Прорицатели

 

       Эта встреча случилась у меня в теперь уже далеком  89- году, на закате правления Горбачева. В очередной командировке в Среднюю Азию.
       Туда, а именно в  Узбекистан, наша бригада   Прокуратуры СССР  прилетела  с очередной проверкой.
       На слуху  в то время была следственная бригада Тельмана Гдляна, выявившая повальную коррупцию в этой   хлопковой республике.
       Многих ее партийных и прочих руководителей посадили, изъяв у тех изрядное количество  золота и дензнаков, а на их места назначили других. Честных и принципиальных.
       Вот мы и прибыли. Проверить их работу.
       Начали с Ташкента, затем бригадир направил меня в Самарканд, а оттуда, спустя неделю,  я выехал  в  Каракалпакию.
       Прокурор автономии,  этнический узбек, оказался преклонных лет   мужчиной и готовился к отставке. По виду он  был настоящий «Хотей», такой же упитанный и добродушный.
       За давностью лет имя тогдашнего коллеги стерлось из памяти, так что с разрешения читателя назову его Шухрат.  Это не суть важно.
       Как водится на Востоке, в ближайшую  субботу я был приглашен к Шухрату   в гости.  В родовой кишлак, находившийся  к югу от Нукуса.
       Отправились мы туда поутру, за  рулем черной «Волги» сидел сам прокурор, а я сбоку. Вскоре областной центр скрылся позади, у горизонта зажелтели Каракумы, спустя полчаса  мы достигли цели.
       Кишлак  раскинулся в зеленой долине (был июнь)  среди высоких пирамидальных тополей, виднелись плоские крыши.
       На въезде мы пропустили баранье стадо, гонимое в степь несколькими пастухами, миновали что-то наподобие склада и выехали на главную улицу.
       Она состояла из глинобитных, впритирку друг к другу, домов, с высокими глухими дувалами   и арыком вдоль них, по которому  текла вода. Чистая и прозрачная.
       В середине имелось белого кирпича одноэтажное здание  с выцветшим красным флагом на фронтоне,  а за ним, под старыми раскидистыми чинарами,  второе, с вывеской «Чайхана», на открытой террасе которого дымил самовар и сидели несколько  благообразных стариков в халатах.
       - Это у нас типа клуба, - пояснил  Шухрат, - и место отдыха аксакалов.
       При виде автомобиля старики приложили руки к груди, а он солидно кивнул в ответ головой.
       - Уважают, - подумал я. И кивнул тоже.
       За чайханой был поворот, мы свернули в него и оказались в переулке. С такими же глухими дувалами и тупиком впереди.  В который были врезаны железные ворота.
       У них автомобиль встал, дважды просигналив, через пару секунд полотно с лязгом покатилось влево.
       «Волга»  въехала в открывшийся проем, вроде короткого тоннеля, где Шурхат заглушил двигатель и мы вышли из машины.
       Внутренняя часть  усадьбы впечатляла.
       За проемом имелся  обширный,  высоко крытый  волнистой черепицей двор, ограниченный с двух сторон  монолитом дома, летней кухней и еще какими-то постройками, в центре которого  располагался  невысокий, с вычурными деревянными бортиками помост.
       На нем радовали  глаз   яркий ковер и разного цвета сафьянные подушки.
       Рядом с помостом журчал арык, забранный в бетонную канавку,  исчезавший в дальнем конце двора, за которым просматривались  деревья сада.
       Но самой колоритной была встретившая  нас группа.
       Правофланговой стояла смуглая, с раскосыми глазами женщина, а рядом с ней пять девочек. Старшей,  лет шестнадцать, остальным меньше.  Все в национальной одежде. Торжественные и серьезные.
       - Знакомься, -  сказал Шухрат, когда мы подошли ближе - Это часть моей семьи.
       После этого представил жену, а затем дочек. Имя последней забыл, что вызвало общий смех и разрядило обстановку.
       Затем хозяин  предложил посмотреть дом, который с его слов построил еще его  дед. Это было интересно.
       Мы направились к высокому крыльцу, а жена с детьми тут же  бесшумно исчезли.
       Поднявшись по ступеням,  Шухрат снял с ног обувь (я последовал примеру), мы вошли  в  приятную прохладу.
       В доме было шесть, с высокими потолками комнат, самая просторная - гостевая.   Стены беленые известкой, в их нижней части несколько глубоких ниш со старинного вида, окованных медью сундуками.
       Пол во всех комнатах покрывали мягкие ковры, мебели было немного. Зато в гостевой стояли  импортный телевизор «Панасоник» и музыкальный центр. В те времена редкость.
       После осмотра вышли наружу, и я обратил внимание на несколько деревьев во дворе, росших вдоль  стены дома. Толстые, крученые стволы без веток, исчезавшие в отверстиях черепицы.
       - Что за сорт? Никогда такого не встречал, - спросил у Шухрата.
       -  Это не дерево, виноградная лоза, - значительно сказал хозяин.-  Посадил  его мой дед.  А завез ее  в наши места  Александр Македонский.
       - Однако! - удивился  я, цокая языком,  и  уважительно потрогал одну. Темную и шершавую. 
       Затем мы прошли в конец двора, откуда вкусно пахло, свернули за угол дома,  и я увидел  что-то похожее  на здоровенный, кувшин из глины.
       Над ним  дрожал горячий воздух, а у  отверстия сбоку,  орудовала хозяйка.
Рядом находилась старшая дочь и принимала на  поднос, извлекаемые оттуда, золотистого цвета  пупыристые лепешки.
       - Это называется тандыр, - звонко, похлопал по «кувшину»  Шухрат, а я с интересом стал наблюдать процесс. Он заключался в следующем.
       Хозяйка шлепала  на внутренние стенки печи  тонко раскатанное сырье, и вынимала готовый продукт. Ловко и привычно.
       Когда высокая горка завершилась последним, женщины все унесли, а потом издалека   прожужжал звонок.
       -  Тесть приехал, - сказал  Шухрат.- Нужно встретить.
       А в открывшиеся ворота двора, уже въезжал на тонконогом жеребце  старик. Словно сошедший с картины Верещагина. 
       Его голову венчал белый  тюрбан, одет  аксакал был в синий халат, на ногах мягкие из сафьяна сапожки.
       Впереди седла был приторочен туго набитый хурджин,  сзади  живой барашек.
       Гостю помогли слезть с седла, после чего я был ему представлен, а спустя короткое время, мы втроем, поджав под себя ноги, сидели  на помосте за низеньким столом или как его зовут в Азии - дастраханом.
       Он впечатлял изысками узбекской кухни.
       Здесь были  исходивший душистым паром плов, теплые лепешки, с каплями росы овечий сыр, а к ним разнообразная зелень и фрукты. В центре стояли две запотевших бутылки водки.
       Супруги с детьми, за столом не было. Таков обычай на Востоке.
       Для начала зять с тестем  пробормотали короткую молитву, опустив глаза вниз и мазнув ладонями по лицам (я проникся моментом), затем Шухрат  откупорил одну бутылку и разлил по пиалам водку.
       Аксакал принял свою,  чуть подумал, и на ломаном языке  сказал, - за дружбу узбеков и русских.
       Выпили, после чего отдали дань плову, оказавшимся необычно вкусным. Далее повторили и перешли к закускам.
       Завязался разговор, во время которого я узнал, что аксакалу девяносто лет, и он живет  в соседнем районе,  где разводит овец. Раньше был председателем колхоза.
       А еще старик оказался  народным сказителем и певцом, называемым  у каракалпаков   «бахши». И по просьбе зятя согласился показать  свое искусство.
       Шухрат что-то крикнул на своем  в сторону летней кухни, оттуда выскочила одна из девочек и принесла из дома  смычковый инструмент, именуемый гиджак. Он был шаровидной формы, с тремя  струнами на длинном грифе.
       Аксакал взял его из рук внучки, пристроил на коленях стоймя и, пользуясь смычком, настроил.
       Затем, подняв выцветшие глаза к небу, под тонкие скрипучие звуки, затянул высоким голосом песню. Временами она прерывалась речитативом, а потом лилась вновь. Унося куда-то вдаль и убаюкивая.
       Когда спустя время бахши закончил и отложил инструмент в сторону, Шухрат рассказал о содержании.
       То была старинная эпическая песня каракалпаков о скитаниях их народа. Обретшего покой в Узбекистане.
       Вслед за этим мы выпили за народ  (разговор продолжился), и как-то незаметно  возникла тема хлопковых дел. Московской бригады Гдляна.
       Оба моих собеседников ее не одобряли.
       Я попросил  пояснить, почему так, и Шухрат  сказал следующее.
       - Ваши   ребята прошли по нашим местам, как когда-то воины  Искандера - забрали бакшиш, посажали в зинданы партийных  баев и исчезли. А сейчас на их места пришли новые и делают то же самое.  Декханам дали немного земли, но ее снова отберут, и все вернется на круги своя.
       - Иншаллах, -  погладил седую бороду аксакал.- Вернется.
       - Взять, к примеру меня (продолжил Шухрат).   Мои деды и прадеды были  баи и курбаши. Я - прокурор, брат - начальник райотдела КГБ. Наши сыновья  уже сейчас на хороших постах, в том числе и у вас, в Москве. Такими же будут и наши внуки. А вот  декхане так и останутся на полях с мотыгами.
       Скажу больше. После разгрома басмачей, в двадцатые годы, многие наши баи и курбаши, с семьями ушли отсюда в Афганистан,   в том числе и мои родственники. И все это время они исправно получают свою долю бакшиша с наших полей, стад и виноградников. Так определено Аллахом и так будет всегда.
       -  Воистину так, - величаво кивнул старец.
       А спустя короткое время, нашу бригаду отозвали в  Москву.
       В Ферганской долине началась  этническая резня, в том числе русских.
       Все возвращалось на круги своя. Как предрекли те мои собеседники.