Никуда я не ушел. Пока. Не сложилось. Или все сложилось по-другому, судьбе, наверное, было угодно, чтобы по–другому. Мы уже собрались уходить, настроились на странствие. Мне то что, я привычный, я в дороге родился, дорогой живу и век свой закончить хочу в дороге. А ей тревожно с насиженных мест срываться. Я её не торопил. А тут такое. И всё из-за урагана. В этом городе весной бывают сильные ветры, неделю дуют или две. А у нас во дворе липа вековая росла. Я вам не говорил? Старая липа, старожилы говорят ещё с тех времен, когда на месте города лес был. А старым липам ураганы противопоказаны. Вот она и рухнула. Застонала, как живая, заскрипела и рухнула. Крутанулась она неудачно и проломила нам крышу. На улице все свистит, завывает, а тут еще такой грохот и треск, когда она повалилась, что казалось, весь мир рушится. Светопреставление.
Кое-как ту ночь мы пережили. Глаз не сомкнули, конечно. А наутро стихло малость и мы вышли осмотреться. Батюшки святы. Ветки, обломки стропил и досок торчат во все стороны, вокруг дома черепица битая валяется. Хорошо стены устояли, на совесть были срублены.
Жена (соседку, помните, ну вот теперь жена) и говорит:
- Вот и все, откладывается наше странствие. Здесь так, каким дом получил, таким его нужно и оставить. Пока не отремонтируем, нельзя уходить. Не будет нам удачи, если так поступим.
А как отремонтируешь? Я в строительных делах совсем никак. Это не снег чистить. Ну, гвоздь могу вбить, доску перепилить. И все. И нанять никого нельзя. Только попросить об услуге. Ну, вы помните. А кого попросишь? Все мои знакомые здесь ничего кроме пера никогда в руках не держали. Библиотечный планктон, одним словом. На улице первого встречного-поперечного не остановишь, об одолжении не попросишь. Сосед наш, тот, который либо уже на работе, либо ещё на работе, плотник отменный. Я об этом знал, он мельницы ветряные строит. Видели, может, одна на въезде в город стоит, красавица - глаз не отвести. Вот где мастер - золотые руки. Вот кто помог бы нам. Но ситуация больно уж щекотливая. Получается, я у него жену увел, а сейчас с просьбой. Не по-людски как-то. И жена молчит. Этот вариант даже не предлагает.
Смотрим, во дворе мужчины какие-то ходят. Головами кивают, языками цокают. Ротозеи, не иначе, пришли посмотреть, посочувствовать. Мы вышли на улицу.
- Да, - говорит один из них, тот, что постарше.- Наделала вам липа дел.
- Не то слово, - отвечаю. – Вот не знаем, с какой стороны подступиться.
- Ясное дело, - снова заговорил старший. – Тут хороший специалист нужен.
- Да нужен, - говорю я неопределенно.
Точно, ротозеи. И не прогонишь. В этом городе так не принято. Ротозеев прогонять.
– Только где его найти?
- А вот мы сейчас как раз свободны.
Я уже было обрадовался. Вот так повезло. Но чувствую, что-то не так. Чувствую, подвох какой-то. Я молчу, и они молчат. Еще немного и уйдут. Досадно, но ничего поделать не могу. Тут жена вмешалась.
- Так помогли бы вы нам. Очень ваша помощь нужна.
Смотрю, они обрадовались. Закивали оба. Да, да, конечно. Мне жена позже объяснила:
- Нужно человека об услуге обязательно попросить. Без этого он не может тебе услугу оказать. Может, тебе и не нужна его помощь совсем. Откуда он знает.
Сложно тут у них все. Я хотел было остаться и помогать им. Поднести что-нибудь, подержать. Но они отказались.
- Ты давай иди в библиотеку, ты там нужнее. А мы тут разберемся. Каждый должен заниматься своим делом.
Бабушка моя была рада меня видеть. Не ожидала, что я вернусь. Да и у остальных на лицах я увидел улыбки. Мы здесь практически не общаемся. Некогда. Но друг друга в лицо знаем и поддержку чувствуем. Зачем слова? Слова не всегда нужны. Слова вторичны. Сердце главное. Оно не обманет. И еще глаза. Но это я отвлекся.
- Хорошо, очень хорошо, что вернулся. У нас заказ поступил. А все заняты. Ты же знаешь, у нас каждый человек на весь золота. Хороший почерк - это большая редкость. Большая. А к почерку ещё и голова нужна. Ну, пойдем, пойдем. Сказки Пушкина, что ты переписывал, мы продали. Хорошую цену на аукционе нам за них дали. Деньги городу очень нужны. Слышал, что ураган натворил?
- Слышал, - отвечаю.
Она говорит и говорит. Раньше молчаливая такая была, слово скажет и улыбается, слово скажет и улыбается. А сейчас не остановить. И ведет меня куда-то, почти бесшумно шурша своими худыми ножками по терракотовой плитке.
Я впервые попал в другой зал, где работают мастера. Здесь все так же, как и в том зале, где я работал прежде и в тоже время все по-другому. Те же ряды старинных массивных дубовых столов, над которыми склонились писцы. Скрипят перья, шуршит бумага, пахнет чернилами, пергаментом и стариной, легкий запах сырости и паутины. Вы когда-нибудь чувствовали запах паутины. Нет? Тогда вам не понять. И сами писцы другие. Их немного - человек двадцать, если навскидку. Юноши, девушки, зрелые мужчины, дамы неопределенного возраста. Все серьезные, сосредоточенные. Пером выводят, губами проговаривают. Мужчины в легких однотонных кафтанах с высокими стоячими воротниками. Женщины в монашеских сутанах с капюшонами, сшитых из хороших тканей неброских тонов, в талиях перехваченных элегантными поясками в виде веревочек. Форма. Принадлежность к элите. Не то чтобы другие так не могут одеваться. Просто не смеют. Такую честь заслужить нужно.
Бабушка подвела меня к свободному столу, на котором лежала стопка старинных книг в потертых, потерявших от времени свой первоначальный цвет кожаных переплетах.
- Вот это твое новое рабочее место. Здесь и будешь работать.
У меня замерло сердце.
- А я справлюсь?
Бабушка улыбнулась и ничего не ответила. Прямо, как в старые времена.
- Это Геродот, - она указала на книги. - Нужно поискать упоминания об одном племени. Выпиши все, что найдешь.
- Подробности вот здесь, - она указала мне на листок бумаги рядом со стопкой книг. В цивилизованном мире это называется «техническое задание».
- Геродот?- переспросил я растерянно. - Так это же на греческом?
Бабушка снова улыбнулась и бесшумно удалилась. А я остался один на один с греческим языком Геродота. Девушка, которая сидела рядом, оторвалась от работы и с интересом посмотрела на меня. Мне показалось, что она даже улыбнулась. И мне захотелось с ней заговорить. Я уже было рот открыл, чтобы задать ей один из тех глупых вопросов, которые принято задавать в таких случаях. Но девушка приложила палец к губам и снова погрузилась в работу.
Я пожал плечами и бережно открыл старинный фолиант. Греческий оказался совсем не греческим. Переводной экземпляр, просто очень старый.
Продолжение следует. (http://www.proza.ru/2017/12/06/2218)