Богу-богово

- В колхозе намечался праздничный концерт по случаю окончания уборочной страды. И вот уже начало, и в программе концерта стоит номер: «Стихи Пушкина» - читает бригадир первой бригады, Снопов. Но бригадира задержали дела с поздравлениями в бригаде, и номер объявили при его отсутствии. Ведущий вынужден был объяснить ситуацию: по техническим причинам номер «Стихи Пушкина» будет заменен на другой: «Частушки на злобу дня». Концерт пошёл далее своим чередом, а стихи оставили на конец концерта. Но ведущему кто-то шепнул, что видели бригадира Снопова в клубе, что он вот-вот пройдет за кулисы. Через номер ведущий снова объявляет «Стихи Пушкина», но Снопова опять не оказалось, видно он перепутал вход на сцену, со входом в буфет и снова пришлось менять стихи классика на частушки. Послали найти Снопова, чтобы заявленные стихи он прочитал хотя бы в самом конце. Было бы неудобно, если не прочитать их вообще, ведь клуб именовался именем Пушкина. В те времена имена Чапаева, Калинина, Горького, Пушкина принято было давать городам,  культурным заведениям и трудовым коллективам. Посланная за Сноповым Маруська Клеверова, бригадира так и не нашла, но на крыльце клуба столкнулась с балагуром и непутёвой головой сторожем клуба Михалычем, знатоком поэзии и театральных сцен по клубной службе. «Михалыч, выручай»- схватив за грудки, воскликнула Маруська! «Второй раз объявляли «Стихи Пушкина», а Снопов как в воду канул». «Не в воду он канул, а в стакан» - хотел сказать Михалыч, но сдержался, начальство всё-таки колхозное. Сторож хотел только заглянуть в щёлочку на ход концерта, а прямое участие ему не светило вовсе. А тут-предложение, да какое – Пушкина читать! И он согласился. Проводив Михалыча за кулисы Маруська представила его как претендента, и ведущий объявил долгожданный номер. Михалыч выкатился на сцену и, поправив осанку начал читать: «Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя» и уже дочитал было до конца при жуткой тишине, как вдруг кто-то отчаянно саданул в раму половинкой кирпича, и звон стекла перекрыл голос декламатора. В зале завизжали ребятишки, и заголосили бабы. Кто-то из мужиков изящно ругнулся, и Михалыча толпа выплеснула с клубного крыльца, словно баба из корыта. Побежали за хулиганами, но Михалыч остался на посту, осознавая, что завтра с него будет спрос. Буря, о которой он читал со сцены накануне, наутро проявилась в кабинете председателя. Он стоял на ковре и слушал бурную речь, а перед глазами всё виднелся притихший зал и слышалось тихое покашливание заядлых курильщиков. Ругань начальства он не слышал. За ночь он подготовился к самому худшему, и теперь ждал только конца. Когда председатель взял паузу, Михалыч сразу же вклинился и пошёл в атаку. «Петр Петрович, Вы не правы! Да, я отвлёкся, оставил пост, так сказать, но тому были веские причины, срывался номер. Ведь самого Пушкина попросили прочитать, а у меня на него талант от Бога. А вы не господь Бог, чтобы таланты  судить. Подумаешь, стекло высадили. Его ведь кто высадил? Кто поэзию не любит, кто классика не чтит. Нет Петрович, не вправе вы талант судить, ведь  талант -  дар Божий». Председатель не ожидал такой тирады от сторожа, сначала вроде бы даже опешил, но начальственную вожжу из рук не выпустил. «Ты вот что, талант от Бога! За Пушкина тебе спасибо, а за разбитое стекло прикажу вычесть с тебя из зарплаты. Как говорится: Богу-Богово, а сторожу-сторожево. Понял?»- и председатель дал понять, что аудиенция закончена. Михалыч шёл из правления колхоза гордый и важный. «Чёрт с ним со стеклом! А вот Пушкина прочитать со сцены – не каждому дано!»