Мишка бежал, через силу заставляя себя, трудно со свистом вдыхая тугой горячий воздух раскалёнными лёгкими, и смахивая пот со лба – так обычно приходилось бегать, сдавая тест Купера, но на тренировке, если тебе невмоготу, можно было перейти на шаг, а то и вовсе остановиться, сейчас его гнал страх за Люку и за себя.
Мысли его путались, возникали и растворялись тут же. «Эх, папка, папка, не поверил!» – жгучая обида ранила сердце. Мишка часто судорожно оглядывался – ему вдруг казалось, что его преследуют. Заслышав шум мотора за спиной, он, на всякий случай, сбегал в кювет, что требовало лишних усилий, но, слава Богу, его обгоняли незнакомые легковушки и грузовики.
И когда до райцентра оставалось километра два, он, испугавшись, сгоряча отпрыгнул с обочины поближе к деревьям, когда идущая навстречу автомашина затормозила перед ним, и из неё выскочил какой-то мужик.
– Миша! – раздался голос отца, – что с тобой, сынок!
Мишка бросился в объятия папки, и тут нервы его сдали и он, сквозь плач, закричал:
– Папа, скорей! Они убьют её, Волоха убьёт её!
– Успокойся, сынок, успокойся, тише, тише. Какой Волоха? Кто они, и почему они убьют её?
– Я же тебе говорил, это они, Альберт и Волоха, дебил этот! Они и меня хотели убить, Волоха схватил меня, забрал телефон и замкнул в какой-то кладовке, только я убежал, и к тебе поехал, на велосипеде поехал, а он меня на дороге, на машине догнал и хотел из пистолета. Велик Ванькин изломал, гад! Гнался за мной. Только я убежал.
– А тебя-то за что! – воскликнул Михаил Иванович.
Миша, почувствовав себя защищённым, остыл и уже более размерено продолжал:
– Я пришёл к Альберту и сказал, чтоб он отпустил Люку, и пригрозил, что если её не отпустит, то я всё расскажу, в милиции расскажу, что я всё знаю! А меня Волоха схватил и прямо бросил в пустую кладовку, и они меня там заперли! – Мишка вновь распалялся от волнения и возмущения и, как бы заново переживая случившееся, не замечал, что уже повторяется.
– Ох, Мишуня, да что ты там знаешь?! С чего ты взял, что это тренер… Что она у тренера? Ну и нафантазировал!.. Хотя, просто так гоняться за тобой вряд ли бы стали. Ох, дурачок ты мой, дурачок, заварил кашу… да ещё и девчонку втянул! – но, видя виноватое страдающее Мишкино лицо, перестал упрекать его: – Ладно, сынок, всё будет хорошо, успокойся! Обещаю, всё будет хорошо. - И с угрозой добавил: – Ничего, Артём с ними разберётся!
Уколов старший свободной рукой потрепал сына по спутанным волосам, и сосредоточенно погнал машину вперёд, вминая акселератор до упора. Через некоторое время он позвонил другу:
– Артём, дело, по-моему, становится серьёзным. Я сейчас по дороге к тебе Мишку встретил. Представляешь, бегом! До Лисовки! Испуганный, загнанный, он тут такого мне наговорил, что голова кругом. В общем, он сказал, что его вроде бы хотели убить, некто Волоха, похоже, охранник …
– Какой охранник? – переспросил Косиченко.
– Какой, какой! Футбольный! Охранник в академии. Слушай, точно, там дело нечисто, ты не жди меня, пошли ты в эту академию своих ребят разобраться с этими деятелями. А лучше сам поезжай, я тебя прошу, мы с Мишей минут через десять тоже там будем. Да ты сам с ним поговори, пусть он тебе всё расскажет! – и передал телефон сыну.
Мишка, немного отошедшей и от изматывающего бега на срыве дыхания, и частично от страха, уже более внятно сжато пересказал события последних дней дяде Артёму.
А Михаил Иванович на этот раз окончательно поверил сыну и погнал на форсаже.