Утренний «Большой сбор» - это целый флотский ритуал.
Вначале производится проверка личного состава. Без нее нельзя. Не дай Бог, если кто-то утонет, сбежит или еще что-то в этом роде.
Затем – подъем Военно-морского флага. После этого командиры боевых частей и начальники служб проводят разбор происшествий за ночь и инструктируют личный состав перед проворачиванием оружия и технических средств.
После этого весь экипаж строится на юте. Именно здесь командир, замполит и старпом спускают из себя в атмосферу накопившейся утренний пар. Иногда этого пара бывает так много, что его токсичность к концу построения начинает выедать глаза. Замполит играет здесь роль буфера. Ругаться матом ему запрещает марксистско-ленинская идеология. Но, тем не менее, он не мешает это делать другим. Когда же он начинает свою длительную, монотонную работу с мозгами, начинаешь понимать лаконичность матерного языка. Ибо акт с центральной нервной системой гораздо болезненнее простого, родного, доступного и понятного сотрясания воздуха.
Получив первый оргазм, начальники отпускают личный состав и оставляют офицеров и мичманов. Повторяется все то же самое, но на более высоком уровне. Кончив с мичманами, оставляют офицеров. И на закуску проводится аналогичная работа с командирами боевых частей. Сим завершается этот экзальтированный ежедневный процесс, именуемый «Большой сбор», длящийся час и более, до боли в ногах, до дрожи в коленках. В подобных условиях мозг отказывается понимать происходящее, наступает запредельное торможение.
Мичманов уже отпустили, когда на шкафуте появился лейтенант Воронин, командир машино-котельной группы.
- Где вы были, товарищ лейтенант? – командир увидел новую жертву для разбирательства. Стоящие в строю офицеры, чувствуя сердцем, что построение затянется еще, как минимум, минут на тридцать, с ненавистью смотрели на незадачливого офицера.
- Я во второй машине был. Проверял, что сделано, - преданно глядя в командирские глаза, нагло врет он.
Лейтенант, - командир багровеет,- вы только службу начинаете, а уже научились обманывать старших. Вы сегодня на себя в зеркало смотрели? У вас след от подушки еще не отошел. Устроили здесь для себя курорт. Я вынужден вас наказать.
Воронин начинает плести о том, что ночью он руководил ремонтными работами по замене подшипника, что закончили работу в пять утра и что сейчас он заходил проверить, все ли в порядке.
- Вы сами верите в то, что мне сейчас плетете? Знали бы вы, какую чушь сейчас порете?
- Так многие это знают, товарищ командир, - не выдерживает доктор.
- Что знают? – отвлекается на начмеда командир.
- Какую чушь он порет.
В строю раздается смешок.
- Что вы мелете? Какую чушь?
- Ту, что живет на улице Героев подводников.
Воронин красный как рак, сводит к переносице брови и делает трубочкой губы.
Смеются уже все, даже замполит, который не позволяет себе таких вольностей перед подчиненными.
- Отставить смех. Смирно! – командует командир, - Лейтенанту Воронину за опоздание в строй, объявляю «Выговор». Вам, доктор, за разговоры в строю делаю замечание. Разойдись! Всем на свои командные пункты руководить проворачиванием оружия и технических средств. Доктор, подойдите ко мне. Про какую чушь вы говорили? Все смеялись, а я ничего не понял.
- Анекдот такой есть. Про Штирлица, который порол чушь, а та кряхтела от удовольствия.
Командир натянуто смеется.
- А причем тут улица Героев подводников?
- Да это, просто к слову сказано.
- У Воронина там женщина живет? – не унимается командир.
- Откуда я знаю, - доктор начинает дергаться, - Просто сказал, что пришло на ум. Он же со мной не делится. А мог бы, - натянуто улыбается начмед.
- Нет, что-то ты от меня скрываешь. Командир должен знать все.
- Все, товарищ командир, нельзя знать. А то быстро состаритесь. Мы привыкли вас видеть молодым.
- Ладно, иди. Мало я тебя наказал.
- Почему?
- Вот и я думаю, почему? Иди уже, а то накажу строже.