44. Самость

Ник Пичугин
Проект "Ребенок"

Я – это мой выбор.

Ж.-П. Сартр

    Человек не может наблюдать себя со стороны. Ну, разве что в зеркале, которое отражает все навыворот, но это другое… вернее, то самое, о чем пойдет речь. Если человек видит себя изнутри, то только потому, что там тоже есть зеркала.
    Разум неспособен воспринимать себя во всей полноте; только какую-то обособленную (отчужденную) часть себя – другой обособленной частью. И управлять собой человек может только частично, в том же смысле. В свое время (1985) Тимоти Уилсон высказал смелую идею, которая на первый взгляд кажется тривиальной: психические процессы, контролирующие наше поведение, отличаются от процессов объяснения этого поведения. Это не просто различение оперативного аппарата (Синтезатора Решений) от аппарата восприятия (Буфера Обмена). Мы оцениваем свои поступки не снисхождением от следствия к причине – а с позиции стороннего наблюдателя. С позиции Чужого. Логика принимаемого решения и логика его восприятия – две разных логики: ассоциативная и дискурсивная – в зависимости от того, кто контролирует поведение (Эго либо Супер-Эго). Когда одно «Я» действует, другое наблюдает и оценивает.
    Драматизм и острота подросткового кризиса заключается в том, что обе сигнальные начинают относиться друг к другу как к «окружающей среде», как к «чужому». Третий Возраст (особенно в начале) вообще характеризуется регрессиями к Первому – и не в последнюю очередь потому, что возвращается прежняя проблема: как строить отношения с «окружающей средой», которая раздражает своими сигналами? «Задавить ее?» – предлагает творческий инстинкт. «Или потерпеть?» – инстинкт приспособления. «Договориться!» – настаивает инстинкт самости. При этом – надо понимать – эта «внешняя среда» уже, как бы сказать… нам не чужая. Это не общество, не родители, не собственное тело – как в Первом Возрасте. Это – мое второе «Я». Которое думает, что оно первое.
     «Асимптотическая свобода», к которой стремятся обе сигнальных в латентном Возрасте (начиная с 10-11 лет), в принципе недостижима – потому, что они растут из одного корня, из Куколки. Здесь они не просто едины, они тождественны на уровне «базиса личности», зафиксированном в семь лет. Тождественность дополняется единством (логическим ассонансом), достигнутым благодаря игровому и бытовому опыту в младшем школьном возрасте (7-10 лет). Но познавательный процесс выводит теоретическое и абстрактное моделирование далеко за пределы непосредственного, еще детского опыта. У ребенка нет собственных, внутренних средств для преодоления логического диссонанса между конкурирующими моделями реальности; и вплоть до Третьего Возраста он снимается теми же семантическими средствами, которые формируют модели – внутренней логикой языка. Причем в «кризисе идентичности» возможности литературной и бытовой речи исчерпаны – вместе с опытом предыдущих поколений, сконцентрированным в языке. Подростковые компании начинают творить свой жаргон для обозначения невозможных и немыслимых сущностей. Так начинается субкультура подростковых капсул. 
    Бесполезно убеждать подростка; процесс латентного познания закончен, свой предел понимания старого он исчерпал еще в тринадцать лет, ему больше не нужно. Теперь он будет понимать его исключительно под новым, своим названием – и исключительно на своем собственном опыте. Умение отделить форму от сути сознательно – оно осваивается за пределами трех Возрастов. Его убежденность, что он все знает и все умеет, закреплена на физиологическом уровне; и она соответствует истине – если под «всем» понимать его персональный удел.

    В «кризисе идентичности», в результате «кристаллизации» моделей, категорический диссонанс приобретает семантическое оформление – во всей своей полноте, во всех формах. И на «актуальный диссонанс», и на «диссонанс восприятия» психика реагирует на уровне сознания диалогом между Эго и Супер-Эго. В определенном смысле, это закрепление опыт споров и согласий Игры. Только теперь сначала звучит: «Мы хотим так, а кому не нравится, может не играть», – а уже потом-потом: «Ну хорошо, скажи, как ты хочешь?» По мнению М. Бахтина, «человеческая мысль становится идеей только будучи воплощенной в чужом голосе». Но голос должен быть… не совсем чужим. Каждому человеку нужен собеседник – не для того, чтобы его переубедить (это невозможно), а для того, чтобы сформулировать свою мысль словами – и затем услышать ее отраженной навыворот.
     «Потом-потом» – это в Третьем Возрасте, в фазе поиска адекватности. Толерантность возникает на дистанции между мышлением и действием. Когда человек совершает «полупоступок», связав себя словом, он все еще обдумывает свое «полурешение», нередко изменяя его. (Только очень глупые и очень умные люди никогда этого не делают.) В старших Возрастах это «обдумывание» погружается на латентно-вербальный уровень и не ощущается субъективно, но подросток спорит с собой постоянно. А кое-кто и голоса слышит. И, во всяком случае, пауза между намерением и действием становится все длиннее на границе подросткового и юношеского возраста (15-17 лет). Поиск «актуального диссонанса» – нелегкое и ответственное дело. Осознав противоречивость бытия, прочувствовав противоречия собственного сознания, подросток осваивает искусство сомнения. Основным новообразованием Третьего Возраста является критическое мышление – конкуренция двух параллельных мнений по одному поводу. Со-мнений.
    Можно согласиться с М. Бахтиным, что истина «возникает в месте диалогической встречи». Следует лишь добавить, что это справедливо не только для объективной истины, но и для субъективной. Ибо разум «субъекта» тоже является местом диалогической встречи – еще до первого поступка, до первого слова в физическом мире. Истина – это процесс. И нет четкой границы между истиной объективной и субъективной – потому что нет качественной дистанции между решением и поступком, между мнением и словом.

    Развитие – конструктивное решение проблем. Причем «конструктивность» здесь означает создание инструмента такого решения. В частности, проблема идентичности решается созданием аппарата критического мышления. По сложности он значительно превосходит и Куколку, и Первую, и Вторую сигнальные; но по смыслу это попрежнему ассоциация рефлекторных связей; точнее говоря, внутренних рефлекторных колец (рефлексий) информационного обмена между конкурирующими компонентами Монады. Ни Первая, ни Вторая (ни «персона», ни «личность») не соответствуют зрелому разуму взрослого человека, и их претензии на монополию в сфере поведения лишены оснований с самого начала.
    То «Я», которое ощущает и с которым отождествляет себя взрослый человек, это ни в каком эпизоде не Эго и не Супер-Эго; это комплекс сознательных рефлексий, который образуется в процессе информационного обмена (специфического «диалога») между ними. После выхода развития в актуальную зону происходит скачок сложности («метаморфоза развития»), который приводит к обособлению комплекса этих связей в качестве психического объекта. Вслед за К.Г. Юнгом психологи называют этот психический аппарат «самостью» (К. Роджерс – «Я-концепцией»). «Самовосприятие», «самоконтроль», «самонаблюдение», «самосознание» – все, к чему психологи лепят приставку «само-» – все это функции самости.

    Субъективно ощущаемый диалог между двумя «Я» – это лишь вершина айсберга; основные процессы «самости» происходят на латентно-вербальном уровне мышления и субъективно не регистрируются. Но в Третьем Возрасте этот аппарат находится на стадии формирования и закрепления; и этот диалог, повторяю, несет на себе почти всю нейроэнергетику процесса. Структура зрелой психики, все многообразие человеческих характеров создается в ходе этого информационного обмена при выборе актуальной доминанты мышления. Попросту говоря, Эго и Супер-Эго договариваются между собой, кто из них ведущий, а кто ведомый в каждом эпизоде. Причем арбитром выступает минимизация теоретически ожидаемого актуального диссонанса. 
    Конечно, для каждой конкретной ситуации договор составлять бессмысленно; тем более, что никакая ситуация в точности не повторяется. Но на то и дан подростку аппарат ассоциативного развития, чтобы обобщать фрагменты. С другой стороны, очень часто оказывается, что выбор доминанты предопределен, и никакого арбитра не требуется. Автор уже упоминал о первом, самом очевидном условии этого договора. В стандартной ситуации, не требующей размышлений, Эго вне конкуренции. Напротив, когда требуется нестандартное решение, «персоне» отводится роль заинтересованного наблюдателя… готового в любой момент перехватить инициативу. За пределами этого условия остается широкое поле состояний «окружающей среды»; однако признак стандартности – не единственный, в отношении которого сигнальные системы выступают как антагонисты. Эти признаки и определяют дальнейшие условия, сужающие область сомнений в выборе доминанты.
    И в заключение зафиксируем самое раннее, «нулевое» условие этой «конвенции актуальности», которое принимается еще до истечения Второго Возраста. О нем автор тоже упоминал ранее: случай «двойной мотивации». Когда намерения Первой и Второй сигнальных совпадают, решение принимается и исполняется незамедлительно. Это прекрасный повод пожелать читателю всегда пребывать в согласии с самим собой.