Кто для сердца всех страшнее?
Кто на свете всех милее?
Знаю: милая моя!
«Кто же милая твоя?»—
Я стыжусь; мне, право, больно
Странность чувств моих открыть
И предметом шуток быть.
Сердце в выборе не вольно!..
Что сказать? Она... она...
Ах! Нимало не важна
И талантов за собою
Не имеет никаких;
Не блистает остротою,
И движеньем глаз своих
Не умеет изъясняться;
Не умеет восхищаться
Аполлоновым огнем;
Философов не читает
И в невежестве своем
Всю ученость презирает.
Знайте также, что она
Не Венера красотою —
Так худа, бледна собою,
Так эфирна и томна,
Что без жалости не можно
Бросить взора на нее.
Странно!.. я люблю ее!...*
Зачитав стихотворение, посланник канцлера, Сергей Михайлович, протянул бумагу с произведением Императрице. Та, играя в карты за столиком у окна с Иваном, удивлённо взглянула:
-А что сам Карамзин?
-Не удивлён Вашим интересом к его творчеству, Ваше Величество, - поклонился тот.
-Он замечательно пишет и далеко дойдёт, - не отвлекаясь от игры, государыня улыбалась. - А вот что там ты мне сказать хотел про какие-то письма?
-Их у меня украли, Ваше Величество, - вздохнул с сожалением Сергей Михайлович и отложил стихотворение на подоконник возле государыни.
-Ах, кто же посмел?! - став серьёзнее, взглянула она.
-Думаю, сей человек сам скоро сюда явится, - загадочно говорил он. - Ведь именно на его корабле я и прибыл в Россию, как Вы советовали.
-Неужто у моего Антония есть воры в команде? Кому понадобились эти письма?! - засмеялась государыня, оставив пока игру, и Сергей Михайлович пожал плечами.
В этот момент к ним вошёл статный пожилой слуга и, выпрямившись, доложил о прибытии Антона Павловича Кирсанова. Удивлению и Ивана, и посланнику канцлера, казалось, не было предела. Оба широко раскрыли глаза и уставились на вошедшего.
Антон выполнил поклон, мимолётно бросив взгляд на Ивана, поднявшегося из-за стола следом за государыней, и поцеловал довольной встречей правительнице руку...
-Сергей Михайлович, - оглянулась Императрица. - Прошу, не беспокойтесь, я всё узнаю.
-Разрешите, дерзость? - подняв палец, улыбнулся он, и она кивнула.
Он подошёл к столу с картами и перевернул карту, которая лежала на стороне государыни. С ухмылкой победителя он взглянул на Антона, а потом на Ивана:
-Вы проиграли.
Иван будто догадался о происходящем и усмехнулся в ответ, провожая его взглядом, пока тот не скрылся за дверями.
-Что ж, - хлопнула в ладоши Императрица, делая вид, что не заметила ничего странного, и села вновь к столу, убирая карты. - Прошу, садитесь, попьём вместе чаю, пока я ещё могу на ногах стоять.
-Ваше Величество, - с удивлением молвил Иван, переглянувшись с не менее удивившимся другом.
Тот отложил шляпу на кресло, где уже отдыхала шляпа друга, и придвинул стул, сев к столу. Сразу же государыня позвонила в колокольчик, им накрыли на том же столе чай и пряники, вновь скоро оставив одних...
-Про письма, которые украли у Сергея Михайловича, интересуюсь, - сказала она, тяжело вздохнув, но Антон всё понял:
-Вы думаете, их украл я? А что, если это он украл их у хозяйки, а ко мне они попали, дабы вернуть домой?
-Ай, Кирсанов, Кирсанов, - откинувшись на спинку стула, вновь вздохнула государыня. - Не бегал бы ты, не убегал бы...
Выдержав паузу, она села прямее и игриво взглянула вновь на Антона:
-А доказать свою верность сможешь по-иному?
-Таким глазам отказать невозможно, Ваше Величество, - не менее игриво ответил тот.
-Смотри-ка... А коль Платоша прознает? - засмеялась государыня, и Антон уверенно ответил:
-Вот уж кого меньше всего боюсь, так это его. Борьба за равенство назревает, а уж пойти по пути революции я России не желаю.
-Прав, - потерев шею от волнения, государыня вновь тяжело выдохнула и печально посмотрела в сторону, будто услышала что, но встряхнулась. - Равенство – это чудовище, которое хочет стать королём. Европа боится меня,... нас. А я уже некоторое время говорю... Мой век напрасно меня боялся… Европа напрасно опасалась моих намерений, которые, напротив, были для неё совершенно полезными.
-Почему Вы говорите в прошедшем времени? - не нравилось Ивану настроение Императрицы, и та улыбнулась:
-Ничего, голубчик, вы ещё все так молоды, всё впереди. Дорогие, любящие всё сделают для счастья вашего, а когда час приближаться будет уходить, поймёте меня...
* - отрывок из «Странность любви, или Бессонница», Н. М. Карамзина, 1793 г.
Продолжение - http://www.proza.ru/2017/12/04/766