Глава 9. Бесправие...
Председатель зашел хмурый, злой. Знал, что не легкий разговор ему с колхозниками предстоит и, стоя в пороге, слушал перепалку мужиков.
- Три постановления привез я из района, товарищи колхозники, - вмешался в разговор председатель.
Первое: снимается с вас обязательное постановление на лен и табак, се-ять в счет налога больше не будем.
Второе: под картофель с 1949 года утвердили по сорок соток на каждое хозяйство. На остальной земле вам разрешается сеять овес.
- Мужики, я вот что думаю насчет картофеля. Правильное решение принял Исполком. Зачем сажать гектар, когда удобрять землю нечем. Лучше меньше посадить, да хорошо удобрить, накопаем больше, - рассуждал Игнат. - Мои сыны, как пришли с войны, так и отделились, по-новому решили хозяйствовать.
- Наконец третье, - продолжал председатель, - принятое Сель Исполкомом решение о пересмотре сенокосных наделов колхозников Райисполком утвердил. Вся площадь за Жавроновкой до бурятских селений выделяется под колхозное пастбище. Здесь же будет выпас и для личного стада колхозников.
- А мы? Чем мы будет осенью кормить коров? Выход где?
- Зеленкой будете кормить коровушек, пока река не станет. Вот вам и выход.
До самой ночи стоял шум и крик в конторе. Накричавшись до хрипоты, мужики расписывались в списке, по которому, согласно решению Сель. Исполкома и, утвержденному Райисполкомом, получали колхозники добровольно и безоговорочно сенокосные наделы на островах.
В другом списке расписывались за облигации, которые выдавал секретарь сельсовета Ефим Бичиков. Мужики толкали по карманам новенькие бумажки, пахнувшие типографской краской, зная, что ждет их дома бабья война, которая похуже мировой будет.
- А мне? А почему меня в списках нетути? - сказал жалобно Еська.
Все замолчали.
- Облигации только работающим положены, - сказал Герасим. Он не ожидал такого вопроса.
- Я тоже на службе, посыльным работаю.
- Скажи на милость, как же тебя записывать? Фамилия у тебя есть? - встрял в разговор Ефим.
- Есть, наверное.
- А какая?
- Не знаю. А, по-вашему, кто я, а?
- Хвост от зайца, вот ты кто.
- Еськой Шаломом будем тебя величать, так как ты есть сын неизвестного роду-племени, - сказал Федор.
- В колхоз тебе вступать надо, тогда и посмотрим, - сказал секретарь.
- Еську в колхоз!? Нос не дорос.
- Запишите его Иосиф Иосифович Шалом.
- Скажи еще Иосиф Виссарионович.
- Не шути, Моисей, - заругался на брата Софрон, - мужики, кто помнит, какая фамилия у Шалома была?
- Да кто его знает. Когда я родился он один жил в землянке.
- Васятко Петькой звали его, - сказал Игнат.
- Значитца я буду Васятко Осип Петрович. Вот так! - торжествующе посмотрел Еська на мужиков.
- Нету у тебя, Еська, хаты, жанись на Дуне, тады фамилию пропишем тебе, - подзуживали мужики парня.
- А я что, я енто не против.
- Ха, а не дурак наш посыльный.
- Хватит зубоскалить, пора факт признавать, - заступился Семен за парня, все-таки будущий солдат.
- Надо в сельсовете посмотреть, как Еська записан.
- Да какой с ево солдат. В солдаты настоящих мужиков берут, а с Еськи что взять, весь в тятеньку своего уродился, где бы только напакостить.
- Я пойду в Армию, обязательно пойду, - сказал Еська, подтянувшись на цыпочках, - подрасту, и меня возьмут служить.
- Там только таких не хватало ценных кадров, будешь главным разведчиком у них.
- Буду.
- Вышел ты, Осип, из призывного возраста, - сказал председатель и, с досадой в сердце, ушел за перегородку в кабинет. Скоро начнется сенокос. Поедет комиссия на острова нарезать наделы, не обойдется без споров и драк.
А мужики судачили промеж собой: кто знает, что оно лучше? Решили, что без листового сена молодняк не сможет до морозов ждать. Каждый думал: «Придется вокруг колхозных полей прикашивать на осень траву».
Расходились колхозники по домам, еще не совсем осознавая, к чему все это приведет.
- Сват Иван, скажи-ка мне, что я буду делать с этими облигациями,
платьев дочкам с них не нашьешь, даже на самокрутку не сгодятся. Ульяна со свету сживет.
- А может и сгодятся на что.
- Может и сгодятся. Сговорился я с Никодимихой насчет хаты, немного мясом, немного деньгами рассчитаюсь. Пусть живут отдельно молодые. Времена другие наступают, сват. Чует мое сердце, что-то грядет впереди.
- Да я разве против, отделю Митрия и нетель выделю им на развод. Дочка у тебя ладная, работящая. Не пропадут.
- Сынов мне не хватает, а дочки, что? Растил, растил, замуж выйдут, и все, нет помощницы.
- Не серчай, сват Семен, кому что Бог дал.
Дуня открыла настежь двери и окна, чтобы к утру после мужицкого табака контора свежестью задышала. Никто ей не платил за то, что она приходила по ночам наводить чистоту и порядок. Могла бы и утром убраться. Только муторно одной было дома свою тоску печаль горевать. Дед Кондрат сидел озабоченный и не приставал больше к Дуне с расспросами.
- Дед Кондрат, расскажи, как ты женился, - неожиданно попросила Авдотья.
- А я и не помню уже, Дунюшка. Лучше ты расскажи мне, откуда твой жених выискался. Сказывали бабы какую-то чудную историю, а рази им можно верить, начнут блоху ловить, поймают муху.
- Что было, то давно быльем поросло, - задумчиво ответила Дуня.
А впоследствии из нововведения с наделами вот что вышло. Колхозники не могли оставить телят, овец без листового сена, все мало-мальские поляны у поля и полянки в лесу выкашивали тайно. Настоящая битва началась в первый же сенокосный год. Как только правление колхоза назначит день, с которого колхозникам разрешали заготавливать сено для личного скота, так ранним утром, а то и с вечера бегут бабы тайно делать закосы. Неписаный закон соблюдали все: на закошенное место никто не сунется. Бывало, на косах бились мужики, отстаивая покос, который первый заняли.
Продолжение следует: http://www.proza.ru/2017/11/30/938