1.
За длинной чередой снежных метелей, морозов и редких оттепелей пришла настоящая весна. В один из серых дней, вдруг, словно настежь распахнулось наглухо закрытое в небо окно и на землю хлынул ослепительный поток света и тепла. Солнце, будто очнувшись от долгой, зимней дрёмы, вспыхнуло с новой силой, своим могучим, горящим сердцем отогревая продрогшую от стужи природу. Всё живое устремилось навстречу его лучам и жадно, с упоением впитывая их, переживало великое таинство преобразования лучистой энергии в собственную жизненную силу.
Каждый день наступившей весны добавлял новые штрихи на быстро преображающемся полотне жизни. Будто сломленные непреодолимой силой, сдались и отступили трескучие морозы, сильно осел и быстро растаял снег. Кое-где в низинах ещё лежали серые рыхлые острова, но и они незаметно исчезли, заполнив овраги талой водой, а на просохших и прогретых солнцем прогалинах появились первые скромные цветы мать-и-мачехи. Сбросив оковы зимнего сна, пробудились, зашумели молодой листвой деревья, пришло время цветения черёмухи. Подобно призрачным кораблям под белыми парусами стояла она у сельских дорог, покачиваясь на колеблющихся волнах прохладного воздуха и наполняя пространство своим тонким ароматом, разносящимся на целые вёрсты вокруг.
Но поток жизни стремительно катился дальше и дальше. На смену шумной, многоголосой весне пришло засушливое и небывало жаркое лето. От беспощадного зноя нигде не было спасения. Только под утро, когда растительность покрывалась скудными каплями росы, становилось немного прохладнее.
Небывалая засуха охватила сразу несколько регионов. Почва накалилась и потрескалась, высохли ручьи и обмелели реки, положив конец судоходству. В лужи превратились небольшие озёра и пруды. Повсеместные лесные пожары наполняли и без того раскалённый воздух запахом дыма и гари. От недостатка влаги страдали посевы и дикие животные, которые всё чаще и чаще приходили к человеческому жилью в поисках воды и защиты от огня; снялись со своих обжитых мест и улетели водоплавающие птицы.
На всю ближайшую округу осталось одно единственное озеро, которое пока ещё хранило свой уровень за счет подземного источника. Находилось оно в семи километрах от Ивановки. Теперь по пыльной дороге тянулись к нему вереницы автомобилей и подвод, с воем, обгоняя всех по дороге, проезжали пожарные машины. В лесном массиве один за другим вспыхивали пожары, горели леса, горели хлеба, выгорали целые посёлки, оказавшиеся на пути разбушевавшейся стихии. Население боролось с огнём как могло, но большей частью безуспешно. Кочующее по верхушкам деревьев пламя, распространялось молниеносно, и в то время, когда его опустошающее шествие было остановлено в одном месте, оно с яростью прорывалось в другом. Положение сложилось тревожное, в округе уже сгорело несколько деревень и отчаянье людей, в одночасье ставших бездомными, наводило ужас на всех остальных.
В Ивановке катастрофически не хватало воды. Колодцы опустели, от жажды страдал домашний скот и гибли посевы. Для борьбы с огнём жители организовались в пожарные дружины. Одни тушили новые обнаруженные очаги возгорания, другие рыли противопожарные рвы, третьи - главным образом школьники старших классов, - подвозили им воду и продовольствие. Замученные, уставшие люди и лошади уже несколько суток не знали отдыха. Наконец, с помощью воздушной авиации, самый обширный и опасный участок горящего леса удалось погасить, и, закопчённые, пропахшие гарью жители Ивановки с облегчением вздохнули, возвращаясь в свои дома.
Роман был весь в пыли и саже, чёрные хлопья которой кружились в воздухе. Теперь нужно было набрать воды для дома, а заодно искупаться, и он снова направил лошадь к озеру. День клонился к вечеру, но там было людно и шумно, всем хотелось освежиться и немного передохнуть после тяжёлых, напряжённых дней. Общее нервное возбуждение постепенно улеглось, уже слышны были шутки и смех, кто-то даже негромко пел…
Роман распряг Резвого, взял его под уздцы и пошёл с ним вдоль берега. В укромном и тихом месте, скинув с себя верхнюю одежду, он завёл его в воду. Резвый долго и громко фыркал, жадно втягивая её губами, а Роман пригоршнями поливал ему спину и бока, поглаживая его по шее и широкой белой полосе, протянувшейся от лба до самых ноздрей. Гнедой охотно принимал его ласку. Утолив жажду, он положил свою большую голову Роману на плечо и, негромко всхрапывая и потряхивая гривой, искоса поглядывал на него умными, тёмно-фиолетовыми глазами.
Роман очень любил своего четвероногого друга. Ему было уже шесть лет, когда родители решили обзавестись лошадью потому, что в пору весенней распутицы по лесным и сельским дорогам невозможно проехать на автотранспорте. Он хорошо помнил этот летний день, когда в их доме появился забавный, голенастый жеребёнок с коротким смешным хвостом. По-детски резвясь в выстроенном для него загоне, он без устали гонялся то за бабочками, то за птицами, которые любили порыться в земле, взрыхлённой его копытами. Роман много времени проводил с ним рядом, и они крепко привязались друг к другу.
Искупав коня и сам наплескавшись вдоволь с ним вместе, Роман отпустил гнедого пастись на скудной даже вблизи воды траве, а сам растянулся на влажном прибрежном песке в резной тени серебристой ивы. Угрожавшая опасность отступила, и теперь можно было никуда не спешить. Постепенно на озере затихли все голоса и плеск воды. Роман остался один на опустевшем берегу. Подложив руки под голову и закрыв глаза, он слушал наступившую тишину и вдруг вздрогнул от неожиданного прикосновения, - это низко над землёй пролетевшая ласточка чиркнула ему по лицу своим узким крылом и умчалась прочь.
До чего же славные существа эти птицы!
Роман, опираясь на локоть и приложив ко лбу ладонь козырьком, проводил ласточку долгим, добрым взглядом и снова упал на спину, широко раскинув руки в стороны.
Над его головой, словно перевёрнутая вверх дном чаша, голубела выгнутая наружу небесная полусфера, один край которой уже начал темнеть, обретая густой синий цвет, а другой алел в лучах заката. Интересно, - подумал он, - а там, на солнце, есть жизнь? Говорят же, что даже в пламени обычного костра живут саламандры, и кажется, я видел одну из них… Не то змейка, не то ящерка… сама полупрозрачная, и такая же как огонь подвижная… жалко, что из-за дыма не удалось рассмотреть её получше. Выходит, что в природе есть существа, для которых стихия огня не опасна. Что, если на солнце живут люди одной с ним огненной природы, наподобие саламандры… Лучистая энергия Циолковского, живое вещество Вернадского – что это, если не огонь и не он ли исходит от всех святых, изображённых на древних иконах? Откуда они пришли к нам и куда уходят после смерти, унося с собой своё сияние? Где конкретно продолжается жизнь человека, когда заканчивается его земной путь? Какая звезда, или какая планета будет его новым домом?
Много вопросов возникало в его голове, когда он думал о смысле жизни и связи человека с Космосом. А то, что эта связь существует, у него не было никаких сомнений. Часто, просыпаясь среди ночи, видел он неисчислимое множество разноцветных лучей, испускаемых звёздами. Они пронизывали всё тело пространства, и казалось ему, что пластичная, сияющая и трепещущая ткань Вселенной соткана из этих тонких, едва уловимых обычным зрением нитей, издающих невыразимые по красоте звуки, подобно струнам Эоловой арфы. В этом фантастически прекрасном мире угадывалось Высшее Присутствие. За каждым звуком, за каждой цветовой вспышкой стоял чей-то разум, ведь ничто не может проявиться без приложенной к тому сознательной воли.
Роман и сам не понимал, откуда ему всё это известно. Он просто родился с этим убеждением и всюду находил ему подтверждение, а став старше, лишь ещё больше убедился в том, что весь мир – это творение более могущественных, чем земной человек, разумных существ. Поэтому, когда в ночной тишине он слушал музыку сфер в её многообразном звучании и чётком, безупречном ритме, то в его воображении с лёгкостью возникали образы дальних миров, разбросанных по бескрайним просторам Космоса. Для него это было вполне естественно, и он очень удивился, когда понял, что в жизни большинства людей Космос ничего не значит.
Солнце уже низко опустилось над горизонтом, пора было возвращаться в посёлок и Роман громко свистнул, подзывая Резвого. Конь поднял голову и, постукивая подковами о твердую почву, пошёл на его зов. Пройдя немного вдоль кромки воды, они вернулись к своей подводе, на которой стояла пятидесятилитровая пластмассовая бочка синего цвета с крышкой. Быстро управившись с упряжью и наполнив ёмкость водой, Роман сел на край подводы и слегка шевельнул вожжами.
– Домой, Резвый, домой. Конь не спеша тронулся с места.
Скрипели постромки и колёса, булькала вода, а позади тянулся шлейф поднятой с дороги мелкой, удушливой пыли. Обогнув совхозный птичник с большим двором и вольером для кур, дорога стала подниматься по крутому и довольно высокому склону, поросшему кустарником, малиной и цветущей таволгой. В зарослях, источающих терпкий аромат, без умолку на все лады трещали кузнечики. На вершине холма Роман притормозил, окинув взглядом лежащий в низине посёлок, который простирался перед ним как на ладони. С прошлых советских времен сохранились в нём кирпичные здания клуба, школы, больницы и бывшего сельского совета. На его стене справа от входа теперь висела табличка с ничего не выражающим словом «администрация», а прежняя, сельсоветовская, хранилась в местном краеведческом музее, который ютился в одном помещении с библиотекой.
В самом конце одной из улиц почти у самого леса жил Роман с сестрой и родителями. Рядом с их домом раскинула широкие ветви высокая, старая сосна. В посёлке было непривычно пусто и тихо, даже вечно тявкающие по любому поводу собаки и то куда-то попрятались. Родители Романа работали врачами в местной больнице и всё время, пока шла борьба с огнём, они почти не покидали её, оказывая первую помощь пострадавшим, которых было не мало. Дома всё это время находилась только его сестра Оля. Она была младше Романа, но он не чувствовал их разницы в возрасте и очень любил её. Трудно сказать, когда зародилось в нём это чувство. Возможно, в тот незабываемый день раннего детства, навсегда связавшего его с ней самыми сильными братскими узами…
Оле было всего четыре года, когда она потерялась. Её долго искали по всему посёлку и не могли найти, уже собрались на поиски в лес, но совершенно неожиданно для всех нашел её Роман, которому едва минуло в то время восемь лет. Обнаружил он свою сестру на конюшне. Это было единственное место, куда никто не догадался заглянуть. Войдя в денник, Роман остолбенел: Оленька стояла под брюхом у Резвого, гладила его ладошкой по животу и бокам, и приговаривала на своём детском языке: – Лошадка, хорошая… давай поскачем на небо… будем с тобой скакать и скакать… доскачем до солнца, возьмём у него лучик… будет у нас дома даже зимой светло и тепло…
Резвый нервно топтался на месте и тревожно храпел… Роман стоял, смотрел и слушал, стараясь не шевелиться. Достаточно было одного лишнего движения, чтобы встревоженная лошадь нечаянно покалечила его сестру. Он не успел ничего сообразить и предпринять, когда, изогнув немыслимой дугой свою шею, Резвый ухватился зубами за капюшон Олиной курточки и, осторожно оторвав ребёнка от земли, плавно перенёс и поставил её на ноги перед собой. Она, нисколько не испугавшись, весело засмеялась, а Роман мгновенно оказавшись с ней рядом, схватил её в охапку и поволок к выходу.
– Рома, – продолжала лопотать Оленька, – когда я вырасту, мы с лошадкой поскачем на небо за лучиком! А ты поскачешь с нами?..
– Кто тебе разрешил на конюшню ходить? – сердито ворчал Роман, прижимая её к себе что было сил. – Тебя все ищут, родители с ног сбились!
– А как это с ног сбились? Нога за ногу запуталась, да? – невозмутимо поинтересовалась Оленька, обхватив своими ручонками брата за шею…
Так состоялось её первое личное знакомство с лошадьми, но подрастая, она тоже полюбила этих красивых и умных животных. Они вместе ухаживали за своим домашним питомцем, и это очень сближало их. Но с того памятного дня Роман постоянно испытывал чувство тревоги за сестру и желание оберегать её не покидало его уже никогда. Оля знала, что во всём может положиться на брата и отвечала ему тем же.
Семья, в которой они росли, была крепкой и дружной, всё в ней ладилось и спорилось. Когда начиналась пора сенокоса, они частенько все вместе оставались ночевать в поле под открытым небом, вдыхая аромат свежескошенных трав и восхищаясь красотой звёздного неба. Ближе к ночи отец разжигал костёр и рассказывал какую-нибудь легенду. Он знал их очень много, слушая его, они забывали про всё на свете. Знание о живом Космосе со временем проснулось и в Олиной душе, и Роману не нужно было ей ничего объяснять и доказывать, - она понимала его без слов.
2.
В душной тишине чистого, просторного дома громко тикали старые настенные часы-ходики, доставшиеся им в наследство от пра-пра-прабабушки по материнской линии. Механическая кукушка исправно выполняла свои обязанности, каждый час в положенное время издавая своё неизменное «ку-ку». Много раз эти часы пытались у них выкупить то для антикварного магазина, то для театра и даже киностудии, но ничего из этого не вышло: семейная достопримечательность не подлежала продаже ни за какие деньги.
Время приближалось к десяти часам вечера, механизм издал характерный звук, дверца распахнулась и кукушка начала очередной отсчёт. Оля захлопнула недочитанную книгу и отложила её в сторону. Неясная, смутная тревога беспокоила её весь день и мешала сосредоточиться. Неужели что-то случилось с родителями? Рано утром они уехали в областной центр за новым медицинским оборудованием и лекарствами, но сейчас это было очень опасно, ведь на лесную дорогу могло упасть горящее дерево, а на машину напасть испуганный лесным пожаром лось. Это своенравное животное даже без особой причины ударом копыта легко пробивает насквозь кузов легкового автомобиля, воспринимая его как угрозу для себя, и никто не знает заранее, чем может закончиться неожиданная с ним встреча.
Она подошла к распахнутому в сад окну. На улице стояла непривычная тишина. Смертельно уставшие люди буквально свалились с ног и весь посёлок погрузился в сон намного раньше обычного. Не было слышно ни звука, ни шороха, всё замерло, будто затаилось в наступивших вдруг сумерках. – Неужели, наконец, пойдёт дождь? – подумала Оля, высунувшись по пояс в окно и оглядывая небосклон. С запада надвинулась плотная тёмно-синяя полоса громоздящихся друг на друга туч. В их глубине сверкали вспышки электрических разрядов, до её слуха донеслись первые приглушённые раскаты грома. Где-то в животе, словно проснувшаяся холодная змея, снова шевельнулась тревога.
– Роман уже тоже должен был вернуться, а его до сих пор нет… И телефоны ни у кого не отвечают… У Ромки скорее всего батарейка разрядилась, а родители – наверное, вне зоны… Лучше бы я с ними поехала, – думала она, – всё равно сижу дома и ничего не делаю.
В сгустившейся предгрозовой тьме по крыше застучали первые крупные, но редкие капли дождя. Налетевший вихрь закружил по двору опавшую от жары листву, сорвал сохшую на веревке постиранную днём рубашку брата и забросил её на чужой огород. На ходу обувая на ноги тапочки, Оля выскочила из дома и, добежав до соседнего двора, едва успела поймать её, вновь уносимую сильным порывом ветра. И тут как из ведра хлынул дождь. Несколько ослепительных вспышек молний одна за другой прочертили небо извилистыми линиями, озарив нависшие над Ивановкой тучи. Новый сильный порыв ветра пригнул почти к самой земле кусты и тонкие, молодые деревца, не давая им подняться под обрушившимся потоком воды. Тяжёлые как плети холодные струи больно ударили по лицу и по плечам.
Мгновенно промокшая до нитки, Оля вбежала в дом и поспешила закрыть окно в своей комнате, но на её пороге она замерла как вкопанная, увидев оранжево-красную шаровую молнию размером с крупное яблоко. Опасная гостья повисла в воздухе на уровне её глаз на расстоянии трех метров, но с потоком воздуха стала быстро приближаться. Оля, с одежды которой стекала дождевая вода, образовав у её ног небольшую лужу, не шевелилась. Она понимала всю опасность ситуации, но не видела никакого выхода и решила не двигаться. До плазменного шара оставалось немного больше метра, когда он вдруг резко изменил траекторию своего движения и исчез в электрической розетке, произведя взрыв такой силы, что, потеряв сознание, Оля без чувств упала на пол. Электрическая проводка оплавилась и страшно накалилась, вспыхнули бумажные обои, и, под воздействием сквозняка, пламя стало быстро распространяться дальше…
3.
Резвый терпеливо ожидал, когда они снова двинутся в путь, но Роман замешкался в нерешительности. Откуда ни возьмись, налетела гроза, и с холма ему было видно как она со всей силой, громыхая и яростно сверкая молниями, обрушилась на посёлок. Он решил переждать её здесь, в безопасности, в надежде, что она обойдёт это место стороной. Ливень, плотной завесой скрыв от него посёлок, длился около получаса. Затем грозовые тучи стали редеть и двигаться в сторону леса, и тут он увидел клубы дыма, поднимающиеся над его домом. Через полминуты Роман уже был верхом на коне и они, слившись в единое целое, сокращая расстояние, понеслись по пшеничному полю.
Резвого не нужно было подгонять, он летел, едва касаясь копытами земли, рассекая мощной грудью воздух. Но время словно застыло на месте, это мучительно-жуткое состояние Роман пережил несколько раз во сне, в котором он торопился куда-то из всех сил, а к цели приблизиться никак не мог, будто бежал на одном месте. Странный сон снился ему несколько раз, но, проснувшись, он забывал его, а теперь вдруг почему-то вспомнил. В душе его похолодело от мысли, что с Олей случилась беда, а он может опоздать к ней на помощь. Припав к шее коня, он умолял его, – быстрей, Резвый, быстрей…
Когда они подскакали к дому, он уже больше чем на половину был охвачен пламенем. Столпившийся с большим опозданием полусонный народ в бессилии взирал на то, с какой скоростью огонь уничтожал человеческое жилище. Никто не решался войти в этот ад, и соседки уже голосили, оплакивая ужасную Олину участь. Роман соскочил с лошади и метнулся к пожарищу.
– Оля!!! – Закричал он что было силы, стараясь перекричать общий шум, но ничего не услышал в ответ.
– Куда ты?!! Сгоришь! – Схватили его несколько пар крепких рук, когда он попытался проникнуть в дом через дверной проём, который еще только занимался пламенем. Роман с силой вырвался и, не раздумывая, нырнул внутрь. Дым стоял чёрной стеной сверху донизу, трещало пожираемое огнём пересохшее дерево. На ощупь найдя стол, он, задыхаясь от дыма и жара, стащил с него тлеющую скатерть и окунул её в бак с водой, который всегда стоял у входа. Затем опрокинул его на себя и, накрывшись мокрой тканью и передвигаясь по-пластунски, стал искать сестру. Краска на полу вздулась пузырями и липла к ладоням, причиняя нестерпимую боль, в любую минуту могла обрушиться кровля.
Роман понимал, что в его распоряжении считанные секунды, но его сознание было ясным, и он быстро нашёл её. Оля лежала на полу в том же месте, где её застал взрыв шаровой молнии. Пламя, вздуваемое сквозняком, стелилось по потолку и стенам, оставив нетронутым эту часть комнаты, но балки потолочных перекрытий уже прогорели и местами начали обваливаться. Роман своим внутренним зрением видел всё происходящее со стороны, будто во сне или в замедленном кино, в котором время изменило свой ход, давая ему дополнительный шанс на спасение. Собрав все свои силы, он подхватил Олю на руки и сделал несколько шагов к окну. Когда его силуэт с ношей на руках появился в обгоревшем оконном проёме, толпа громко ахнула, несколько человек кинулись к нему на помощь. Едва он, наклонившись, успел передать тело сестры им на руки, потолок окончательно рухнул вместе с крышей, подняв гигантский столб огня, дыма и разлетающихся во все стороны искр.
4.
В больничной палате было очень тихо и прохладно. Прошедшая ужасная гроза освежила воздух и напоила землю. Кровати Романа и Оли стояли рядом, и хотя их жизни уже ничто не угрожало, они оба были подключены к аппаратам искусственной вентиляции лёгких, чтобы исключить отравление организма угарным газом. За этим оборудованием в такой злополучный день и уехали вчера в областной центр родители. Оля уже пришла в себя, дотянулась до Романа и взяла его руку в свою.
Тут же встрепенулись и оживились родители, всю ночь не смыкавшие возле них глаз и только под утро присев на минуту рядом отдохнуть. Они вернулись в посёлок и оказались возле своего горящего дома в тот самый момент, когда уже рушилась крыша. На их глазах Роман, передав через окно тело Оли, на секунду раньше ожидавшей его трагедии кубарем перекатился за ней следом, и падающие раскалённые балки лишь обдали его своим смертоносным жаром, накрыв тучей горячего пепла. Даже этого было достаточно, чтобы получить ожоги тела и легких, но каким-то чудом этого не случилось.
Он ещё спал. Заметно осунувшееся лицо казалось спокойным, но опалённые ресницы слегка вздрагивали. Вся его семья была с ним рядом и не сводила с него глаз.
Что же снилось ему, невредимым прошедшему сквозь огонь?
…Роман открыл глаза и увидел, что находится внутри огненного цветка, точнее сказать – он сам являлся этим цветком, лепестки которого языками нежгучего пламени вились у лица, иногда касаясь его. Он был одной огненной природы с ними, и каждое их прикосновение вызывало у него чувство полной внутренней гармонии и блаженства. Покой и нега наполняли всё его существо, а отрешённое от всего земного сознание обрело безграничную свободу. Он ощущал себя живым больше, чем когда либо, но это была иная жизнь и по форме, и по состоянию. Его огненное тело ритмично пульсировало, но он чувствовал, что эта пульсация исходит из его сердца, которое горело как солнце, – ровно и ярко и он сам тонул в этом свете. Животворящий неопаляющий огонь не удивлял его, откуда-то из глубин памяти встало воспоминание, что он уже пребывал в этом состоянии раньше; оно было его истинной природой, такой же естественной, как сама пульсирующая в его сердце Вечная Жизнь.
Вдруг он почувствовал чьё-то присутствие. Сознание оторвалось от созерцания самоё себя и направило свой луч в пространство, и тут он обнаружил, что находится в окружении неисчислимого числа таких же огненных сердец. Все они были микроскопическими копиями и являлись огненной плотью другого, Единого Сердца всего сущего, и не было больше вообще ничего, кроме него, - пылающего, необъятного и вечного… – Так вот в чём тайна жизни! – осенило его.
Но вдруг снова пришли в движение и затрепетали огненные лепестки. Чьё-то очень знакомое и нежное прикосновение взволновало его нахлынувшей волной любви…
– Оля! – Только и смог выдохнуть он, узнав в сиянии пылающего рядом с ним сердца родной, знакомый облик, и…проснулся.