Кот

Светлана Литовка

- Зарип! Зарип, слышь, ты у пятьдесят пятого дорожки разгреб?- зычный голос оторвал его от воспоминаний. Он стоял на углу дома под деревом, спиной прислонился к шершавому стволу  и смотрел в пасмурное небо. Снежинки падали и кружились, неспешно покрывая все вокруг белым пушистым одеялом. Быть морозу, промелькнула мысль, но окрик мастера участка вывел его из раздумий.

-Зарип, там такая старшая по дому скандалистка, ну пройди ещё разок хоть около подъездов, я понимаю, что работа коту под хвост-снег все валит и валит.

-Хорошо. Васильевна, не переживай так, сейчас тут закончу и пойду пройду еще разок.

Он вынул лопату из свежего сугроба, который нагреб пару минут назад, собрал в него снег вокруг лавочки, посмотрел на уже заснеженный тротуар, который он чистил с утра и пошел в соседний двор дома номер пятьдесят пять.

Он любил этот двор. Ему был знаком каждый уголок, каждый кустик, каждое дерево, детская площадка, скамейки, жители этого двора и даже их гости. Любое мало-мальское изменение бросалось ему в глаза независимо от времени года. Он знал, как пахнет опавшая листва дерева у первого подьезда.  Знал, что у этой лавочки после дождей образуется большая и коварная лужа и лучше ее обойти, чем наступить. Знал, что мальчик Петя из двенадцатой квартиры меткий стрелок из рогатки, ни один мальчик из дома так метко стрелять не умел.  Зарип знал, что подвал под домом сухой и теплый, а слесарь Гоша частенько там оставался в своей коптерке на ночь, когда бывала получка и он перебирал с водкой.  Доставалось ему от жены Марьи, но «получка -святое дело и сам Бог велел», говорил Гоша…

Зарип хозяйским взглядом посмотрел на дорожки перед подъездами. Утренняя работа была практически не видна под слоем снега, который последние дни падал и падал с небес, засыпая город, подготавливая его к январским морозам.

Когда-то он любил снег. Приятно было ступать по нему, глубоко проваливаясь и оставляя после себя  следы-ямки. Снег ведь гораздо приятней мокрых луж, и света от него много, даже ночью, особенно лунной. В её свете он блестит и сверкает, как в сказочном сне, которые иногда снятся ему, где он опять дома, в тепле и уюте лежит на диване, а рядом сидит любимая Марковна и вяжет, мирно постукивая спицами…

-Петровна, ты откуда бредешь в такую непогоду? Такой снег, куда тебя носило?

Зарип вздрогнул от неожиданности. Бодрая маленькая старушка, выходя из подъезда, окликнула проходившую мимо соседку.

- Ой, привет, Надежда, на почту ходила, за квартиру заплатила, уже пятнадцатое, гляди того пени начислят, а я вот приболела и все никак собраться не могла.

- Да, Петровна, с ними шутки плохи. А чего приболела- то?

-Ну, какие  болезни-то у нас теперь, все они одинаковые: то давление скачет, то суставы ломит. Вот до почты еле дошла, одышка замучила.

Женщина подошла к скамейке у подъезда, смахнула варежкой снег и села.

-Ох, иди , Надежда, присядь на минутку, да и я дух переведу, на третий этаж мне ещё подниматься, хорошо , хоть, не на пятый…

Надежда, судя по всему, вышла подышать, потому, как с радостью согласилась, расчистив край лавочки. Зарип неторопливо сгребал снег от подъезда к дороге, невольно прислушиваясь к разговору.

-Ты себя береги, Петровна, ну вот хоть меня бы попросила, неужто я бы отказала тебе? Я, хоть, и постарше буду, но возраст тут не важен теперь.

-Да, Надежда, молодые пачками уходят, что про нас теперь говорить. Вон Марковна, вроде и нестарая была, а после инфаркта недолго прожила. Хорошо дети забрали её, было кому присмотреть.

-Не знаю, Петровна, не дай Бог так свалиться. Хорошо, конечно, когда дети есть, только слышала я, что Марковна очень сокрушалась. Её когда из больницы-то выписали, дети решили к себе забрать. Сын квартиру-то продал. А она, говорят, так плакала, так плакала- все кота своего жалела, сын наотрез отказался кота в квартиру брать! Вот Марковна и сказала им, что кот старый и я старая, недолго нам осталось, не поеду я без Захара своего никуда! Сын ругал её, ну молодежь-то тоже понять можно, у них вон жизнь какая трудная сейчас. Утром рано на работу уходят, вечером поздно приходят, а тут мать в другом районе, пока до нее доберешься… А ей после инфаркта ни в магазин сходить, ни по дому- врач строго-настрого приказал постельный режим. В общем, Петровна, плакала она очень и с котом своим расставаться не хотела. А потом кот пропал. Ждала она его, ждала, месяц ждала, но сын уговорил ее и квартиру продал, а мать забрал. Увезли нашу Марковну. А через месяц, лето было, мы на лавке сидели вечерком, глядь, сын то и идет. Здравствуйте, говорит, я сын Маргариты Марковны, узнаете меня? Ну как не узнать, отвечаем, не склерозницы мы. Умерла мама, говорит он, а перед смертью просила сюда прийти и узнать, не объявлялся ли кот, черный такой, Захар, старый котяра её. Нет, говорим, не видели. Ну, он отдал нам кулек с конфетами, помяните, говорит, маму и ушел. Вот такая история, Петровна. Думаю, что если бы тогда сын кота забрал, то жива была бы Марковна до сих пор.

Зарип медленно сгребал снег к краю тротуара. Он любил Марковну с первого дня их знакомства, когда она спасла его, маленького, найдя в коробке у мусорки. Он не помнил, что чувствовал тогда, когда орал голодный и брошенный, но отлично запомнил её нежные руки и тепло квартиры, куда она принесла его. Когда он думал о Марковне, о прожитых годах с ней, в его душе становилось так уютно, как в их квартире с мягким диваном, неярким светом торшера, с его мисочкой у холодильника, всегда наполненной свежим молоком, и стуком спиц под тихо урчащий телевизор.

Конечно, он ушел тогда, разве он мог допустить, чтобы его Марковна осталась без заботы родных, когда она так в этом нуждалась. Да и ему пора было уходить. Все когда-то уходят: и люди, и коты. И его любимая Марковна ушла…

Женщины засобирались по домам, а Зарип, закончив чистить дорожку перед подъездом, взял лопату и пошел доживать свою девятую жизнь.