БОЛЬШИЕ УГОРЫ
1
Слёз нет. Они скопились в комок и осели внутри тяжело и тоскливо. Валя внимательно всматривается в каждый штрих Мишиной фотографии, словно видит её впервые. Сегодня день его рождения.
- Миша… Уже пять лет я без тебя, - шепчет Валя. – Пять лет… А думала, что и дня не проживу. А вот живу.
Приоткрылась дверь. Это хозяйка квартиры Мария Фёдоровна, невысокая, полная. Круглолицая, с узлом седых волос на затылке. Ей хочется поговорить. Но Валя не отвела грустного взгляда от снимка.
- Занимаешься… Ну, занимайся. Зайду позднее, - певуче сказала Мария Фёдоровна и закрыла дверь.
Валя ни с кем не делится своей бедой. Девчонки в группе молоденькие. Что они знают о жизни? Кто из них поймёт её? А она – знает. В семнадцать лет вышла замуж за любимого и самого лучшего парня на свете. А в девятнадцать стала вдовой. Генке ещё года не было, как без отца остался.
Этот страшный день Валя помнит плохо. Только его начало. Она мыла в комнате пол, Генка прыгал в кроватке, выкидывал на пол игрушки и звонко смеялся. Она притворно сердилась, но не выдержала и, обняв его, тоже засмеялась.
Всё прервал страшный крик соседки по общежитию. Она крикнула в распахнутую дверь:
- Валя! Авария на лесоучастке! Мишин паровоз опрокинулся. Миша в больнице.
Потом она уже не помнит ничего. Кажется, убегая, она споткнулась о ведро, из которого мыла пол, и босая, в подоткнутой за пояс юбкой побежала в больницу. Похоже, уже в больнице расправили ей юбку. Накинули на плечи халат и дали больничные тапочки.
Трое суток не отходила она от Миши. Его обварило паром из паровозного котла. Надежды не было. Он знал это и шептал обожженными губами:
- Валя… Прости… Оставляю тебя с ребёнком.
- Миша. Ты будешь жить. Ты молодой и сильный. Ты выдержишь, - говорила она ему.
Но верила в это только она. Миша прожил три мучительных, полных страдания дня.
Она так и вышла на улицу в больничных тапочках. Только халат кто-то снял с неё. Почему-то оказалась на окраине посёлка. Кто-то привёл её к родителям. Генка был у них. Она не плакала. Но от свинцовой тяжести где-то внутри хотелось разорвать стиснутую болью грудь. И было трудно дышать. Это ощущение так и осталось в памяти.
- Спасибо. Что ты был и любил меня, - Валя поцеловала снимок.
Хлопнула дверь. Вернулась Сима. Сегодня она задержалась из-за дополнительной «пары» в медицинском училище, где они обе учились.
- Мария Фёдоровна! Я почту взяла. Вот ваши газеты. А нам с Валей сегодня – письма! Валя! – она открыла дверь в комнату. – Пляши.
Валя повернулась к подруге.
- Смотри, какое толстое тебе пришло письмо. С фотографиями! – Сима, смеясь, ощупывала конверт. – Валя, что с тобой? Случилось что-то? – Лицо Симы стало серьёзным. – Почему ты такая грустная?
- Сегодня у Миши день рождения.
Сима тихо подошла к столу и посмотрела на снимок:
- Это – Миша?
Валя кивнула.
- Ты никогда о нём не рассказывала.
- Просто, это моё. Вам-то, молодым, зачем знать о моём горе?
- Нашлась, тоже мне, «старуха». Несколько лет разницы. Да и молодые тоже не без понятия. И пережить кое-что пришлось. – Сима тряхнула головой, рассыпая густые темно-русые, коротко остриженные волосы. Серые глаза её стали грустными.
- Знаю, Сима. Потерять мать – это, наверное, ещё тяжелее. К тому же ты ещё не взрослая. Так давай же письмо.
- Ладно, бери без выкупа, - улыбнулась Сима и подала Вале письмо.
В конверте были фотографии сына. Валя положила их на стол рядом с Мишиными.
- Валя, а Гена на отца похож, - заглянула через плечо Сима.
- Похож.
- А какой он был, твой Миша?
Валя оторвала взгляд от снимков и в грустных карих глазах её отразились тихие светлые лучики.
- Он был хороший, - смотрела она куда-то вдаль мимо Симы. – Он любил и жалел меня. Весёлый. Любил пошутить. Пошутил однажды… - Валя улыбнулась. – Как-нибудь расскажу.
- Валя, а на этой фотографии с кем Гена? – спросила Сима.
- С моей сестрой Риммой.
- Она на тебя не похожа.
- Да. Она у нас, как цыганка. Чёрная, кудрявая, а глаза – голубые.
- Как необычно. А у тебя наоборот. Ты светлая, а глаза карие. Вы обе красивые. И Миша был красивый.
- Мы с ним были немного похожи. Волос у него был светлый, волнистый. Глаза серые. Давай-ка пообедаем. Я тебя ждала.
- Но сначала письма прочитаем.
- Согласна. О практике ничего не говорили?
- Всё то же. Можно поехать домой, если будет вызов из больницы.
- Смотри. Мне прислали вызов, - Валя развернула и показала лист с печатью. – А ты куда решила? Здесь останешься или домой поедешь?
- Домой, если вызов пришлёт отец. Я писала ему. Конечно, мачехе это не очень понравится, да отца жаль. Поеду домой. А письмо мне знаешь от кого?
- Вижу. Солдатское. Не спрашиваю. Знаю, что от Юрика твоего.
Сима засмеялась. Улыбнулась и Валя.
2
Валя вышла из душного вагона и глубоко вдохнула прохладный воздух. Пахло угольной пылью и талым снегом. Она огляделась. Вокзал в родном посёлке показался низким и маленьким. За вокзалом – тайга. Туда, к лесоучастку, где работал Миша, идёт железнодорожная колея. Где-то там, на повороте, был увеличен угол наклона рельса. Всего-то на несколько градусов. Но они-то и принесли беду пять лет назад. И растёт Генка без отца. А вот и он.
От вокзала к вагону бежал её мальчик, её Генка в коротком пальтишке. Яркий красный шарф, ещё Риммин, развевался на ветру. Римма бежала следом, догоняя его. Сзади шли отец с матерью.
Валя побежала навстречу сыну, но он неожиданно остановился и тихо, почти шёпотом позвал:
- Ма – ма…
Валя подхватила на руки сына и закружила, целуя. Она что-то говорила ему, о чём-то спрашивала, а по щекам катились слёзы. Наконец, успокоилась и отпустила его.
- С приездом, дочка, - отец обнял Валю. – Генка заждался. С утра покоя не давал. Пойдём, говорит, дед, маму встречать.
- Здравствуй, доченька. Как давно тебя дома не было, - мать вытерла слёзы ладонью.
- Тоже мне, расплакались, - шутливо проворчала Римма, целуя сестру. – Вы же не провожаете, а встречаете.
- И то правда, - кивнул отец. – Пойдёмте домой.
Он подхватил Валину дорожную сумку и пошёл впереди. Валя снова взяла Генку на руки:
- Ты вырос, сынок. Скоро в школу пойдёшь.
- Вот – вот. Скоро в школу, а он у мамы на руках, - качала головой Римма.
Генка обнимал Валю за шею, недовольно поглядывая на тётю, и молчал.
- Вот ребята увидят и засмеют, - не унималась та.
- Не увидят. Мы только по перрону так пройдём, улыбнулась Валя.
Но Генка стал сползать с её рук
- Ладно, сам пойду, - вздохнул он и крепко вцепился в материнскую ладонь.
А Валя с грустью смотрела на отяжелевшую походку отца и седину в материнских волосах. Её беда наложила и на них свою печать.
***
В больнице Валю встретили по-доброму. Она быстро влилась в коллектив и работала с интересом. Особенно в операционной. Однажды она ассистировала на операции главному врачу. Волновалась. Но всё её внимание было подчинено команде хирурга.
- Скальпель!
- Тампон!
- Зажим!
- Шить1
И всё у неё получилось. После операции главврач Николай Степанович, высокий, моложавый, несмотря на предпенсионный возраст, сказал:
- Ты молодец, Валентина. Руки у тебя умелые и умные. Приезжай к нам работать. Мы из тебя отличную операционную сестру сделаем.
- Спасибо, - поблагодарила Валя. – Я и хочу стать операционной сестрой.
Дома Валя возилась с сыном, а вечерами, когда он засыпал, готовилась к государственным экзаменам. В субботу Римма позвала Валю:
- Пойдём со мной на танцы. Одной не хочется.
- Сходи, Валя, - поддержала её мать. – Сколько уже дома сидишь.
- Я и танцевать-то разучилась за эти годы. Иди без меня. Подружек тебе мало? Идите с Вероникой. Вы же с ней неразлучные. Одна без другой никуда не ходите.
- Она теперь на танцы не пойдёт.
- Почему?
- Почему? Да вот и она. Легка на помине. Сейчас узнаешь – почему.
Валя выглянула в окно. От калитки через двор шла Вероника. Валя знала её с детства. Она была Римминой противоположностью, её противовесом. Светловолосая, с серо-голубыми глазами, застенчивая, нежная, она казалась хрупкой. Класса с пятого Римму постоянно провожали из школы старшеклассники, меняясь, как в калейдоскопе. Вероника же одна шла сзади. Она была свидетелем приключений подруги и хранительницей её тайн. Вале нравилась эта девочка. Она видела в ней себя в школьные годы. Теперь Вероника медленно и тяжело поднималась по ступенькам высокого крыльца. На бледном её лице темнели бурые пятна. Широкий серый плащ не скрывал беременности. Валя ничего не успела спросить о ней у Риммы.
- Здравствуйте, - поздоровалась Вероника. – С приездом, Валя. Я повидаться зашла.
- Молодец, что зашла. Я уже дома больше недели, а ты не заходишь. Садись. – Валя помогла Веронике снять плащ и усадила её на диване. – Рассказывай свои новости. Вижу, тебя поздравить надо. Замуж вышла?
- Нет. Я не замужем. Не с чем поздравлять, - вздохнула Вероника. – Лучше о себе расскажи. Ты уже заканчиваешь медицинское училище. Я тоже хотела в медицинское поступать. Но теперь не получится.
- Вероника, а как же школа?
- Хожу в вечернюю.
- Да… Какой же чародей околдовал тебя, Ника? – улыбнулась Валя. – Ты была такая стойкая. Я не спрашиваю – кто он. Но думаю, что он – необыкновенный, если ты поверила ему.
- И не узнаешь, кто он, - засмеялась Римма. – Проглядела я, хоть и вместе всегда. Даже мать не знает, кто он. Правда, Валя, ты сказала. Стойкая она. Молчит. Поэтому я ей все секреты рассказываю. Подвела ты меня, Ника. Не с кем на танцы ходить. Валю зову, но не решится никак.
- А ты сходи, Валя. Тебе понравится. Не пожалеешь, - заверила Вероника. – Клуб отремонтировали. Стало очень красиво. Теперь уже не клуб, а Дворец культуры.
3
Валя и правда не пожалела, что согласилась на Риммины уговоры. Вначале она чувствовала себя неловко среди Римминых ровесников, потом присмотрелась и увидела в танцевальном зале людей постарше.
Скоро Римму пригласил на танец одноклассник, и она упорхнула, бросив сестре извинительную улыбку. Валя всматривалась в знакомые и незнакомые лица танцующих и думала о своём. Как она любила танцевать! Вечерами упрашивала мужа:
- Миша, отпусти с девчатами на танцы. Посиди с Генкой. Я быстро вернусь.
- Иди, потанцуй, - улыбался Миша. – Мы с сыном погуляем перед сном.
И так – почти каждый вечер. Но однажды, танцуя, Валя увидела, как Миша с Генкой на руках вошёл в клуб и присел на стул у стены. После танца Вале не удалось укрыться от глазастого Генки, и в наступившей тишине обрадованно прозвучал его басистый голосок:
- Ма – ма!
Смущённая Валя подхватила на руки сына и выбежала из зала. После этого она ходила на танцы по воскресеньям с Мишей. Но таких воскресений ей судьба подарила всего три. Это было их последнее лето.
Чей-то пристальный взгляд прервал воспоминания. Она повернулась на этот зов. О, Боже… Он глядел на неё Мишиными серо-голубыми глазами. Светлые волнистые волосы аккуратно зачёсаны назад. Он шёл к ней, улыбаясь Мишиной улыбкой.
Она шагнула к нему раньше, чем он успел произнести:
- Разрешите пригласить вас…
Валя кивнула.
Они легко кружились в танце, и у Вали было ощущение, что она давно знает этого человека, хотя он только что назвал себя:
-Георгий. Можно просто – Гоша.
- Я – Валя.
- Я знаю. Вы Риммина сестра. Заканчиваете медицинское училище, а здесь – на практике. Правильно?
- Всё так. А я не знаю вас.
- Разумеется. Я приезжий. Питерский. Здесь после института. Инженер на лесоучастке.
В танце промелькнуло весёлое лицо сестры. Она состроила рожицу и шепнула:
- Похоже, домой пойдём врозь.
Весь вечер Георгий танцевал с Валей. Она не противилась, и чувствовала себя влюблённой девчонкой. Когда объявили «белый танец» или «дамский вальс», как привычно называли его, Валя посмотрела на Гошу, стоящего у стены напротив. Их глаза встретились. Валя встала со стула, и Георгий шагнул ей навстречу. Она пошла к нему, но вдруг повернулась к выходу и торопливо вышла из клуба, на ходу надевая плащ.
- Что я делаю?.. Что со мной? Прости, Миша. Сама не знаю, что происходит, - шептала Валя.
Георгий догнал её на улице и взял за руку:
- Что случилось? Вы уходите так неожиданно, не простившись.
- Сын ждёт. Не уснёт без меня.
- И о сыне я знаю. Хочу с ним познакомиться. Завтра воскресенье. Где вы с ним обычно гуляете?
- За посёлком, по дороге на лесоучасток. Ему нравится по шпалам прыгать.
- Понял. Я провожу вас.
У калитки он пожал ей руку и заглянул в глаза:
- Простите, если чем обидел. Мне было с вами так легко. Словно давно знакомы.
- До свидания, - кивнула ему Валя, но он не отпустил её руку.
Мимо них по другой стороне улицы медленно прошла Вероника.
- Ника, - окликнула её Валя.
Но та не остановилась, похоже, не услышала.
- Это Риммина подруга. Простите. Узнаю, не случилось ли что. До свидания.
- До встречи, - Георгий снова сжал её руку.
Валя перешла улицу. У калитки своего дома стояла Вероника.
- Ты не спишь. Уже поздно. Ничего не случилось? – Валя посмотрела Нике в лицо, слабо освещённое уличным фонарём.
- Нет. Просто не спится. И погулять перед сном положено. А ты почему долго не спишь?
- Я на танцы ходила. Представляешь?
- Я же говорила, что тебе понравится. С провожатым вернулась. Значит, я права была.
- Да, права. А с Георгием я на танцах познакомилась.
- Очень-то не доверяй ему.
- Что так?
- Приезжий всё-таки. Кто его знает? – пожала плечами Ника.
4
Для прогулки с Генкой Валя не случайно выбрала старую железнодорожную колею, ведущую на лесоучасток. По ней водил паровоз Миша, пока не случилась беда. Теперь проложили новую колею. А эта осталась для Вали, как память и боль. Пусть эта память удержит её от желания снова увидеть Георгия. Но желание оказалось сильнее. И когда она увидела его, шагающего к ним по шпалам – стройного, высокого, похожего на Мишу, она сказала сыну:
- Гена, это идёт дядя Гоша. Давай встретим его и познакомимся с ним.
- Он – хороший? – Генка заглянул маме в глаза.
- Надеюсь, что хороший, - улыбнулась она сыну и добавила задумчиво, - очень хочется, чтобы оказался хорошим.
Георгий легко подружился с Генкой. Он так увлечённо рассказывал ему о деревьях, что и Валя с интересом слушала его. Он лепил вместе с Генкой снежную бабу из талого снега, перекидывался с ним снежками, учил его считать кольца на берёзовом пне и даже пел с ним « Во поле берёза стояла…» А по дороге домой он рассказывал о своём городе, его удивительных мостах и фонтанах, белых ночах.
- Как в сказке, - тихо сказала Валя.
- Приедем в Питер, я всё вам покажу. – уверенно пообещал Георгий.
Валя даже споткнулась. О чём это он? Но не спросила. В этот вечер они легко перешли на «ты», и даже поцелуй у калитки не напугал и не обидел Валю. Но, закрывая калитку, она оглядела улицу – не видел ли кто. Но улица была пустынна. Только Вероника, как обычно, гуляла перед сном у ворот своего дома.
***
Валя много работала, стараясь не думать о Георгии. Их стремительное сближение пугало её, но и противиться этому не хватало сил.
В следующую субботу Римма, хитровато щуря глаза, спросила:
- На танцы идём? – и, увидав, как вспыхнули щёки у сестры, засмеялась. – Поняла. Не надо задавать лишних вопросов.
И всё повторилось – и танцы, и поцелуй у калитки. Скоро Валю уже не смущали любопытные вопросы матери о Георгии и долгие взгляды Вероники. И Римма уже не щурилась лукаво.
Они встречались на виду у всех, и скоро о них заговорили в посёлке. Случился разговор и дома.
- Дай-то Бог, - кивнул отец. – Не век же тебе, дочка, одной куковать.
- Да и отец Генке нужен, - вздыхая, добавила мать. – Вижу, он тянется к Георгию. Но ты, дочка, сама решай.
***
Весна в этом году была дружной. Скоро просохли тротуары в посёлке, зазеленели в палисадниках, набирая цвет, кусты акации и сирени. У Вали кончилась практика, и предстоящая разлука с Георгием наполняла тоской её растревоженную душу. Но Георгий, как оказалось, всё уже решил.
- Валюша, - сказал он ей перед первомайскими праздниками, - сегодня приезжает моя мама. Я ей всё написал.
- Что всё?
- Что люблю тебя и без тебя уже не смогу.
- Зачем писать маме, если мы сами ещё не решили?
- Я решил. Без тебя не могу. Это правда. И к Генке я привык. Врать не буду. Были у меня девушки. В Питере их сколько угодно, - засмеялся он, но оборвал смех и стал серьёзным. – Валя, ты единственная, кто нужен мне. Поверь. Только я хочу быть уверенным, что и ты любишь меня. Скажи мне об этом.
- Георгий, мне трудно разобраться в своих чувствах. Всё случилось так внезапно. Да. Я хочу быть с тобой. Но… Я не одна. Как я могу за Генку решать? Будет ли ему с тобой хорошо? Сможешь ли ты всегда так тепло относиться к нему?
- Валя, Гена тянется ко мне. И я к нему привязался. Я думаю, ты видишь это.
- Да, вижу.
- Тогда решай. Завтра мы с мамой придём просить твоей руки.
5
С утра в доме царила торжественная и немного тревожная тишина. Мать волновалась.
- Ох, Валя, и не знаю, удались ли пироги-то. Гости городские. Уноровить бы.
- Мама, не переживай, - успокаивала Валя. – Не в первый раз печёшь. Отличные пироги.
Отец ходил принаряженный и трезвый.
- Угостила бы, мать, ради праздника, - с робкой надеждой заглядывал он в глаза матери.
Но мать на просьбу не поддалась:
- Полно тебе, отец. Скоро гости придут. А как не понравится им, что ты уже причастился? Потерпи уж.
Стол накрыли заранее, хотя гостей ждали к обеду. Отец оглядел его и, довольный, крякнул. Однако сказал:
- Мать-то у Георгия поди-ка важная какая. Профессорша. Как не станет водку-то пить. Ты бы, Валя, сбегала в центральный гастроном. Он и в праздники работает. Далековато, правда. Возьми наливочки какой-нибудь.
Валя медленно возвращалась из магазина. Почему-то не хотелось встречаться с будущей свекровью. Профессор. Кто знает, какая она.
Она оказалась женщиной приветливой и общительной. Среднего роста, всё ещё стройная. Высокая причёска из светлых окрашенных волос, большой, красиво очерченный рот, серо-голубые, как у сына, глаза, слегка вздёрнутый, с лёгкой горбинкой нос.
- Здравствуй, Валюша, - ответила она на Валино приветствие и встала из-за стола в Генкиной комнате, где они играли с ним в шашки, и подала холёную руку с длинными пальцами. Следом встали и подошли к ней Георгий с Генкой. Сын громко объявил:
- Мама, это Эльвира Георгиевна, дяди Гошина мама.
- Да, мы уже познакомились с Геночкой и, похоже, будем отлично ладить, - улыбнулась Эльвира Георгиевна, - и с родителями познакомились. Очень славные. Приветливые и гостеприимные люди.
За столом гостья призналась:
- Когда Гоша написал, что намерен жениться на женщине с ребёнком, я, конечно, была не в восторге. Девчат ему мало? Решила ехать и выяснить, что с сыном случилось. Теперь поняла. Он полюбил. И я уважаю его решение. С Геной пообщалась. Отличный ребёнок. Гоша станет ему хорошим отцом. Вот и с Валюшей познакомились. Красивая. И умница.
Вале было неприятно, что о ней говорили в её присутствии. Хотелось встать и уйти. Но сдержалась, чтоб не испортить встречу.
Но будущая свекровь не понимала её состояния.
- Хорошо бы свадьбу в Питере сыграть, - продолжала она. – Но туда они приедут через год, когда Гоша отработает после института.
Вале было не по себе. Эльвира Георгиевна, было видно, не терпит возражений. Похоже, ей никто не перечит. Сын вот выходит из повиновения. Сам себе невесту выбрал.
- Свадьба у меня уже была. Другой не будет, - тихо, но твёрдо возразила Валя.
- Можно просто после регистрации стол собрать и поздравить молодых, - нашёлся отец. – Соберутся близкие друзья и мы, родители.
- Пусть так, - согласилась гостья. – А в Питере в соборе обвенчают.
- Геночку-то можно у нас пока оставить. Мы привыкли к нему, - сказала мать и умолкла, встретив укоризненный взгляд дочери.
Неловкую паузу заполнила Эльвира Георгиевна:
- Нет, нет. Ребёнок должен с родителями жить. У нас рядом английская школа. Будет в ней учиться. Он мальчик смышлёный.
Скверно было у Вали на душе. Всё решала профессорша. Даже не спрашивала её, согласна ли она. А Гоша хоть бы слово сказал. Видно, мать своим авторитетом задавила его. Обидно и больно. Валя молчала, опустив голову.
Отец попросил:
- Спой нам, дочка.
И Валя запела:
Вот мчится тройка почтовая
По Волге-матушке зимой…
Её голос звучал то сильно, до лёгкой вибрации оконных стёкол, то затихал почти до шёпота. И столько печали было в её песне… Или новая жизнь пугала её, или с прошлым прощалась? Она прощалась. Это была любимая песня Миши. Родители знали это и смотрели на дочь с тревогой и пониманием.
- Отличный голос! – похвалила Эльвира Георгиевна, когда окончилась песня. – Правильный выбор сделал мой сын. И тебя я уже полюбила, Валюша. – В Питере учиться будешь. Гоша сказал, что у тебя будет «красный» диплом. Так что с поступлением в институт проблем не будет.
Мечта стать врачом была для Вали несбыточной. Теперь же гостья дарила ей надежду, и она ответила:
- Да. У меня будет диплом с отличием.
Но Эльвира Георгиевна повернула разговор на другое:
- По дому будешь помогать мне. Не надо будет просить соседку. Я хирург. Руки – мой инструмент. Даже поцарапать нельзя их. – Кисти холёных рук взметнулись над столом и опустились.
«Может, я ей, как домработница, нужна, - усмехнулась про себя Валя и осадила себя. – Зачем я так? Она же с добром ко мне».
И Валя сказала Эльвире Георгиевне:
- Я тоже люблю хирургию. Главврач в нашей больнице обещал мне работу операционной сестры.
- Это хорошо, - кивнула гостья. – Потом сможешь подрабатывать у нас на кафедре.
Разговаривая, засиделись до вечера. Валя проводила гостей до калитки. Георгий, целуя её, шепнул:
- Ты очень понравилась моей маме.
На следующий день пришло письмо от Симы. Она писала, что будет работать в своём посёлке и что осенью, когда вернётся из армии Юра, будет у них свадьба.
- Ох, Сима, у тебя свадьба осенью, а у меня через неделю регистрация, - сказала Валя и улыбнулась своим мыслям..
Она хотела отложить регистрацию до окончания училища, но Георгий и Эльвира Георгиевна убедили её сделать это сейчас и получить диплом на новую фамилию. Чтоб не было путаницы в документах.
6
До регистрации оставалось три дня. Валя и Георгий почти не расставались. Вечером она ждала его у конторы на краю посёлка, и они бродили по улицам или уходили далеко за посёлок.
Накануне Георгий предупредил, что задержится на совещании. Валя ждала. Было уже поздно, но в освещённом окне – люди вставали со своих мест. Размахивали руками и всё говорили и говорили…
В густых сумерках Валя ходила взад и вперёд по тротуару и думала, как неожиданно меняется её жизнь – и как это здорово, что она сможет учиться и станет врачом.
Задумавшись, она столкнулась с Вероникой.
- Вероника? Откуда ты так поздно? Сейчас Георгий выйдет, и мы проводим тебя. А пока погуляем.
- Погуляем… Валя, я хотела поговорить с тобой. Потому и пришла сюда, - Вероника тихо вздохнула.
- Давай поговорим, - Валя легко обняла её за плечи. – Случилось что? Расскажи.
- Валя, у вас через три дня регистрация. Я знаю.
- Да, Георгий настоял. Я хотела после экзаменов.
- Валя, ты любишь его?
- Ой, Ника… Не ожидала от себя. Но это случилось. Я полюбила. А ты почему об этом спрашиваешь? Ведь не просто так. – Валя смотрела на Нику и ждала, что скажет та.
- Да. Не просто так… Валя, ты решила связать свою судьбу с Георгием. Поэтому должна знать о нём больше, чем знаешь.
- О чём ты, Вероника? – Валя остановилась, повернула Веронику за плечи лицом к себе и посмотрела ей в глаза.
В глазах Вероники была тоска.
- Валя, я никому не сказала этого. Но ты должна знать. Отец моего ребёнка – Георгий.
У Вали что-то оборвалось внутри и потемнело в глазах. Она больно сдавила плечи Вероники:
- Ника, скажи, что это неправда…
- Это правда. – По щекам Вероники катились слёзы.
Валя прижала её к себе.
- Пойдём, я провожу тебя, - тихо, осевшим от волнения голосом, сказала она.
На душе было пусто и холодно. Мелкий озноб сотрясал Валю, и она плотно прижалась к Веронике. Почему это случилось именно с ней? Почему показалось, что Георгий похож на Мишу? Как она могла в его предательской улыбке увидеть не забытую Мишину и шагнуть к нему в тот субботний вечер? Никто не может быть таким, как Миша. Какой страшный обман! Миша любил её сильно и чисто. И этому не суждено повториться.
Сквозь её тоскливые мысли просачивалась горькая исповедь Вероники.
- Я несовершеннолетняя. И Георгий просил, чтоб я о нём никому не говорила, чтоб у него не было неприятностей на работе. А когда мне исполнится восемнадцать, мы зарегистрируемся. Я даже маме не сказала. Только тебе.
- Ника! Послушай меня, - Валя снова повернула к себе Веронику. – Слышишь меня?
- Слышу. – Ника вытерла платком слёзы.
- Ты мне, как сестра. Вы росли вместе с Риммой, и я с обеими вами нянчилась. Поэтому просто поверь мне. Регистрации не будет. Я уеду завтра. Домой не вернусь. Уеду по распределению. А ты смотри. Если всё у вас получится, что ж, будь счастлива. Это я тебе от чистого сердца говорю, как сестре. Я на твоей дороге не встану.
- Валя, а как же ты? Может, не надо было тебе говорить?
- Ника, ты всё сделала правильно. Я тебе благодарна. Это правда. Как можно начинать жить со лжи? Успокойся. Иди домой.
- А ты пойдёшь к нему? Скажешь ему обо мне?
- Вероника, я должна это сделать. Прощай…
***
Огня в конторе не было. Георгий стоял, оглядываясь по сторонам. Потом он увидел Валю и шагнул к ней, распахнув объятья.
- Валюша, я заждался…
Валя отстранилась.
- Здравствуй, Георгий, - сухо сказала она.
- Ты почему сегодня такая строгая и неласковая? Случилось что-то?
- Случилось…
- Что? – насторожился он.
- Сюда приходила Вероника. Она мне всё сказала.
- Вероника? – растерялся Георгий.
- Да.
Оба молчали, переживая случившееся. Молчание прервал Георгий:
- И – что? Что это меняет? Мы же уже обо всём договорились. Мы всё решили.
- Это меняет всё. Я не смогу остаться с тобой, зная о Веронике.
- Валя, давай не будем это решать сейчас, в спешке. Подумаем, как нам поступить. Я уверен, мы найдём нужное решение.
- Я уже решила. Прощай, Георгий, - Валя решительно повернулась в сторону посёлка и пошла торопливо, словно боялась передумать.
- Валя… - Георгий шёл за ней. – Вернись.
- Не надо больше об этом, Георгий. Я решила. Прощай.
Георгий остановился.
- Что же я теперь маме скажу? – услышала Валя и обернулась:
- Георгий, скажите Эльвире Георгиевне правду. Она поймёт. А тебе я желаю счастья.
7
На стене около директорского кабинета висел список городов и районов, куда будут направлены на работу выпускники медицинского училища. Девчата подходили к списку, читали, обсуждали, спорили, отходили и возвращались снова.
Сима уже получила направление на работу в свой посёлок и готова к отъезду. Теперь они с Марией Фёдоровной готовят «прощальный стол», как сказала хозяйка. Вечером они посидят, вспомнят годы учёбы, может быть, всплакнут на прощание и, конечно, споют любимую Валину песню про ямщика.
У Вали есть вызов главного врача. Но сейчас он уже ни к чему. Тогда были другие планы. Она хотела работать хирургической сестрой в своей больнице, через год поехать с Георгием в Питер и поступить в институт. Изменилось всё в одно мгновение. Когда она объявила родителям о своём решении и объяснила причину, не называя имени Вероники, мать заплакала. А отец положил ей руки на плечи, посмотрел в её грустные глаза и сказал:
- Ничего, дочка. Чужого счастья нам не надо. Своё сыщется.
Хорошие у неё родители. Понимают её. А её снова ждёт разлука с сыном. Но Римма привезёт Генку, как только она устроится на новом месте.
***
- Валя! Валя! – девчата теребили её за плечи. – Иди. Тебя вызывают. Ты – первая.
Валя вошла в кабинет и поздоровалась. Директор, пожилой и седовласый, с удивительно добрым взглядом тёмных глаз, ответил на приветствие и пригласил сесть.
- Присядьте, Валентина Петровна.
Валя удивлённо посмотрела на него. Сидевшая рядом с ним за столом завуч Ирина Владимировна улыбнулась:
- Да, Валентина Петровна. Отныне так будут называть вас там, где вы будете работать.
Валя села на стул.
- Что вы выбрали? Вы отличница и имеете право выбирать, - сказал директор.
- Я не выбирала.
- Какое же ваше решение?
- Поехать туда, где нужна больше всего.
- Больше всего, Валя, - снова улыбнулась Ирина Владимировна, полноватая, русоволосая, с короткой стрижкой женщина, преподававшая акушерство, - медики нужны там, куда никто не едет.
- Я поеду.
Наступила пауза. Потом директор спросил:
- Это ваше окончательное решение?
- Да, Алексей Алексеевич. Я смогу.
Директор, вручая документы, уважительно, как равной, пожал ей руку:
- Удачи вам, Валентина Петровна. Пишите. Нам надо знать, с чем столкнутся в работе и в жизни наши выпускники. Успехов вам. И в добрый путь!
8
Деревня, куда попала Валя, называлась Большие Угоры. Она разделялась надвое, и меньшую её половину жители считали Малыми Угорами. Неровные деревенские улицы спускались с пригорков навстречу друг другу. Глубокая ложбина между ними не давала им соединиться. По дну ложбины протекала неглубокая, быстрая и незамерзающая речка, которая и поила людей, и кормила рыбой. От неё по склонам вились узкие тропинки. По которым женщины носили воду. Скоро и Валя научилась легко и красиво нести воду на коромысле.
Медпункт располагался в Больших Угорах на втором этаже двухэтажного полукирпичного дома. Нижний этаж занимали клуб и библиотека. Рядом с медпунктом, через стенку находилась бригадная контора. В таком же полукирпичном доме в Малых Угорах была школа. Напротив медпункта стоял маленький деревянный дом, в котором был устроен деревенский магазин. Молочная ферма и конюшня находились на краю деревни, у леса.
Полгода назад секретарь сельсовета, молодая белокурая женщина с редким именем Дора, вручила ей ключи от медпункта и от дома, где она живёт сейчас, и с попутчиком отправила её в Угоры. Попутчиком оказался бригадир, молодой парень, недавно отслуживший в армии. Он был невысокий, черноглазый, с длинными прямыми тёмными волосами, плечистый и круглолицый.
- Здравствуйте, - ответил он на Валино приветствие. – Это хорошо, что будет у нас фельдшер. Медпункт три года не работает. Люди устали за каждой надобностью в село ездить.
Валя ещё не оправилась после разрыва с Георгием и не склонна была к пустому разговору, поэтому больше молчала и слушала спутника.
- А меня Егором зовут. По дедушке назвали. А теперь девки замуж за меня не идут. То ли из-за имени, то ли из-за малого роста, - засмеялся бригадир. – Никак не сосватаю. С матерью живу. А вас как звать?
- Валентина Петровна, - непривычно выговорила Валя.
- Вам, Валентина Петровна, понравится у нас. Грибы, ягоды. Если, конечно, будет время идти за ними. Работы в деревне всегда много. И у вас много будет. В бригаде кроме Угоров ещё семь деревень за пять – семь километров. Я-то на лошади. А у вас с транспортом похуже будет. Советую освоить велосипед.
- Освоила. Ещё в детстве.
- Неплохо. Я вам свой отдам. Лошадей-то пришлось сдать в счёт плана по мясу. Теперь маемся. Что-то жизнь в деревне никак не наладится. А вам на велосипеде сподручнее будет. Всё не пешком. Работы много. И к механизаторам в поле, и к дояркам на фермы ездить придётся.
- А кроме работы чем люди занимаются? Молодёжь что делает?
- Молодёжь больше в город подаётся. Правда, теперь стали и дома оставаться. А недавно в деревню приехала молодая семья. Васильевы. Андрей – ветврач, а Зоя – библиотекарь. Славные. Нас, деревенских, не чураются.
- И это всё?
- Зачем? Учительница молодая, не замужем. Девчата подросли, пока в армии служил. Доярками работают. И механизаторы тоже есть молодые ребята.
- А почему фельдшера так долго не было?
- Так не едет никто. Трудно у нас. Участковая больница за двадцать километров, а районная – за сорок. По хорошей-то дороге ещё ничего – можно на машине или на тракторе проехать. А как осенью дороги раскиснут или зимой сугробами переметёт – ни пройти, не проехать. – Егор замолчал, закурил дешёвую папиросу и продолжил неторопливо. – А, может, Степана боятся медики. Приезжали года три назад одна за другой две молоденькие фельдшерицы, да через месяц и уехали.
- А кто этот Степан?
- Степан? Это как орангутанг. Боялись его медики.
- Почему?
- Длинная история… Хороший был человек. Большой, сильный. Кузнецом работал. А как померла жена его Авдотья, свихнулся. Разум у него помутился. Повезли его в больницу. Он вырывался, всех по сторонам раскидывал. Едва мужики связали его и к телеге привязали. А фельдшерица, пожилая женщина, сопровождала его. Он всю обиду за то, что связали его, на неё и переложил. Выписали из больницы, вроде тихий стал. А ей всё угрожал – Убью, говорит. Пугал пару раз, бегал за ней с палкой. Уехала. Молоденьким тоже угрожал. Повешаю, говорит, на первом суку, как поймаю. Все, говорит, вы фершалки заодно. Опять в больницу повезёте. В окно по ночам к ним стучал, пугал их. У него день с ночью, видно, перепутались. Днём спит, а ночью по деревне бродит. Женщины боятся с ним один на один встречаться. Правда, ни одну не обидел.
- Интересный человек. Похоже, придётся с ним познакомиться.
- Со всеми познакомитесь, если не сбежите, конечно.
- Не сбегу. Я сюда работать приехала.
- Это хорошо. Людям-то какое облегчение будет. Так что, обживайтесь. А вот и наша деревня.
Егор ехал быстро, и Валя только успела заметить, что в деревне много черёмухи под окнами и подумала, что когда она цветёт, деревня, наверное, становится очень красивой.
- Вот и приехали, - Егор остановил лошадь у небольшого деревянного дома. – Здесь жить будете.
Он взял у Вали ключ, открыл дом и внёс туда её вещи.
- Медпункт через два дома, если захотите посмотреть. Ещё увидимся. До свидания, - попрощался бригадир.
Валю приятно удивило, что в доме был порядок. В маленькой прихожей на скамейке стояли вёдра с водой. На кухне – необходимая посуда и электроплитка. Из кухни вход в маленькую комнату. В комнате кровать опрятно заправлена, столик покрыт клеёнкой, а на нём – в рамках детские фотографии. Значит, санитарка бывает здесь регулярно. Валя вернулась в прихожую. Из неё – дверь в комнату побольше. Эта комната для неё. В её комнате стояла железная кровать с матрацем, подушкой и байковым одеялом. Стол был покрыт такой же цветной клеёнкой, как в соседней комнате. Это было очень кстати, так как Валя привезла с собой только самое необходимое и книги.
Она вскипятила чай, перекусила тем, что осталось от дорожных припасов и прилегла отдохнуть. Но скоро встала, оделась и вышла на улицу. Захотелось увидеть медпункт, где будет работать. Деревенская улица была пустынной.
В медпункте было прохладно. Свет сквозь зашторенные окна слабо освещал помещение. Валя раздвинула шторы, открыла окно. Тёплый ветер весело загулял по кабинету, спугнув застоявшуюся тишину. Она по-хозяйски осмотрела то, что нашла в медпункте, записала для себя, что ещё необходимо приобрести и сразу же из конторы позвонила в сельсовет и договорилась об оплате счетов.
Ночью не спалось. Непривычно в необжитой комнате. Обидно, что не увиделась перед отъездом с Генкой. А теперь она от него так далеко. О Георгии старалась не думать. Не получилось. Не судьба. Валя вздыхала и ворочалась в постели. Заснуть удалось поздно ночью.
Разбудил громкий стук в окно. Было довольно рано, рассвет только занимался. Валя подошла к окну и увидела заросшее дремучей бородой лицо с безумным взглядом. Это был Степан.
- Фершалка! – хрипло кричал он. – Просыпайся! Мёртвого больного привезли. Вставай.
Стало жутковато. Но она заставила себя успокоиться и ответила:
- Мёртвому моя помощь не нужна. Иди домой, Степан.
- Ты знаешь меня? Знаешь! Я приду к тебе лечиться, фершалка. Жди.
Дикий хохот огласил безмолвную улицу и стал удаляться. Валя больше не заснула.
Утром пришла санитарка Елена Семёновна, женщина лет сорока, темноволосая, синеглазая, с мелкими правильными чертами лица. Живая, хлопотливая, она тут же озадачила Валю множеством проблем. Надо побеспокоиться о дровах, покрасить полы и окна. Да ещё чтоб дымоход в доме почистили, потому что в трубе ворона свила гнездо. И много ещё чего надо. Из-за этого «надо» Валя так и не использовала положенный ей отпуск, потому что пришлось ходить и ездить. Просить и требовать.
Недели через две всё было готово к приёму больных. В медпункт Валя пришла рано. Елены Семёновны не было. Егор попросил её помочь колхозу на сенокосе. Первым пациентом оказался… Степан. Он вошёл, тяжело ступая босыми ногами, огромный, бородатый, с безумно горящим левым глазом. Правый был перевязан старым застиранным головным платком.
Валя посмотрела в окно. На улице никого не было. Магазин ещё закрыт. Бригадир Егор после разнорядки тоже ушёл из конторы. Степан стоял, закрывая собою дверь. Валя спросила как можно спокойнее:
- Степан, что с вами случилось?
Тот прошёл к столу и сел на стул:
- У меня глаз глазу боится, - заявил он с тоской в голосе.
- Поможем, - успокоила его Валя. – Который глаз боится?
- Этот. – Степан приложил ладонь к завязанному глазу.
Валя развязала платок. Глаз был спокойный. Без признаков воспаления.
- Степан, не стоит глаз завязывать. Двумя глазами удобнее смотреть, - сказала она.
- Завязывай! Сказал, глаз глазу боится… В Степановых глазах блеснули слёзы. Он страдал.
- Хорошо. Перевяжем, - Валя аккуратно забинтовала глаз и подала Степану платок. – Держите. Теперь лучше?
- Лучше.
Степан сидел и обрывочно высказывал давнюю обиду.
- Связали… Верёвками… Убью! – открытый глаз налился злостью.
В конторе зазвонил телефон.
- Степан, телефон звонит. Надо ответить. Поговорим в конторе. Надо по телефону ответить.
Странный пациент продолжал сидеть. Но рассуждал уже спокойно:
- Телефон… Теле и фон. Теле – это Бог, а фон – это… Там моя Авдотья живёт. Она со мной оттуда каждое утро разговаривает. Ты слышала, фершалка, как она со мной говорит?
- Нет…
- Так слушай… Когда зарядка по радио утром начинается, тогда она и говорит. Оттуда.
Телефон звонил настойчиво.
- Степан, надо ответить по телефону. И по радио скоро зарядка начнётся. Может быть, Авдотья опять на связь выйдет. А вас дома нет.
- Пойду… - Степан медленно вышел из медпункта, повторяя на ходу:
- Теле – это Бог…
Валя ответила по телефону (спрашивали бригадира) и спустилась в библиотеку к Зое Васильевой.
С Васильевыми она познакомилась в первые же дни после приезда. Андрей – высокий, худой, смуглый, темноволосый. На удлинённом овале лица выделялись живые серые глаза. Тонкий с горбинкой нос слегка опущен. Твёрдые выразительные губы – сухие и обветренные, улыбка – приветливая и белозубая. С Зоей Валя подружилась с первого дня знакомства. Они были похожи. Зоя такая же светловолосая, с короткой стрижкой, кареглазая, только пониже ростом, весёлая, остроумная, с добрым покладистым характером. И очень счастливая. Они с Андреем ждали ребёнка. Она говорила:
- Валечка, я точно знаю, что ты сюда приехала из-за нас. Без тебя страшно было. А теперь я знаю, что всё будет хорошо. И со мной и с ребёнком.
Зоя раскладывала книги по полкам.
- Здравствуй, - поздоровалась с ней Валя.
Та приветливо кивнула и спросила:
- Как твой первый приём идёт?
- На приём пришёл только один Степан.
- Степан? Значит, вы познакомились, - засмеялась подруга. – И как это произошло?
- Всё обошлось.
- Валя, в какую деревню ты идёшь сегодня? Может по пути. Я к механизаторам зайду. Свежие газеты отнесу, новости расскажу.
- По пути. Мне надо аптечки пополнить у механизаторов и доярок осмотреть. Пойдём. На приём, похоже, никто не придёт.
- Не придут. Летний день год кормит. До осени люди о болезнях не вспоминают.
По дороге Зоя рассказывала:
- Знаешь, Валя, корни мои из старинного дворянского рода. Похожа я на дворянку? – засмеялась она и вздохнула. – Бабушка моя и её сестра с гувернантками воспитывались, жили долго за границей. Знают языки. Но оказались не востребованы и потому выбиты из колеи. И к жизни сегодняшней не смогли приспособиться. Живут в деревне. Но даже печь растопить – для них проблема. А хлеб испечь… Так и не освоили это дело. Мне их жаль… Но книгу любить они меня научили. И я им за это благодарна. И я такая же неумейка. У Андрея учусь. Он человек сельский и всё умеет. Ой, Валя, как же я была в него влюблена! А ты своего Мишу любила?
- В семнадцать лет… Что я тогда знала о любви? Знала только, что Миша – самый добрый, самый красивый, умный и самый главный для меня человек. Я была с ним счастлива.
- А влюблялась ты когда-нибудь так, чтоб… до одури?
- Случилась со мной такая беда. Может быть, не до одури, но до сих пор не опомнюсь.
- Если трудно, не рассказывай.
- От тебя-то, Зоинька, нет у меня секретов. Расскажу…
… Таким запомнился Вале её первый рабочий день. Теперь с того дня прошло уже полгода. Всего-то полгода. Но за это время случилось так много… Все дни были заполнены работой так, что не оставалось времени для воспоминаний и сожалений. Она многое успела сделать. Главный врач участковой больницы Анатолий Карпович после проверки остался доволен её работой и не раз хвалил на совещаниях.
Здесь, в глуши, ей очень пригодилось то, чему она научилась в хирургическом отделении. Она вскрывала гнойники и ловко накладывала швы на раны.
За эти полгода произошли события радостные и печальные. У Васильевых родился маленький Борис, и Валя с радостью согласилась стать его крёстной матерью. Были ещё встречи со Степаном. Как-то, ещё летом, пришла в медпункт его мать, бабка Марфа, сухонькая, согбенная, в длинной тёмной юбке. Шаркая глубокими резиновыми калошами, она прошла к столу, за которым вела приём Валя, и, плача, сказала:
- Степан в огороде на стекло наступил. Кровищи-то сколько… Придите, перевяжите ногу ему.
- Иду, бабушка Марфа. – Валя положила в сумку стерильный перевязочный материал и противостолбнячную сыворотку.
- Я пойду с вами, - Елена Семёновна решительно встала со стула. – Всё-таки не одна. Кто знает, какое у Степана настроение.
Степан стоял, подняв раненую ногу. И отказался сесть на принесённую матерью табуретку. Он стоял напряжённый, как пружина, и громко скрежетал зубами.
- Вот и всё, - закончила Валя перевязку. – Осталось сделать укол. И всё будет хорошо, Степан.
Тот молчал. Но как только игла вошла в тело, он взревел, и его рука взметнулась вверх, а огромный кулак тяжёлой гирей навис над Валиной головой. В этот момент она мельком увидела испуганный взгляд Елены Семёновны. После укола Степан молча опустил руку.
В последний раз Валя встретилась со Степаном в ноябре. Зоя заменяла заведующую клубом во время её отпуска. Она и упросила Валю спеть на праздничном концерте.
- Валечка, Елена Семёновна говорит, что поёшь ты профессионально, как артистка.
- А ты слушай её больше, - засмеялась Валя, - просто иногда вечерами напеваем с ней.
Клуб был полон народу, и Валя заволновалась. Но Зоя дружески обняла её за плечи:
- Всё будет хорошо.
Валя запела любимую Мишину песню «Вот мчится тройка почтовая…»
Зал замер. Зрители ловили каждое слово песни и сопереживали вместе с певицей. Валя видела со сцены, как вошёл Степан. Ему уступили место, и он сел на задней скамейке.
Когда песня закончилась, под гром аплодисментов раздались голоса:
- Спой ещё! Спой.
Валя вышла на сцену. Зал затих. И в тишине раздался громовой голос Степана:
- Фершалка, иди сюда!
Валя через зал прошла к Степану. Бригадир Егор и два механизатора поднялись со своих мест и встали рядом. Люди в зале повернулись к задней скамейке.
- Садись, - Степан подвинулся на край скамейки.
Валя села.
- Что случилось, Степан?
- Говорить хочу с тобой, - выдохнул он водочный перегар. – Ты, фершалка, ногу мне лечила. Не забоялась… - Его раскатистый хохот потряс наступившую в зале тишину. – Не бойся. Живи. Не обижу. Ты – хорошая.
Зал облегчённо вздохнул. Легко стало и на душе у Вали от этого примирения.
И снова продолжался концерт.
А ещё за эти полгода случилось непоправимое. Она не смогла помочь годовалой Надюше, и девочки не стало. Случилось это поздней осенью. В Большие Угоры переехала из другого района многодетная семья. Семён и Маруся ждали шестого ребёнка. Самая младшая из детей, Надя, давно болела коклюшем. Родители были заняты переездом и не придали значения её кашлю. Маруся потом сказала:
- Да у нас в деревне все дети поголовно кашляли…
Инфекция осложнилась тяжёлым воспалением лёгких. Маруся с ребёнком в больницу не поехала из-за беременности, да и мало ли хлопот по дому после переезда. Ни лечение, которое проводила Валя, используя все возможности, ни противококлюшный гамма – глобулин, за которым она ходила пешком по вязкой осенней грязи в участковую больницу, девочке уже не помогли. В последний день Надиной жизни Маруся с Семёном уехали за вещами на станцию. На обратном пути трактор сломался. И Маруся, словно чуя беду, шла всю ночь пешком через лес и успела на короткое время прижать к груди своё дитя. Валя вместе с Марусей пережиавала эту беду, и чувствовала себя перед ней виноватой. Наступило тяжёлое разочарование.
- Моя первая могила, - с горечью сказала Валя Елене Семёновне. – И зачем было ехать в эту глухомань? В посёлке, в таком, как наш, или районном центре и больница, и врачи. А здесь… Чем я могу кому-то помочь?
- Как это чем? – строго посмотрела на неё Елена Семёновна. – Три года люди маялись. Я только банки да горчичники могла поставить, ещё когда рану перебинтую. А теперь всякое лечение здесь получают. Женщины даже в роддом ехать не хотят. Нравится им, как вы с ними обходитесь. Хвалят вас между собой. Это я уж секрет выдаю, - улыбнулась она. – На сенокосе когда работала, люди мне о вас хорошо говорили.
9
Всю ночь бушевал буран. В окно летели снежные клочья. В трубе уныло, с присвистом выл ветер. Вале не спалось, и она мысленно «проживала» каждый день прошедшего полугодия. Хотя Анатолий Карпович на совещании не раз отмечал, что она многое успела сделать, но случившаяся осенью беда перечеркнула все её усилия и тяжёлым камнем лежит на душе.
Валя одна. Елена Семёновна накануне ушла домой в село, но из-за бурана не вернулась. Непогода стихла только под утро, и Валя, наконец, заснула. Кажется, только закрыла глаза, как послышался осторожный стук в окно.
- Валентина Петровна, - узнала она голос Маруси.
Валя сунула босые ноги в валенки и накинула пальто. И двор, и крыльцо – всё замело снегом. Едва открыла калитку. Деревенская улица утонула в снегу, сугробы до самых окон. Только цепочка Марусиных следов у калитки.
- Здравствуйте, Валентина Петровна. Ну и метель была ночью… Едва дошла до вас. – Маруся тяжело дышала.
Валя ответила на приветствие и спросила:
- Что случилось, Маруся?
- Да ничего не случилось. Спросить пришла. Шестого жду. А такого со мной никогда не было.
- Что?
- Кровить что-то стала…
- Сильно?
- Да нет. Немного.
- До медпункта дойдёшь?
- Дойду. Недалеко.
- Иди тихо. Я догоню. Только оденусь.
После осмотра стало ясно, что у Маруси в любой момент может начаться кровотечение.
- Маруся, что ты сейчас дома делаешь?
- Печь протопится, хлеб печь стану. Уже подходит.
- Маруся, пришли ко мне Семёна. Дома ничего не поднимай.
Валя ждала Семёна в медпункте. Ночная буря порезвилась вволю. Погасло электричество и не было телефонной связи. В медпункте выручила керосиновая лампа, а позвонить в участковую больницу нельзя. Вот и вторая беда не задержалась. Двадцать километров до участковой больницы. Как везти туда Марусю? Трактор не пройдёт. Колхозные клячи застрянут в сугробе. И времени на раздумье нет.
Семён пришёл быстро.
- Семён, - без предисловий сказала ему Валя. – Марусина жизнь зависит от того, успеем или нет мы довезти её до больницы.
- Что с ней? – побледнел тот.
Смуглый, худой и невысокий, Марусин муж казался рядом с ней, дородной и круглолицей, ещё меньше. А теперь, напуганный, он стоял перед Валей, низко склонив голову. Как ему всё объяснить, чтоб не испугать ещё сильнее?
- Семён, может случиться беда. Во время родов начнётся кровотечение. Поэтому Марусю надо положить в больницу заранее.
- А если в больнице… Обойдётся всё?
- Всё будет нормально. Возможно сделают операцию. Но всё будет хорошо.
- Ну, коли так… А то у меня их четверо, детей-то. На чём же везти-то её?
- Вот это – главное. Только Чалый пройдёт. Надо взять его у бригадира.
- Не даст. Никому не даёт.
- Я попрошу. Иди, Семён, помоги Марусе собраться.
Валя взяла чемоданчик со всем необходимым для оказания помощи, погасила лампу и закрыла медпункт. В утренней полутьме кто-то поднимался по лестнице.
- Егор? – окликнула Валя.
- Да, это я. Здравствуйте.
Валя вошла вместе с ним в контору. Егор поднял телефонную трубку.
- Не работает, - остановила его Валя и вздохнула. – Буран наделал беды. Егор, Марусю надо срочно в больницу везти.
- Дороги-то совсем нет. Может, дома родит?
- Нет. Не успеем довезти – беда будет. Операция ей нужна. Ждать некогда. Только Чалый сможет пройти через заносы.
- Без Чалого и мне никуда не проехать, - покачал головой Егор. – Но давайте спасать Марусю. Берите Чалого. Покормите получше. Овса с собой возьмите.
До участковой больницы добрались только к обеду. От усталости у Чалого дрожали ноги.
В амбулатории вела приём терапевт Эмма Олеговна, невысокая, стройная, с тём ными короткими вьющимися волосами. Валя вошла в кабинет и поздоровалась. Чёрные, чуть навыкате, глаза врача вопросительно остановились на ней.
- Я женщину привезла с предлежанием плаценты.
Глаза Эммы Олеговны стали ещё больше.
- Я одна. Гинеколог в районе на совещании. И Анатолий Карпович тоже.
В голосе врача Валя уловила растерянность. Она тоже, как и Валя, только полгода работает в больнице, приехала после института.
- Но давайте посмотрим женщину, - более уверенно, с надеждой в голосе сказала Эмма Олеговна.
Осмотр не обнадёжил. Беда может придти в любую минуту.
- Валентина Петровна, - попросила врач, - попробуйте дозвониться до района. Надо вызвать Анатолия Карповича. Я пока закончу приём.
Телефон находился в коридоре. Дозвониться до райцентра Валя не смогла. Тогда она позвонила на телефонную станцию и попросила помочь.
- Линия не работает, - сообщил спокойный девичий голос, и положили трубку.
Тревога нарастала. То, что успели привезти Марусю в больницу, теперь не означало, что всё будет хорошо, потому что не было Анатолия Карповича, а всё зависело от него.
Маруся спокойно и деловито наказывала сидящему рядом Семёну:
- Корову не проглядите. На днях отелится. Телёнка-то не заморозьте. Я тут недолго буду. Вернусь дней через пять.
Она не знала, какие тяжёлые мысли беспокоили Валю.
Валя снова позвонила на телефонную станцию.
- Девушка, я вас очень прошу. Помогите. Надо срочно позвонить в райздрав и вызвать главного врача. Женщине нужна срочная помощь. Иначе… Вы понимаете меня?
- Да… Я поняла. – Голос в трубке стал озабоченным. – Хорошо. Позвоню по всем линиям. Может быть, где-то есть связь. Ждите.
- Да. Я жду.
Семён беспокойно поглядывал на Валю, но та кивала ему, успокаивая. Из кабинета выглянула Эмма Олеговна:
- Ну, как?
- Нет связи. Провода оборвало. Телефонистка обещает помочь.
Наконец, раздался звонок.
- Соединяем с райсоветом, - глухо издалека донесся незнакомый голос.
Анатолий Карпович спросил в телефонную трубку:
- Что случилось?
Валя назвала себя и сказала:
- Я женщину привезла, - она назвала диагноз. – Нужна операция.
- Я понял. Немедленно выезжаем. Попросите к телефону Эмму Олеговну. Районный акушер проконсультирует её.
Эмма Олеговна слушала сосредоточенно, плотно прижимая к уху телефонную трубку. Молча кивала головой или отвечала:
- Да… Я видела в учебнике. На рисунке.
Повесив трубку, она быстро написала что-то на бланке и подала Вале:
- Везите женщину в больницу. Отдайте записку медсестре. Пусть готовит всё необходимое. Я написала. Я иду следом.
Валя помогла Марусе переодеться в больничную одежду, связала в узел её домашние вещи и успокоила:
- Маруся, всё будет хорошо.
- Само собой. Не в первый раз, - улыбнулась та.
Валя отдала узел Семёну и попросила подождать, пока она в аптеке получит медикаменты. Когда вернулась, уже начало смеркаться, и Семён волновался:
- Надо ехать. Чалого я покормил. А то скоро стемнеет. Да и дома мать с детьми не управится.
Пока Семён возился у изгороди, отвязывая Чалого, Валя забежала в приёмное отделение. Там никого не было, и она открыла дверь в коридор. По коридору бежала медсестра с «системой» в руках. Следом промелькнуло озабоченное лицо Эммы Олеговны. Вале показалось, что она вытирает слёзы комочком ваты.
Санитарка вошла в приёмное отделение, чтоб закрыть дверь, и сказала Вале:
- Поезжайте. Ничем вы не поможете. Эмма Олеговна ей кровь свою даёт. И у других проверяют – у кого подойдёт. Хлопот нам тут на всю ночь… А вы уезжайте.
Валя ничего не сказала Семёну.
Домой приехали ночью. В нетопленном доме замёрзла вода. Не раздеваясь, Валя затопила плиту. И, чтоб согреться, села у открытой дверки. Она задумчиво глядела на огонь и думала о Марусе. Сейчас, наверное, уже закончилась операция. Если, конечно, Анатолий Карпович успел доехать. А он успел. И всё будет хорошо.
Было тепло от весело горящих поленьев, и уплывали тревожные мысли… Проснулась она от дыма. На ней тлел валенок от выпавшего из печки уголька. Пришлось затушить печку и лечь спать, не раздеваясь.
В медпункт Валя пришла рано, чтоб до приёма протопить печь. Почти следом к ней поднялась Зоя. Была она непривычно серьёзная и грустная.
- Что-то с Бориской? – встревожилась Валя.
- Нет. С ним всё в порядке. Степановна хорошо за ним смотрит. Что-то со мной. После рождения Бореньки я всё ещё не поправлюсь. До сих пор неважно себя чувствую. А тут ещё… Ты бы посмотрела меня.
Осмотр насторожил и встревожил Валю. Появилось подозрение на раковое поражение. Вспомнилось, как Ирина Владимировна, преподававшая акушерство, говорила:
- При малейшем подозрении на злокачественное образование немедленно направляйте женщину к специалисту. К онкологу. Не упустите время. Помните, что она чья-то мать, чья-то дочь и любимая.
Зоя была Валиной подругой. Но Валя не имела права направить её в область без осмотра врача. Она должна была направить её в участковую больницу. И она сказала:
- Зоя, есть изменения. Надо, чтоб тебя осмотрел врач. Завтра и поедем в больницу. Дороги расчистили. Да, пусть Андрей зайдёт ко мне вечером.
- Валя, что-то серьёзное у меня? Ты должна сказать ему об этом?
- Нет. Не на всех фермах санпосты работают, аптечки исчезли. Поговорю, чтоб помог мне. Проследил.
После ухода Зои Валя пыталась дозвониться до участковой больницы, чтоб узнать о Марусе. Но телефон всё ещё не работал. Семён забежал в медпункт серьёзный и опечаленный.
- Семён, телефон не работает. Я завтра на совещание поеду. Всё узнаю, - пообещала ему Валя.
10
В участковую больницу приехали рано, за час до совещания. Валя оставила Зою в приёмном покое и зашла в ординаторскую к Нонне Сергеевне, которая в больнице лечила и детей, и женщин. Та сидела за столом и писала. Высокая, красивая, с толстой чёрноё косой, уложенной на затылке, она сухо кивнула на Валино приветствие. Нонна Сергеевна была женой главного врача . И насколько было легко и просто общаться с ним, настолько же трудно было разговаривать с ней.
Валя рассказала всё о Зое и попросила:
- Нонна Сергеевна, вы направьте, пожалуйста, её на обследование в область.
Та строго посмотрела на Валю:
- Разберёмся. Для этого мы здесь. Я посмотрю её.
Зоя грустно смотрела на заснеженный больничный двор из окна приёмного отделения.
- Зоя, сейчас врач посмотрит тебя. Ты меня здесь подожди. Я к Марусе зайду.
Зоя молча кивнула. Вале было больно видеть её такой. Она обняла подругу, а потом, уходя, улыбнулась ей ободряюще:
- Всё будет хорошо.
В коридоре Валя столкнулась с Анатолием Карповичем.
- Что это вы рано приехал, Валентина Петровна? – спросил он.
- Женщину привезла.
- Снова женщину?!
- Нонна Сергеевна её осматривает.
- Надеюсь, не прошлый случай… Задала нам Маруся хлопот. Бездорожье. Трактор не смог пройти. Хорошо, наш больничный конь выручил. Не зря все хлебные отходы с кухни ему отдаём. В приёмном пальто скинул, очки протираю, а на меня уже халат и маску надевают. Успели… Спасли Марусю. Жаль, ребёнка спасти не удалось.
- К ней можно зайти?
- Зайдите. Женщина о доме беспокоится.
Маруся похудела и побледнела. Лёгкая улыбка оживила её лицо, когда она увидела Валю.
- Ну, как там дома-то у меня? – спросила она.
- Всё хорошо. Семён гостинцев прислал. Наказал, чтоб хорошо ела и быстрей поправилась.
Валя поставила на тумбочку баночки с творогом и со сметаной, пакет с варёными яйцами.
- Не хочу ничего.
- Маруся, постарайся. Тебе нужны силы, - Валя присела на стул около койки.
Маруся слабой рукой пожала её ладонь:
- Спасибо тебе.
- За что, Марусенька? Я перед тобой на всю жизнь виновата.
- Не надо… Нет твоей вины. – Маруся сомкнула задрожавшие губы и закрыла глаза.
- Ты устала. Отдыхай, - Валя встала и легко сжала прохладную Марусину руку. – Спасибо тебе.
Обе помолчали. Валя спросила:
- Что Семёну-то передать? Собирается к тебе приехать..
- Не надо. Пусть не приезжает. Мать с детьми да с хозяйством не управится. Выпишут, тогда и приедет.
- Скажу, Маруся. Зою положили в больницу. Она к тебе будет заходить. А ты поправляйся.
Зоя в больничном халате ждала её в приёмном отделении.
- Валя, меня оставляют на обследование. Как же Бориска?
- За него не переживай. Каждый день забегать к нему буду. Надеюсь, ты не забыла, что я его крёстная мать.
- И с Андреем я не поговорила перед отъездом. Вызвали его на дальнюю ферму.
- Я Андрею всё объясню. А ты держись. Не волнуйся. Положись на меня. – Валя обняла и поцеловала подругу. – Зоя, прости. На совещание не хочу опаздывать.
Она торопливо вышла из приёмного отделения и пошла через больничный двор, не оглядываясь, чтобы не увидеть, как грустно смотрит на неё в окно Зоя.
11
Валя каждое утро до работы забегала узнать, как чувствует себя Бориска, а вечером брала его к себе или оставалась с ним, пока Степановна управлялась с домашними делами. Ребёнок охотно тянул к ней руки, звонко смеялся и весело лепетал, завидев её. Вот и сегодня он радостно потянулся к ней от Степановны.
- Так пошла я, - кивнула Степановна. – Беляна моя, слышу, уже мычит. Покормила я Бореньку. Ничего, привыкает без материнского молока. Да и мало уже было его у Зои. Теперь, видать, совсем пропадёт, - вздохнула старушка и осторожно прикрыла за собой дверь.
Валя ходила медленно по комнате, укачивая на руках Бориску и напевала:
Ветер песенку поёт,
А кому – не знает.
Та, к кому она, поймёт,
От кого – узнает…
Этой песней убаюкивала она вечерами своего маленького Генку. А Миша, в домашнем трико и майке, прохладными от холодной воды руками осторожно трогал её за плечо:
- Валя, давай я Генку укачаю. Я по нему соскучился.
- Ты, Миша, ужинай сначала.
- Только с тобой.
Валя осторожно кладёт засыпающего сына на протянутые Мишины руки. Тот осторожно прижимает к себе Генку и шепчет:
- А ты пой.
Они садятся рядом на диване. Миша покачивает спящего сына, а Валя, прислонившись к плечу мужа, допевает песню до конца:
…Кто-то вспомнит про меня
и вздохнёт украдкой.
Валя положила заснувшего Бориску в кроватку, но не уходила, стояла около и смотрела на него. Он напомнил ей маленького Генку. Сын далеко, и она не может взять его к себе. Порой нет времени протопить печь, а как же с Генкой? Спасибо, Елена Семёновна успевает протопить вечером плиту в их доме.
Она не слышала, как вошёл Андрей и вздрогнула, когда он тихо окликнул:
- Валя…
- Андрей… - она повернулась к нему. – Я задумалась. Ужин Степановна в печке оставила. Поешь. А я сдаю дежурство. Управишься?
- Управлюсь. Валя, из больницы не звонили, когда Зою выпишут?
- Я звонила. Марусю выписали. А Зоины анализы будут готовы завтра. Ты поедешь за ними или Семён?
- Я съезжу. Валя, а у Зои… серьёзно?
- Андрей, я не врач. Поговори с врачом.
- Я понял, неспроста не говоришь. А я считаю, что от родственников скрывать не стоит.
- Подождём результаты анализов, тогда поговорим.
- Хорошо. Поужинай со мной. А то я всё один, да один.
Ели горячие наваристые щи с мягким ржаным хлебом и картошку с молоком. Разговаривали тихо и скупо. Оба думали об одном и том же – чем закончится Зоино обследование.
Провожая Валю, Андрей сказал:
- Я видел, как ты на Бориску смотрела. Любишь нашего малыша.
- Люблю. Я скучаю по сыну и очень привязалась к Бориске.
На следующий день Андрей привёз из больницы Зою и Марусю. Валя поздно вернулась из соседней деревни, но в тот же вечер навестила их.
Маруся сидела за столом в окружении своей малышни. Семён накрывал на стол, торопливо шагая от печки, где мать наливала щи в тарелки, до покрытого новой клеёнкой стола.
- О, Валентина Петровна… Садись с нами. Набегалась за день-то, - улыбнулся он поздней гостье.
Маруся поддержала его.
Семён поворчал на детей:
- Отпустите мать-то. Облепили со всех сторон. Пусть поест. Садись, Валентина Петровна.
- Спасибо. Ещё к Зое забегу. Ужинайте. Завтра зайду, Маруся, к тебе.
- А зря, - пожал плечами Семён. – У нас по такому случаю и выпить найдётся. Домашний «спирт». Не хуже вашего медицинского, - засмеялся он.
- В другой раз, - улыбнулась Валя и попрощалась.
Бориска беспокойно ёрзал у Зои на руках, тянулся к груди, но молока не было, и он обиженно хныкал. Валя взяла его на руки и стала привычно ходить с ним по комнате. Ребёнок успокоился.
- К тебе привык, - ревниво заметила Зоя и грустно улыбнулась. – Это неплохо. Потому что мне снова в больницу ехать. – Она подала Вале больничные документы.
Валино подозрение подтвердилось. У Зои был рак…
- Андрей, ты с врачом говорил? – спросила Валя.
Андрей затопил плиту и подошёл к ней.
- Валя, положи Бориса, он уже спит. Избаловала ты нам ребёнка, крёстная мать, к рукам приучила, - улыбнулся он и грустно ответил Вале. – С врачом я говорил. Направили в районную больницу.
- Почему не в областную?
- Сказали, там помогут, в районной.
«Это очень плохо, - подумала Валя. – Значит, и участковая больница не может направить в область, минуя районную». А вслух сказала:
- Хорошо. Пусть в районную. Но надо быстрее ехать.
- Я знаю. – Андрей присел к Зое на кровать и взял её руки в свои, потом наклонился и поцеловал их. – На днях трактор пойдёт на станцию. И мы поедем, - посмотрел он Зое в глаза.
- Поедем, - вздохнула Зоя.
Из-за непогоды только через неделю отвёз Андрей Зою в районную больницу, где она и получила направление в область. Но было уже поздно, как поняла Валя из областных документов. Зоя знала об этом. Но держалась. Возилась с сыном, приходила в библиотеку помочь молоденькой библиотекарше Оле.
Так прошло ещё полгода, и наступило лето. К лету состояние Зои ухудшилось. Она почти не вставала, и Валя каждый раз забегала к подруге, как только выдавалось свободное время, чтоб отвлечь её разговорами и помочь Степановне. Бориска начал ходить, чем очень порадовал Зою. Степановна притворно жаловалась:
- Совсем Боренька уморил меня. У него-то ножки молодые, а мои – старые, не бегают.
Часто Валя забирала малыша к себе, и Елена Семёновна с удовольствием возилась с ним.
В августе приехали Римма с Генкой. Встретил их на станции Андрей, он ездил на районное совещание. Валя увидела машину, когда она спускалась в ложбину и выбежала на улицу.
Генка обвил руками Валину шею и похвалился:
- Мамочка, я – отличник. Римма сказала, что повезёт меня к тебе, если я буду отлично учиться. Я стараюсь.
- Ты – молодец, - целовала Валя сына.
Он вырос и ещё сильнее напоминал Мишу.
Андрей занёс вещи в медпункт. Там на кушетке, ограждённый стульями, разметался во сне Бориска. Андрей улыбнулся спящему сыну.
- Может быть, забрать его домой? – спросил он у Вали. – Сегодня я уже никуда не поеду.
- Пусть спит, - пожалела будить ребёнка Валя. – Нянек у нас теперь много. Принесём, когда проснётся.
- Тогда я – домой, к Зое.
- Заснула она. Я уколола её и накормила.
Печаль разлилась по лицу Андрея. Он быстро вышел.
Римма спросила:
- Жена у Андрея и правда так серьёзно больна? Он рассказал немного о ней, когда ехали.
- Да, - вздохнула Валя.
Генка, стоя коленками на стуле, тянулся через спинку и разглядывал Бориску.
- Мама, я тоже такой был? Маленький?
- Был и ты такой маленький, - засмеялась Валя. – Давайте-ка я вас домой отведу. Елена Семёновна уже картошки наварила да пирожков с грибами напечь обещала. Оля! – крикнула она в раскрытое окно.
- Иду! – отозвался звонкий голос снизу, и скоро по лестнице поднялась светленькая симпатичная девушка, новая библиотекарь.
- Оля, я быстро. Отведу гостей домой. Знакомься – моя сестра Римма и сын Гена. Я бегом. Скоро на процедуры люди пойдут.
Оля приветливо кивнула гостям.
- Процедуры – это что? – спросил Генка.
- Кому что. Лечение так называют. Я тебе потом расскажу. Пойдёмте, - поторопила Валя и ласково потрепала сына по светлым волосам.
За Бориской Андрей пришёл к Вале домой. Он был в лёгкой голубой рубашке и чисто выбрит.
Валино семейство и Елена Семёновна сидели за чаем с грибными пирожками.
- Не помешаю? – Андрей осторожно открыл дверь.
- Что вы? Заходите, - Елена Семёновна принесла стул из своей комнаты. – Садитесь. Отведайте пирожков.
- Па – па! – Бориска от Риммы потянулся к отцу.
Тот взял его, поцеловал светловолосую головку сына и присел к столу.
- Вкусные у вас пирожки, - похвалил он – Спасибо. – И заторопился домой. – Пора мне. Зоя ждёт Бориску. Спасибо. Хорошо мне с вами.
- Мы вас проводим. – Валя посмотрела на Римму. – Прогуляемся перед сном?
- Прогуляемся, - кивнула сестра.
Елена Семёновна осталась убирать посуду, а Генка задремал на кровати.
На обратном пути Римма сказала:
- Чудный мальчишка Бориска. У Вероники такой же Русланчик. Я с ним всё время вожусь. Да, Валя, что сказать хочу. Георгий осенью уезжает в Питер.
- А ты… видела его?
- Видела… Не то слово. Самое интересное, что стал к Нике похаживать. Как-то вечером идут по улице. Он коляску катит. Видно, не равнодушен к женщинам с детьми. Я разозлилась и высказала Нике всё.
- А она?
- Молчит. Потом сказала – поедешь к Вале, скажи ей, чтоб простила меня. Очень просила простить её. Даже плакала. Простишь её?
- Римма, скажи ей, что она ни в чём передо мной не виновата. Это я чуть не натворила беды. Скажи ей, что желаю им счастья.
- Валя, я что-то не понимаю…
- Всё просто. Гоша и есть отец Руслана.
- А!? – Римма остановилась, поражённая.
12
В конце августа Римма с Генкой уехали. В доме стало пусто и неуютно. Елена Семёновна ушла домой на выходные. Валя с трудом заснула. Но осторожный стук в окно разбудил её. Под окном стоял Андрей.
- Валя, не хватило морфия. Я прибегал вечером, но ты ещё с совещанья не вернулась. Морфий получила?
- Получила. Я поздно вернулась. С тракта пешком шла. Не стала вас будить. Рассчитывала, что до утра хватит.
- Не хватило. Зоя очень страдает. Душа на части рвётся у меня, - в голосе Андрея дрожали слёзы.
- Иди, Андрей. Я догоню. Уже одеваюсь.
После укола Зоя успокоилась. Пожелтевшее худое лицо оживилось и чем-то напомнило её прежнюю.
- Спасибо тебе, палочка – выручалочка, - попыталась шутить она.
Валя молча пожала ей руки и кивнула Андрею:
- Иди, поспи. Тебе скоро вставать. Я останусь до утра.
- Спасибо, - кивнул тот. – Прилягу на часок.
Завозился Бориска. Валя взяла его на руки, и он, засыпая, прислонился к её щеке. Зоя смотрела на них, потом тихо сказала:
- Валя, посмотри в зеркало.
При слабом свете ночника Валя увидела в зеркале своё усталое лицо и сонную мордашку Бориски.
- Ну? – спросила Зоя.
Валя пожала плечами.
- Валя, ты ещё не поняла, что Бориска на тебя похож.
- Он похож на тебя, Зоя. Просто мы с тобой чем-то похожи.
Валя положила малыша в кроватку и подошла к Зое. Та лежала с закрытыми глазами и, не открывая их, сказала:
- Валя, хочу с тобой поговорить.
- Давай, поговорим, - ответила та, гладя худые руки подруги.
- Я буду спокойна, если ты пообещаешь мне… - Зоя долго молчала, отдыхая, потом выдохнула. – Пообещай мне, что не оставишь моего сына. Будешь ему матерью.
- Зоя, я его крёстная мать. Я не оставлю его. Буду рядом. Я тебе уже говорила.
- Говорила… Я теперь о другом… Стань ему матерью вместо меня.
Зоя открыла глаза и посмотрела Вале в лицо. В её взгляде была мольба и такая боль, такая щемящая тоска, что та не выдержала.
- Обещаю, - тихо сказала она и отвернулась, чтоб Зоя не увидела её слёз.
- Ну, вот, - с облегчением выдохнула та и снова закрыла глаза. – Теперь я умру спокойно. Ты не оставишь их.
Умерла Зоя в сентябре. Хоронили её в погожий солнечный день бабьего лета на краю сельского кладбища среди берёз с ещё не облетевшими яркими листьями.
Родственники уехали, кто сразу после похорон, кто после девятого дня. Зоина мать просила у Андрея Бориску, но он не отдал.
К сороковому дню Андрей и Валя готовили всё сами. Им помогала Елена Семёновна и Степановна. Люди приходили, по – доброму вспоминали Зою и, помянув, уходили. Бориска терялся среди незнакомых людей, пугался, звал:
- Ма – ма, - и тянулся к Вале.
Сердобольные бабушка Марфа и бабушка Лиза, Егорова мать, вытирали слёзы уголками головных платков и вздыхали:
Сирота…
13
Холодный октябрьский дождь шёл не сильно, но споро. Намокшие дома среди облетевших деревьев ёжились сиротливо и зябко. Иногда струйки дождя ветром прибивало к окну, и они, тупо шлёпнув о стекло, скатывались холодным мокрым веером. Валя вздрагивала от этих звуков и невольно выглядывала в окно на пустую деревенскую улицу. Никого… Ей грустно и одиноко. Она помешала угли в плите, отставила кипящий чайник и собралась поужинать, пока не остыли оладьи.
Осторожный стук в окно снова заставил её вздрогнуть.
- Что-то случилось… Только б в больницу не пришлось везти в такую погоду, - прошептала Валя и выглянула в окно.
Под окном стоял Андрей. С его чёрного клеёнчатого дождевика стекали капли дождя. Она встретила его у крыльца:
- Что-то с Бориской? – тревожно спросила она.
- Нет. Он здоров.
- Заходи, Андрей, - облегчённо вздохнула Валя.
- В медпункт зашёл, да вспомнил, что выходной сегодня. – Андрей снял в сенях дождевик и отряхнул его.
- Садись за стол, оладьи остывают. – Валя налила чай Андрею – Угощайся.
- Вкусно. Спасибо, - поблагодарил он, вставая из-за стола
- Проходи в комнату. Хочешь, поговорим. Я-то знаю, как тяжело одному.
Валя закрыла протопившуюся печь, прибрала всё на кухне и вошла в комнату. Ан-дрей стоял у стола и рассматривал Мишин портрет в деревянной рамке.
- Хороший человек, - не то утверждая, не то спрашивая, - сказал он.
- Хороший, - ответила Валя.
- Валя, мне трудно. Помоги. Ты прошла через это. Поэтому только ты можешь понять меня. Я уже привык видеть тебя в нашем доме. И теперь не могу без тебя. Бореньке мать нужна. Он плачет ночами, зовёт. Сердце разрывается. Я уже не могу больше так…
Валя ждала и боялась этого разговора. Она не знала, что ответить.
- Валя, ты нужна нам с Бориской. Только ты…
Валя молчала.
- Я понимаю, этот разговор, может быть, преждевременный. Возможно, это для тебя неожиданно. Хотя, Зоя мне говорила… Я не тороплю.
- Да… Я не готова. Прости, Андрей. – Валя виновато посмотрела в его глаза.
- Я понимаю. Возможно, тебе легче сделать это ради Бориски. Ты любишь его. Я знаю. А люди не осудят нас.
- Я подумаю. Прости, - повторила она.
- Я не буду торопить тебя с решением. Но не отнимай надежду. До свидания, - попрощался Андрей.
Он ушёл, а Валя всё никак не могла успокоиться. Ходила по комнате, пытаясь унять мелкую дрожь, или прислонялась спиной к тёплой печке и стояла, стараясь согреться. Дать слово Зое под её умоляющим взглядом было нетрудно. Но как трудно оказалось сдержать его. Что делать? Подумала об Андрее. Один с Бориской. Малыш будет просыпаться по ночам и звать маму – то ли Зою, то ли её, Валю. В последние дни он звал мамой её. Что делать? На что решиться?
- Валя взяла со стола Мишин портрет. Тот смотрел на неё спокойно и серьёзно.
- Миша… Что же мне делать? Ты прости меня. Я дала слово Зое. А как теперь отступить? И Бореньку сиротой не могу оставить. Ты понимаешь меня, Миша…
Утром на приём пришли баба Лиза с бабой Марфой. Они принесли мокрого озябшего Бориску.
- Недоглядывает за ним Степановна, - ворчала баба Лиза. – Стара стала. Одно дело – дитя в люльке лежал. А теперь бегает. Ушёл. Видно, не увидела, не уследила она. Без обуви, без пальтишка. В лужу упал. Дождь-то вчера целый день шёл. Мы его сюда принесли. Может, разотрёшь чем, а то зазяб мальчишка.
Валя взяла на руки мокрого дрожащего Бориску. Елена Семёновна только что вернулась из дома, не раздеваясь, стала стягивать с ребёнка мокрую прилипшую одежду. Валя растёрла малыша спиртом и завернула в сухую простыню.
- Идём мы в медпункт банки ставить. Глядь, а он по пояс в луже сидит и не может выбраться, - продолжала рассказывать баба Лиза, охая и качая головой.
- Хорошо, что не захлебнулся. Всякое случается, - вторила ей баба Марфа.
- Спасибо вам, - Валя кивнула женщинам.
Но те не унимались.
-Ох, беда без матери-то. Сирота, она и есть сирота. Ни привету, ни догляду, - вздохнула баба Марфа.
И баба Лиза поддакнула ей.
И что-то восстало в душе у Вали против этих горьких слов. Она неожиданно громко с вызовом воскликнула:
- Неправда! Не сирота он! – Она крепко прижала к себе озябшего притихшего Бориску и добавила тихо. – Есть у него мать, правда, Бориска?