Песни старого севера. Глава 2

Анастасия Тивякова
В милой беседке, совсем недалеко от особняка, сидел усатый мужчина. В одной руке он держал трубку, а в другой помятую газету, с огромным темным пятном, за которое можно было поблагодарить утреннее кофе.

- Мистер Хольмберг! - идиллию нарушил крик седовласого рыбака со старыми, выцветшими татуировками на руках. - Мистер Хольмберг!

Усатый мужчина отложил газету на лавку и вышел из беседки.

- Что случилось Стефан? - спросил он.

Из-за спины рыбака выглянули две рыжеволосые девочки. Старшая смотрела из-подо лба, как дикий волчонок, а младшая лишь растерянно хлопала огромными глазами, вцепившись в руку своей сестры.

- Вот, мистер Хольмберг! Нашли их в камышах, на берегу. Не знаем, что с ними делать...

- Спасибо Стефан. Разберемся, - улыбнулся мужчина рыбаку. - Откуда вы такие ряженые к нам пожаловали?

Вопрос был адресован девочкам в старой одежде, которая, скорее походила на военную форму, чем на обыденный костюм сироток из местного приюта.

- Как зовут вас, красавицы? - продолжал допытывать усатый мужчина. - Не бойтесь, я хочу помочь вам.

Будто услышав то, что хотела, старшая девочка оживилась и хитро прищурилась.

- Какой сейчас год, Мистер? - смело спросила она. - ... и месяц... и день...

- Седьмое апреля 1888 года, - удивленно ответил Альфред Хольмберг.

Девочки переглянулись между собой и радостно обнялись. Из глаз старшей потекли слезы.

- Мы сделали это! Никакой войны, Марта... никаких смертей... - шептала она, целуя сестру в макушку.



ГЛАВА 2.


Свеаланд. Провинция Вермланд. Сигтуна. 1187 год от Рождества Христова.



Я проснулась от жалобных стонов и всхлипов мужчины, который лежал на соседней кровати. Яркое зимнее солнце светило сквозь окна, играя солнечными зайчиками на бревенчатых стенах и моих вещах, которые сушились на грубой тесёмке, натянутой посреди комнаты. Я уселась на кровати и уставилась на свои белые босые ноги, выглядывающие из-под длинного платья мышиного цвета. Видимо хозяйка не поскупилась и облачила меня в свое лучшее одеяние: подол украшала изящная вышивка, такие же причудливые узоры оплетали бретельки платья.

В доме было тепло, но несмотря на это, моё тело тряслось, будто от холода. Не удивительно. "Я погибну здесь" - печальная мысль пронеслась в голове, обжигая волной негодования

- Уууу, - мычал мужчина, медленно переворачиваясь с боку на бок. - J;vlar! (прим.автора "Дьяволы" швед.)

Я не видела его лица из-за длинных темно-русых волос, но почти физически ощущала боль и муки, читаемые в тяжелом прерывистом дыхании.

- Трин, - тихо позвал мужчина. - Чертова баба! Трин! - низкий вопль раздался по всему дому, заставив меня вздрогнуть от испуга.

Дверь распахнулась, окутав холодным зимним воздухом. Вслед за снегом, на порог ступила уже знакомая мне женщина с пшеничными волосами. При дневном свете она выглядела куда моложе и приятнее, чем вчера.

- H;llatyst! (прим. автора "Молчать! Швед.) - рявкнула она.

Я отошла в сторону, наблюдая за тем, как Трин сбрасывая с себя грубо пошитую телогрейку, ринулась к мужу. Грязными руками женщина дотронулась до его лица и лба, вероятно проверяя температуру.

- Демоны жрут тебя изнутри, - проговорила она.

- Кого ты привела в наш дом, Трин? - игнорируя слова жены, хрипел мужчина.

Его холодный взгляд проскользил по моему лицу. Никогда ранее мне не доводилось видеть столь жестокие, полные ненависти и негодования глаза.

- Barnavgardariki...

Уловив начало фразы, я смогла понять, что меня назвали "ребенком гардарики", что, возможно, было заменой слова "ryska" - русская. Прислушиваясь к дальнейшей речи Трин, мне так и не удалось понять, о чем она говорит: знакомые слова перемешивались с финскими и норвежскими.

Не прерывая своего монолога Трин принялась раскутывать мужчину. Тот только тихо охал и жмурился, словно каждое прикосновение жены приносило дичайшую боль. Как только женщина избавилась от пледа, я учуяла резкий, гнилостный запах мочи; тряпки, под которыми лежал мужчина были окровавлены.

- Не смотри, девочка, - шикнула Трин, снимая с мужа подштанники.

Я поспешно отвернулась.

- Боль... она в боку или в нижней части живота? Спазмы.. болезненные ощущения идут волнами, резко усиливаясь и также неожиданно утихая? - не поворачиваясь спрашивала я, стараясь подбирать простые слова.

Возня прекратилась. Трин замерла.

- Северин был наказан высшими силами за любовь к алкоголю, - равнодушно произнесла она. - Тело горит огнем так, будто дьяволы танцуют в его голове. Почти ничего не ест и не пьет. Живот разрывается от колкой боли. Кровь льется вместе с мочой. Мой муж проклят, девочка.

Разумнее было бы не совать нос в не свое дело, но тяжелые вздохи мужчины, срывающиеся в мучительные стоны, заставили меня вмешаться. Я обернулась и увидела худое тело Северина, посеревшее то ли от болезни, то ли от лежачего положения. Он оказался на удивление тощим - кости устрашающе выставали, а живот будто провалился внутрь.

- Давно это началось? - пораженная увиденным спросила я.

- Прошлой зимой, – отозвалась Трин.

В ее голосе читалось безразличие. Женщина резкими движениями снимала с мужчины портки так, что те причиняли дополнительный дискомфорт больному.

- Я видела подобное один раз. Бездомный бродяга попал в лазарет и никто не хотел помогать ему, брезгуя... зловонием. Моя тетя взялась за его лечение и на некоторое время смогла усмирить боль. Мужчина так и не выздоровел, но его муки были не столь суровы, как ранее.

- И что сделала твоя тетя? – поинтересовалась Трин.

- Лечила его отваром, сделанным из пижмы и корней валерьяны. Кажется она добавляла туда что-то еще, но... к сожалению, не помню что. Я не была поклонницей ее методов и не интересовалась подробностями изготовления лекарств.

Трин перестала хлопотать над мужем и повернулась ко мне.

- Я была у знахарки и мазала своего мужа вонючей дрянью, сделанной из веток и корней. Сомневаюсь, что какой-то отвар из листьев может помочь нам. Пока ничего не усмиряет боль: ни церковь, ни Бог и уж тем более ни какие-то жалкие травы.

- Могу ли я осмотреть вашего мужа? Я немного... понимаю, как работает тело человека, - мне приходилось аккуратно подбирать слова, чтобы женщина поняла то, что я говорю.

Трин молча кивнула и протянув тряпку, отошла от кровати. Обмотав ладонь льняным материалом, я слегка надавила на живот, проверив подвздошную и латеральную области. Мужчина закусывал губу и мычал от боли, не сводя с меня взгляда полного презрения и ненависти.

Без должного медицинского обследования трудно было сказать, чем было вызвано его нынешнее самочувствие. Опираясь на внутреннее чутье и симптомы, я могла лишь предположить, что он страдал от мочекаменной болезни, которая, переросла в почечные колики или хронический пиелонефрит. Едва ли лекарственные средства этого времени могли спасти мужчину от надвигающейся смерти.

- Вы были правы. Демоны съедают его изнутри, - говорила я, используя фразы Трин. – Но возможно ему будет не так больно, если сделать крепкий чай из корней валерианы, пижмы или... – я сбилась, пытаясь припомнить названия трав, приносящих обезболивающий эффект. - ...или арники, например.

- Не ведись на сладкие речи, Трин. Разве ты не слышишь, как старые Боги шепчут свои гадости ее устами? - выдавил Северин, прерывая мой монолог.

По моей коже прошел холодок. В тот момент, встретившись с озлобленным взглядом мужчины я поняла, что зря вмешалась в происходящее.

- Возможно у Сигрун найдется то, что ты перечислила, - не обращая внимания на мужа, говорила женщина.

- Я лучше умру, чем приму помощь от мерзкой язычницы Сигрун! Не слушай эту девку, Трин, - остерегал Северин. - Святой Отец исцелит нашу семью от проклятия.

- Повтори еще раз какие травы тебе нужны, - игнорируя слова мужа, спрашивала женщина, натягивая на себя верхнюю одежду.

- Валерьяна. Лучше если вы найдете корень, но сушеные листья тоже подойдут, - как можно проще выразилась я. – Также пижма и арника, но на счет последней я не уверена.

- Не смей злить Бога, женщина, - не унимался Северин.

- Прошло время, когда ты что-то решал в этом доме, - грозно произнесла Трин, закутывая мужчину в плед. - Я скоро вернусь.

- H;xa (прим.автора "Ведьма" швед.), - проскрежетал Северин, как только мы остались наедине. - Бог послал тебя в наказание за мои грехи.

От слов мужчины стало не по себе. Я стояла посреди комнаты словно истукан, слушая тихие проклятия Северина. Сердце бешено колотилось в груди, а дыхание перехватывало от волнения и паники. Невольно закрадывалась надежда на то, что все в конечном итоге окажется лишь страшным сном - такой неестественной, противоречивой и дикой была новая реальность.

- ... во имя Господа Иисуса Христа... проклятые язычники... - не унимался мужчина.

В конце концов, не выдержав очередной волны проклятий, я вышла из дома. Морозный воздух ударил в лицо. Я замерла на пороге, обхватив себя руками. Должно быть со стороны это выглядело забавно, но я лишь пыталась защититься от всего мира своими же объятиями.

Моя вчерашняя спасительница Брита, колола дрова, бережно складывая их в старую телегу. При дневном свете, закутанная в безразмерный тулуп, девушка еще больше походила на неопрятного мальчишку - беспризорника.

- Замерзнешь, - безразлично произнесла она, не отрываясь от своего занятия. - Я тут поспрашивала... о Стокгольме... - продолжала девчонка. - Говорят, что это маленькая рыбацкая деревня, в двенадцати часах ходьбы от Сигтуны. Как же ты добралась до нас без лошади?

Я тяжело выдохнула и отвела взгляд. Передо мной простиралась высокая стена соснового леса, справа и слева стояли старые дома с травяной крышей и окнами, затянутыми бычьим пузырем. В воздухе застыл деревенский запах дыма и навоза.

- Или приплыла на лодке... - не унималась Брита. – Что, от кого-то бежала? Причем бежала впопыхах: без денег, украшений, запасной одежды и еды. Кто-то хотел убить тебя? Или... может ты кого-то убила?

- Я не сделала ничего, что могло бы превысить закон, - прервав монолог девушки, произнесла я.

- А что, в наше время есть закон? Это всего лишь пустая болтовня пузатых конунгов и ярлов, - хмыкнула она. (Прим.автора: конунг - северогерманский термин для обозначения верховного правителя. Ярл - один из высших титулов в иерархии в средневековой Скандинавии.)

- Ты где нахваталась таких грязных мыслей, глупая девка?! - раздался эхом звучный голос Трин, выглянувшей из-за угла. - Это все несносный паразит Торкел, дьявол его побери?!

Брита вздрогнула и выронила топор.

- Не надо, мама...

- Я тебе сейчас покажу "не надо"! - не унималась женщина, бережно положив вязаную сумку на снег. - Я тебе сейчас все объясню, маленькая дрянь!

Подойдя к повозке с хворостом и дровами, Трин засучила рукава. Немного подумав, женщина схватила длинную тростину и направилась к дочери.

- Вы нашли то, что я просила? - поспешно вмешалась я, понимая, что ничем хорошим это не кончится.

Трин остановилась.

- Иди в дом, девочка, - сурово произнесла она, не поворачивая головы. Пальцы крепко сжимали длинную хворостину.

- Но...

- Иди в дом, - повторила женщина таким тоном, что по спине прошли мурашки.

Я послушно кивнула, обменявшись сочувствующим взглядом с испуганной Бритой. Закрыв за собой дверь, я несколько минут слушала жалобные вскрики девочки и свистящие удары тростины по голой плоти.

Вскоре Трин вошла в дом, небрежно снимая обувь и верхнюю одежду. Брита, с покрасневшими и опухшими от слез глазами продолжала хлопотать на улице. Через окно я видела, как она хмурилась и кусала губы, чувствуя на себе смешки детворы и неодобрительные взгляды соседей, собравшихся на "представление".

- Сигрун нашла в своих припасах только сушеные листья валерьяны. Названия других трав она и не слышала вовсе, - как ни в чем не бывало произнесла Трин. – Сигрун удивилась, что девчонка из Гардарики знает сейд. Сказала, что хотела бы увидеть тебя и поговорить.

Я почувствовала, как запылали кончики моих ушей.

- Из листьев валерианы я могу сделать чай. Он не снимет боль, но... успокоит вашего мужа, - осторожно ответила я. – А идея встретиться со знахаркой не самая лучшая. У меня нет знаний, которыми я могла бы с ней поделиться. Моя тетя занималась траволечением, а я лишь помогала собирать ингредиенты.

Трин проигнорировала мои слова, молча протянув вязаную сумку. В грязных тряпках удалось найти бережно спрятанные сушеные цветы и листья валерьяны.

- Твоя тетка из Гардарики? Как и ты? – спросила женщина, нарушая тишину.

- О нет, - улыбнулась я, вспоминая тетушку. – Она из ваших краев. Ее звали Астрид. Я не знала добрее и мудрее женщины, чем она. Когда я была совсем маленькой началась война и тетя забрала меня к себе. Благодаря ее стараниям я научилась всему, что знаю.

Повисла тишина. Я замерла, рассматривая засушенные травы, а Трин не отрывала глаз от моего лица.

- Мне нужна чистая вода, нож, ступа и котелок, - сказала я, пытаясь сменить тему.

Женщина оживилась, начала суетиться, искать все необходимое.

- Почему ты направилась в Сигтуну, девочка? - гремя посудой, спрашивала Трин.

Этого вопроса я боялась, как огня. У меня не было времени на то, чтобы придумать себе правдоподобную легенду.

- В моем доме случилась беда, которая в конечном итоге и привела меня сюда, - абстрактно ответила я.

- Помер кто-то? - безразлично вторила Трин, глядя на мои черные одеяния, сушащиеся посреди комнаты.

Внутри будто что-то перевернулось. С самого детства я была обречена на вечный траур. Жизнь лишала меня дорогих людей, забирая души с холодной жестокостью. Судьбе не хватило смерти моих родителей. Она не была удовлетворена даже исчезновением Петера. Жизнь желала отобрать всех: тетю Астрид, мистера Расмуса, дедушку и бабушку... По воле судьбы они исчезли, испарились в воздухе словно дым из каминной трубы.

- Они все... - начала я, чувствуя, как к горлу подступает комок.

- Мертвы? - продолжила Трин, выуживая из шкафа старый котел.

Злое, невыносимо тяжелое и колкое слово прозвучала легко и обыденно из уст светловолосой шведки. Казалось, что понятие смерти не было для нее чем-то горьким и траурным.

- Их нет, - коротко ответила я. - Это и послужило причиной моего появления в ваших краях.Я уехала, потому что потеряла все, что имела. Здесь я надеялась найти поддержку родственников, - говорила я, преодолевая слабость в ногах.

Трин хитро улыбнулась, разжигая огонь в камине.

- Ты искала Холь... Хольмб... Хольмбергов? - нащупывая правильное слово, спрашивала она.

Замешательство женщины можно было понять. В старой Швеции не было фамилий. Правду сказать, даже в новое время, несмотря на введение новомодного закона 1901 года о "фамильном имени", не все могли им похвастаться. До двадцатого столетия почти все жители Швеции обходились отчеством, именем матери или прозвищем.

- Брита отведет тебя на рыночную площадь после обеда. Там все о всех знают, - сказала Трин. – На худой конец обратимся к одному знатному человеку, который мог бы поискать что-то об этих твоих Хольмбергах. Моя семья служит у лендрмана Ньяла, сына Ове. Он ведет запись при сборе подати. Его старые книги знают все о жителях этого города. (прим. автора: Лендрман - крупный землевладелец и человек, ответственный за сбор податей королю)

Мои ноги задрожали от внезапной слабости. Я понимала, что у лендрмана появится ряд вопросов, на которых у меня не было ответа. Как я добралась до Сигтуны? Кораблем? А откуда выплыла? В каком городе жила в Гардарике? Почему оказалась одна в лесу без сбережений, еды и запасной одежды?

- Ты так добра, Трин, - холодно произнесла я.

Женщина хмыкнула.

- А есть ли у меня выбор?

Мне не пришлось отвечать - в дом вошла Брита. Девушка молча сняла тулуп, вытерла руки о грязную тряпку и схватив со стола лепешку, задумчиво зажевала.


***


Следующие два часа прошли в тишине. К счастью, после дегустации отвара из валерианы, глава семейства заснул, тем самым избавляя меня от проклятий и бесконечных причитаний. Убедившись, что муж цел и невредим, Трин покинула дом, а Брита вернулась к своим обязанностям во дворе.

Оставшись наедине с собой, я уселась на край кровати и схватилась за голову. У меня было достаточно времени, чтобы выдумать подробности новой жизни, вот только не хватало знаний, которые помогли бы составить правдоподобный рассказ.

- Думай, Лена, думай... - по-русски шептала я, закрывая лицо руками.

- Нет безвыходных ситуаций, есть ситуации, выход из которых нам не нравится, - прозвучал в голове звонкий голос тети Астрид.

Почему-то из всех моментов моей жизни, разум решил выудить именно этот: неприметный, серый и такой бесполезный. Тогда мне было почти восемнадцать. Я сидела возле камина, наблюдая за тлеющими угольками, а тетушка расплетала мои волосы.

- Я думала мы друзья, - задыхаясь от негодования говорила я. – Мы… ничего даже… мы даже за руку не держались.

- Понимаю, - кивала Астрид.

- Что мне делать, тетушка?

- В делах сердечных я тебе не советчик, дорогая. Если любишь – соглашайся, а если нет… - спокойной отвечала она.

- Но что подумают люди? – не унималась я, держа в руках серебряное колечко.

- А что тебе люди? Не иди на поводу и общества, Лена. Иначе оно с радостью задушит тебя своими липкими ручонками. Ян хороший друг, приятный и воспитанный юноша, но если ты его не любишь, то нет смысла соглашаться из-за мнения общественности.

- Я не люблю его, - жаловалась я, откладывая колечко в сторону.

- Лучше быть одной, милая, чем с тем, кто тебе не мил.

Она была права. Если быть откровенной, Астрид всегда была права. Тогда, последовав совету тети и зову своего сердца, я отказала лучшему другу Яну Свенсону в предложении руки и сердца. До конца жизни я запомнила его серое, понурое лицо, глаза полные слез и трясущиеся пальцы, с нежностью дотрагивающиеся до моего запястья.

- Пусть это кольцо останется у тебя, милая Лена. Может когда-нибудь ты ответишь мне взаимностью, - говорил он, задыхаясь от обиды.

Я носила кольцо в знак уважения и памяти нашей былой крепкой дружбе, которая постепенно угасла, оставляя после себя горькое послевкусие. Мы не были рождены друг для друга и Ян понял это спустя несколько лет, удачно женившись на прекрасной Анне Софии из Уппсалы.

Тяжело выдохнув, я взглянула на свои руки: белые, с тонкими голубыми венками. На безымянном пальце левой руки красовался фамильный перстень Хольмбергов, а на указательном изящное колечко, подаренное Яном.

- Кольцо… - прошептала я.

Переодевшись в свое платье и закутавшись в шубу, я вышла во двор. Картина не поменялась. Снег окутывал землю, опускаясь на нее крупными хлопьями, от которых устало отмахивалась Брита.

- Когды мы идем на рынок, Брита? - смело спросила я.

- Когда закончу работу, тогда и пойдем. Дела сами не сделаются, – недовольно произнесла девчонка, опуская охапку дров в повозку.

- Я хотела бы поблагодарить вашу семью за помощь и кров. Если поможешь мне продать колечко, то я поделюсь выручкой.

Лицо моей собеседницы вытянулось от удивления.

- Только… ты ведь знаешь, что я не из этих краев и я не могу оценить стоимость украшения. Если поможешь, то я в долгу не останусь.

Девушка вытерла руки о тулуп и несмело подошла ко мне.

- Покажи, - глядя в глаза, произнесла она.

Я протянула руку, демонстрируя подарок Яна.

- Красивое. Я таких не видела ранее. Не могу сказать сколько будет стоить, но знаю человека, который в таких вещах разбирается, - произнесла она.

- Веди меня к нему, а потом на рынок.

Я была согласна на все, чтобы попасть на торговую площадь. Где, если не там, я смогла бы получить информацию, касающуюся этого времени. Мне нужно было узнать в какое столетие я попала и какие законы правят на землях старой Швеции.

- Идем, Торкел поможет тебе, - кивнула девчонка и не дожидаясь моего ответа, зашагала в сторону старых домов.

- Торкел? Из-за него твоя мать разозлилась, верно? – едва поспевая за Бритой спрашивала я.

- Трин всегда злиться. Она знает, что он прав, но боится признаться в этом. Конунги и Ярлы пользуются такими, как моя мать, отец или такими, как я. Все закрывают на это глаза и лишь покорно кланяются, но Торкелу хватает смелости говорить об этом вслух, - смело лепетала девчонка.

- Не боишься рассказывать незнакомке о таких вещах?

Брита хмыкнула.

- Это не твоя война, не твой народ и не твои Боги. Ты соврешь, если скажешь, что тебя волнует что-то, что не касается спасения собственной задницы.

Она была права. Последнее что меня заботило, так этопроблема равенства, которая будут пронизывать весь мир еще несколько сотен лет, захватывая и мою эпоху. Я лишь хотела выжить, дать себе надежду еще на один день.

- Молчишь, - отозвалась девчонка.

- Ты права, меня волнует только моя задница, - усмехнулась я. – И можешь обращаться ко мне по имени. Я Лена.

Девушка остановилась и повернулась ко мне, с интересом изучая мое лицо.

- Я Брита дочь Северина и я рада, что ты не возносишь свой нос кверху, помня, кто вытащил тебя из леса, Лена.

- Я буду помнить это всегда, Брита дочь Северина, - отозвалась я.

В этот момент мне подумалось, что я смогу стать другом этой девочки, однако у судьбы были иные планы. В будущем именно я стала той, кто уничтожил это дитя, растерев ее душу в порошок, словно дикий цветок шалфея.

Никто не обещал, что жизнь будет мягкой, как перина, но никто и не объяснил, что она колется, как жало пчелы. Сегодня, шагая за Бритой, я лишь пыталась спасти себя, еще не зная, что этот путь приведет к падению великой Сигтуны.


КОНЕЦ 2 ГЛАВЫ
 
Прим. автора: новая версия 15.08.2018