(Фото автора.)
Давно это было. Возвращаюсь я, как-то, поздно с работы, поворачиваю на длинную лунную дорогу и с ужасом пытаюсь представить, как мне дойти до дома, не убившись на этом катке. И чуть не спотыкаюсь о лежащего на обочине человека, явно мужчины и явно пьяного. А вокруг ни души! И что делать? Оставить, пройти мимо? Замерзнет ведь на таком морозе (Время-то еще давнее было, мобильной связи не знали). Стою, жду, может пройдет кто. Мужик что-то бурчит, примерзает наверно.
Вдруг вижу, по другой стороне дороги идет кто-то. Темно, толком не разглядеть. Дорога без фонарей, только с обеих сторон, за сугробами, маленькие домики окнами светятся. Хорошо, хоть луна на дороге отсвечивает. Окликаю прохожего, и маленькая тень быстро зачапала ко мне. Фигурка оказалась до такой степени закутанной, что не понять, женщина это или мужчина. «Ладно, - думаю, - сейчас не до гендерных различий, лишь бы помогли». При ближайшем рассмотрении непонятное существо оказалось щупленькой старушкой. Только вот толку от неё не больше, чем от меня.
Объясняю ситуацию. Старушка наклоняется к примерзшему, пытается наладить с ним контакт, и вдруг так радостно мне сообщает:
- Ой! Так ведь это же Николаша! - и смотрит на меня ожидающе, словно я тоже должна радостно всплеснуть руками от такого узнавания и вскричать: «Да что вы говорите? Какая приятная встреча»!
- Ну, Николаша это! Сын Петра Иваныча. Ну, жена у него еще, Зинка, в парикмахерской стрижет, белобрысая такая! И Зинку не знаешь? А может, Сашку Семенова знаешь? Он ему двоюродным братом приходится. И Сашку не знаешь? - уже с подозрением спрашивает старушка.
- Да никого я не знаю. Приезжие мы. А Вы общайтесь, общайтесь с Николашей! - и делаю несколько шагов в сторону моего далекого дома.
- Стой, милая! Куда ты? - заверещала она,- Ты, я вижу, такая же сердобольная, как и я!
Сердобольная? Лучше бы она этого не говорила. Похоже, слова из 19 века как-то странно на меня действуют.
- Что делать будем? - конкретно интересуюсь я, однако с места не трогаюсь.
- Как что? Тягать будем!
- Тягать? А как это?
Да, мне много чего приходилось делать в жизни, но тягать пьяных мужиков...
Тем временем заводная старушка решила даром времени не терять и вместе с репликами, вроде: "Вот заявишься домой, Зинка тебе даст!" - приложилась к Николаше несколько раз своей маленькой ножкой, целясь в его большую нижнюю часть. И что вы думаете? То ли знакомое имя Зинки так на него подействовало, то ли пинки, а может ему показалось, что это Зинка его уже и лупит ногами, но только непонятно что бурчаший мужик вдруг встал на четвереньки, а потом, с большим трудом, и на ноги, с поднятыми руками напоминая одновременно то ли пленного немца, то ли медведя-шатуна, выбравшегося из берлоги.
Впрочем, фигура тут же покачнулась и явно захотела принять горизонтальное положение.
- Держи! - крикнула мне бабулька и подперла его с одной стороны. Я рванула ко второй и тоже изобразила косяк.
Стояли молча, но недолго. Среднее звено нашей гимнастической фигуры вдруг без предупреждения резко потянуло нас за собой вперед, упали мы разом! И тут я стала хохотать во весь голос! А когда я так ржу, то резко теряю силы. Даже подниматься не стала, сижу в снегу и хохочу, слушая при этом, как старушка, этот божий одуванчик, начинает крыть Николашу на чем свет стоит:
- Колька, зараза, паразит ты чертов! Яички мне разбил, а у меня в сумке-то паспорт!
Отругавшись и отсмеявшись, снова принялись за дело. Кое-как воздвигли Николашу на ноги и под руки стали выводить к свету, на дорогу. Несколько раз еще все падали, снова поднимались! Отдохнём и дальше идем. Упадем, отдохнём, встанем. Ох, нелегкая это работа - из болота тащить бегемота, да еще когда сама в шубе и меховой шапке. Та еще банька! От вспотевшей головы мой песец сползал то на правое ухо, то на левое, то на лоб... Снимешь - холодно. И сумки мешают. Мучение, одним словом. Наконец, выбрались на дорогу-гололед. В каком из этих домиков ждут непутевого Николашку? Не знаем! И куда тащим, не ведаем. Главное - НЕ БРОСАТЬ!
Вдруг вдалеке показался свет фары какого-то транспортного средства, явно двигающийся в нашу сторону. Мы гордо встали посередине дороги, напоминая известную троицу из фильма "Кавказская пленница", с той лишь разницей, что среднее звено не дергалось в исступлении, а висело на нас кулем с поникшей головой.
Свет приблизился настолько, что мы смогли рассмотреть мотоцикл с коляской. Я уже представляла, с какой радостью мы сейчас пристроим в нее это мужское тело, но мотоциклист, не притормозив, лихо объехал нас и быстро скрылся вдали. Да, как говорил известный киногерой, «Вечер перестает быть томным».
- Где он хоть живет? - спрашиваю у старушки
- Та-а-а-м! - неопределенно махнула она рукой куда-то вперед.
И это её растянутое "та-а-а-м" подсказало мне, что домой я попаду не скоро, может быть, даже не сегодня.
За разговором мы потеряли бдительность и тело снова оказалось у наших ног. Надо хоть с дороги убрать, чтоб не задавили. Или снова его в сугробик пристроить? Там хоть мягко. Посовещавшись вдвоем (Николаша права голоса, по уважительной причине, не имел), мы решили доволочь его до первого светящегося окнами домика и попытаться пристроить на ночлег.
Схватили Николашу за руки и прямо на пузе поехал он, вслед за нами, в неизвестном для себя направлении. Правда, ему было все равно. Хотите катать? Катайте. Впрочем, на гололеде, в лежачем положении, он пошел легче. Если бы мы еще сами не скользили да не падали, то, может, и дело быстрее пошло...
Подъезжаем мы со своим грузом к ближайшему домику и соображаем, что в таком, подозрительно лежачем,виде, Николашу вряд ли кто приютит. Снова, уже из последних сил, ставим его в вертикальную стойку. Стучимся.
Вскоре открывается входная дверь, выходит мужик, жует что-то, смотрит на нас и молчит. А что бы вы сказали на его месте? Стоят две измотанные, непотребного вида, бабы и держат под руки мужика с закрытыми глазами! Тут моя старушка ласковым голосом снова приступает к своему представлению:
- Глянь, дак ведь это же Николаша! Сын Петра Иваныча! Ну жена у него еще Зинка-парикмахерша!
Про Сашку Семенова ей напоминать не пришлось, так как сразу после Зинки хозяин ухватил Николашу за шкирку, приземлил в угол на веселые домашние половички и молча захлопнул дверь...
Вот она, мужская солидарность!
Как мы с этой старушкой-потягушкой до своих домов дошли, не помню, будто вечность минула.
- А что так поздно? - спросил обеспокоенный муж.
- А! Мужика тягала, сердобольная...-прошептала я и рухнула на диван.