Одна из последних выставок художницы Татьяны Спасоломской проходила в залах Бахрушинского музея и называлась она «Заветный сад».
В слове «заветный» спрятано несколько уровней смыслов.
Первый слой – легко читаемый – связан с тем, что отчий дом Татьяны, выстроенный родителями, дом с большим участком, где ее мама любовно ухаживала за садом, располагается в поселке «Заветы Ильича». Жители поселка называли его просто «Заветы»…
Другой пласт обращен к понятию «заветный», которое словари трактуют как: особенный и глубинный. Он, конечно, тоже связан с родными сердцу местами: необыкновенно чистой речкой Серебрянкой, с ее песчаным дном, густым сосновым лесом, с теми извилистыми тропинками и дорожками, куда с самого детства ее водили ее отец и мать. Эти места пробудили первые поэтические впечатления, желание рисовать. О том и о другом Татьяна рассказывает легко, охотно, свободно.
Третий пласт – особенно значимый для Татьяны, --словами выразить много труднее, он находит отражение в картинах, в ее работах над театральными декорациями.
Этот пласт проявился только после того, как произошла ее встреча с суфийским учением великого музыканта и не менее великого учителя Инойат Хана.
Казалось бы, какое отношение имеет к России и русской художнице суфизм даже величайшего мистика, признанного во всем мире?
Определяется такого рода связь очень просто. Насколько естественно складываются такого рода отношения человека и того или иного учения.
Эта встреча произошла в 1991 году. Когда Татьяна Спасоломская имела самые смутные представления о суфизме и никогда не помышляла идти мистическим путем.
К ней в мастерскую пришли три человека. Поскольку нам не удалось связаться с этими людьми и получить согласие, то назовем их условно – Владимир, Дмитрий и Олег. Татьяна стала показывать свои работы. И одна из картин, которые выставила для показа, называлась «Фазан» (именно эту работу она потом подарит суфийскому центру в Голландии).
В разговоре выяснилось, что они через две недели должны поехать в Голландию, где располагался один из центров великого индийского музыканта и великого суфийского мистика Инайат Хана.
Владимир, Дмитрий и Олег были первыми, кто установил связь с последователи Инойат Хана за границей и готовились продолжить его традиции здесь, в России. Ведь Инайат Хан приезжал в Москву в самое суровое для нашей страны время. Его здесь очень тепло приняли. Его выступления пользовались огромным успехом. И его почему-то очень тянуло в Россию. Ведь в его учении не было противопоставления одной религии другой. Он утверждал, что в самой высшей точке – точке просветления и приблежения к Истине, -- все религиозные учения становятся близки друг другу. Инайат Хан мечтал о том, чтобы традиции не мешали людям слышать друг друга, понимать главное.
-- Как бы мне хотелось поехать с Вами, -- вырвалось у Татьяны, хотя понимала, насколько невыполнимо это желание. Ведь организовать вызов и получить визу за две недели, -- об это и помыслить было невозможно.
Но смутное желание и ощущение того, что ей зачем-то это нужно, не уходило.
Когда судьбе угодно, она устраивает все сама таким образом, что только оглядываясь назад, понимаешь: такое стечение обстоятельств бывает не случайно. Стоило Татьяне выйти из мастерской, чтобы проводить гостей до метро, выйти на Серетнку и свернуть за угол, как она увидела роскошный (в те времена еще редкий в Москве) «Мерседес».
Машина остановилась. Дверца открылась , и оттуда вышел… давний знакомый Татьяны, с которым она познакомилась на Дальнем Востоке, в Магадане, когда работала художником-постановщиком над спектаклем. Где Магадан и Москва? Столько воды утекло с тех пор. И вот почти через двадцать (!!!) лет они встретились в Москве, рядом с ее мастерской.
Оказалось, что Виктор организовал совместную с Германий фирму с представительством в Москве. Слово за слово и Татьяна рассказала о том, что ей хотелось бы поехать в Голландию, но как получить визу? Виктор, ни слова не говоря, тут же достал бланк приглашения.
Пространство открылось само собой.
Даже то, что в загранпаспорте у Татьяны не оказалось свободной с транички для того, чтобы поставить отметку для визы (оформить новый за такой срок она не успевала), не стало препятствием. Оказалось , что страничку можно вклеить.
Все происходило быстро и просто. Татьяне приходилось прилагать самые минимальные усилия. Ее не покидало ощущение, словно она плыла в лодке под парусом, который подгонял попутный ветер.
Какие-то люди появлялись сами собой, помогали то в одном, то в другом. Даже деньги на дорогу появились благодаря тому, что у Татьяны купили картину, выставленную в Манеже (и эта картина находится в одной из галерей Нидерландов).
И вот она едете в поезде и везет с собой картины … Зачем?
-- Я даже не думала, -- говорит Татьяна, -- Просто поняла, что должна взять их. Даже выбор картин происходил так, что словно не я принимала решения, а кто-то говорил – вот эту, эту и эту…
Вчетвером они шли по берегу Балтийского моря в Голландии. Мягкие, текучи песчаные холмы тянулись вдоль береговой линии. И вдруг вдалеке показался -- янтарный купол. Как продолжение этих мягких песчаных холмов и как их завершение. Это было здание, где располагалась одна из многочисленных школ Инайат Хана в Европе.
Вечером, расположившись в здании этого центра , когда мы остались одни, спутники посоветовали мне написать в подарок представителям центра – в знак благодарности за их гостеприимство -- портрет Инайат Хана.
-- Как ни странно, я, словно знала, что мне понадобится, -- взяла пустой подрамник с уже приготовленным холстом. И краски. Я была не против. Но ведь я никогда не встречалась с Инайат Ханом, передо мной были только его фотографии?! А я выпускница суриковской школы даже в страшном сне не могла себе представить, что возьмусь писать портрет по фотографиям. Мне непременно нужен был человек. Я всегда писала только с натуры. Писать портрет такого великого музыканта и мистика по фотографиям, которые мне показали спутники?!!! Это было все равно, что взяться писать икону, не зная канонов, не имея никакого опыта работы в этом направлении.
В полной растерянности Татьяна смотрела на фотографии. Лицо этого человека было полно вдохновения. Он завораживал. А еще перед ней лежали его книги, где он излагал свое учение.
Перед революцией – в 1912 году Инайат Хан приезжал в Россию, пока еще как музыкант. Его приняли очень тепло, и концерты пользовались неизменным успехом.
Тогда Инайат Хан был еще на подступах создания своего ордена. Приезд в Сергиеву Лавру произвел на него большое впечатление: и золотые купола, и золотое облачение священнослужителей, и вся атмосфера, царившая там. Золотой цвет был очень близок тому, что считалось цветом просветления в Индии – шафрановым цветом.
Встреча с глубинным православием – внутреннее слияние с ним, понимание его сути, -- наверное, подсказало ему и эмблему ордена, становление которого только начиналось, -- янтарное сердце с серебряными крыльями. В учении Инайт Хана работа человека над собой начиналась с сердечной чакры.
И уже тогда, в тот приезд в Россию, а он провел почти год, – он увидел смысл своей деятельности -- слияние людей всех культур, самых разных направлений, в одном устремлении – открыть свое сердце истине.
Инайат Хан познакомился со Скрябиным, Алексеем Толстым, с Владимром Полем. Все они предвидели опасность войны, распада, невероятных потерь и человеческих жертв, и хотели предотвратить грядущие события. Это побудило их приступить к работе над балетом «Шакунтала». Они надеялись, что это постановка станет посланием царю.
Проникнувшись этими чувствами и настроениями, Татьяна начала писать портрет Инайат Хана, понимая, что должна создать собирательный образ. Она встала перед чистым холстом, уже не глядя на фотографии. И начала писать портрет «по памяти», отказываясь от всего лишнего.
-- Совершенно непостижимым образом, мне -- сделавшей только самые первые шаги на этом пути, -- удалось увидеть как бы внутреннее пространство медитации, бесконечную вереницу светлых людей. Мантра, которую я читала во время работы, сама вела кистью . Потом появился второй план – маленькое парусное судно. А фон превратился в небесное море -- и место силы, -- куда двигалось судно. Невидимое стало видимым.
Последний этап работы происходил в храме. И до последнего момента Татьяне казалось, что она не сможет собрать все эти разные планы – верхний мистический и портрет великого учителя. Наконец, она я пролессировала законченную картину, все еще полная сомнений… Все контуры чуть-чуть расплылись … И женщины, работавшие в храме, вдруг всплеснули руками --- они увидели, что картина дышит, мистическое тело «входит и выходит», что было сутью учения. И сам Инайат Хан получился очень красивым – с ситаром в руках.
Никогда до тех пор Татьяна не писала ничего подобного. Портрет был создан в совершенно новой для нее манере, на совсем другое уровне понимания и проникновения. Образ получился.
Представители школы – люди очень требовательные – приняли портрет. И он остался в голландском центре. А еще я подарила им четыре работы, чтоя привезла с собой. И они отослали часть в другие центры: в Швецию, в ЮАР, в Германию. А картину «Золотая куропатка» они купили – за самые большие деньги, которые платят не очень известному на Западе художнику.
-- Вот так я удостоилась счастья соприкоснуться с учением, услышать отзвук в своей душе. Могу ли я сказать, что я последовательный суфий? Смотря в чем. Есть люди, которые неустанно трудятся, чтобы приобщить к этому учению других. Это особого рода служение. Там есть свои чины, иерархия, степень вовлеченности в работу Ордена. Но я художник. И свою миссию я видела не в том, чтобы развивать учение, распространять его, находясь в ордене, а чтобы показывать то, что я сама почувствовала, в своих картинах. Пусть полотна рассказывают о том, с чем меня свела судьба. Те, кто услышит отклик, поймут, о чем идет речсь. А для кого-то картина останется просто картиной – пейзажем, зарисовкой
Татьяна много разговаривала с представителями ордена, пытаясь найти свое место и свое направление:
-- Ты можешь работать над своим внутренним золотым садом, -- проговорила один из наставников, напутствуя меня.
И я поняла это буквально. Чтобы постичь учение, чтобы понять его суть, я сначала должна постичь земной сад. Сад, который до того момента я воспринимал как нечто само собой разумеющееся, над ним всегда неустанно трудилась моя мать – она выращивала ирисы, пионы, георгины, хризантему, розы… Очень долгое время я воспринимала ее просьбы помочь как досадную помеху, отвлекающую меня от живописи. Но вот мамы не стало. Заветный сд постепенно приходил в запустение
И теперь настал момент, когда работа в саду Татьяна стала воспринимать как работу над собой. Она принялась изучать различные деревья, устройство старинных парков в русских усадьбах и парков в других странах,.
Сады Японии, Англии, Германии или России столь же отличаются друг от друга, как разнятся между собой эти страны. Как высаживает человек деревья в саду, где и какие цветы он выращивает, -- говорит его о его восприятии мира. И каждый садик – даже если в нем цветет всего лишь один розовый куст (как в Японии) - становится отголоском наших представлений о райском саде, об утраченном мире, к которому стремится наша душа. Земное отражение небесного рая.
Тема сада зазвучала и как главная тема в ее творчестве. Сад шагнул и на полотна картин, властно отодвинув все другие темы.
В орденах Инойат Хана огромный круг братьев и сестер – их много по всему миру. Один из его племянников – Шейх Махмуд – вскоре после возвращения Татьяны , приехал в Россию с женой Харуниссой. В саду Татьяны в «Заветах» произошла встреча с московской группой последователей, с теми, кто приехал на встречу из Новосибирска, Литвы. Мы поставили стол в саду, под деревьями. Почему-то с ними – бытовая стороны вопросов отступала в сторону, а тонкая суть – значимость – выявлялась.
Харунисса – передала Татьяне в подарок холсты, голландские краски и кисти. Невероятная драгоценность в 1991 году. На этих холстах сначала было очень непросто писать. Совсем другая поверхность и краски ложились не так, как наши.
И тем не менее Татьяне удалось написать ее портрет в золотисто-алом сари а шейх Махмуд стоял рядом с нею в кустах с лилиями.
Рассматривая последнюю, новую серию полотен Татьяны, они процитировали строки Инайат Хана:
Что на небесах
То и на земле.
Что на земле,
То и на небесах.
И пояснили: « То, что проходит через тебя здесь, на земле, находит отражение в высших сферах. Вот почему так важно утверждение красоты на земле».
Татьяна снова подумала о своей маме -- столь далекой от всякой мистики, она чувствовала это сердцем.
-- И я так счастлива, что смогла после того, как ее не стало, -- продолжить ее дело, -- выращивать земной сад, благоустраивать его и переносить его на свои полотна.
Англичане считают: «Если вы трудитесь в саду, вы ближе всего к Боргу».
Без мамы сад, конечно, стал видоизменяться. Она становится все более пейзажным. Но каждый раз, сажая что-то, поливая и разрыхляя землю, я вдруг получала ответы на вопросы, которые мучили меня какое-то время. Заветные ответы.
Ведь не случайно при всех храмах есть – пусть самый крошечный, но садик. Там все значимо. Растения создают некий образ, соединение цвета, аромата, образует неповторимый образ. И когда мы идем по саду – структура личности каким-то образом чуть-чуть меняется в лучшую сторону…
Так что тот – заветный золотой сад, о котором говорил Инайат Хан -- формируется тем путем, что ближе всего для меня как для художника. На данный момент. А что будем потом, я не могу сказать…
Одного садовника спросили:
--В вашем саду много лавочек.
Вы наверное часто на них сидите?
-- Лавочек у меня в самом деле много. Но как только сяду, -- вижу недосток, встаю и начинаю работать…