Всем первоклассникам детского дома сделали прививку — пробу на реакцию Манту. Медсестра предупредила:
— Кому сделали вакцинацию, место прививки не мочить.
Через три дня прошла проверка результатов, и у четверых детей обнаружили Манту положительным: у меня, Зои Дубининой, Серёжи Неизвестного и Макулбека Каракозова. Для подтверждения диагноза нас повели в Чимкентский городской туберкулёзный диспансер.
Помню дорогу, которая проходила через базар " У озера", о местами была покрыта наледью и пронизывающий холод.
Площадь рынка была ещё наполовину пуста. Торговцы только открыли свои лотки.
Запряжённые в телеги с продуктами, проезжали разгорячённые ездой лошади. Животные были похожи на паровоз, который я еще маленькой, видела на железной дороге. Они фыркали, и из раздувающихся ноздрей шёл пар.
Эх! Прокатиться бы!
Вышло солнце и земля подтаяла, слякоть старого рынка стала прилипать к ботинкам. Идти было нелегко. Из экономии в детском доме выдавали пальто и обувь на размер больше, и сейчас мы походили на маленьких старичков. Дорога в диспансер была неблизкая, и мы порядком подустали, очень хотелось есть.
Народу на рынке в будний день было немного. Изредка кричали зазывалы, предлагая свой товар. В холодном воздухе витали запахи арбузов и дынь, булочек, жареных пирожков и карамели. Прилавки ломились от вкусной еды. Мы во все глаза разглядывали эти богатства. Чего там только не было: колбасы, копчёная рыба, круглые золотистые баранки. Горками лежали пряники, конфеты, яблоки, виноград, гранаты, груши. Поодаль возвышались бахчевые пирамиды, занимавшие половину рынка. Я старательно вдыхала чудесные запахи. Казалось, что если надышусь вкусным воздухом рынка, то наемся досыта, и никогда больше не буду думать о еде.
Какой-то узбек предлагал оранжевые сочные дольки и тут же требовал взамен деньги. О деньгах мы мало что знали. Заворожённо глядя на еду, мы жалобно тянули руки. Не совсем понимая, что имеет в виду торговец, я попросила медсестру:
— Валентина Петровна, дайте, пожалуйста, денежку тому дядечке в тюбетейке, а он нам даст это поесть, — показала я на дольки в руке продавца.
Медсестра подошла к узбеку в полосатом халате и что-то ему сказала. Выслушав, он разрезал дыню на несколько частей и раздал нам.
Сидя на корточках, он вытирал рукавом глаза и глядел, как мы, не замечая ничего вокруг, уплетали угощение. Дыня была необыкновенно вкусной и напоминала чем-то перезрелую грушу, только аромат её был густой и сладкий.
Стали подходить другие продавцы и каждый давал нам что-нибудь вкусное: конфеты, яблоки, курт — все, что могло уместиться в карманах. Женщины обнимали детей, а мужчины вытирали слезу.
— Бедные! — жалели они. — Это сироты, дети из детского дома.
Было странно слышать слово «сироты». Нас никогда так не называли ни в школе, ни дома. Детдомовские это слово не любили, и мне захотелось им объяснить, что мы не сироты, у нас есть дом, есть родные люди, которые живут рядом. Детский дом оберегал от того, что могло нанести вред психике ребенка, и поэтому я не слишком понимала значение слова «сирота». Наоборот, воспитанники часто его слышали, когда выходили за пределы детского дома.
Быстро поедая все, что нам давали, мы боялись, что медсестра сейчас уведёт нас отсюда. Принимая курт и семечки, я вспомнила, что точно такие же гостинцы приносила мне мама.
У каждого, наверное, в тот момент мелькнуло: «А может, это мои мама и папа, которые просто не знают, что мы их дети!» Мужчина с папиросой, поодаль наблюдавший за происходящим, тоже подошёл к нам. Он выбрал Макулбека Каракозова и поднял на руки.
Мальчишка рассмеялся. Тот подмигнул ему и, подкинув вверх, поймал на лету. Лучше бы он этого не делал!
Макулбек доверчиво прильнул к чужаку. Как они были сейчас похожи! Высокий черноволосый черноглазый мужчина и наш Макулбек. Я помню горящий взгляд и улыбку мальчика. Его переполняла гордость и трепетная надежда на чудо…
Ещё бы! Ведь из всех нас выбрали его!
Мы, глядя на них, замерли. В воздухе повисла тишина. Мы смотрели на счастливчика, а собравшиеся — на мужчину.
— Неужели это родные люди? Отец и сын? — читалось в глазах.
— А вдруг? — думали мы.
Они слились в объятиях, и мне показалось, что наш товарищ уснул на плечах мужчины. Макулбек его признал.
Будто опомнившись, медсестра выхватила мальчика из рук незнакомца. Не понимая, что происходит, Макулбек стал сопротивляться. Его глаза были полны боли и отчаяния. Мужчина, быстро уходил.
Макулбек вырывался, хватая руками воздух.
— Папа! — вдруг закричал он.
Но тот, бросив виноватый взгляд и забирая последнюю нашу надежду, растворился в базарной толпе.
Нас спешно уводили с территории рынка. Медсестра торопила, боясь опоздать на приём. Мы вспоминали лица оставшихся позади людей и думали: «Какие они добрые! Как жаль, что это не наши родители». А Макулбек вытирал катившиеся по лицу слезы и оглядывался, надеясь, что его сейчас позовут. Но, никто не позвал. Лишь запах табака, въевшийся в его пальто, напоминал о том, что сейчас произошло.
«Макулбек имя забыл свое назвать. Как же его теперь найдут?» — думала я, переживая за друга. Меня не покидала мысль, что этот человек может передумать. Ведь в жизни все бывает. Каждый совершает ошибки. Этот чужак жалеет наверное, что струсил. Как ни ругала медсестра, но мы шли нарочно медленно, словно чего-то ждали. Разве так может быть? На наших глазах встретились две родные души! Как мы были рады! Ведь детдомовские сразу не доверяют своего сердца первому встречному. Это был для всех нас, урок.
— Не переживай! — успокаивали мы Макулбека. — Он найдет тебя. Наш детский дом один, его весь город знает.
Обратно вернулись другой дорогой. По дороге мы щупали карманы пальтишек, проверяя содержимое — чего там только не было! Часть наших сокровищ мы тут же слопали, а половину оставили.
Дома хвастались ребятам, рассказывая о необычном путешествии, показывали обёртки от конфет, подробно описывая какие угощения нам давали. Но про случай с чужаком, умолчали. Это была боль нашего товарища и бередить ее было нельзя. Всем захотелось побывать на щедром базаре, но увы, прививки на руках у всех рассосались, кроме Макулбека. Повторная реакция на Манту оказалась вновь положительной. Ему выписали много таблеток, но он их не принимал. Наш товарищ стал буквально сохнуть на наших глазах. Ничего не ел, не пил, и накинув пальтишко, на котором, ему казалось, сохранился запах того мужчины, со своим горем убегал на хоздвор. Возвращался бледный, с заплаканными глазами и все чего-то ждал, и мысли его были так нам понятны. Какой мальчишка не хочет иметь отца и быть любимым сыном? Но надежда с каждым днем таяла, улетучивалась, как табачный дым. Макулбек жалел о той встрече и желал её. Мы старались ни о чем ему не напоминать. Нужно было время, чтобы разобраться в себе и успокоиться.
Всем здесь это чувство знакомо. Потерять то, что стало тебе вдруг таким родным, — это невыносимо мучительная боль. Руки незнакомца разбередили душу ребёнка и жестоко ранили её. Пережить предательство и справиться с желаниями не каждому взрослому под силу, не говоря уже о ребёнке, и Макулбек заболел. Заподозрив серьёзную болезнь, медсестра отправила его лечиться в больницу, а затем в противотуберкулезный санаторий.
Вернувшись к нам через полгода здоровым, он больше никогда не вспоминал тот день.