Уникум из Лисовки 24. Взаперти
Когда дверь за бандитом захлопнулась, девушка беспомощно сползла на пол и в голос заплакала. Слёзы прозрачными горошинами скатывались по обезображенному наливающейся чёрной гематомой лицу. Люка вдруг поникла, посерела, словно замёрзла, разбитое лицо, страх, обида и боль унижения выжимали из неё рыдания и слёзы, и отнимали последние силы.
Сколько времени так просидела она в полуобморочном, истеричном состоянии, она не знала – похоже, целую вечность.
У неё уже не хватало сил плакать и бояться, она медленно погружалась в какое-то тупое безразличие. Её перестало трясти, во рту пересохло, она осознала, что давно и сильно хочет пить. Она добрела до стола, открыла бутылку «фанты» и, преодолевая боль в разбитой щеке, напилась. И грузная, опустошающая усталость придавила её, заставила склониться на замызганный диван и, инстинктивно сжимая в кулаке остаток разбитой бутылки, Люка уснула, словно умерла.
Как долго длился её сон, похожий на провал в памяти, определить было невозможно. Девушка проснулась от жажды всё в том же кошмарном пространстве. Она допила фанту, по журчанию воды за перегородкой нашла замызганный туалет, умылась, всплакнув от болезненного прикосновения к повреждённому лицу. Голода она не ощущала, хотя не ела более суток. Закуски, усыхающие на столе, вызывали даже не отвращение, а какое-то содрогание, вроде приступа тошноты.
Страх не отпускал её. От беспомощности всё время хотелось не то что заплакать, завыть, но у неё хватало мужества, сдерживаться. Она лишь тихонько поскуливала и шёпотом причитала:
– Мерзавец, сволочь, как он посмел!.. Мика, миленький, сделай что-нибудь, вытащи меня отсюда, у тебя же папа милиционер!
«Должен же Мишка догадаться, что мне плохо – вспыхивала вдруг у неё призрачная надежда, – и помочь! Он придумает, обязательно что-нибудь придумает!»
В низком бетонном плохо проветриваемом помещении стояла липкая омерзительная духота с прокисшим запахом дешевого шампанского. С влажных труб, висящих под потолком, капал ржавый пот, разбивая подвальную тишину монотонным мокрым стуком. Время от времени в толстом канализационном стояке с пугающим шумом обрушивался поток воды с верхних этажей.
Люся снова сжалась в комок, и, не выпуская своё импровизированное оружие, замерла в жутком изматывающем ожидании, всё чаще погружаясь в забытьё.
Время остановилось…
Продрав глаза, Юран долго бессмысленно смотрел в одну точку, не осознавая, где он и кто он. Последнее, что открыла ему память – это то, что он избил Люську. Он, скривившись, болезненно промычал. Дальше в памяти был мрак.
Беспощадное похмелье мучило его, не позволяя сосредоточиться.
Юран, тяжело отдуваясь, перетряхнул все бутылки и выругался от досады – надо было идти в магазин. Посмотрел на часы – было уже половина первого. В магазине, как говорится, не отходя от кассы, Фрич вытряс в себя банку пива, немного прозрел и, вздохнув, с угрюмой подозрительностью поглядел на окружающих. Загрузившись водкой, пивом и колбасой, пообещав знакомой продавщице позже донести недостающий червонец, он поторопился в качалку, по пути решив, что, подкрепившись, подойдет к Люсьене и… и извинится! Как могла прийти в его голову такая мысль, никогда прежде не посещавшая это незнакомое ей место, труднообъяснимо! На улице нарастала жара, и Юран, обессиленный перепоем, взмок и, только добравшись до качалки, облегчённо сбросил пот со лба – наконец-то, он по-настоящему похмелится! Он жадно выпил стакан водки, и, уставившись в одну точку, рвал зубами, не очищая, краковскую колбасу, пытался представить, как зайдёт к Люське и… Дальше его воображение давало сбой. Как поведёт себя сумасшедшая девчонка, и, главное, он сам, предвидеть Юран был не в силах. Фрич трусил, того не сознавая.
Выпил снова. Водка вливала в него силу и уверенность, переходящую в наглость. Его развезло. Он начал ходить туда-сюда, что-то невнятное говорил пленнице через дверь, обещал, матерился, и Люсьену ожидала непредсказуемая, возможно, страшная участь, но отсрочило развязку первейшее желание алкоголиков – прежде всего, выпить. Выпить ещё. Юран приготовил связку ключей, прислушался. У Люси было тихо. И ему вдруг померещилось, что там никого нет. Он ринулся было к двери, но вспомнив, что хотел сделать в первую очередь, вернулся к столу. И выпил решающую, самую нужную для главного дела дозу, откинулся в кресле, собираясь с духом, прикрыл набрякшие веки и… натужно, с задержкой дыхания захрапел…
Толян явился с заготовленной дружеской улыбкой на лице, с нездоровым любопытством в глазах и с игривым приветствием:
– Ну что, Юран, можно поздравить?
Юран в ответ всхрапнул, причмокнул губами и перекатил голову на другой бок.
– Ага, кемарим, значит? Так, так… – Парень постоял, сунув руки в карманы и искоса поглядывая на спящего Фрича. – Так, значит?.. Ну-ну! – и увидел на столе ключи от всех комнат.
Инстинктивно воровато оглянулся на выход, быстро оценил удачную возможность, и ему стало горячо от нестерпимого желания. На его сомкнутых губах наметилась и застыла блудливая, улыбка. Воровато поглядывая на глубоко и безмятежно спящего хозяина, он крадучись, чтоб не звякнуть, подобрал со стола гроздь ключей, и, прогнусавил:
– Заждалась крошка? Ничего, я сейчас… – с мерзкой, не предвещающей ничего хорошего гримасой, осторожно отомкнул дверь и проскользнул во внутрь.
Для Люсьены звук проворачивающегося ключа, которого она с ужасом ожидала каждое мгновение на протяжении этого тягостного времени, всё равно загрохотал неожиданно и жутко. Она вздрогнула, глаза её широко раскрылись от всплеска страха, и в запредельном напряжении она втиснулась в угол. Ей хватило какой-то неосознанной, импульсивной хитрости завести вооружённую «розочкой» руку за спину, и она с остановившимся сердцем ждала нападения.
Дверь тихо растворилась, и в проёме появился незнакомый парень, один из тех, кто затащил её в этот вонючий подвал.
По его плотоядному взгляду, по блуждающей похотливой улыбке Люсьена поняла – это конец.