества Христова.
Я проснулась от жалобных стонов и всхлипов мужчины, который лежал на соседней кровати. Яркое зимнее солнце светило сквозь окна, играя солнечными зайчиками на бревенчатых стенах и моих вещах, которые сушились на грубой тесёмке, натянутой посреди комнаты. Я уселась на кровати и уставилась на свои белые босые ноги, выглядывающие из-под длинного платья мышиного цвета. Видимо хозяйка не поскупилась и облачила меня в свое лучшее одеяние: подол украшала изящная вышивка, такие же причудливые узоры оплетали бретельки платья.
В доме было тепло, но несмотря на это, моё тело тряслось, будто от холода. Не удивительно. "Я погибну здесь" - печальная мысль пронеслась в голове, обжигая волной негодования
- Уууу, - мычал мужчина, медленно переворачиваясь с боку на бок. - J;vlar! (прим.автора "Дьяволы" швед.)
Я не видела его лица из-за длинных темно-русых волос, но почти физически ощущала боль и муки, читаемые в тяжелом прерывистом дыхании.
- Трин, - тихо позвал мужчина. - Чертова баба! Трин! - низкий вопль раздался по всему дому, заставив меня вздрогнуть от испуга.
Дверь распахнулась, окутав холодным зимним воздухом. Вслед за снегом, на порог ступила уже знакомая мне женщина с пшеничными волосами. При дневном свете она выглядела куда моложе и приятнее, чем вчера.
- H;llatyst! (прим. автора "Молчать! Швед.) - рявкнула она.
Я отошла в сторону, наблюдая за тем, как Трин сбрасывая с себя грубо пошитую телогрейку, ринулась к мужу. Грязными руками женщина дотронулась до его лица и лба, вероятно проверяя температуру.
- Демоны жрут тебя изнутри, - проговорила она.
- Кого ты привела в наш дом, Трин? - игнорируя слова жены, хрипел мужчина.
Его холодный взгляд проскользил по моему лицу. Никогда ранее мне не доводилось видеть столь жестокие, полные ненависти и негодования глаза.
- Barnavgardariki...
Уловив начало фразы, я смогла понять, что меня назвали "ребенком гардарики", что, возможно, было заменой слова "ryska" - русская. Прислушиваясь к дальнейшей речи Трин, мне так и не удалось понять, о чем она говорит: знакомые слова перемешивались с финскими и норвежскими.
Не прерывая своего монолога Трин принялась раскутывать мужчину. Тот только тихо охал и жмурился, словно каждое прикосновение жены приносило дичайшую боль. Как только женщина избавилась от пледа, я учуяла резкий, гнилостный запах мочи; тряпки, под которыми лежал мужчина были окровавлены.
- Не смотри, девочка, - шикнула Трин, снимая с мужа подштанники.
Я поспешно отвернулась.
- Боль... она в боку или в нижней части живота? Спазмы.. болезненные ощущения идут волнами, резко усиливаясь и также неожиданно утихая? - не поворачиваясь спрашивала я, стараясь подбирать простые слова.
Возня прекратилась. Трин замерла.
- Северин был наказан высшими силами за любовь к алкоголю, - равнодушно произнесла она. - Тело горит огнем так, будто дьяволы танцуют в его голове. Почти ничего не ест и не пьет. Живот разрывается от колкой боли. Кровь льется вместе с мочой. Мой муж проклят, девочка.
Разумнее было бы не совать нос в не свое дело, но тяжелые вздохи мужчины, срывающиеся в мучительные стоны, заставили меня вмешаться. Я обернулась и увидела худое тело Северина, посеревшее то ли от болезни, то ли от лежачего положения. Он оказался на удивление тощим - кости устрашающе выставали, а живот будто провалился внутрь.
- Давно это началось? - пораженная увиденным спросила я.
- Прошлой зимой, – отозвалась Трин.
В ее голосе читалось безразличие. Женщина резкими движениями снимала с мужчины портки так, что те причиняли дополнительный дискомфорт больному.
- Я видела подобное один раз. Бездомный бродяга попал в лазарет и никто не хотел помогать ему, брезгуя... зловонием. Моя тетя взялась за его лечение и на некоторое время смогла усмирить боль. Мужчина так и не выздоровел, но его муки были не столь суровы, как ранее.
- И что сделала твоя тетя? – поинтересовалась Трин.
- Лечила его отваром, сделанным из пижмы и корней валерьяны. Кажется она добавляла туда что-то еще, но... к сожалению, не помню что. Я не была поклонницей ее методов и не интересовалась подробностями изготовления лекарств.
Трин перестала хлопотать над мужем и повернулась ко мне.
- Я была у знахарки и мазала своего мужа вонючей дрянью, сделанной из веток и корней. Сомневаюсь, что какой-то отвар из листьев может помочь нам. Пока ничего не усмиряет боль: ни церковь, ни Бог и уж тем более ни какие-то жалкие травы.
- Могу ли я осмотреть вашего мужа? Я немного... понимаю, как работает тело человека, - мне приходилось аккуратно подбирать слова, чтобы женщина поняла то, что я говорю.
Трин молча кивнула и протянув тряпку, отошла от кровати. Обмотав ладонь льняным материалом, я слегка надавила на живот, проверив подвздошную и латеральную области. Мужчина закусывал губу и мычал от боли, не сводя с меня взгляда полного презрения и ненависти.
Без должного медицинского обследования трудно было сказать, чем было вызвано его нынешнее самочувствие. Опираясь на внутреннее чутье и симптомы, я могла лишь предположить, что он страдал от мочекаменной болезни, которая, переросла в почечные колики или хронический пиелонефрит. Едва ли лекарственные средства этого времени могли спасти мужчину от надвигающейся смерти.
- Вы были правы. Демоны съедают его изнутри, - говорила я, используя фразы Трин. – Но возможно ему будет не так больно, если сделать крепкий чай из корней валерианы, пижмы или... – я сбилась, пытаясь припомнить названия трав, приносящих обезболивающий эффект. - ...или арники, например.
- Не ведись на сладкие речи, Трин. Разве ты не слышишь, как старые Боги шепчут свои гадости ее устами? - выдавил Северин, прерывая мой монолог.
По моей коже прошел холодок. В тот момент, встретившись с озлобленным взглядом мужчины я поняла, что зря вмешалась в происходящее.
- Возможно у Сигрун найдется то, что ты перечислила, - не обращая внимания на мужа, говорила женщина.
- Я лучше умру, чем приму помощь от мерзкой язычницы Сигрун! Не слушай эту девку, Трин, - остерегал Северин. - Святой Отец исцелит нашу семью от проклятия.
- Повтори еще раз какие травы тебе нужны, - игнорируя слова мужа, спрашивала женщина, натягивая на себя верхнюю одежду.
- Валерьяна. Лучше если вы найдете корень, но сушеные листья тоже подойдут, - как можно проще выразилась я. – Также пижма и арника, но на счет последней я не уверена.
- Не смей злить Бога, женщина, - не унимался Северин.
- Прошло время, когда ты что-то решал в этом доме, - грозно произнесла Трин, закутывая мужчину в плед. - Я скоро вернусь.
- H;xa (прим.автора "Ведьма" швед.), - проскрежетал Северин, как только мы остались наедине. - Бог послал тебя в наказание за мои грехи.
От слов мужчины стало не по себе. Я стояла посреди комнаты словно истукан, слушая тихие проклятия Северина. Сердце бешено колотилось в груди, а дыхание перехватывало от волнения и паники. Невольно закрадывалась надежда на то, что все в конечном итоге окажется лишь страшным сном - такой неестественной, противоречивой и дикой была новая реальность.
- ... во имя Господа Иисуса Христа... проклятые язычники... - не унимался мужчина.
В конце концов, не выдержав очередной волны проклятий, я вышла из дома. Морозный воздух ударил в лицо. Я замерла на пороге, обхватив себя руками. Должно быть со стороны это выглядело забавно, но я лишь пыталась защититься от всего мира своими же объятиями.
Моя вчерашняя спасительница Брита, колола дрова, бережно складывая их в старую телегу. При дневном свете, закутанная в безразмерный тулуп, девушка еще больше походила на неопрятного мальчишку - беспризорника.
- Замерзнешь, - безразлично произнесла она, не отрываясь от своего занятия. - Я тут поспрашивала... о Стокгольме... - продолжала девчонка. - Говорят, что это маленькая рыбацкая деревня, в двенадцати часах ходьбы от Сигтуны. Как же ты добралась до нас без лошади?
Я тяжело выдохнула и отвела взгляд. Передо мной простиралась высокая стена соснового леса, справа и слева стояли старые дома с травяной крышей и окнами, затянутыми бычьим пузырем. В воздухе застыл деревенский запах дыма и навоза.
- Или приплыла на лодке... - не унималась Брита. – Что, от кого-то бежала? Причем бежала впопыхах: без денег, украшений, запасной одежды и еды. Кто-то хотел убить тебя? Или... может ты кого-то убила?
- Я не сделала ничего, что могло бы превысить закон, - прервав монолог девушки, произнесла я.
- А что, в наше время есть закон? Это всего лишь пустая болтовня пузатых конунгов и ярлов, - хмыкнула она. (Прим.автора: конунг - северогерманский термин для обозначения верховного правителя. Ярл - один из высших титулов в иерархии в средневековой Скандинавии.)
- Ты где нахваталась таких грязных мыслей, глупая девка?! - раздался эхом звучный голос Трин, выглянувшей из-за угла. - Это все несносный паразит Торкел, дьявол его побери?!
Брита вздрогнула и выронила топор.
- Не надо, мама...
- Я тебе сейчас покажу "не надо"! - не унималась женщина, бережно положив вязаную сумку на снег. - Я тебе сейчас все объясню, маленькая дрянь!
Подойдя к повозке с хворостом и дровами, Трин засучила рукава. Немного подумав, женщина схватила длинную тростину и направилась к дочери.
- Вы нашли то, что я просила? - поспешно вмешалась я, понимая, что ничем хорошим это не кончится.
Трин остановилась.
- Иди в дом, девочка, - сурово произнесла она, не поворачивая головы. Пальцы крепко сжимали длинную хворостину.
- Но...
- Иди в дом, - повторила женщина таким тоном, что по спине прошли мурашки.
Я послушно кивнула, обменявшись сочувствующим взглядом с испуганной Бритой. Закрыв за собой дверь, я несколько минут слушала жалобные вскрики девочки и свистящие удары тростины по голой плоти.
Вскоре Трин вошла в дом, небрежно снимая обувь и верхнюю одежду. Брита, с покрасневшими и опухшими от слез глазами продолжала хлопотать на улице. Через окно я видела, как она хмурилась и кусала губы, чувствуя на себе смешки детворы и неодобрительные взгляды соседей, собравшихся на "представление".
- Сигрун нашла в своих припасах только сушеные листья валерьяны. Названия других трав она и не слышала вовсе, - как ни в чем не бывало произнесла Трин. – Сигрун удивилась, что девчонка из Гардарики знает сейд. Сказала, что хотела бы увидеть тебя и поговорить.
Я почувствовала, как запылали кончики моих ушей.
- Из листьев валерианы я могу сделать чай. Он не снимет боль, но... успокоит вашего мужа, - осторожно ответила я. – А идея встретиться со знахаркой не самая лучшая. У меня нет знаний, которыми я могла бы с ней поделиться. Моя тетя занималась траволечением, а я лишь помогала собирать ингредиенты.
Трин проигнорировала мои слова, молча протянув вязаную сумку. В грязных тряпках удалось найти бережно спрятанные сушеные цветы и листья валерьяны.
- Твоя тетка из Гардарики? Как и ты? – спросила женщина, нарушая тишину.
- О нет, - улыбнулась я, вспоминая тетушку. – Она из ваших краев. Ее звали Астрид. Я не знала добрее и мудрее женщины, чем она. Когда я была совсем маленькой началась война и тетя забрала меня к себе. Благодаря ее стараниям я научилась всему, что знаю.
Повисла тишина. Я замерла, рассматривая засушенные травы, а Трин не отрывала глаз от моего лица.
- Мне нужна чистая вода, нож, ступа и котелок, - сказала я, пытаясь сменить тему.
Женщина оживилась, начала суетиться, искать все необходимое.
- Почему ты направилась в Сигтуну, девочка? - гремя посудой, спрашивала Трин.
Этого вопроса я боялась, как огня. У меня не было времени на то, чтобы придумать себе правдоподобную легенду.
- В моем доме случилась беда, которая в конечном итоге и привела меня сюда, - абстрактно ответила я.
- Помер кто-то? - безразлично вторила Трин, глядя на мои черные одеяния, сушащиеся посреди комнаты.
Внутри будто что-то перевернулось. С самого детства я была обречена на вечный траур. Жизнь лишала меня дорогих людей, забирая души с холодной жестокостью. Судьбе не хватило смерти моих родителей. Она не была удовлетворена даже исчезновением Петера. Жизнь желала отобрать всех: тетю Астрид, мистера Расмуса, дедушку и бабушку... По воле судьбы они исчезли, испарились в воздухе словно дым из каминной трубы.
- Они все... - начала я, чувствуя, как к горлу подступает комок.
- Мертвы? - продолжила Трин, выуживая из шкафа старый котел.
Злое, невыносимо тяжелое и колкое слово прозвучала легко и обыденно из уст светловолосой шведки. Казалось, что понятие смерти не было для нее чем-то горьким и траурным.
- Их нет, - коротко ответила я. - Это и послужило причиной моего появления в ваших краях.Я уехала, потому что потеряла все, что имела. Здесь я надеялась найти поддержку родственников, - говорила я, преодолевая слабость в ногах.
Трин хитро улыбнулась, разжигая огонь в камине.
- Ты искала Холь... Хольмб... Хольмбергов? - нащупывая правильное слово, спрашивала она.
Замешательство женщины можно было понять. В старой Швеции не было фамилий. Правду сказать, даже в новое время, несмотря на введение новомодного закона 1901 года о "фамильном имени", не все могли им похвастаться. До двадцатого столетия почти все жители Швеции обходились отчеством, именем матери или прозвищем.
- Брита отведет тебя на рыночную площадь после обеда. Там все о всех знают, - сказала Трин. – На худой конец обратимся к одному знатному человеку, который мог бы поискать что-то об этих твоих Хольмбергах. Моя семья служит у лендрмана Ньяла, сына Ове. Он ведет запись при сборе подати. Его старые книги знают все о жителях этого города. (прим. автора: Лендрман - крупный землевладелец и человек, ответственный за сбор податей королю)
Мои ноги задрожали от внезапной слабости. Я понимала, что у лендрмана появится ряд вопросов, на которых у меня не было ответа. Как я добралась до Сигтуны? Кораблем? А откуда выплыла? В каком городе жила в Гардарике? Почему оказалась одна в лесу без сбережений, еды и запасной одежды?
- Ты так добра, Трин, - холодно произнесла я.
Женщина хмыкнула.
- А есть ли у меня выбор?
Мне не пришлось отвечать - в дом вошла Брита. Девушка молча сняла тулуп, вытерла руки о грязную тряпку и схватив со стола лепешку, задумчиво зажевала.
***
Следующие два часа прошли в тишине. К счастью, после дегустации отвара из валерианы, глава семейства заснул, тем самым избавляя меня от проклятий и бесконечных причитаний. Убедившись, что муж цел и невредим, Трин покинула дом, а Брита вернулась к своим обязанностям во дворе.
Оставшись наедине с собой, я уселась на край кровати и схватилась за голову. У меня было достаточно времени, чтобы выдумать подробности новой жизни, вот только не хватало знаний, которые помогли бы составить правдоподобный рассказ.
- Думай, Лена, думай... - по-русски шептала я, закрывая лицо руками.
- Нет безвыходных ситуаций, есть ситуации, выход из которых нам не нравится, - прозвучал в голове звонкий голос тети Астрид.
Почему-то из всех моментов моей жизни, разум решил выудить именно этот: неприметный, серый и такой бесполезный. Тогда мне было почти восемнадцать. Я сидела возле камина, наблюдая за тлеющими угольками, а тетушка расплетала мои волосы.
- Я думала мы друзья, - задыхаясь от негодования говорила я. – Мы… ничего даже… мы даже за руку не держались.
- Понимаю, - кивала Астрид.
- Что мне делать, тетушка?
- В делах сердечных я тебе не советчик, дорогая. Если любишь – соглашайся, а если нет… - спокойной отвечала она.
- Но что подумают люди? – не унималась я, держа в руках серебряное колечко.
- А что тебе люди? Не иди на поводу и общества, Лена. Иначе оно с радостью задушит тебя своими липкими ручонками. Ян хороший друг, приятный и воспитанный юноша, но если ты его не любишь, то нет смысла соглашаться из-за мнения общественности.
- Я не люблю его, - жаловалась я, откладывая колечко в сторону.
- Лучше быть одной, милая, чем с тем, кто тебе не мил.
Она была права. Если быть откровенной, Астрид всегда была права. Тогда, последовав совету тети и зову своего сердца, я отказала лучшему другу Яну Свенсону в предложении руки и сердца. До конца жизни я запомнила его серое, понурое лицо, глаза полные слез и трясущиеся пальцы, с нежностью дотрагивающиеся до моего запястья.
- Пусть это кольцо останется у тебя, милая Лена. Может когда-нибудь ты ответишь мне взаимностью, - говорил он, задыхаясь от обиды.
Я носила кольцо в знак уважения и памяти нашей былой крепкой дружбе, которая постепенно угасла, оставляя после себя горькое послевкусие. Мы не были рождены друг для друга и Ян понял это спустя несколько лет, удачно женившись на прекрасной Анне Софии из Уппсалы.
Тяжело выдохнув, я взглянула на свои руки: белые, с тонкими голубыми венками. На безымянном пальце левой руки красовался фамильный перстень Хольмбергов, а на указательном изящное колечко, подаренное Яном.
- Кольцо… - прошептала я.
Переодевшись в свое платье и закутавшись в шубу, я вышла во двор. Картина не поменялась. Снег окутывал землю, опускаясь на нее крупными хлопьями, от которых устало отмахивалась Брита.
- Когды мы идем на рынок, Брита? - смело спросила я.
- Когда закончу работу, тогда и пойдем. Дела сами не сделаются, – недовольно произнесла девчонка, опуская охапку дров в повозку.
- Я хотела бы поблагодарить вашу семью за помощь и кров. Если поможешь мне продать колечко, то я поделюсь выручкой.
Лицо моей собеседницы вытянулось от удивления.
- Только… ты ведь знаешь, что я не из этих краев и я не могу оценить стоимость украшения. Если поможешь, то я в долгу не останусь.
Девушка вытерла руки о тулуп и несмело подошла ко мне.
- Покажи, - глядя в глаза, произнесла она.
Я протянула руку, демонстрируя подарок Яна.
- Красивое. Я таких не видела ранее. Не могу сказать сколько будет стоить, но знаю человека, который в таких вещах разбирается, - произнесла она.
- Веди меня к нему, а потом на рынок.
Я была согласна на все, чтобы попасть на торговую площадь. Где, если не там, я смогла бы получить информацию, касающуюся этого времени. Мне нужно было узнать в какое столетие я попала и какие законы правят на землях старой Швеции.
- Идем, Торкел поможет тебе, - кивнула девчонка и не дожидаясь моего ответа, зашагала в сторону старых домов.
- Торкел? Из-за него твоя мать разозлилась, верно? – едва поспевая за Бритой спрашивала я.
- Трин всегда злиться. Она знает, что он прав, но боится признаться в этом. Конунги и Ярлы пользуются такими, как моя мать, отец или такими, как я. Все закрывают на это глаза и лишь покорно кланяются, но Торкелу хватает смелости говорить об этом вслух, - смело лепетала девчонка.
- Не боишься рассказывать незнакомке о таких вещах?
Брита хмыкнула.
- Это не твоя война, не твой народ и не твои Боги. Ты соврешь, если скажешь, что тебя волнует что-то, что не касается спасения собственной задницы.
Она была права. Последнее что меня заботило, так этопроблема равенства, которая будут пронизывать весь мир еще несколько сотен лет, захватывая и мою эпоху. Я лишь хотела выжить, дать себе надежду еще на один день.
- Молчишь, - отозвалась девчонка.
- Ты права, меня волнует только моя задница, - усмехнулась я. – И можешь обращаться ко мне по имени. Я Лена.
Девушка остановилась и повернулась ко мне, с интересом изучая мое лицо.
- Я Брита дочь Северина и я рада, что ты не возносишь свой нос кверху, помня, кто вытащил тебя из леса, Лена.
- Я буду помнить это всегда, Брита дочь Северина, - отозвалась я.
В этот момент мне подумалось, что я смогу стать другом этой девочки, однако у судьбы были иные планы. В будущем именно я стала той, кто уничтожил это дитя, растерев ее душу в порошок, словно дикий цветок шалфея.
Никто не обещал, что жизнь будет мягкой, как перина, но никто и не объяснил, что она колется, как жало пчелы. Сегодня, шагая за Бритой, я лишь пыталась спасти себя, еще не зная, что этот путь приведет к падению великой Сигтуны.
КОНЕЦ 2 ГЛАВЫ
Прим. автора: новая версия 15.08.2018