НАКАЗ ЕКАТЕРИНЫ ВТОРОЙ
- Что, матушка, - Склонился к Екатерине Второй Григорий Орлов, - Устала? Или родственники одолели?
- Ты не смейся. – Екатерина рассердилась. – Мои родственники – это мои родственники. Впрочем, они хорошие люди. В Европе – самые современные. Я же не виновата, что у них сейчас возникли неурядицы.
Екатерина сидела за низеньким столом на плетеном кресле. Перед ней - чашка дымящегося кофе, которую она держала обеими руками. Сзади нее стояла круглолицая девушка. Она причесывала длинные волосы императрицы.
- Ой, - Неожиданно ойкнула Екатерина, - Ты что там делаешь?
- Вы же знаете. – Не хотела говорить при Григории Орлове девушка, что выдернула у царицы седой волос. – Потерпите, матушка.
- Ну, ладно. – Смирилась Екатерина, - Ты уж осторожнее. – Тут она заметила усмешку своего фаворита. – Ты что ржешь? Смешно? – Голос императрицы отвердел.
- Что ты, матушка. – Сделал невинное лицо Григорий. – Я так, про себя подумал
- Ты не про себя, - Не могла успокоиться Екатерина, - Ты про государство думай.
- Я и думаю про государство. – Встал со стула Григорий.
- Сядь, - Приказал Екатерина. – Разговор еще не закончен. Немцы бегут из своей родины. Там много моих. Особенно в Гессене. – Слово «Гессене» Екатерина проговорила чисто по – немецкому. А ведь давно не говорила на родном языке. Она всегда старалась среди людей говорить только по – русски, чтобы хоть душой быть ближе к России. Она даже думать стала по – русски. Только вот во сне она иногда попадала домой на Родину в Гессен, встречалась с немцами, слушала немецкую речь, но отвечала почему – то по – русски. Она просыпалась и долго думала об этом. И понимала, что давно уехала из Родины, но в Россию так и не приехала.
- Ты вот что, - Сказала она Григорию Орлову, тот сел на свое прежнее место. – У нас в России земель много, а народу не хватает. Эти бесконечные войны выбили много народу, надо пополнить его.
- У нас народа хватает. – Возразил Григорий. – А земель, правда, много. Как – нибудь разберемся.
- Ни как – нибудь. – Одернула фаворита Императрица. – Надо сделать так, как надо. Давай прикинем, куда можно поселить немцев.
- Может, в Сибирь? – Григорий решил не спорить с Екатериной. Это было бесполезно. Тем более, что речь шла по такому тонкому вопросу. Тут можно было и самому сломать голову.
- В Сибирь нельзя. – Возразила Екатерина. И усмехнулась. – Там холодно. Очень холодно. – Туда ты, - Екатерина засмеялась, - Когда – нибудь поедешь.
- Ну что ты, - Обиделся Григорий. - Всегда меня обижаешь. Я в Сибири был. Там красиво и земель много. И трудиться там надо очень много. Каждый день, а немцы народ, как я знаю, трудолюбивый. Не то, что мы, русские.
- Не надо так, - Заступилась за русских Екатерина. – Русские тоже хорошо работать умеют. Разве ты плохо работаешь и тебя пора гнать? Как это у вас говорят? Вот – поганой метлой. – Екатерина опять засмеялась.
- Ну ты даешь. – Удивился и тоже засмеялся Григорий. – Ладно, - Григорий призадумался. – Давай не в Сибирь. Давай на Волгу. Там Стенька Разин гулял. – В Григории заиграл какой – то вольный дух, он невольно распрямил свои широкие плечи, сжал кулаки, что хрустнуло где – то в теле. – Но там и сейчас неспокойно, хотя земель неухоженных очень много.
- Немцы никогда, - Вступилась, не имея повода, за своих соплеменников Екатерина, - Не будут мятежниками. – Екатерина позвонила в небольшой колокольчик, вошел ее адъютант, седой генерал. – Принеси нам большую карту. – Приказала Екатерина генералу.
- Может, пойдем в кабинет? – Предложил Орлов.
- Нет, - Возразила Екатерина. – Там меня много народа дожидается. Пусть подождут, пока мы с тобой решим этот вопрос. Потом ты поедешь.
- Куда? – Удивился Орлов.
- Куда скажу, - Рассердилась Екатерина, - Туда и поедешь.
Генерал – адъютант принес карту, разложил ее на столе.
- Вот давай, - Проговорила Екатерина, вставая со своего плетеного кресла и подходя к столу, - Куда мы с тобой отправим немцем. На Волге, говоришь, много места? Вот Волгу мы и посмотрим. – Екатерина водила указательным пальцем левой руки по карте. – Нам так их надо разместить, чтобы и жили хорошо, и для России польза была.
- Тут нам надо выбрать, - Григорий положил свою огромную руку на карту, прикрыв ладонью значительную площадь, - Где – то в Царицино или в Саратове. Там места не больно – то обжитые.
- Там им не холодно будет, Григорий? – Вопросительно посмотрела на своего фаворита Екатерина. – И далековато от столицы.
- Может их здесь, - Усмехнулся Григорий, - В Питере поселить? Тебе спокойнее будет.
- Ты не надсмехайся, - Опять с угрозой проговорила Екатерина. – Мы с тобой здесь не в игрушки играем. Мы, считай, международное дело решаем. И, верь, от этого польза нашему государству будет.
- Тогда – Твердо сказал Григорий и ударил рукой по карте, - Саратов. Там они уживутся. Да и уживаться – то там не с кем. Народу там совсем мало. Пусть осваивают саратовские земли.
- Тогда, Григорий, собирайся. – Приказал Екатерина.
- Куда, матушка? – Григорий выпрямился, расправил плечи.
- В Саратов поедешь. – Екатерина близко подошла к Григорию, положила правую руку на левую сторону груди богатыря. Повторила. – В Саратов поедешь. Там на месте во всем и разберешься. – Екатерина посмотрела в голубые глаза Григория. – Что – то неспокойно у меня в груди, Гришенька. Знать, откуда – то беда идет. – Она задумалась. Тихо, как – будто сама себе проговорила. – И когда жить – то спокойно будем? Все время войны и смута. Ты скажи, Григорий. – Екатерина еще раз сурово посмотрела в глаза Григория, - В России когда – нибудь спокойно было? Ну, чтобы без войн, без смуты.
- А, черт его знает. – Григорий безразлично махнул рукой. Притянул своими сильными руками Екатерину. – Может, махнем в Германию. Наведем там порядок, и пусть твои немцы живут спокойно у себя дома.
- Что ты, Григорий! – Испугалась Императрица. – Разве можно в Германию? У нас своей смуты достаточно, а мы ее за границу вывозить будем? Никак нельзя. Давай лучше езжай на Волгу, выбери хорошие места для поселения. Не ошибись.
Григорий Орлов легко попрощался, быстрым шагом покинул покои Екатерины. Он ненадолго заглянул домой, переоделся, сменил лошадей и поскакал прочь от Северной столицы. Путь предстоял длинный. Но Григорий, прошедший много войн, видевший много лиха, не боялся дальней дороги и непредвиденных невзгод.
Стояла поздняя осень. Желтые и красные листья красочным ковром устилали дорогу. Ежеминутно слой пополнялся новыми листьями, которым предназначалось упасть на землю, сгнить и стать удобрением. По ночам Григорий Орлов удобно усаживался к кибитку, кутался в шубу, выпивал несколько стопок водки и крепко засыпал. А утром, как только первые лучи солнца заглядывали в стеклянное окно кибитки, останавливал ездоков и пересаживался верхом на вороного, крепкого, тонконогого скакуна. Жеребец, всю ночь проскакавший мелкой и легкой рысью, хоть и чувствовал крепкую руку хозяина, рвался вперед. Да и Григорий, прекрасный наездник, тоже за ночь застоявшийся в костях, старался не сдерживать жеребца. Он тоже рвался навстречу ветру, судьбе и новым приключениям.
Впереди показался Саратов, разбросавшийся вдоль Волги. Часть домов расположилась на Желтой горе. Григорий, который приостановил своего скакуна, увидел группу всадников, наверное, человек десять, которые легкой рысью приближались к кортежу столичного вельможи. Впереди на белой кобыле скакал окружной комиссар Баскаков, впоследствии ведавший обустройством переселенцев в Саратовской области, рядом с ним на огненно – красном жеребце барон Борегард де Кано, а также главный судья Канцелярии опекунства Рязанов. Они остановили лошадей за несколько метров до кортежа Григория Орлова, низко до грив коней и, сняв головные уборы, поклонились всемогущему графу. Он тоже, в знак приветствия, склонил голову.
- Вы как узнали, - Удивился граф Орлов неожиданной встрече, - Что мы в это время приедем?
- Русская почта хорошо работает. – Похвалился Баскаков. – Да и интуиция подсказывает.
Граф Орлов тронул коня, поехал впереди всех. С правой стороны его сопровождал окружной комиссар, с левой – барон Боренгард.
- Вы знаете, - Не терял времени Орлов, - Зачем я приехал?
- Конечно. – Быстро проговорил Баскаков. – По этой причине и барон тоже приехал. Он уже неделю здесь.
- Как вам эти места? – Обратился Орлов к Боренгарду. – Нравятся?
- Я не буду говорить Майн Готт! – Усмехнулся барон. – Мы, немцы, в эмоциях очень сдержанный народ. Главное – земель много. Но нас пугают морозами. И я никак не добьюсь вразумительного ответа – правда или нет, что здесь очень холодно. – Барон говорил на немецком языке. Добавил обиженно. – Окружной комиссар этого не знает.
- А разве вам с ответом угодишь? – Засмеялся Баскаков. – Вот поживете – увидите. – Потом обратился к графу Орлову. – Давайте заедим ко мне, основательно остановитесь. Не буду же я вас на постоялый двор определять. Там скоро и ужин. А завтра выедем на место, все там и решим.
Так, за разговорами, въехали в город. Почетного гостя из столицы встречали простые люди, а когда кортеж въехал на Соборную площадь, ударили колокола Свято – Троицкой церкви. Граф Орлов перекрестился, про себя пожелал самому же успехов в выполнении наказа императрицы. Все, стоящие рядом и находящиеся на лошадях, шевелили губами и шептали молитву.
- Давно я хорошей рыбы не пробовал. – Мечтательно сказал Григорий Орлов. – У вас она не перевелась?
- Что вы, граф. – Чуть ли не возмущенно ответил окружной комиссар. – А какую рыбу вы больше всего предпочитаете?
- Простую стерлядку. – Опять же мечтательно поведал Орлов. – Только свежесоленую. Ну, чтобы соленая была всего несколько дней. А к ней водочки крепкой!
- Найдем, батюшка. – Обрадовано сказал Баскаков. – Обязательно найдем. Пальчики оближите. – Комиссару хотелось угодить высокому вельможе.
- Ну, что ж. – Граф Орлов стал слезать с лошади. – Тогда приглашай.
Пир закончился далеко за полночь. Григорий в сопровождении Баскакова вышел во двор. Было прохладно. На небе густо высыпали звезды. Большая Медведица чуть ли не уперлась в край небосклона. Как – будто стала ярче Полярная звезда.
- Зима скоро. – Сказал граф Орлов. – Она и вправду в этих краях колючая? – Граф долго искал подходящее слово.
- Да, нет. – Ответил Баскаков. – Зима. Как зима. Наверное, для немцев она холоднее, чем для нас будет. Привыкнут. Мы бы к ним, к немцам, привыкли.
- Ты что имеешь в виду? – Спросил Орлов. – Они тебе не нравятся.
- Был я в ихних краях. – Комиссар говорил медленно. – Они какие – то прижимистые.
- Может быть, - Граф поправил Баскакова, - Более хозяйственнее, чем мы.
- Да нет, батюшка, - Возразил окружной комиссар, - Не то слово вы нашли. Вот про зиму правильно сказали – она для них, может быть, будет колючей. А тут они совсем другие. У нас тоже есть хозяйственные. Особенно купцы. На них весь наш город держится. А тут они другие. Как будем с ними ладить. Купцы начнут задираться. Свои – то всегда ладят. А тут одни ссоры пойдут – и за места на ярмарках, и за цены на товары. А в церковь они в какую пойдут.
- Церкви они свои понастроят. – Уверенно сказал Григорий. – Тут уж будь уверен – без Бога они никуда.
- Вот это хорошо, - Согласился Баскаков. – Без Бога нельзя. В наше смутное время он только один и может со всем сладить.
- Кстати, как у вас тут? – Вспомнил разговор с императрицей граф Орлов. – Спокойно кругом?
- Где – то в Астрахани ходят ватаги. – Сокрушенно ответил Баскаков и тут же добавил. – Но пока ничего страшного нет. Чуть чего, отобьемся.
- Ну, губернатор, - Подвел черту разговору Орлов, - Давай спать. Утро вечера мудренее. А утром ехать нам далеко?
- Верст шестьдесят, наверное, будет. – Точно сказал комиссар. – Рано выедем, к вечеру вернемся. Вы долго у нас будете?
- Нет. – Тут же ответил граф Орлов. – Вот определим место для поселения немцев, и тут же в столицу уеду. Там тоже дел много.
Утром еще больше похолодало. Постаревшая, но не совсем пожелтевшая трава покрылась инеем. Солнце только – только встало, и лучи его красиво отражались от белоснежной красоты, покрывшей землю. Разномастные кони трогали мягкими губами иней, фыркали от недоумения. Они за долгое лето уже успели отвыкнуть от холодного прикосновения зимней красоты.
Григорий Орлов вышел на высокое крыльцо. Прикрыв глаза ладонью, посмотрел на солнце. Как – будто подкараулив графа, тут же появился Баскаков. Он молча поклонился Орлову и ждал приказаний.
- Ах, и хорошо у вас! – Григорий говорил искренне. Он хорошо выспался, на здоровых щеках играл румянец. Повторил. Нет, хорошо у вас! Ну, что, губернатор, поедем?
- Как будет приказано! – Также бодро ответил окружной комиссар.
- Тогда садимся и вперед. – Скомандовал граф.
- Может быть, перекусим. – Успел сказать Баскаков.
- Где – нибудь в дороге. – Уже садясь верхом на лошадь, проговорил Орлов. Звонко засмеялся. – Водки со стерлядкой прихватили.
- Конечно. – Тоже засмеялся Баскаков.
Отряд в сто всадников быстро переправился через Волгу на специальных плотах. Только на одном плоту произошла замешка, там лошади не поделили отведенное им место, и одна из них оказалась в холодной воде. Наездник, молодой и рыжий прапорщик, прыгнул в холодную воду, схватил лошадь за узду и поплыл к берегу.
Окружной комиссар, глядя на эту картину, чувствовал себя неловко перед высоким вельможей и пытался как – то оправдаться.
- Бывает! – Махнул рукой граф Орлов. – Я на своем веку не такое видел. – Потом добавил. – Жалко лошадь. Простудится, небось.
- Не простудится. – Облегченно вздохнул Баскаков. – А если чего, то подлечим. У нас есть хорошие коновалы.
Скакали часа три. Дорога ровно лежала от горизонта до горизонта. По краям ее росли небольшие кусты, а дальше лес.
- А почему, - Поинтересовался граф Орлов, - Дорогу не вдоль Волги проложили?
- Здесь еще татары ездили. – Пояснил комиссар. – Они боялись вдоль руки ездить. Татары, говорят, вообще воды бояться. А нашему люду, особенно разбойникам, на воде рай земной. Они могут с ладей обстрелять кого хошь выскочить, напасть и ограбить. А потом садятся на свои быстроходные струги и – поминай, как звали.
- Это верно. – Согласился Григорий. – Теперь, наверное, тихо. – Забыл Григорий, что еще вчера задавал этот же вопрос.
- Пока спокойно. – Баскаков помнил свой вчерашний ответ. – Там где – то, - Махнул он рукой в сторону низовий Волги, - Шалят ребята. Но до нас редко доходят.
- Ну, и слава Богу! – Перекрестился граф Орлов. – Может быть, обойдемся без очередной смуты.
- А вот и Караман! – Воскликнул Баскаков. – Где – нибудь здесь остановимся?
- Давай, комиссар, - Согласился Орлов, - Разбивай временный лагерь.
Граф Орлов соскочил с лошади, отдал уздечку подбежавшему адъютанту. Сам пошел к речке. Вода в ней была удивительно чистой и почти прозрачной. Мелкие рыбешки теснились к берегу, подставляли свои горбатые спины еще греющим лучам солнца. Григорий подобрал камень, бросил его далеко от берега. Ровные круги стремительно побежали от центра по спокойной воде. Орлов вдруг уловил себя на мысли, что одно из поселений надо построить по принципу этих кругов. Такого еще нигде не было.
- Мы дальше не поедем. – Не терпящим возражения голосом, проговорил Орлов. – Сейчас здесь присядем, перекусим и все на месте решим.
- Как скажете, граф. – Согласился Баскаков. – Я думаю, что там, где мы стоим, построим центр поселения.
- Нет, губернатор, - Засмеялся граф Орлов, - Не угадал. Мы назовем это поселение в честь сына императрицы Павла.
- Это верно. – Заговорил барон Борегард де Кано. – По нашему – Паульская.
- Давай сюда карту! – Приказал граф Орлов. – Сейчас мы все поселения разметим. А есть потом будем. – Азартный Григорий и тут поддался возбуждению.
Прямо на пожелтевшей траве раскинули карту Саратовской губернии. Сам Григорий Орлов и вся его свита встали на колени вокруг огромной карты.
- Вот отсюда верст за пять – Ткнул огромным пальцем в карту граф Орлов, - Мы построим главное поселение. У него обязательно должен быть выход к Волге. Когда – то здесь проплывал царь Великий Петр. А пристать ему негде было. Он остановился на другом крутом берегу Волги возле Змеевой горы. Теперь же суда будут останавливаться в нашем городе, который мы назовем… Как мы его назовем, господа?
- Екатериненштадт! – Почти хором проговорили окружавшие его люди.
- Katarinenstadt! – Повторил барон Борегнгард. – Кстати, у нас каждое поселение называется колония.
- Ну и пусть будут колонии. – Согласился Орлов. – Ты свою будешь строить? – Спросил он у барона.
- Конечно – С готовностью ответил барон. – Даже несколько. Но главное, конечно, построить сам центр всех немецких колоний – Екатериненштадт.
- А можно, - Вдруг спросил Баскаков, - Одно из поселений мы назовем в вашу честь, гарф?
- Пожалуйста. – Засмеялся Орлов, - Пусть будет, как там, - Он посмотрел на барона и вспомнил, - Колония Орловское. Только постройте ее наподобие волновых кругов. Киньте камень в воду, и увидите схему нового поселения. – Еще раз засмеялся. - А еще, чтобы не было обидно, поселения назовите в честь главного судьи Рязанова и окружного комиссара Баскакова. Они примут непосредственное участие в строительстве колоний. – Орлов теперь надолго запомнил это слово. И вдруг опять засмеялся. – И моему русскому поселению Орловское, если рядом будут Рязановка и Баскаковка, не будет скучно среди немецких колоний. – Тут уж засмеялись все. Подбежал адъютант окружного комиссара и что – то прошептал ему на ухо.
- Господа, нас приглашают откушать. – Все согласно закивали головами.
- Сейчас мы, - Все же остановил спешащих к столу господ Григорий Орлов, - Совершили великое дело. Это международное дело, в котором укрепиться наша Великая Россия. – Григорий вздохнул. – Да и матушка императрица будет очень довольна!
ВОЗВРАЩЕНИЕ В ЕКАТЕРИНЕНШАДТ
Всю ночь было светло и тихо. Луна вполовину своего диска медленно перемещалась по небу. Звезды, казалось, поворачивались по ходу ее движения, как подсолнечники при ярком свете солнца. Лишь под утро, когда совсем рассвело, на краю неба появилась туча. Маленькая, лохматая. Она зависла над горизонтом и как - будто вообще не передвигалась по небосклону.
Люди, проживающие в колонии, носящей имя Великой императрицы, тоже давно проснулись. Коровы, сгрудившись в большое стадо, направились в сторону Волги на лесные пастбища. По всей колонии гремели цепи. Это хозяйки поднимали воду из глубоких колодцев. Жизнь, как и вчера, набирала свой обычный ритм.
Иоган Шварцкопф только что заступил на дежурство. В той стороне колонии, где начинались обширные степи, были построены наблюдательные вышки. На колонию в последнее время участились набеги кочевников. Они воровали скот, угоняли в полон людей. Особенно у них ценились молодые, здоровые парни, которые по высокой цене продавались на восточных рынках. А Иогану было всего двадцать шесть лет. Он женился пять лет назад, вместе с симпатичной, маленькой и пухлой Эммой родил троих детей. Двух мальчиков и девочку.
Время приближалось к осени. Иоган думал о том, что надо еще успеть, как лучше подготовиться к зиме. Он, как и многие соседи, многое уже сделал. Но еще не были убраны хлеба, надо было съездить в губернский город, договориться о продаже табака. Табак у него в этом году уродился отменный, и Иоган надеялся его хорошо продать, на вырученные деньги расширить свое хозяйство.
Иоган поправил соломенную шляпу, огляделся кругом. И тут он заметил мелькнувший вдалеке в кустах остроконечный головной убор, какой обычно носили кочевники. Тут же увидел еще несколько головных уборов, плавно проплывающих над кустами. Он кубарем скатился с вышки, подбежал к сторожевому стогу, сложенному из травы, листьев и остатков деревьев, развел огонь. Огонь быстро схватил топливо, а потом как – будто задохнулся в сырых ветках и дым большим столбом стал подниматься в небо. Тут Иоган почувствовал, что на него насело несколько человек. Его старались сбить с ног, но он крепко стоял на ногах, высвободил одну из рук и крепко приложился по кочевнику. И тут Иогана сильно ударили чем – то тяжелым по голове, падая на землю, он увидел, что дым высоко поднялся в небо, успел подумать, что колонисты должны увидеть сигнал тревоги, а, значит, и подготовиться к набегу кочевников.
Очнулся Иоган под лучами палящего солнца. Он лежал со связанными руками вверх лицом в повозке. Ему сильно хотелось пить, он хотел повернуться и сесть, но тут же застонал от боли. Больше всего болела голова. Он вспомнил все: и как заступил на дежурство, и о том, как увидел кочевников, пытавшихся напасть на колонию, и как его ударили по голове, и он потерял сознание. Все же он присел в повозке, огляделся вокруг. Они ехали среди широкой степи. Вокруг поднималась высокая цветущая степная трава, но до самого горизонта не было ни одного дерева. В повозке он лежал один. Иоган тут же подумал, что успел вовремя предупредить своих колонистов, и те отбили набег кочевников. Или кочевники, увидев обороняющихся немцев, вообще не стали совершать нападение. Как бы там не было, Иоган порадовался, что колония осталась целой, никого из колонистов не взяли в полон. Но тут же пожалел и себя. Что теперь будет с ним?
Подошел небольшого роста, с азиатским типом лица человек. Он был одет в светло – коричневый халат, подпоясанный такого цвета кушаком, на голове была остроконечная шляпа с кисточкой, в руках - плеть.
- Вставай, - Приказал он на ломанном русском языке, - Пешком пойдешь, лошадь устала.
Иоган выпрыгнул из повозки и только тут заметил, что он за шею привязан веревкой к повозке.
- Не убежишь. – Грустно подумал он и попросил у кочевника попить. Тот, немного поворчав, все же принес глиняный кувшин, дал Иогану напиться.
- Много не проси. – Предупредил он Иогана. – Вода у нас дорогая.
Иоган это знал и сам. Он слышал рассказы колонистов о том, как после набегов кочевников пропадали люди, а потом их немцы – купцы встречали в южных или азиатских странах. За пленных немцев просили большой выкуп и не было случая, чтобы кто – то из плененных возвратился домой.
Иоган медленно брел за повозкой, не чувствуя усталости, но испытывая опустошенность и отчаяние. Он оглядывался по сторонам и видел всю ту же пустынную степь. Лишь иногда караван останавливался у небольшого озера, которое наполнялось невидимыми ручьями. Иоган напивался досыта и терпел несколько часов до следующего привала. На привале ему перепадал и кусочек лепешки. Тот самый небольшой человек, которого звали Исмаил, торговец живым товаром, за несколько дней путешествия объяснил Иогану, что он единственный пленный из Екатериненштадта. Колонисты успели выставить заслон и не дали кочевникам ограбить колонию. Кочевники так и ушли ни с чем.
Исмаил ходил в походы с кочевниками, тут же после набега скупал «живой» товар и переправлял его в Среднюю Азию. Иоган понял, что он дорогой пленник, видимо, поэтому Исмаил его постоянно подкармливал в надежде, что вернет свои затраты после продажи пленника. Кроме того, по мере продвижения по степи, к каравану постоянно подходили подозрительные люди. У них Исмаил купил еще троих пленников.
В пути Иоган уже провел почти месяц. Иоган старался разговорить своего владельца Исмаила. Но тот больше молчал, но иногда все же выдавал по порциям некоторую информацию.
- Ты знаешь, немец. – Как – то сказал он Иогану. – Я найду тебе очень хорошего хозяина. Ты мне сразу же понравился. Я бы тебя, - Засмеялся Исмаил, - Себе оставил. – Он стал серьезным. – Но ты мне не нужен. Вот продам вас всех и дальше пойду.
- Куда пойдешь? – Спросил Иоган.
- Опять увяжусь с какими – нибудь разбойниками. – Исмаил задумался. – Может быть, я с ними в Индию, или Иран пойду. А потом опять сюда, на древние земли Великого Тамерлана.
- Я слышал о нем, когда учился в школе. – Иоган вспомнил свою колонию, загрустил. – Наш учитель, а по - нашему шульмайстер, рассказывал, что Тамерлан завоевал полмира.
- Он бы завоевал и весь мир. – Гордо сказал кочевник. – Но Аллах ему мало опустил лет жизни.
- Да он много прожил. – Возразил Иоган.
- Нет, мало. – Не согласился Исмаил. – Раз не успел завоевать весь мир, - Авторитетно добавил кочевник. – Значит, прожил мало. Но это сейчас не так уж и важно. Сегодня русские все дальше в Азию продвигаются. Нам, наверное, придется работать в Китае или в Персии.
- Так куда ты нас ведешь? – Уже в сотый раз спрашивал кочевника Иоган.
- А, - неопределенно махнул рукой Исмаил, - Где попадется хороший базар, там и продам.
- Скорей бы уж. – Как – то странно сказал Иоган. – Надоело все.
- Ты почему торопишься? – Удивился Исмаил. – Живешь почти, что на свободе. Что тебе еще надо?
- На какой свободе? – Возмутился Иоган. – Веревками опутал, караван вооруженные бандиты стерегут.
- Они караван охраняют. – Засмеялся Исмаил. – А если я тебя развяжу, то ты тут же убежишь. Вон ты, какой здоровый. – И добавил довольно. – За тебя мне хорошо заплатят.
Шли еще долго – долго. Но и бесконечная степь тоже, оказывается, кончается. Вот среди оазиса появилось поселение. Через сто с лишним лет здесь возникнет городок Асхабад, который в советское время станет столицей Туркмении - Ашхабад. Это было небольшое поселение, состоявшее из множества глиняных домиков, войлочных юрт, нескольких десятков каменных построений, окруженных фруктовыми садами. Здесь жили богатые люди. Улицы расходились от центра кругами. Иоган заметил, что точно такая же колония у них была в Орловском. Только азиатское отличалось тем, что здесь прямо по улицам, вдоль проезжей части, журчали арыки. Прозрачная и холодная вода стекала с гор.
В самом центре улицы не было. Ее место занял огромный базар, а за прилавками лавок стояли туркмены, персы, армяне и еще множество представителей азиатов и кавказцев. У лавок стояли рослые кочевые туркмены в разномастных халатах – красных, зеленых, коричневых в полоску и очень высоких мохнатых папахах.
Исмаил провел своих невольников в самое скопление людей. Покупателей было много. Пленников осматривали, как настоящий скот. Заглядывали даже в рот. Тут к Исмаилу подошел узбек, что – то стал шептать ему на ухо, показывая на Иогана. Было видно, что они сговорились. Узбек отдал Исмаилу небольшой сверток, который незаметно исчез в широких одеяниях кочевника. Узбек тут же подал сигнал Иогану следовать за ним.
Они молча шли по поселению. Иоган присмотрелся к узбеку. Ему было уже за пятьдесят, он бодро шагал впереди Иогана, точно зная, что тот идет за ним. Но на его лице выделялась непонятная желтизна, что свидетельствовало о его неизлечимой болезни.
- Вот мой дом. – Неожиданно сказал на ломанном немецком узбек. Он показал худой рукой на большое каменное, добротное строение. Их было немного на всем пространстве поселения. Сразу было видно, что узбек занимает достойное место среди азиатов. – Проходи во двор. - Двор тоже оказался обширным, и его значительную площадь занимали подсобные помещения, склады, сараи для живности. По земле бегали куры, длинноногие, цветные, с кучерявыми хохолками. Кругом сновали люди, в основном мужчины.
- Здесь ты будешь жить. – Спокойно сказал узбек. – Не вздумай бежать, все – равно поймаю, тогда точно до дома не доберешься. Работы много, но я знаю, что вы, немцы, работу любите. А теперь зайди вон в ту хижину, - Узбек показал на крайнее строение.
Иоган зашел в глиняное здание. Оно было совершенно пустым, только вдоль стен расположилось несколько топчанов. В маленькое оконце, в которое невозможно было просунуть даже голову, еле – еле проникал свет. Иоган присел на ближайший топчан, задумался. Он не мог, не хотел смириться с поворотом судьбы. Сейчас он находился в тысячах километрах от дома, скучал по жене Эмме, детям. Вспомнил родителей, друзей. Захотелось крепкого, тягучего пива. Он склонил голову к коленям, обхватил голову руками.
- Собирайся, - В помещение зашел узбек, - Мы отправляемся в дальнюю дорогу.
- Куда? – Спросил Иоган.
- Это не важно. – Небрежно ответил узбек. – Хотя скажу – в Китай.
- В Китай? – Удивленно протянул Иоган. – Далеко!
- Еще дальше со мной пойдешь. – Строго сказал узбек. Неожиданно спросил. – У тебя нет желания убежать?
- Разве от тебя убежишь? – Тоже спросил Иоган. Почему – то честно признался. – А домой хочется. Мне как к тебе обращаться?
- Меня зовут Рашидом. – Просто сказал узбек. – Так и зови – Рашид
- Так и буду звать, - Согласился Иоган, - Рашид.
Собирались долго. Рашид оказался богатым купцом. Иоган вместе с другими невольниками таскал тюки, грузил их на верблюдов, азиатские повозки. Только к вечеру, казалось, все было готово в дорогу. Но Рашид дал команду отдыхать до утра, а до восхода солнца отправляться в путь. В своем жилище Иоган устроился на крайней кушетке, но долго не мог заснуть. Он устал после дальней дороги, да и прошедший день был крайне тяжелым. Все же к полуночи он задремал, но спал нервно, снился дом и многочисленные костры вокруг Екатериненштадта. Иоган во сне метался в огне, руками разгребал костры, но не чувствовал ожогов. Он проснулся с тяжелой головы, поднялся и в темноте безошибочно пошел к выходу. На улице, не смотря на то, что днем было невыносимо жарко, стояла прохладная погода. Неожиданно, как – будто из – под земли, появился вооруженный охранник. Охранник молча, обнаженным мечом, показал Иогану на вход в жилище. Иоган ничего не сказал, также молча зашел в свою ночлежку, опять прилег на кушетку и моментально уснул.
Иоган проснулся от громких разговоров, топота ног. Он встал, вышел во двор. На улице еще было темно. Но караван почти в полном составе выстроился вдоль забора двора Рашида. Сам Рашид во дворе еще не появился. Но когда он вышел из дома, караван был готов в дорогу. Рашид встал лицом к Востоку, отбил поклоны невидимому Всевышнему, сел на подведенного к нему вороного скакуна текинской породы и дал команду двигаться вперед. К своему удивлению, подвели рыжего скакуна Иогану. Молодой, косоглазый кочевник молча подал ему поводья. Иоган уселся поудобнее на скакуне, подъехал к Рашиду.
- Ты должен всегда быть рядом со мной. – Коротко сказал купец и ударил пятками башмаков по бокам скакуна. – Ты мне можешь понадобиться в любое время.
В караване было несколько десятков верблюдов. Больше пяти из них несли бурдюки с водой, провизией и походным снаряжением. Остальные животные были гружены различным товаром, предназначенным для продажи или обмена. Караван охраняли на быстроногих лошадях вооруженные люди. Их было не меньше двадцати.
Иоган почему – то успокоился. Он поддался какому – то необъяснимому обаянию Рашида, его ровному, спокойному отношению к невольнику. Где – то даже закралась мысль, что ему повезло, и он увидит Мир. Ведь ему еще в детстве хотелось путешествовать, увидеть что – то загадочное. Он об этом часто рассказывал молодой жене Эмме. Но потом он завел свое хозяйство, родились дети и мечта как – то незаметно отступила, уступив место скучным будням. И вот тут такое приключилось.
Иоган ехал на своем скакуне рядом с Рашидом и предавался размышлениям. Впрочем, мысли скоро ушли, надо было заниматься делом. Прошло больше года, как они путешествовали по Китаю. Рашид то продавал, то менял товар. Впрочем, он был очень удачливым купцом. Сколько бы он товара не продавал, его не становилось меньше. При этом, как замечал Иоган, Рашид после посещения крупных базаров или ярмарок, что – то прятал за пазуху. Иоган догадывался, что хозяин прятал деньги.
Иогана устраивало то, что Рашид все больше доверял ему. Он поручал пленнику ответственные сделки, подсчет товара. Иоган вошел во вкус. Он научился торговаться на восточный манер, также, как азиаты, кричал, размахивал руками. Когда во время торгов случалось присутствовать Рашиду, то нередко Иоган замечал, как по редким усам узбека пробегала довольная усмешка.
- Ну, вот и все. – Заявил однажды Рашид. Иоган подумал, что сейчас они будут возвращаться в Асхабад. Но ошибся.
- Сегодня мы отправляемся, - Сказал, однако, Рашид, - В Персию. – Потом обратился к Иогану. – Там ведь ты еще не был? – Иоган утвердительно покачал головой. Рашид добавил. – Вот и посмотришь все персидские прелести.
Иогану было все – равно, куда ехать. Он уже привык к такой полубродяжнической жизни, полной неожиданностей, а также прелестью познания новых земель и народов.
Персия Иогану понравилась больше, чем Китай. Там было больше народа, восточных базаров. Да и весь персидский мир представлял собой море различных цветов и красок. Это было не семь, а семьсот семьдесят семь цветов радуги. Иногда Иогану казалось, что он попал совершенно на другую планету, а вернее всего, на неизвестную разноцветную звезду. Когда ночь заставала в дороге, он отыскивал в небе самую яркую звезду и называл ее Персией. Но и этот волшебный мир Персии скоро закончился. Они в дороге были уже почти три года. Караван Рашида увеличился в два раза, и надо было возвращаться домой.
Асхабад встретил удачливого купца ликованием. А в его дворе вообще царило, что – то невообразимое. Кругом сновали люди. Рашида выбежали встречать все его домочадцы. И только тут Иоган заметил, что его хозяина встречают одни женщины. Они низко кланялись ему, подходили и целовали руку и щеки.
Вечером Рашид закатил пир. В обширном дворе в огромных казанах варили плов, предварительно зарезав несколько десятков баранов. Тут же во двор вынесли ковры и расстелили их широким кругом. К обеду угощенье было готово, и гости сели в круг. На другой стороне круга, напротив хозяина, посадили Иогана. Единственного из всех слуг и пленников.
Спиртного не подавали. Зато поголовно все курили травку. От этого все приходили в
возбуждение и за столом стало, как на огромном базаре. Шумно и весело. Иоган заметил, что хозяин подал ему знак. Он подобрал полы халата, встал с земли и пошел в сторону от застолья. Только теперь он заметил, как похудел и стал желтее лицом Рашид. Его лицо напоминало цвет желтого песка, который изредка встречался им во время путешествия. Остальной песок был почти белого цвета. Болезнь, еще раз отметил Иоган, брала свое.
- Я тебя решил женить. – Неожиданно заявил Рашид. – Мне сразу же, - Остановил протестующий взгляд купец, - С первой встречи, ты понравился. Еще тогда я решил, что ты останешься в моей семье. – Рашид взял за руку Иогана и отвел подальше от застолья. – Мне понравилось, как ты вникал в мое хозяйство. Но ни разу не спросил о моей семье. Это – хорошо. Я тебе все сам расскажу. У меня семь дочерей и ни одного сына. Аллах не дал мне продолжателя рода. У меня три жены. Но я тебя женю на младшей дочери первой жены. – Рашид перевел дыхание. Над горизонтом стала появляться ночная мгла. Вот – вот должно было стемнеть. В Азии ночь приходит очень быстро.
- Я тебе открою еще один секрет. – Перешел на шепот Рашид, хотя они уже были на изрядном расстоянии от стола, и их никто не мог услышать. – Я очень болен.
- Я это заметил. – Также тихо сказал Иоган.
- Аллах, - Продолжал Рашид, - Скоро меня возьмет к себе. Это я чувствую. Но я не хочу, чтобы кто – то по миру пустил мой хозяйство. Я долго искал себе достойного приемника, но, к сожалению, не нашел. И мой выбор пал на тебя в тот самый день, когда я увидел тебя на невольничьем рынке.
- Но я не могу вечно жить в мусульманском мире. – Опять попытался возразить Иоган. И вдруг сделал неожиданную попытку. – Может быть, ты меня домой отпустишь. Я тебе верно служил три года.
- Три года, - Спокойно сказал узбек, - Это не три столетия. Да ведь ты знаешь, что от нас домой не возвращаются. Лучше тебе, - Твердо добавил Рашид, - согласиться с моим предложением. Ты станешь хорошим хозяином. После моей смерти будешь делать все, что тебе захочется. Но ты мне поклянешься, что не оставишь без помощи и опеки моих жен и детей.
Иоган долго думал, смотрел на приближающуюся ночную мглу. Неожиданно он преклонил одно колено, взял в свои огромные ладони маленькую и сморщенную руку Рашида, поцеловал ее.
- Клянусь, - Сказал Иоган, - Что никогда не покину твоих родных и близких.
- Ну, и ладно, - Погладил его по голове Рашид, - Завтра все начнем приводить в прядок.
Они вместе направились к столу. Утром Рашид объявил всем, что женит Иогана на младшей дочери своей первой жены. Иогану тут же отвели новое каменное жилище и пока он его обустраивал, ему привели на смотрины невесту. Ее держал за руку отец, купец Рашид.
- Это Чулпан. – Выдвинул он вперед худенькую лет четырнадцати девочку, с огромными темными глазами. – Твоя будущая жена. – Чулпан стояла молча и не смела поднять на жениха своих невинных красивых глаз. Прошло не больше минуты, и невеста исчезла. Остался купец. Он подошел к Иогану, положил ему руку на плечо.
- Ты должен принять мусульманство. – Твердо сказал он. – Все к этому готово. – Иоган молча кивнул головой.
Прошло пятнадцать лет. К Екатериненштадту с юго – восточной стороны приближалась вереница всадников. Впереди на высоком тонконогом, вороном жеребце текинской породы скакал светлолицый мужчина около сорока лет. Его сопровождали вооруженные кочевники. Следом за ними появился караван верблюдов. На одной из сторожевых башен раздался звон колокола, навстречу всадникам вышли многочисленные люди, вооруженные мушкетами. Всадники остановились.
- Мы пришли с миром. – Неожиданно на немецком языке заговорил предводитель каравана. – Мы купцы из Асхабада, будем с вами торговать.
- Давайте осмотримся, - Вперед выдвинулся старший из колонистов. – Мы просто на слово не верим. Вас много здесь шляется. – Он внимательно присматривался к предводителю кочевников. – А ты откуда немецкий язык знаешь?
- Учил в детстве. – Непонятно ответил Иоган. Это был он. – Пропускайте в колонию. Мы и вправду торговать приехали.
Колонисты расступились. Караван проследовал в колонию Екатериненштадт. Караванщики расположились в самом центре города, раскинули торговые ряды. Началась бойкая торговля.
Иогану все было до боли знакомо. Он недолго пробыл в центре города и пошел искать свой дом. В городе появилось много новый строений, улиц, но он безошибочно нашел то, что искал. Дом стоял также, как и восемнадцать лет назад. Во дворе бегала различная живность, куры, утки, в хлеву хрюкали поросята. Иоган вошел во двор и остановился возле колодца, оперся правой рукой о дубовый столб. Тут на крыльцо вышла полная, лет сорока женщина. Она подошла к Иогану, молча в упор смотрела ему в глаза и неожиданно потеряла сознание. Иоган успел подхватить ее. Тут набежали люди, перехватили у Иогану Эмму и отнесли ее в дом. Но через полчаса Эмма вышла из дома, опять подошла к Иогану.
- Как долго я тебя ждала. – Прошептала она. И повторила. – Как я тебя долго ждала.
Они присели на лавочку у крыльца, взялись за руки и просидели так до утра. Они так и не решились войти в дом. К ним подходили их уже повзрослевшие дети, задавали вопросы. Но они были поглощены только собой. Так продолжалось целую неделю. Каравану пора было отправляться в путь. Первым за город выехал Иоган. На пригорке он остановил своего породистого скакуна, спрыгнул с него и сел на землю. Уже давно мимо него проплыл караван, на горизонте улеглась пыль, а Иоган все продолжал сидеть на пригорке и теребил в больших и сильных руках азиатскую папаху.
ПОЮЩИЕ ПЕСКИ
Вечерело. Солнце давно упало за Саратовом, его уже не было видно. Но темнота еще не наступила. Только одинокая, большая туча, темная, почти лилового цвета, появилась возле Змеевой горы. Большие струги поднимались вверх по Волге. Их было восемнадцать и в каждом около сотни славных казаков Степана Разина. Сам Степан Тимофеевич плыл на пятом по счету струге, лежал в носовой части судна на персидском ковре, курил трубку. Возле него, подперев мощной ладонью правую щеку, также лежал самый верный Степану воин, есаул Василий Ус. Василий грустил, пил крепкое пиво большими кружками. Сначала Степан его одергивал, грозился высадить на другой струг, но потом махнул на него рукой. Да и что сделаешь с этим богатырем, которого он любил, как родного брата, почитал, как старшего товарища. Да и понимал он его. Всего десять дней назад в нелепом бою Василий Ус потерял любимую подругу Анастасию.
Анастасию Василий Ус, как и его товарищ, Степан Разин любимую персиянку, вывез из Ирана. Она досталась ему в жестоком бою, как трофей. Ей было всего семнадцать лет. Тоненькая, большеглазая она очень приглянулась огромному казаку, и он возил ее повсюду. Назвал по – русски, Анастасией. И вот что удивительно. Анастасия привыкла к Василию. Полюбила, что ли? Ходила за ним по пятам, как собачонка, ухаживала, обшивала. Даже умудрялась в жестоких боях оказаться рядом. И если были раненные, перевязывала их, прятала в ямы и канавы, пока не заканчивался бой. Сначала Василий сердился, гнал ее прочь. Но потом понял, что это бесполезно, да и опасно, могли и самого подстрелить. Только во время боя поглядывал краем глаза за Анастасией. Товарищам тоже приказал следить за подругой и охранять ее. Что они и делали, не щадя себя, но всегда защищая Анастасию, даже ценой своей жизни.
А десять дней назад между Астраханью и Саратовом они совершенно случайно столкнулись с государевыми солдатами. Отряд шел в боевом порядке, как – будто знали царевы вояки, что где – то расположился Степан Разин с товарищами. Казаки приткнули свои струги к берегу Волги, разбили временный лагерь, разожгли костры, но не успели, как следует расставить дозоры. Тут на них и свалились солдаты.
- Беги к Волге! – Успел крикнуть Анастасии Василий Ус. – Там наше спасение. – А сам в это время отбивался от нападавших солдат. Рядом упал казак Кондрат Оврагов, друг детства, тот, с которым Василий ходил по широкой Руси, вместе с ним был в Персии. Огромный рыжий солдат, с которым тут же схватился Василий, пробил Кондрату грудь копьем. Василий хотел крикнуть и вернуть Анастасию, но она сама вынырнула неизвестно откуда, присела на корточки возле Кондрата, вытащила из мешка нехитрые медицинские принадлежности. Достала и узкий, острый нож, подаренный ей Василием, разрезала холщовую рубаху. Из раны треугольной формы чуть ли не струей била кровь. Анастасия закрыла рану тряпицей, другой, наподобие бинта, стала заматывать рану. Когда остановила кровь, стала тащить огромного казака к Волге. Но не успела, неожиданно выбежавший солдат одним ударом разрубил Анастасию пополам, только потом увидел, что это женщина. Солдат присел рядом с телом Анастасии, поднял обеими руками ее голову и вдруг заплакал. Тут подбежал Василий, который уже расправился с рыжим солдатом, хотел прикончить убийцу Анастасии, но раздумал, приказал плакавшему солдату взять на руки Анастасию, а сам поволок дальше Кондрата. Погибло много казаков, остались живы Василий Ус, виновник гибели его подруги Анастасии, выбирался из объятий смерти Кондрат.
- Надо отдых дать товарищам. – Обратился Степан Разин к Василию Усу. – Кстати сильно. Идем против течения.
- Надо. – Прервал песню Василий. – Где остановимся?
- Наверное, на левом берегу. – Не раздумывая, ответил Разин. – Солдаты, по всей видимости, идут нам вслед. Возле Змеевых гор стоит большое село Свято Троицкое. Там нам солдаты могут устроить хорошую встречу. Так что скомандуй причалить напротив, там есть хорошие места для отдыха.
Василий нехотя поднялся на ноги. Он подошел к рулевому, передал ему команду атамана Степана Разина. Рулевой Иван Углов подал сигнал на первый струг, который тут стал поворачивать к берегу, одновременно приспуская паруса. Следом за первым стругом стали разворачиваться и остальные судна. Прошло не больше часа, как вся флотилия Степана Разина выстроилась вдоль песчаного острова, заросшего невысоким тальником. Атаман приказал выставить сильный караул, а всем остальным готовить ужин и устраиваться на ночлег. С десяток казаков тут же пересели на маленькие лодочки и переправились через не широкую протоку, скрылись в лесной чащобе, чтобы встать где – то надежным дозором.
Степан Разин тоже быстро сбежал со струга на остров. Он пошел вдоль песчаного берега, загребая кожаными сапогами с задранными носами песок. Следом за ним шел Василий Ус. Они далеко отдалились от основной стоянки, присели возле зарослей тальника.
- Тебе надо успокоиться. – Сказал Степан Василию. – Мы много смертей видели.
- Это я и без тебя знаю. – Незлобиво ответил Василий. – А что делать, если она у меня вот здесь, - Василий ударил огромной ладонью по левой стороне груди, - сидит. Сидит, не дает покоя. Не могу я ее забыть.
- У нас впереди трудный поход. – Степан достал кинжал из ножен, чертил им неясные фигурки на песке. – Нам до Казани добраться надо.
- А что нам там делать? – Спросил Василий. – Нас и так вон как обложили. Может вернуться, а, Степан?
- Никак нельзя, Василий. – Возразил атаман. – Мы должны найти у народа поддержку. У нас большие планы, а самим нам не справиться.
- В Персии хорошо. – Не сдавался Василий Ус. – Там вольготно и красиво.
- В Персии мы тоже много потеряли товарищей. – Опять возразил Степан Разин. – Нам как – то по – другому надо обосноваться. Жить как – то основательно. Вот и ищу я этой доли.
- Может быть ты и прав. – Василий встал на ноги, тоже достал кинжал. Он подошел к тальнику, срезал одну из веток, вернулся и присел рядом со Степаном.
- Ты никогда не говорил, что можешь дудки мастерить и играть на них. – Удивился атаман, догадавшись, что хочет сделать Василий.
- Детство вспомнил. – Улыбнулся Василий. – У меня дед, тоже Василий, этим делом баловался. У него здорово получалось.
Василий с одного конца сделал ровный срез, другой обрезал под углом. В нескольких сантиметрах от среза сделал углубление, а затем намочил ветку в воде и стал стучать по ней рукояткой кинжала. Эту операцию Василий повторил несколько раз – мочил ветку в воде, постукивал по ней рукояткой кинжала, пока не добился желаемого результата. Кожура ветки сползла с древесины, как кожа со змеи. Василий некоторое время повозился со скелетом ветки, опять ее намочил и надел на нее кожуру. И заиграл. Степан Разин сидел рядом и все больше и больше завораживался мелодией и начал узнавать знакомые нотки. Вот и вся песня стала ему знакомой. Степан Разин запел:
- Меж крутых берегов
Река Волга течет,
Вслед за нею волной
Легка лодка плывет.
В ней сидел молодец,
Шапка с кистью на нем;
Он с веревкой в руке
Воду резал веслом.
Василий Ус перестал играть, глубоко задумался.
- Ты что перестал играть? – Степан Разин пел хорошо, его низкий и ровный голос трогал до глубины души. Но и самому Степану нравилось, как он поет, он от пения получал истинное удовольствие.
- Что – то не так тут. – С удивлением отозвался Василий. – Ты не слышишь, что и тебе кто – то подпевает.
- Тебе показалось. – Засомневался Степан Разин. – Да и ветер слегка поднялся, вот по деревьям и шелестит.
- Нет, здесь что – то другое. – Не согласился Василий. – Где – то ближе кто – то поет.
- Ну, давай сначала. – Приказал Степан. Василий прижал дудку к губам и заиграл. Он встал, пошел по песчаной косе и наигрывал знакомую мелодию. Следом за ним шел атаман и пел.
- Как на бережке том
Красный терем стоит.
Что во том терему
Тут красотка живет.
У ней вотчим крутой,
Воевода лихой.
Василий продолжал петь, но остановился и подал сигнал Степану Разину подойти поближе. Вдруг он перестал играть и показал Степану на бугорки песка, расположившиеся вдоль берега.
- Ты видишь, - Прошептал Василий, - Пески поют.
- Что с тобой, Василий? – Засомневался в здравости ума у есаула атаман. – Ты здоров?
- Здоров я, здоров. – Прошипел Василий. – Вот ты посмотри, а я снова сыграю.
Василий снова приложил дудку к губам и заиграл знакомую мелодию. Степан Разин наклонился поближе к земле. В такт мелодии песок шевелился, появлялись какие – то пузырьки, которые издавали звуки. Звуки точно соответствовали той мелодии, которую наигрывал Василий.
- Вот это да! – Воскликнул Степан. – Ничего подобного в жизни не видел.
- Ты видишь, - Отозвался Василий, - Природа тоже мою Анастасию оплакивает. Но я сейчас успокоился. Пойдем дальше, Степан Тимофеевич. Только маленько отдохнем и пойдем. Другим тоже тяжело. Поэтому и пойдем.
Много лет с той поры прошло. А к поющим пескам, которые расположились напротив села Баскатовка, до сих пор приходят люди. И если они запоют, вспоминая светлыми мыслями своих родных и близких, то и пески им подпевают. Не поют они с людьми злыми, думающими только о себе.
РЫБАЛКА ПУГАЧЕВА В ЧАРДЫМЕ
Саратов пал. Казаки, башкиры, калмыки и остальной пестрый люд, зная, что им отведено всего три дня на разграбление города, старались предаться потехам так, что казалось – им всем осталось жить только эти последние три дня.
Емельян Пугачев остановился в богатом доме местного наместника. Ему готовили хороший обед, зарезали несколько баранов, наловили стерляди. Но Пугачев отказывался есть, он скучал. Скукота откровенно вырисовывалась на его суровом лице, но на самом деле он не скучал. Он думал. Ему так легко дался город Саратов, что он пришел в растерянность и не знал что делать. Хотелось Емельяну двинуть свои войска на Москву, но он отчетливо понимал, что сил и вооружения у него мало. Можно было переправиться через Волгу, пойти в степь, предварительно набрав немцев в колониях Екатериненштадт, Орловское, Баскаковка, а в степи пополнить ряды кочевниками. Или отправиться вниз по Волге до Астрахани, которую взять очень трудно, но там много люда, который поддерживает самозванца.
- Что заскучал, государь? – Обратился к нему казачий полковник Иван Верхоухов. – Ушицу не хлебаешь, водку не пьешь. Город взяли почти без потерь, что теперь маяться?
- Много дум, Иван. – Пугачев отложил в тарелку кусок стерляди, к которому так и не притронулся. – Вот думаю, куда нам теперь податься? Эта победа была легкой, и она нас не должна успокаивать. А где все же наместник саратовский? Боляк где? И этот еще, поручик молодой, Гавриил Державин?
- Сбежал. – Уверенно ответил полковник. – Говорят, что в Царицын или в Астрахань подался. Оттуда к нам татары прибились. Они – то его и видели. Другие разведчики из немецких колоний доложили, что Державин в их краях находится.
- Может, нам тоже в Астрахань, - Пугачев внимательно осмотрел на Верхоухова, - Податься? Там еще людей наберем, а потом в Москву.
- Давай, отдохнем, государь. – Посоветовал полковник. – Отдохнем, наберемся сил, а потом уж в поход отправимся.
- Нельзя нам долго отдыхать. – Возразил Пугачев. – Народ совсем шалить стал. Вон, как буянят. Ничем не уймешь.
- А, - Махнул рукой Верхоухов, - Передерутся немного, друг другу морды понабивают и успокоятся. Они ведь, кроме того, чтобы воевать кого – нибудь ничего не умеют.
- Это верно, - Согласился Емельян Пугачев, - Теперь они никогда к пахотной работе не вернуться.
- Давай, государь, - Неожиданно предложил полковник, - Съездим на рыбалку, пока наши вояки душу отводят. Там и порешаем, куда нам дальше двинуться.
- А где здесь хорошая рыбалка? – Поинтересовался Пугачев. – Я ведь настоящую рыбалку люблю. Чтобы в воду зайти, да невод потянуть.
- Это мы тебе устроим, государь. – Довольный, ответил Верхоухов. – Здесь верстах в сорока есть небольшое селенье, которое называется Чардым. Там рыбаки на всю округу своим мастерством славятся. Вот у них и порыбалим.
- Название поселения, какое – то интересное. – Сказал Емельян Пугачев. Тут же поинтересовался. – Откуда такое?
- Кто его знает. – Верхоухов почесал затылок. – Не то это чарующий дым, не то черный лес. – Верхоухов по вечерам любил сидеть возле костра с казаками и слушать их чудные рассказы о разных местах, где раньше жили воины.- Там поселения древние были, то ли скифы, то ли сарматы. А может, здесь жили те народы, которые жить ушли вверх по Волге. – Верхоухов посмотрел на Салавата Юлаева. – Вот его предки, например. Их здесь татары крепко прижали.
- Нет, - Со знанием вопроса и уверенно возразил Салават. – Наши с других мест пришли. Мы – кочевники, мы в степях родились. – Салават засмеялся. – А потом в горах запрятались.
- Ни разу в Башкирии не был. – Сказал Пугачев. – Там горы большие?
- Не очень. – Салават опять засмеялся. – На хорошей лошади объехать можно. – Его задорный молодой смех поддержали и остальные.
- Ну, все. – Емельян Пугачев поднялся со своего трона, который он возил с собой уже второй год. Его смастерили под трон Екатерины Великой и выдавали за настоящий. Даже легенду придумали, что отважные разведчики войска Емельяна Пугачева добрались до Петербурга, глубокой ночью забрались во дворец императрицы, и выкрал трон. На нем теперь, якобы, и восседал Петр Третий. Пугачев уточнил. – Так сколько верст до Чардыме?
- Верст сорок, государь. – Еще раз повторил полковник. – Здесь дороги хорошие, они в Малыковку ведут.
- Малыковку я знаю. – Как – то странно, тихо сказал Емельян Пугачев.
- Откуда ты Малыковку знаешь, государь? – Спросил Салават Юлаев.
Пугачев не ответил, быстро поднялся с трона и вышел из особняка. День приближался к своей середине, солнце стояло в зените, грело хорошо. Пугачеву тут же повели вороного жеребца, который был украшен дорогой утварью. На лошади все еще лежал золотом обшитый ковер, который украшали лошадь, когда Емельян Пугачев въезжал в побежденный город.
- Уберите все эти дорогие вещи. И коня замените. – Сказал раздраженно Емельян Пугачев. И добавил. – Я на рыбалку еду.
Ему тут же привели такого же вороного коня, но под простым седлом. Емельян подошел к лошади, крепкой рукой похлопал по шее и вмиг влетел в седло.
- Я думаю, - Обратился Емельян Пугачев к сопровождавшей его свите – Дорога будет спокойной?
- Они еще не скоро отойдут оттого, что так скоро нам сдали Саратов. – Ответил казачий полковник Верхоухов. – Пока весть дойдет до столицы. А в Астрахани они, пожалуй, за стенами спрятались.
- Пробьем мы эти стены. – Угрожающе ответил Пугачев. – Ты охрану выставил?
- Да, - Ответил полковник. – Вперед поскакали разведчики. – Надо оповестить, чтобы жители поселения Чардым с почетом встретили императора Петра Третьего?
- Как хочешь. – Равнодушно ответил Пугачев. – Может быть, и не надо. Мы же на рыбалку едем.- Пугачев щурился под лучами солнца, которые все еще с востока били в лицо. Еще немного и солнце перебежит на западную сторону небосклона, и будет светить в затылок. Емельян вспомнил детство, когда он с ватагой пацаном ходил на речку порыбачить. Они всегда рыбачили с бреднем. Бредень был у отца, тяжелый, крупноячейчатый. Его с одной стороны тащили по дну несколько мальчишек, а Емельян в глубине упирался один. Емельян и в детстве отличался от остальных своей выносливостью, силой и упрямством. Но зато потом, когда делили улов, Емельян забирал себе самую крупную рыбу, хвалился отцу удачей. Отец был скуп на похвалу, но за добычу, принесенную в хату, не жалел поощрительных слов. Вспомнив это, Емельян улыбнулся и тут же нахмурился. Его воины тоже любили богатую добычу, особенно представители кочевых племен. Это утяжеляло войско, лишало его маневренности. Воины часто ругались из – за добычи. Но с другой стороны Пугачев, сам прошедший эту жестокую школу, понимал, что большинство воинов ходят с ним в поход только из – за добычи.
- Салават, - Обратился он к ехавшему неподалеку на чалом низкорослом жеребце Салавату Юлаеву Пугачев. Салават тут же подъехал к предводителю.- Твои кочевники уже много добра награбили?
- Достаточно, государь. – Не скрывал правды башкир. – Но я из воинов – калек создал интендантское подразделение. Теперь им вся добыча сдается. Какое же это войско с таким скарбом?
- Это правильно ты сделал. – Одобрил Пугачев. Тут же обратился к Верхоухову. – Ты слышал, полковник, что Салават рассказывает? Такие подразделения нам везде создать нужно. – Недовольно проворчал. – Не войско, а караван купцов у нас получается.
Ехали быстро на резвых лошадях. Ехали налегке в сопровождении сотни воинов, не таясь и не боясь опасности. С двух сторон дорогу окружал густой лес. Березы, тополя, дубы. Иногда попадался боярышник. Трава высокая поднялась.
- Сенокос нынче хороший будет. – Мечтательно произнес Пугачев. – Травы бы покосить. Ты не хочешь, полковник, - Спросил у Верхоухова, - Походить по лугам с косой?
- Я в Москве родился. – Ответил Верхоухов. – Никогда сенокосом не занимался. Это интересно?
- Да. – Ответил предводитель. – Мне в детстве много раз приходилось с косой походить.
- Ты где на сенокосе был, государь? – Не понял Салават Юлаев.
- В Питере. На Неве. – Буркнул Пугачев и замолчал.
Дорога повернула к Волге. Вот и село. Старинное, крепкое. Избы стоят рубленные из леса и одна улица на все село, растянувшаяся вдоль реки. Казаки тут же спустились к Волге, стали разматывать огромный невод. Пугачев тоже спрыгнул с жеребца, размял занемевшие ноги, потер их крепкими руками.
- Ну, полковник. – Приказал Пугачев Верхоухову. – Давай перед началом рыбалки по чарке. Без нее удачи не будет.
- Сейчас, государь. Обожди минутку. – Он куда – то исчез и появился минут через десять в сопровождении двоих казаков. У каждого в руке было по подносу. На одном подносе стояли кубки с водкой, на другом – закуска.
- Давайте, товарищи, - Емельян Пугачев взял один из бокалов и высоко его поднял правой рукой, - Выпьем за удачную рыбалку. А потом ушицы сварим и подумаем, что нам дальше делать. – Он залпом выпил бокал водки, пригладим бороду правой рукой, закусил.
- Еще, государь? – Верхоухов внимательно посмотрел на Пугачева.
- Хватит. – Махнул рукой Емельян. – В воду ведь полезем. Она пьяных не любит. Где Салават?
- Тут я, государь. – Салават Юлаев предстал перед Пугачевым.
- Ты плавать умеешь?
- Конечно, государь. – Обиделся Салават Юлаев. – Я же на Яике вырос. Она у нас очень бурная, как горячий конь. Не то, что эта, смирная, как овечка.
- Это великая река. – Тоже обиделся Емельян Пугачев. – Здесь Степан Тимофеевич со своими казаками ходил. – Пугачев немного задумался. – Может быть, на этом самом месте тоже рыбалил, уху варил и песни пел. Пойдем в шатер раздеваться. – Пригласил Пугачев Юлаева и нырнул в быстро сооруженный казаками шатер. Они быстро разделись и вышли в одних кальсонах на улицу. Оба сильные, здоровые, широкоплечие. У Емельяна Пугачева на груди росла густая шерсть, которая местами начала покрываться сединой.
- Ну, с Богом! – Емельян перекрестился, взял в руки огромную дубину, привязанную к неводу. – Ты что стоишь? – прикрикнул он на Салавата Юлаева. – Иди тоже берись за конец невода. Я один не справлюсь. – Салават Юлаев стеснительно стоял в стороне. Он чувствовал на себе насмешливые взгляды и испытывал неловкость. Но все – равно в воду надо было лезть. Салават подошел к Пугачеву и взялся чуть пониже его рук за дубину. Они зашли глубоко в воду, над которой были видны только их головы и пошли против течения. Вдоль берега невод тащили два огромных казака.
- Тащи сильнее! – Покрикивал Емельян Пугачев на Салавата Юлаева. – Это тебе не шашкой махать! – Салават кряхтел, упирался и тащил тяжелый невод. Вдоль берега вслед за ними шла вся свита предводителя. Никто из сопровождавших Емельяна Пугачева так и не разделся. Прошли метров триста, и Емельян Пугачев завернул к берегу. Вода в кругу невода забурлила: это рыба начала искать выход из западни. Но ей уже некуда было деваться и только отдельные отчаянные рыбешки перепрыгивали через верхнюю тетиву невода, устремлялись в глубь реки на свободу.
- Ах, ушла! Ах, ушла! – Сопровождал взглядом и криком каждую вырвавшуюся на свободу рыбешку Емельян Пугачев. Улов оказался богатым. Мотня невода, вмещающая несколько мешков, полностью была забита рыбой. Отдельные рыбешки бились по крыльям невода, все еще стараясь найти дорогу к свободе, но было уже поздно. Невод уже полностью вытащили на берег реки. Емельян взял в руки огромную щуку.
- Пол пуда, наверняка, будет. – Удовлетворенно сказал Емельян Пугачев. Он оглядел крепким взглядом улов. Казаки складывали в берестяные корзины щук, язей, лещей и судаков. Мелкой рыбы вообще не было. – Варите уху. – Приказал Емельян и направился в шатер. Рядом шел Салават Юлаев, который хотел быстрее спрятаться от насмешливых взглядов, но не мог опередить своего господина. Только после Пугачева он нырнул в шатер.
Гуляли на крутом берегу долго. Емельян Пугачев стоял в задумчивости, глядел куда – то через Волгу.
- Там у нас, – Прервал молчание Емельян Пугачев, - Екатериненштадт?
- Да, батюшка. – Верхоухов был уже пьян. – Там немцы живут. Смирный и работящий народ.
- Ты, Салават, - Махнул рукой на другую сторону Волги Емельян Пугачев, - Поедешь завтра в Екатериненштадт. Соберешь небольшое войско из немцев. Поселение не трогай. Пусть работают. А лишние воины нам не помешают. – Емельян на несколько минут задумался. Над берегом пролетела вечерняя цапля и скрылась возле ближайшего острова. – Через два дня, как дождемся Салавата, - Опять прервал молчание Емельян Пугачев, - Отправляемся в поход на Астрахань. А там, Бог даст, и на Москву подадимся.
Емельян Пугачев отвел в сторону казачьего полковника Верхоухова и Салавата Юлаева.
- Вот что, мои други. – Пугачев говорил не громко. – Поедете вместе. Только не через Саратов. Мы сейчас уедем в город, пришлем вам дополнительно войско. С ним вы доберетесь до села Свято – Троицкое, переправитесь на другую сторону Волги на Баскаковку. Ты, Юлаев, поедешь в Екатериненштадт, а ты, Верхоухов, в колонию Шавгаузен. Словите мне этого Державина. У меня к нему свой счет есть.
Все они трое вернулись к пирующим. Солнце медленно опускалось к земле на западе. Было тепло, начали замолкать птицы. Только где – то на реке плескались огромные рыбины, выпрыгивая высоко из воды и вновь падая на нее плашмя. И вновь по всей водной глади устанавливалась тишина.
Чардым – Воскресеснское - Маркс
В ПОГОНЕ ЗА ГАВРИИЛОМ ДЕРЖАВИНЫМ
Салават Юлаев вместе с казачьим полковником Верхоуховым сидел на берегу Волги села Чардым и скучал. Полковник был пьян и дремал, прислонившись спиной к дереву. Дерево было огромным, шириной в пять – шесть обхватом и называлось оно сокор. Такие деревья росли прямо из воды и отличались крепостью своей, чуть уступая сибирской лиственнице. Но древесина сокора была никудышной, и когда дерево высыхало, то приобретало безобразный, кривой вид.
Один из подчиненных Салавата Юлаева по имени Муртаза подал знак, что приближаются всадники. Салават прислушался, потрогал за плечо полковника. Верхоухов проснулся, хотел вскочить, но Салават задержал его, прижал указательный палец правой руки к губам.
- Свои, - Сказал Муртаза, - Наша сотня приближается. Впереди ее командир Мусавир.
Через некоторое время к отдыхающим подскочила сотня отчаянных воинов – башкир, в легких курточках, больше напоминающих халаты, в остроконечных папахах, отороченных мехом. С ними также была еще полусотенная группа всадников, которая придавалась Верхоухову.
- Немного отдохните, - Приказал Салават Юлаев, - Поешьте ухи. Она осталась от государя. Потом поедем.
- Ночь уже. – Возразил очнувшийся казачий полковник. – Может быть, отдохнем хорошенько.
- Нет, - Возразил Салават, - У нас очень мало времени. Государь приказал уже завтра приступить к поиску Державина. Он ему очень нужен.
- Не поймаем мы его. – Буркнул полковник. – Он уже давно убежал. Его в Питере искать надо.
- Все ты знаешь. – Также недовольно ответил Салават. – Раз государь приказал, значит надо выполнять. Через два дня выступаем на Астрахань.
- В Астрахань – это хорошо. – Сказал кто – то из казаков. - Там жизнь вольготнее.
- А. - Махнул рукой Салават Юлаев – Жизнь, она везде одинаковая. А в Астрахани хуже тем, что туда Саратовский наместник Богуш со своим войском отправился. Теперь у них большая сила. Поэтому государь и хочет сначала пойти на Астрахань, чтобы врага о спины не оставлять.
- Ладно, - Согласился Верхоухов, он стал, подошел к ужинающим казакам, выпил чарку водки. Ему предложили еще. – Нет, больше не буду. – Отказался полковник. – Дорога у нас дальняя и трудная. Через реку надо переплавляться.
- Берегом поедем? – Поинтересовался Юлаев.
- Нет, - Ответил полковник, - Испытанным трактом. Здесь дорога хорошая. Верст семьдесят отмахать придется. А по берегу мы не пройдем, там речки есть, да и лошадям по песку трудно идти.
- Ну, - Дал команду Салават, - Поскакали.
Уже смеркалось. Кони фыркали, бежали легко, отдохнув немного, пока казаки и башкиры перекусывали. Да и солнце скрылось давно за горизонтом, стало прохладнее, тише. Только где – то по кустам раздавался хруст валежника. Это вышли на ночную охоту кабаны. Вот впереди через тракт стала проходить многочисленная семья диких свиней. Во главе ее шел огромный кабан, чуть ли не ростом с башкирскую лошадь. По бокам кабана падали длинные клочья щетины, которая в сумерках приобрела почти черный цвет.
Верхоухов поднял ружье, но Салават Юлаев остановил его.
- Нам не до охоты. – Недовольно сказал он. – В следующий раз поохотишься. Дичь, если ее застрелил, надо в дело пускать. – А тут, - Он еще раз недовольно махнул рукой, - Одно баловство.
Верхоухов опустил ствол ружья, остановил лошадь. За ним остановились все воины, подождали, пока все стадо не перебежит через дорогу, и только тогда двинулись дальше. Ехали молча много часов. Вот с горы показалось сначала река Волга, а только потом село Свято – Троицкое. Отряд Салавата Юлаева и полковника Верхоухова встречали разведчики.
- В селе спокойно. – Доложил командир разведчиков Степан Кузин. – Мы народ предупредили, чтобы не беспокоились. Только рыбаков собрали, они сейчас на реке плоты мастерят.
- К ним из – за Волги никто не переправлялся? – Спросил Верхоухов.
- Нет, говорят. Здесь странный народ живет. – Степан Кузин поправил головной убор, что – то между башкирской папахой и русской шапкой. – Да, Бог с ними. Главное быстро за работу взялись. Я им деньги пообещал.
- Правильно сделал. – Одобрил Салават. – Нам надо все тихо сделать. – Тут же задал вопрос. – К утру управятся?
- Конечно. – Подтвердил Кузин. – Шибко работают.
- Пусть работают. – Как – будто разрешил Салават Юлаев. – А мы отдохнуть должны. – Потом обратился к Верхоухову. – Ты, Иван, скажи своим, чтобы хорошо отдохнули. Завтра у нас трудный день. Государь обидится, если мы его задание не выполним.
- Постараемся. – Заверил Верхоухов. – А отдохнуть надо. Мы прилично сегодня отмахали.
Утро наступило рано. Солнце стало подниматься из – за Змеевой горы. Оно как – то сразу же осветило все пространство Волги, лучи его, отражаясь, побежали по волнам вниз по течению. Рыба гуляла по всей ширине реки, выпрыгивала, играючи билась широкими боками о воду. Салават Юлаев проснулся и мог оторвать восхищенного взгляда от прекрасного простора реки.
- Красиво здесь. – Раздался голос Ивана Верхоухова. – Пожить бы в этом селе, а может, совсем остаться.
- Скучно будет. – Оборвал его Салават. – Нас государь ждет.
- Государь тоже вчера говорил, - Возразил полковник, - Что сена покосить хочет. Вон, в воду рыбалить полез. Тоже, видать, война ему надоела.
- Надоеть – то она ему надоела, - Со знанием дела ответил Салават, - Да назад отступать уже поздно. – Опять твердо сказал. – Давай через Волгу переплавляться будем.
К ним подходил в длинной до пояса рубахе, с широкой бородой мужик. В руке он держал плотницкий топор.
- Ты чей будешь? – Осведомился казачий полковник.
- Мы купцы Будылины. – Ответил мужик. – Вот подрядились вам плоты сделать. Все уже готово.
- Это хорошо. – Сказал Юлаев. – Он подозвал своего денщика, отсыпал купцу полную горсть монет.
- Хватит.
- Хватит. – Купец своим цепким взглядом уже оценил щедрость башкирского предводителя и низко ему поклонился. – У меня к тебе, батюшка, просьба будет.
- Слушаю тебя, купец. – Внимательно посмотрел на купца Салават.
- Мы бы хотели не переплавлять вас на ту сторону. – Понизив голос, сказал купец.
- Это пошто так? – В голосе полковника слышалась угроза.
- Понимаешь, батюшка, - Теперь купец обратился к Верхоухову. – Нам здесь жить, а царские войска все – равно еще вернуться. – Купец говорил медленно, боясь наговорить лишнего. – Они нам не простят за помощь, которую мы вам оказали. А так, построили плоты, и никто не видел. А вы и среди своих найдете лоцманов.
- Я с тобой согласен. – Неожиданно согласился Салават Юлаев. – Пусть будет по твоему. Давай те грузиться.
Казаки и башкиру быстро заняли свои места на плотах. Кони, привыкшие к таким переездам, даже не сопротивлялись, лишь некоторые из них осторожно переступали ногами, пробовали теплыми губами воду и фыркали.
- Ну, - Подал команду Верхоухов, - С Богом!
Казаки ловко управляли плотами, вели их поперек течения, чтобы выйти ровно на заданное место. Им была колония Баскаковка, расположенная почти посередине между кантоном Екатериненштадт и колонией Шафгаузен. Салават Юлаев и полковник Верхоухов стояли рядом, держа своих жеребцов под уздечки, и тихо переговаривались.
- Мы, наверное, - Начал разговор казачий полковник, - В Баскаковке разъедимся.
- Не маловато у нас сил по отдельности будет? – Засомневался Салават. – По отдельности Державин нас может раздавить.
- Нет, - возразил Верхоухов, - У него сейчас силенок маловато. С ним ускакало всего – то с полсотни верховых. Они большой опасности не представляют.
- Ну, смотри, полковник. – Еще раз предостерегающе сказал Салават. – Тебе перед государем держать ответ.
На том и порешили. К этому времени плоты, обогнув один из островом, причалили прямо возле Баскаковки. Не смотря на раннее утро, на берегу было много народу. Мужики поили лошадей, женщины стирали белье. Высланные чуть раньше разведчики выставили свои посты, поговорили с немцами и сказали им, что иностранцев они трогать не будут. Лишь добровольцы могут вступить в Повстанческую Армию Петра Третьего, а если придется, то и отдать за него жизнь.
Салават Юлаев и полковник Верхоухов первыми покинули плот и направились в сторону колонии. Посредине ее выстроились два отряда – казачий и башкирский. Отдельной кучкой стояли немцы. С речью к ним обратился Верхоухов. Он говорил о верности царю Петру Третьему, который сейчас находится в Саратове, ждет их, немцев, помощи. Не обижается на них за то, что гессенская принцесса предала своего мужа. Император Петр Третий одобряет то, что немцы поселились в Заволжье, а помощь будет оказана троекратно, только Петру надо снова вернуться в столицу.
Подручные полковника Верхоухова вывели из толпы самых рослых и сильных немецких парней, дали им оружие и лошадей. Взятое тут же в колонии и прикрепили к отряду казаков. До развилки Юлаев и Верхоухов вновь ехали рядом.
- Салават, - Зашептал на ухо предводителю башкир Верхоухов, - Державин вчера отбыл в Шафгаузен.
- Откуда знаешь? – Спросил Салават.
- Разведчики у местных жителей выпытали. – Все также шепотом ответил полковник. – Его принял окружной комиссар Вильгельми. Всяческое содействие оказывал. Я поскакал быстрее в Шафгаузен. Может быть, успею их опередить и арестовать Гавриила Романовича.
- Тогда скачи. – Только и осталось согласиться Салавату. Они уже подъезжали к развилке: Салават повернул направо в сторону Екатериненштадта, а Верхоухов – налево, в сторону Шафгаузена. Горячие кони казаков помчались навстречу утреннему солнцу, поднимая облака пыли. Скакать им намечалось несколько часов. Башкиры ехали не спеша, у них не было больших дел в Екатериненштадте. Разве что набрать новобранцев для армии Пугачева. Это тоже было трудным делом, так как Екатерина Великая всех немцев освободила от воинской повинности.
Взмыленные кони казаков влетели в Шафгаузен. Верхоухов как будто чуял и гнал свою лошадь к середине колонии, где расположилась переправа.
- Эх, - В сердцах бросил казачий полковник, - Не успели. – Цепким глазом полковник уже разглядел плоты, которые приставали к противоположному берегу реки. Там, совсем рядом располагалось село Малыковка, где были еще царские войска. Полковник дал команду разыскать окружного комиссара Вильгельми. Но того тоже и след простыл. Всю колонию обыскали, не нашли. Однако никто не сказал. Что Вильгельми отправился вместе с Державиным. Значит, он был где – то здесь. Тогда Верхоухов приказал отобрать у немцев весь их скот и в обмен на информацию о местонахождении комиссара, вернуть его обратно. Ничего не получилось. Так, промаявшись несколько часов, казаки и башкиры покинули колонию Шафгаузен, забрав с собой скот, несколько десятков молодых парней для пополнения рядов повстанцев.
- Эх, - Не уставал повторять казачий полковник, - Попадет мне сегодня от государя. Не выполнил я его поручения. – Полковник надолго задумался. Потом опять заговорил сам с собой. – И зачем ему нужен Державин?
А ты не знаешь, читатель?
Воскресенское – Баскатовка - Волково
СКАЗ
О С Н Е Ж Н О М Ч Е Л О В Е К Е
Холодный ветер резко бил в ставни. Где-то хрустнула крупная ветка и с шумом упала на землю. Так продолжалось всю долгую зимнюю ночь. Только к утру все успокоилось, стих ветер. Снега не было, его с места на место переместил ветер, завалив огромными сугробами двери и ворота.
Лида всю ночь не спала. В эту ночь она легла отдельно от мужа на диван в большой комнате. С Александром она прожила уже двадцать семь лет, и почти всю эту жизнь они проводили в одной постели. Правда, когда Александр, ее муж, изрядно выпьет, она старалась уложить его на диван. Пьяный, он храпел, разговаривал, иногда начинал петь песни. Утром Александр ничего не помнил и, шутя, говорил, что родные его разыгрывают.
Последние три года они спали отдельно. Лиде казалось, что она задыхается в постели рядом с мужем. Александр сначала сердился, но потом привык. Иногда с утра он чувствовал прилив сил, возбуждался и тогда прибегал к Лиде на диван. После бани по субботам и она старалась примоститься на кровать рядом с Александром. Он опять же шутил, старался столкнуть ее с кровать, а потом, немного побаловавшись, довольные, засыпали.
Лида проклинала сегодняшнюю нелегкую жизнь, хотя другой и не представляла. Почти тридцать лет она бегала на ферму, кормила и поила коров, ухаживала за ними, доила буренок. Однажды она посчитала, сколько молока она надоила за эти годы и ужаснулась. Выходила, что она надоила за весь период один миллион шестьсот восемьдесят семь тысяч пятьсот литров молока. Это одна тысяча шестьсот восемьдесят семь тонн. Она сидела, долго считала, а когда увидела цифры, то тут же заплакала. Подошел муж Александр, начал успокаивать. Но что ей его жалость, он ведь даже не понимал, над чем она плачет. Потом она сказала ему, почему льет бабьи слезы. Саша сначала посмеялся, а потом глубоко задумался. Мужики тоже жили тяжело, очень часто пили. Денег постоянно не хватало, работы подходящей не было, а тем, кто работал в колхозе, давно не платили. И они старались друг другу перепродавать что-нибудь. Правда, живность не трогали. Дорого они ценили живность. Ухаживать за коровой, свиньями с каждым годом становилось все труднее. Все мужики уже постарели, корм для скотины стало трудней добывать. Но все же Лида замечала, что иногда из сарая пропадал один или два мешка комбикорма. Александр, видимо, побаловался, продал за самогон дорогой корм. Теперь Лиде придется дней десять опять воровать на ферме потихонечку по два-три килограмма за дойку. Она сильно ругалась на мужа, но потом успокаивалась и жалела мужа, зная, что у того одна радость сейчас в жизни - вечером телевизор, а в иные дни пьянка до потери сознания. Правда, болел Александр с похмелья шибко, просил Лиду дать опохмелиться. Она долго его дразнила, но потом все же вытаскивала из места, известного только ей, бутылочку самогона, наливала крутой стакан и подавала Александру играючи, с поклоном. Он выпивал без закуски и шел во двор работать. Он не ходил домой даже на обед - злился сам на себя. Но потом злость проходила, и приходил аппетит - крепкий, почти на час еды. Он становился, как прежде, веселым и присаживался на диван напротив телевизора.
Лида, не глядя на часы, точно определила, что пора на работу. Она быстро оделась, плотную телогрейку обвязала пояском от халата и направилась к двери. Откинула крючок, но открыть дверь не смогла. Сразу же догадалась, что дверь завалило снегом. Она несколько раз попыталась рывком открыть дверь, но сделать этого не удавалось. Проснулся Александр. Он включил свет и вышел в сени. Тоже толкнулся в дверь, которая еле-еле поддалась, разве что на полтора сантиметра. Он отходил назад, резко бросался на дверь и сдвигал ее все дальше. Наконец он протиснулся в проем двери, вышел на улицу, начал руками и ногами отбрасывать снег. Он еще не слежался и легко поддавался и через некоторое время Александр открыл дверь.
- Иди на работу, - Сказал Александр,- Я потом, как станет светло, все уберу. Сейчас ведь ни черта не видно.
- Ты не проспи. - Пошутила Лида.- Утро быстро наступает, а ночь еще не ушла.
Лида вышла со двора и направилась в сторону фермы. К ней можно было добраться, перейдя через быструю, но маленькую и незамерзающую зимой речку. Лида наклонилась чуть вперед, одной рукой прижала воротник телогрейки к горлу. Так и шла вперед торопливым шагом.
Вот и ферма. На входе ее на чуть покосившемся столбе горел одинокий большой фонарь. На ферме сейчас тяжело работать. Часто отключают электроэнергию, и председатель колхоза откровенно матом ругает при доярках главного рыжего энергетика страны. Доярки тоже злились, но от этого жизнь не становилась лучше, а коров все - равно доить надо.
Лида рывком открыла тяжелые ворота коровника. Сразу же пахнуло кислым силосом и навозом. И хотя Лида с детства привыкла к этому запаху, он все - равно как - то будоражил нутро женщины. Почувствовав его, она обычно останавливалась, глубоко вздыхала и шла на свое рабочее место. И тут она остановилась, собралась вдохнуть этот родной запах, как услышала стон. Он доносился из тамбура коровника. Она подумала, что, наверное, с вечера кто - то из скотников изрядно напился и остался тут на всю ночь, а за ночь, конечно, замерз до полусмерти. Она, немного испугавшись, зашла в тамбур и тут же выбежала на улицу. То, что она увидела, ее очень испугало. На земляном полу в тамбуре лежало животное, которого Лида никогда не видела. Больше всего оно напоминало огромную обезьяну. Но и обезьян Лида видела только в кино да по телевизору.
Немного успокоившись, Лида вновь вернулась в тамбур. Все - таки она была смелой женщиной и не раз попадала в критические ситуации и выходила из них с достоинством. Еще свежо в ее памяти, как в прошлом году летом разбуянился колхозный бык Антон, которого боялась вся деревня. Председатель колхоза давно грозился зарезать его и отправить на мясокомбинат, но уж больно хорошие получались у Антона телята, что самочки, что бычки. И председатель после очередной выходки племенного быка несколько дней не появлялся на ферме, чтобы на душе исчез очередной осадок, и можно было спокойно смотреть на быка. Но вот в прошлом году, когда все стадо погнали на ферму, Антон зачем - то направился в село. По всей центральной улице села он крушил палисадники. Казалось, он издевался над людьми. Антон подходил по очереди к домам колхозников, лбом упирался в перекладину штакетника и легко ее переламывал. Потом шел к очередному дому. У председателя колхоза был металлический забор, и бык не знал, что ему делать. Своим твердым, как сталь лбом, он старался свалить забор, но это ему не удавалось. Тогда он разогнался и ударил лбом в калитку. Калитка слетела с петель и отскочила далеко во двор. Антон примерился к металлическим воротам, но они были сварены из толстого железа, и их трудно было свалить даже трактором. Но все - равно Антон пару раз прошелся своими мощными рогами по железу, а потом пошел дальше вдоль улицы. В это время шла на работу Лида. Она бросилась к быку, ловко увернулась от его рогов и схватила большим пальцем правой руки металлическое кольцо, вставленное в ноздри Антону, и потянула его на ферму. Антон хотел упереться передними ногами в землю, но боль заставила подчиниться доярке, и он безропотно пошел за ней следом. По дороге она ему что - то говорила. Бык фыркал, качал из стороны в сторону своей огромной головой, как - будто не соглашался с Лидой. Так они и дошли до фермы, долго упрямо разговаривая.
На этот раз Лида разглядела лежащего в тамбуре. Все - же он далеко напоминал человека. Но это было огромное лохматое существо. И тут Лиде пришла в голову шальная мысль: " Да это же снежный человек!" Сколько раз она смотрела по телевизору передачи на тему о снежном человеке, смеялась над рассказами очевидцев, пересказывала услышанное мужу, ничему не верила.
Лежащее в тамбуре существо пошевелилось и застонало.
- И вправду человек. - Подумала еще раз Лида. - Надо ему помочь, беда какая - то приключилась.
Лида подошла еще ближе. Нет, это был не человек. На всем теле существа росла длинная шерсть. Это было существо мужского пола. Как мужчина, только огромный, голый и волосатый. Он застонал еще громче. Лида наклонилась над ним. Он открыл глаза, поднял руку, но не смог долго держать ее на весу и тут же опустил
руку. Тут Лида заметила, что рука у него в крови, она бугорками засохла на шерсти, но местами струйкой пробивалась сквозь шерсть и падала на землю. Лида присела, погладила его по щеке.
-Как тебя зовут? - Спросила она. Он закрыл глаза, опять застонал.
-Надо что-то делать - Думала Лида. - Вдруг умрет. - Лида встала с корточек, пошла в комнату отдыха для животноводов. Она знала, что там где - то в уголке храниться целая бочка солидола. Им смазывали ушибленные места животным. Она нашла солидол, схватила прямо горстью и побежала обратно в тамбур. Она опять присела на корточки возле этого существа.
- Я тебя буду звать Антоном. Ладно? - Спросила она у него разрешения. - У меня один такой знакомый был. Я его тоже лечила. Только от другой болезни. Так он быстро поправился и больше никогда не жаловался. - Она засмеялась. Он опять открыл, смотрел, как женщина смазывает его руку солидолом. Лида вспомнила, что положила в свою сумочку несколько кусочков сала и хлеба, пряники. Она нашла сумку, достала пряник и дала пряник Антону. Он смотрел на пряник, но никаких действий не производил. Тогда она насильно просунула пряник в его рот. Он открыл рот, и она увидела, какие у него большие и желтые зубы. Но это были сильные крепкие зубы. Лида сделал вывод, что Антон еще молодой мужчина, но вид больших зубов все же напугал ее, но она тут же успокоилась. Антон проглотил пряник и покачал головой. Лида поняла, что он голоден и отдала ему весь свой запас.
-А мне ведь работать надо, Антон. - Она опять встала во весь рост.- Я этот тамбур закрою от лишних глаз, а ты лежи и не шевелись. Люди у нас тоже злые бывают, не дай Бог, тебя увидят, тогда и до беды недалеко. Ну, ничего, я тебя на ноги быстро подниму. Лежи, не ворочайся.- Еще раз предупредила она.
Лида ушла на свое рабочее место, крепко заперев ворота тамбура. Она впервые так спешила на работе, быстро подоила коров, также быстро подмела проход в коровнике, даже не разговаривала с соседними доярками. Она спешила домой. Надо было что-то приготовить для чудища. Он, вон какой здоровый и ест, наверное, как ее Александр. Только в два раза больше.
Она прибежала домой. Александр уже убрал снег, вывез его со двора, образовав на противоположной стороне улицы огромные кучи. Весной снег начнет таять и ручьи побегут к речке. Во время ранней и бурной весны ручьи будут стремиться вернуться назад во двор, но Александр проделает им дорожку, и они по ней побегут опять к речке. А сейчас снег, звонкий и чистый лежал в двухметровой куче.
-Что так рано? - Поинтересовался Александр у Лиды. Она отмахнулась, не до тебя, мол. А сама прошла на кухню, отварила картошку в мундирах, отрезала большой кусок сала. Она так торопилась, что не раздевалась, делала все быстро, но взвешенно. Зашел Александр, опять поинтересовался, куда она, не успев придти, снова собирается. Да сумку большую с собой собралась.
-Мне надо, Саша. - Сказала она, не объяснив причину всего происходящего. Он больше не приставал, вновь занялся своими делами.
Лида вышла на улицу, пошла по знакомой дороге к ферме. На улице было пусто. Такой час в деревне есть - все утренние дела сделаны, и надо завтракать. И все ждут хозяйку, которая накроет стол и накормит всех.
-А вот про Александра забыла. - С досадой подумала Лида. - Ну, ладно, он и сам может покушать.
Лида пришла на ферму, зашла в тот самый тамбур. Антон лежал на боку, глаза его были закрыты. Но он услышал, как вошла Лида, открыл глаза и внимательно посмотрел на женщину. Глаза его были небольшие и светло - карие. Ресниц почти не было, а вместо бровей сплошной волосяной покров, который пролегал от глаз до затылка.
- Ну, что, Антон? Проголодался? - Лида присела возле снежного человека, а теперь Лида точно была уверена, что это снежный человек. Она достала из сумки все, что принесла с собой. Снежный человек, вздыхая и охая, сел на свою широкую задницу.
-Ой, да ты начал выздоравливать, Антон! - Обрадовалась Лида. - Теперь еще немного покушаешь, и еще лучше станет. Давай, налетай.
Лида сама не понимала, как разговаривает с этим огромным и страшным существом. Он протянул руку к продуктам и стал все подряд запихивать в свой рот. Он громко чавкал и, не мигая, смотрел на Лиду. Моментально уничтожив все продукты, он что - то пробурчал себе под нос.
- Спасибо говоришь? Да ладно, не за что. - Лида уловила его голодный взгляд. - Но у меня больше ничего нет. - Извиняющимся голосом добавила женщина. - Ты ведь такой здоровый и тебе, наверное, очень много надо. Я хочу тебя кормить как человека. Хочешь, я тебе дробленки отварю. Это дробленое зерно, почти что как мука. Вкусно бывает. Тебе видать холодно, я схожу соломы принесу.
Она дважды сбегала до сеновала, принесла две охапки соломы, постелила ее в тамбуре. Антон с трудом перебрался на новую лежанку. Остатком соломы Лида накрыла его. Видать снежному человеку стало теплее, он закивал головой сверху вниз, что-то бурчал себе под нос. Казалось, он что-то говорил, но, конечно, понять его было невозможно.
- Побегу домой, надо домашние дела переделать, да дробленки тебе отварю. - Лида приперла бревнышком дверь в тамбур и побежала домой. На улице было тепло и светло, ярко светило зимнее солнце, оно упрямо пробивалось сквозь бледные облака и радовало землю хорошим днем.
Александр был дома. Он сидел на кухне перед разложенной едой, но не кушал.
- Ты что, Саша, не ешь? – Она взъерошила своей тяжелой рукой его волосы. – Надо кушать, даже если меня дома нет.
- А ты что такая веселая? – В свою очередь спросил Александр.
- День хороший. – Ответила Лида. – Небольшой мороз, но на улице тепло, солнце светит. Муж дома, трезвый сегодня. Хочешь, налью, у меня есть. – Подразнила она Александра.
- Не надо, не дразни. – Серьезно сказал муж. – Это плохо кончается, да у меня желания никакого нет.
Они хорошо вместе поели. Затем Лида отварила в ведре дробленку и вновь собралась на ферму.
- Ты что зачастила на ферму. – Спросил Александр. – Кстати, ты не забыла, что сегодня воскресенье, можно было и дома днем побыть.
- Корова у меня заболела. – Соврала Лида. – Надо за ней хорошо присмотреть. Но я быстро приду.
- Ладно, иди. – Согласился Александр. – Мне – то, что дома поделать?
- Да ты сам – то отдохни. Тоже ведь, считай, без выходных. – Пожалела Лида мужа. Я скоро приду. – Еще раз пообещала она.
Лида уже третий раз шла на ферму в этот день. Он ей казался хорошим, полезным. Хотя она отдавала себе отчет в том, что соприкоснулась с чем – то таинственным, о чем никому не хотела рассказывать. Некоторые могли просто посмеяться, а другие придут и обидят ее Антона. Дураков – то на свете очень много, а тем более в их деревне, где все пьют безбожно.
Опять пришла в тот самый коровник, зашла в тамбур. Антон спал, плотно укрывшись соломой. Но он тут же присел, как только Лида зашла в помещение. Он протянул к ней волосатую, с огромными пальцами и ногтями руку. Лида поставила перед ним ведро с дробленкой. Он принюхался к вареву, потом засунул в ведро огромную руку и зачерпнул в нее кашу из зерна. Он ел жадно, чавкая, и при этом продолжал произносить какие – то странные звуки. Съев почти полведра, Антон громко вздохнул и как – то грустно посмотрел на Лиду.
- Ты ложись, Антон, отдохни. – Пожалела его Лида. – Вечером снова приду, принесу чего – нибудь.
Антон протянул к ней руку, погладил по щеке. На щеке у Лиды остались следы дробленки. Она этого не заметила, своей рукой погладила руку Антона.
- Я пошла домой. – Сказала она. – У меня дел по горло. Да Сашка один. Сегодня выходной и он скучает.– Что - то стало грустно, и она не могла уловить причины грусти.
Антон отодвинулся в угол, лег на солому и печально смотрел на Лиду. Лида опять покинула тамбур, пошла домой. Женщине поняла причину этой грусти. Просто грустно и все. Как – будто предчувствовала обязательную потерю. Она пришла домой, Александр возился во дворе, колол и складывал в поленицу недавно привезенные для бани дрова. Он насмешливо посмотрел на жену, махнул ей рукой – заходи, мол, домой, я тоже скоро буду. Они так часто понимали друг друга, не говоря ни слова.
Лида зашла домой, прилегла на кровать и быстро уснула. Ее разбудил Александр. Он присел на край кровати и тихо гладил по руке.
- Тебе на работу пора. – Ответил он на ее вопросительный взгляд. – Времени уже много, скоро вечерняя дойка начнется, а тебе еще перекусить надо. Я картошки нажарил на свином сале, пахнет хорошо, огурчики из погреба достал.
- Ты что сегодня такой добрый, Саша?
- Это ты какая – то странная. Как – будто что – то потеряла. – Александр внимательно посмотрел на жену. – Ничего не хочешь сказать.
- Да все нормально, Саша. – Она поднялась в кровати, прижала голову мужа к груди. – Наверное, я просто устала. Сейчас пойду на работу, и все станет на свои места. Принеси ведро дробленки, я еще корове больной отварю.
Лида присела за стол, быстро покушала. Она оделась, взяла ведро с едой для Антона и опять пошла в сторону фермы.
На ферме весь рабочий люд собрался в том тамбуре, где лежал больной снежный человек. Скотник Сергей рассказывал.
- Слышу, кто – то хрипит в тамбуре. Я открыл дверь, а там медведь… Даже не медведь, какое – то чудище. У него большие рога и копыта. Он как двинул меня и побежал в сторону леса.
Недалеко от фермы действительно располагался небольшой лес. До него было метров триста.
- Я побежал за ним вслед. Да разве за ним угонишься. Он ростом метра три – четыре будет. А вон там, посмотрите, он следы свои оставил.
Действительно, от фермы в сторону леса тянулся след босой человеческой ноги. Только эта нога была раза в два больше, чем нога обычного человека.
- Это был снежный человек. – Не выдержала Лида. – Он больной пришел к нам на ферму.
- Сама ты больная. – Отрезал бригадир. – А ты. - Сказал он скотнику. – Иди, опохмелись. Крыша уже едет. Давайте работать.
- А следы куда денешь, Иваныч? – Хотел оправдаться скотник. - А следы?
- Я тебе сейчас следы тигра сделаю. Или мамонта. Лю-бы-е! Макет только нужен. Вы мне дошутитесь. Идите коров доить. Совсем расслабились на ферме. Пора собрание проводить.
Все разошлись по своим рабочим местам. Лида опять все сделала быстро, подоила коров, убрала закрепленную за ней территорию и почти побежала домой.
- Тебя точно не поймешь. – Встретил ее Александр. – Я думал, что задержишься. Хотел в клуб сходить, в бильярд поиграть.
Лида заплакала, и все рассказала мужу. Он гладил ее по голове и, конечно, не верил ни одному слову. Лида поняла, что муж не верит ей, перестала рассказывать, тут же исчезли слезы.
Они рано легли спать. Но спали тревожно, ворочались с бока на бок.
- Лида. – Услышала голос мужа Лида. – Кто – то под окном ходит.
Лида встала, включила свет, накинула на плечи халат, вышла на крыльцо. При ярком лунном свете перед ней возник снежный человек Антон. Он полуобнял ее за плечо, ткнулся холодным носом ей в щеку. Лиде показалось, что он плачет. Лида притянула его огромную голову к себе, поцеловала. Снежный человек неловко потоптался, резко развернулся и пошел вдоль по улице. Его огромная фигура медленно исчезала под лунным светом.
- Кто там был? – Послышался сзади сонный голос Александра.
- Никого не было. – Ответила Лида. – Собаки лают.
В деревне было тихо. Собаки не лаяли. Только вдали слышался хруст снега. Снежный человек Антон уходил из деревни.
СКАЗ О МЕДНОЙ ПЧЕЛЕ
Михаил Яковлевич сидел на лавочке возле своего дома. Зацвела сирень, запахло медом. Старик, закрыв глаза, подставлял свое лицо теплым, ласковым лучам весеннего солнца. Оно, яркое светило, уже перевалило свою верхнюю точку и пошло на закат.
Опять пришли школьники. Они приходили и вчера, но он не успел рассказать им большую повесть о медной пчеле. Они, школьники, часто приходили к Михаилу Яковлевичу, просили рассказать что – нибудь интересное. Очень часто его повествования касались незабываемых лет Великой Отечественной. Но в последнее время старик почувствовал, что устал от этих рассказов о войне. Она ему стала часто сниться и во сне. Он вскрикивал, просыпался в холодном поту. Болела голова, и он шел на крыльцо, доставал старый, еще военной поры кисет, сворачивал цигарку и мял ее в руке. Курить он бросил лет двадцать назад, а вот привычка осталась.
Вчера он решил, что больше не будет рассказывать о войне. Лучше он расскажет о своем любимом дедушке, который был самым известным пчеловодом во всей округе. Пожалуй, знаменитей его и не было. Это сейчас пчеловоды обмельчали и даже не знают, кто в соседней деревне занимается пчеловодством. И вообще, ульи – то есть в районе или нет. Вот он в районной газете читал, как одна дама врала про рыбацкие артели, про копченую рыбу. Это и вправду раньше было. И рыба, и артели. И вот про то, что пчеловодством здесь хорошо занимались, не упомянула. Не знает, значит. Ну, Бог с ней. Он – то помнит.
Отец его, Яков, был серьезным мужчина. Он, говорят, таким с детства был. Где взрослые, там и он. На сенокос начал ходить в тринадцать лет. Другие в таком возрасте гоняли лошадей на водопой, возили лошадями копна к новым стогам, а он наравне с отцом, как он сам считал, ходил с косой. Впереди он, сзади – отец. Вот – вот по пяткам ударит острием косы. В страхе сердце, ноги бегут вперед, руки работают машинально. Отец окрикнет, остановит сына, сам уйдет вперед. Яков немного отдохнет и постарается догнать отца. Но разве угонишься за таким богатырем?
А вот отец Якова, то есть, дед Михаила, очень любил пчел. У него была целая пасека, в которой насчитывалось несколько десятков ульев. По осени он расставит свои ульи в омшаник и всю зиму там пропадает. Что он там делает – никто не знает. Никого он не пускал в свой омшаник. Говорил, что нельзя. Чужой глаз, мол, сглазит, испортит все дело. А если не испортит, то мед будет плохой, даже горький. Так оно или не так, никто, конечно, не знал. Ведь никто так и не разу не спустился в его омшаник.
Пчелы любили деда. Такой преданности к человеку пчел никто в округе не видел. Жена, мудрая Полина Степановна, до чего тонкая женщина, но и та ревновала мужа к пчелам. А что ревновать здорового, бородатого мужика к какой – то мохнатой твари? Соседи смотрели на эту семейную идиллию и посмеивались. Кто по – доброму, а кто по злу, из – за зависти к удачливому пчеловоду.
Михаил тогда был маленький. Ему лет, наверное, пять или шесть всего было. Но он все хорошо запомнил. Хорошо помнит, что и деда звали тоже Михаилом.
Год удался хорошим, медоносным. И солнца много, и дождей было полно. Травы вымахали в человеческий рост, растения вовремя зацвели. Меда – полно. И всякого. Липа весной хорошо цвела, собрали липового цвета. Травы разные пошли, тоже медоносная пора наступила. Дед Михаил нарадоваться не мог. А тут история такая, что не до смешного.
Деда Михаила стала преследовать какая – то пчелка. Она была немного больше других пчел, глаза огромнее, туловище длиннее. Дед ее сразу же заметил. Присядет он на пасеке возле столика самодельного чая из трав попить, а она тут как тут. Присядет на краешек стола, сложит крылья и смотрит медными глазами на деда. Дед раньше не обращал внимания на отдельных пчел. Они присаживались и на край стола, и на бороду его, испачканную медом. Посидит такая пчелка на столе, походит по дереву и улетит по своим делам. У пчел – то дел тоже много, по крайней мере, не меньше, чем у человека. И дед своими делами занимается, ему некогда на отдельных пчел смотреть. А эта пчела не такая. Дед сядет покушать и она напротив сидит. Долго сидит, пока дед не покушает, чая не попьет. Потом, когда он сделает последний глоток, взлетит незаметно и направится по своим пчелиным делам. Куда – то в лес, или в поле улетит. До самого вечера дед ее не видит. А как начнет темнеть, дед снова присядет поужинать, она опять появится. Сядет на краю стола, скромно прижмет крылышки к брюшку и сидит, не шелохнется.
Лето летело быстро. Хорошее лето было. Дед Михаил собрал несколько бочонков меда. Раньше их собирали в бочку, сооруженную из дубовых досок. Самые крепкие бочки были, да и мед в них долго хранился. Качества он высокого сохранялся. Вся деревня хвалила продукцию деда и не могла нахвалиться. И не только деревня, а вся округа хвалила деда и его медоносных насекомых.
На пасеке уже делать было нечего. В один день дед Михаил собрал все свое хозяйство, погрузил его на телегу. Сам забрался на козлы и поторопил лошадь, не больно хлестнув ее вожжами. Лошадь, смирная, белой с яблоками масти кобыла, чуть обиженно повернула голову, посмотрела на деда и тихо направилась в сторону деревни. Дед рассердился, хлопнул кобылу еще раз вожжами по хребту. Лошадь пошла быстрее. Тут дед заметил, что рядом с ним на козлах сидит и та самая пчелка. На самом краешке высохшей и блестящей на солнце сосновой доске. Дед и на нее рассердился, тыльной стороной ладони сбросил ее с козел. Пчелка взмыла в воздух и исчезла с глаз деда Михаила. Когда стали подъезжать к деревне, дед заметил, что пчелка опять сидит рядом с ним на козлах.
- Ну, и пусть сидит. – Подумал дед. – Мне она не мешает.
Приехав домой, дед расставил ульи во дворе. Это был для семьи праздник. Столы накрыли во дворе, было полно разных угощений. Конечно, на самом видном месте красовался мед. На праздник пришли родные, соседи. Во главе стола сел сам дед Михаил. Он произнес первый тост, высоко подняв граненый стакан. Конечно, он говорил о пчелах, об их неустанном труде, который кормит не только насекомых, дает право на дальнейшее существование пчелиных семей, но и кормит род человеческий, дают ему радость, когда он, человек, кушает этот сладостный дар природы. За столом было весело, шумно. Играла гармошка. Дед Михаил обратил внимание на кувшин, заполненный до краев медом. На его ободке сидела пчела. Та самая пчела, которая постоянно преследовала его на пасеке. Дед сначала рассердился, потом успокоился и рассмеялся. Он подозвал к себе жену, усадил ее рядом, обнял одной рукой.
- Видишь, Степанида, - Дед Михаил показал на пчелу, - Вот эту пчелку. Она - моя лучшая подруга. Никого нет другого, кто любил бы меня так, как она.
Бабка Степанида с недоумением смотрела на своего мужа. Она подумала, что он выпил лишнего. Но, посмотрев внимательно на мужа, поняла, что ошиблась. Она прожила с ним несколько десятков лет и только один раз видела его пьяным. Сильно пьяным. Это он тогда ездил на базар в Маркс, удачно продал мед, встретил своего друга из Бородаевки, тоже пчеловода, и они очень сильно напились. Хорошо, что деньги по дороге не потерял. Лошадь, верная и старая кобыла Ласковая, привезла его, уснувшего по дороге, прямо домой. Степанида вышла навстречу, но увидела пьяного мужа. Она, правда, ничего не сказала, подхватила мужа и завела его домой. На второй день Михаил долго лежал и приходил в себя. Ему было очень плохо. И после этого он навсегда определил себе норму и уже почти пятьдесят лет ее не переступал.
- Ну, ты прогони ее. – Сказала бабка Степанида, имея в виду пчелу. – А если не хочешь, то пусть сидит. Ведь она никому не мешает.
- Кто – нибудь ненароком обидит. – Серьезно сказал Михаил. – Тем более, уже поздно. Надо ее отнести в улей. – Дед Михаил подвел к пчелке ладонь правой руки, а левой рукой затолкал ее на правую. На самом деле, уже стало темно. Дед Михаил пошел к своей пасеке, которая расположилась на этот раз в огороде. Еще было рано ставить ульи в омшаник. Но он не знал, в какой улей надо посадить назойливую, а может быть, влюбленную в хозяина пчелу.
- Ты что задумался, Михаил? – Раздался сзади голос жены.
- Я не знаю, - Признался Михаил, - Из какого улья эта пчелка. Она все лето летала за мной, а я, старый дурак, так и не просмотрел, в каком домике она живет. – Давай заберем ее домой. – Вдруг предложил он.
- А спать где положишь? – Засмеялась Степанида. – Вместе с нами в кровать?
- Нет, - Засмеялся старик, - Ты на другой кровати спать будешь.
Они долго стояли среди ульев. Вспомнили молодость. Детей вспомнили и внуков. Дети у них хорошие, трудолюбивые. Да и внуки в них, в стариков, пошли. И цену своему труду знают. А внук Михаил, названный в честь деда, точно пчеловодом будет. В свободное время всегда прибегает на пасеку, пчел не боится, помогает во всем. И мед умеренно ест. Другие придут на пасеку, так меду до отрыжки наедятся. Смотреть на них тошно. Деду меда не жалко – главное, чтобы еда в толк была. А мед ведь он больше для пользы организма, а не для сытости.
Они вошли в дом. Почти все уже ушли. Только старший сын Яков с женой убирали все со стола, мыли посуду. Бросилась им помогать и Степанида. Сноха молча, но ласково отстранила ее от работы. Бабка ушла отдыхать. Она видела, как дед Яков ходит по комнате, ищет место, где можно оставить на ночь пчелку. Он ничего лучшего не придумал, как посадить ее в стеклянную, простую банку. А банку поставил на стол. Он прилег на кровать рядом с женой, долго ворочался, не мог уснуть. А когда уснул, снились какие – то красочные сны, яркие краски, яркие цветы на лугах. Мед снился. Дед спал, а чувствовал его ароматный, душистый запах.
На следующий день дед Михаил встал рано. Он сразу подошел к столу. Но банке пчелы не было. Он стал искать ее в комнате. Пчелы не было нигде. Он вышел во двор. Утро только наступала. Солнце еще не взошло. Дед пошел в огород, где были расположены ульи. Тут почувствовал, что кто – то опустился на его бороду. Он сразу же понял, что это его потерянная пчела. Он взял ее на руку. Пчелка тихо, безропотно сидела на ладони и смотрела своими медными глазами на деда.
- Ты как из дома вылетела? – Завел с ней разговор дед Михаил. – Ведь дом хорошо закрыт. Уже не лето.
Пчелка неожиданно быстро пробежала по ладони, взлетела и села на один из ульев. По планочке, приклеенной на внешней стороне улья, она забралась во внутрь. Теперь дед Михаил знал, в каком улье живет эта странная пчелка.
Незаметно подошла зима. Это время и пчелка, и дед Михаил ждали с тревогой. Ведь надо было прощаться. Дед поставил ульи в омшаник, провел все необходимые работы. Весь этот подготовительный период, не смотря уже на ощутимые заморозки, пчелка с медными глазами ненавязчиво следовала за дедом. Он очень привык к ней. Перестала посмеиваться его супруга Степанида. Правда, если дед долго задерживался в беседе с пчелкой, она вежливо его предупреждала, а дед сажал на ладонь мохнатую подружку и уносил ее в улей. Но утром она обязательно вылетела из своего жилища, находила деда, садилась ему на бороду, и так они вдвоем всюду следовали. Даже по селу дед ходил со своей подружкой. Соседям это сначала казалось в диковинку, но потом и они привыкли. Но пришло время прощаться. Дед в последний раз посадил пчелку в улей и плотно закрыл дверь омшаника.
Утром дед Михаил решил, что несколько дней может не заходить в омшаник. Там было уютно, нормальная температура, щедрое лето позволило создать хороший запас кормов и для всего семейства пчел. Чуть ли неделю дед не заходил в омшаник. Выпал снег. Но его было еще мало, и он скоро должен был растаять. Дед вошел в омшаник. Его взгляд почему – то сразу же остановился на внутренней дверной ручке. На ней сидела его пчелка. Милая, добрая, работящая пчелка сидела на самом верху ручки. Но она не шевелилась. Она была мертва. Дед положил, как и раньше, ее на ладошку и вынес на улицу. Он пришел домой, сел за стол в кухне. Подошла жена Степанида. Она посмотрела на деда, на его пчелку, но ничего не сказала, а присела рядом. Они сидели долго и молчали.
- Что мне с ней делать? – Сам себе задал вопрос дед. Жена молчала.
Дети слушали Михаила Яковлевича, затаив дыхание. Он замолчал. На краю его голубых и еще молодых глаз задрожали светлые слезы.
- А что стало с пчелкой? – Спросил кто – то из мальчишек.
- Она стала нашей семейной реликвией. – Грустно сказал дед. Он достал откуда – то красивую шкатулку, открыл ее. На красном бархате, как живая, лежала медная пчелка.
- Почти семьдесят лет прошло с тех пор. – Сказал в заключение Михаил Яковлевич. – Но мы храним эту пчелу, как символ трудолюбия. А этим неоценимым качеством, как известно, обладают пчелы. А мы, люди, в этом должны стремится подражать. Хотя бы в этом. А то ведь только воевать горазды.
СКАЗ О ЗОЛОТОМ ЗЕРНЫШКЕ
Зима только наступила. На землю лег легкий пушистый снег. Он тут же растаял, но на следующий день небольшие тучи появились на небе, и упал все тот же пушистый и легкий снег. Зима наступила по – настоящему.
- Петрович, - Жена всегда обращалась к мужу не по имени, а по отчеству. Это случилось после того, как знаменитый первый секретарь горкома КПСС Иван Петрович Кузнецов назвал мужа по имени отчеству. Это было на большом совещании. Жена сначала испугалась, а потом загордилась мужем и стала звать его только по отчеству. – Петрович, - Повторила она, - Иди, посмотри сюда. – Она мыла полы и стояла на коленках в отдаленном углу.
- Что случилось? – Недовольно ответил Леонид Петрович и оторвался от газеты. Был субботний день. Он встал рано, убрался во дворе, накормил скотину, принес воды из колодца, затопил баню. Теперь он отдыхал, время от времени бегал в баню, поверял ее, подбрасывал в печь дров. Опять повторил. – Что у тебя с утра случилось?
Петрович подошел к жене. Она показала ему рукой прямо в угол.
- Я тут неделю, наверное, не мыла, - Как бы оправдываясь, заговорила она, - А тут зернышко проклюнулось, и стебелек вырос. – Она осторожно провела мокрой рукой по стебельку, который на самом деле вырвался из – под половицы в углу кухни.
Леонид Петрович тоже присел рядом, притронулся к растению. Потом надел очки, и стал присматриваться.
- Пшеница растет. – Ласково сказал Леонид Петрович. Он, знаменитый хлебороб, знал толк в сельскохозяйственных культурах. Удивился. – Откуда оно здесь взялось? Наверное, оно попало мне в обувь, а потом, когда я разувался, оно в угол и закатилось. – Добавил жене укоризненно. – А ты и не заметила.
- А как я тут замечу, Петрович? – Жена покачала головой, - Тут всегда темно.
- Да, ладно. – Голос Петровича вновь приобрел ласковый характер. – Что с ним делать будем?
- Вот полюбуйся, - Посоветовала жена, - А потом выдерни и курам отдай.
- Да разве можно так с зерном? – Опять с укоризной ответил Петрович. – Это же хлеб. Тем более, который еще растет.
- Какой хлеб, если одно зернышко? – Удивилась жена.
- Одно ни одно, а все – равно хлеб. – Не соглашался муж. – А сейчас зима и дорого каждое зернышко.
- Что хочешь, то с ним и делай. – Жена поднялась с колен, подхватила ведро с водой, половую тряпку и отправилась по своим делам. Петрович посидел немного возле ростка пшеницы и тоже вышел из дома. Он сходил в баню, вновь подбросил в топку охапку дров, зашел в сарай. Там он нашел небольшой ящичек, в котором жена выращивала рассаду, положил земли. Землю он тоже заготавливал с осени, раскладывал ее по ведрам, бачкам, удобрял ее. Так было удобно: весной еще на дворе стоял снег, а они с женой приносили домой все свои ящички, накладывали приготовленной заранее земли и заблаговременно выращивали рассаду. Вот в такой ящик и посадил Леонид Петрович росток пшеницы. Ящик занес домой и поставил на самый освещенный лучами солнца подоконник. Жена сначала посмеивалась, но потом привыкла к этому, как она считала, чудачеству мужа. А он каждый день любовался стеблем пшеницы, где – то почитал агрономию, поливал растение в срок и в необходимой дозе водой. Растение хорошо поднималось, а ближе к весне заколосилось. Леонид Петрович по этому поводу даже устроил небольшой праздник.
- А ты кудесник, - Посмеивался председатель колхоза, тезка по имени. – Такое растение вырастил. – Громко засмеялся. – Хороший урожай будет. – А потом заговорил серьезно, растягивая слова с украинским акцентом. – В этом году, друзья, мы должны получить очень хороший урожай. Озимые стоят на загляденье, на днях анализ проводили. Технику всю отремонтировали, есть элитные семена. Значит, весеннюю посевную проведем хорошо, еще урожай подымем. Я предлагаю тост за Леонида Петровича. Чувствую какую – то связь между этим растением и теми, которые зреют на колхозных полях. Даст Бог, и там каждый колос будет таким же увесистым, как колос нашего знаменитого хлебороба.
- Ну, ты и скажешь, Леонид Константинович. – Засмущался Леонид Петрович. – Ну, какой я знаменитый хлебороб.
- Не знаменитый, так станешь! – Уверенно сказал председатель. – Ныне у тебя новый комбайн, всех в области обгонишь.
- Постараюсь, Леонид Константинович. – Тоже заверил председателя Леонид Петрович. – Хлеба бы выдержали до уборки, а там уж наше, хлеборобское дело. А колосок возьми себе на память. Оно тебе всегда будет напоминать о том, для чего мы живем на белом свете.
Как – то незаметно пробежало время. Озимые созрели, высокие, тучные. Леонид Петрович первым вывел на колхозные поля свой новый комбайн «Нива», пошел на нем в загонку, опустил жатку.
- Как ровно идет! – Восхищенно сказал председатель колхоза, наблюдавший за работой механизатора. Точно все рекорды побьет.
Погода стояла отличная. Разве раза два моросило, да и то не сильно. Так, подмочило чуть – чуть верх нивы, но к обеду комбайны вновь уходили в загонку. Незаметно подошли к уборке яровые культуры. Леонид Петрович уже не помнил, когда был дома. Ночевал прямо на полевом стане. Да и как это назовешь ночевкой, если ложился спать за полночь, а часа в три уже вставал и бежал к комбайну. Пока заправщик заливал в бак солярку, успевал пробежать по страницам областной газеты «Коммунист». Нет, его еще никто не обогнал. Это радовало и Леонид Петрович выпивал кружку холодной воды и быстро по лестнице поднимался в кабину комбайна.
Леонид Константинович, председатель колхоза сам лично отвез Леонида Петровича на Саратовский железнодорожный вокзал. Проводил его на поезд, который уходил вечером. Рано утром лучший хлебороб Саратовской области должен быть в Москве, а в одиннадцать часов – в Кремле. Ему присвоили высокое звание Героя Социалистического труда.
- Вот, возьми. – Леонид Константинович подал целлофановый мешочек, в нем огромный колос пшеницы.
- Все же сохранил. – Растроганно сказал Леонид Петрович. – Я уже про него забывать стал.
- Этот колос, - Также дрогнувшим голосом ответил председатель, - Для нас стал золотым. Вот поэтому я его и хранил. Ты его тоже сохрани, возвратись с ним в наше село Орловское. Впервые мы вырастили такой хлеб. Пусть он всегда такой будет. – Председатель крепко обнял механизатора, тот легко запрыгнул в вагон, который повез его в столицу. Повез в столицу, чтобы прославить и механизатора – хлебороба, и родное село Орловское. Ну, кто бы про него узнал, если бы не этот золотой колос. А про то, что село Орловское знала даже Великая императрица Екатерина, уже забывать стали.
СПАСЕНИЕ ГЮНТЕРА
- Гюнтер, - Иван Свистунов не решался зайти во двор Лаубов и говорил с приятелем через окно, - Ты выйдешь в мячик поиграть.
- Мне некогда. – Почти шепотом ответил Гюнтер, высунувшись из окна. – Отец ругаться будет.
- Вы же уезжаете. – Рассердился Иван, хотя знал, что в немецких семьях порядок прежде всего и взрослых ослушаться нельзя. – Давай, последний раз сыграем. Больше ведь никогда не увидимся.
- Увидимся, - Пообещал Гюнтер, - Я, может быть, к вам приеду.
- Никогда ты не приедешь. – С обидой сказал Иван и перешел через улицу, присел на лавочку возле ворот.
Свистуновы и Лаубы жили на одной улице друг перед другом в городе Екатериненштадте. Иван был с утра расстроен, сегодня Лайбы уезжали в Германию. Вообще – то он уже неделю знал про это, но как – то не показывал своих чувств. Но вот теперь он понял, что разлука неизбежна и Иван хотел хоть чуть – чуть побольше побыть со своим другом. Но Гюнтера заставляли помогать собираться в дорогу. Еще вчера Гюнтер подарил своему другу Ивану игрушечные пистолет и саблю, а Иван отдал ему игральные кости. Именно этими костями Иван обыгрывал всех мальчишек не только на своей, но и на соседних улицах.
Они считали, что дружат с самого рождения, то есть, уже десять лет. А тут как бы и жизнь оборвалась. Они уже целую неделю прощались, по вечерам не могли наговориться, пока не наступил последний день.
- Я не пойду тебя провожать. – Иван подошел к вышедшему за ворота Гюнтеру. – Ты мен понимаешь?
- Ты это правильно придумал. – У Гюнтера заслезились глаза. – Я тебе письмо напишу. На русском языке. Ладно?
- Ладно. – Согласился Иван. Улыбнулся. – Только ошибок не делай.
- Не сделаю. – Тоже улыбнулся Гюнтер. – Я буду хорошо учиться и ученым стану.
- А я, наверное, никем не буду. – Печально ответил Иван. – Мне семье помогать надо.
- Совсем никем нельзя. – Наставительно ответил Гюнтер. – У тебя отец плотник хороший, вот и ты кем – нибудь будешь.
- Ну, я пошел. – Иван даже шага не сделал.
- Ну, иди. – Ответил Гюнтер.
- Ну,…- Иван подошел к Гюнтеру, пожал руку, шмыгнул носом, развернулся и побежал за город. Он не видел, как Лаубы садились на груженые повозки, как отправились на пристань, где сели на пароход. Он лежал за городом на бугре и плакал.
Войну в Марксе ждали с опаской. Знали, что она принесет столько горя, которое потом придется разбирать несколько десятилетий. Так оно и случилось. К Концу августа 41 в городе стало пусто. По улицам ходили животные, пустующие дома занимали эвакуированные из Белоруссии и Украины. Ивана Свистунова забрали на фронт к Новому году. Ему было тогда ровно сорок лет. Тогда немец шибко шел на Москву, но на защиту грудью встали и сибиряки, и волжане, и многие другие советские солдаты. Среди них и Иван Свистунов.
Иван попал в знаменитую армию генерала Панфилова. Он не попал в число героев, но тоже отличился крепко. Несколько дней косил фрицев из пулемета, а когда пошли танки, забросал одну из немецких махин гранатами. Но и самому Ивану не повезло – снарядом ему оторвало ногу. Его вынесли с поля боя, но несколько дней он не приходил в сознание. А потом попал в госпиталь под Вологду, где Ивана подлечили, но окончательно списали из строевых и отправили домой в Маркс. Живой, но без ноги, появился солдат в волжском городке, поблескивая орденом.
Иван пошел на работу на завод «Коммунист». «Все для фронта, все для победы» - это для Ивана был не лозунг, это был смысл жизни. Он был там и мог судить о войне по личному опыту. В труде, в горестях с каждой похоронкой незаметно пролетали дни и годы. Вот и Курская дуга прошла, а в городе Марксе появились пленные немцы. Они жили в бараках возле местечка, которое принято называть Три Дерева. Пленные были плохо одеты, худые и ходили они работать на тот же завод «Коммунист».
У людей, собранных в Маркс со всех западных, окупированных областей, не было злости и ненависти к пленным немцам. С ними сначала просто не общались, а потом даже жалели.
Иван всегда приходил на работу немного раньше положенного времени. Он осматривал свой токарный станок, тщательно проверял оснастку, шел в курилку, закручивал огромную цигарку и с большим удовольствием ее искуривал. Потом он не курил до обеда.
Так было и сегодня. Он только что затушил окурок и пошел на свое рабочее место. Навстречу ему шла группа пленных немцев под охраной четырех солдат и офицера. Среди немцев внимание Ивана привлек высокий, худой человек. Тот тоже остановился, стал внимательно смотреть на Ивана.
- Иди, иди. – Подтолкнул автоматом пленного солдат. – Уже опаздываем.
Немец, все также глядя на Ивана, продолжил свой путь.
- Подожди, солдат. – Не выдержал Иван. – Дай с человеком перекинуться парой слов.
- Не положено. – Отрезал солдат. Но вмешался офицер, который спросил у Ивана. – Что ты хочешь, браток?
- Мне кажется, - Неуверенно заговорил Иван и показал рукой на пленного немца, - Я его знаю. – Он подошел вплотную к немцу, спросил. – Ты – Гюнтер?
Немец как – то сжался и боялся признаться, что он на самом деле Гюнтер Лауб.
- Я, - Иван ударил себя в грудь кулаком, - Иван Свистунов. Мы с тобой в детстве вместе играли. – Тут Иван понял, что Гюнтер боится признаться в своем происхождении. – Не бойся. Уже многое изменилось. Война к концу идет.
Гюнтер неожиданно присел на корточки, обхватил руками голову и заплакал. Рядом с ним присел Иван. Офицер дал команду, чтобы все остальные шли на рабочие места, а сам остался с Гюнтером и Иваном. Иван взял за плечи Гюнтера, обнял его, положив голову на худое плечо немца.
- Гюнтер, - Шептал Иван, - Мой Гюнтер. Ты нашелся. Я и на фронте о тебе думал. Боялся, что где – нибудь тебя подстрелю.
- И я тебя вспоминал. – Наконец подал голос и Гюнтер. Он вытер насухо глаза. – Сколько лет – то прошло?
- Тридцать. – Посчитал Иван. – Или почти тридцать.
- Ну, ребята, - Прервал их офицер, - Давайте расходиться. После поговорите.
-А у вас свидания разрешены? – Все же спросил Иван.
- У нас на свидание никто не ходит. – Удивился вопросу офицер. – Наверное, некому ходить, вот и не принято.
- А мне можно придти? – Снова спросил Иван. – Раз не запрещено, значит, можно?
- Приходи, - Согласился офицер, - Что – нибудь придумаем. – Потом приказал пленному. – Вперед! Мы уже опоздали, будешь быстрее работать, чтобы норму выполнить.
- Буду. Буду. – Почти радостно ответил Гюнтер.
В это день Иван не стал задерживаться на работе. Он рано пришел домой, велел жене отварить картошки, сходил к соседу и занял у него кусок сала. Сосед, узнав о событии, налил ему крынку молока. Так, набрав полные руки съестным припасов, Иван пришел к Трем Деревьям.
Немцы жили в огромных кирпичных бараках. Вся территория была огорожена колючей проволокой. Но никто из пленных сбежать не старался, и здесь всегда было спокойно. Гюнтер уже ждал Ивана и ходил возле ворот. Его спокойно пропустили на территорию лагеря, предварительно проверив принесенную котомку.
- Наверное, думают, - Пошутил Иван, когда они отошли к баракам и присели на лавку, - Что я бомбу принес. – Они посмеялись, и Иван тут же на лавке разложил кушанье. – Ешь, Гюнтер. Ты сильно похудел. – Гюнтер засмеялся.
- Ты что смеешься? – Не понял друга Иван.
- А ты, - Сквозь смех ответил Гюнтер, - Даже не знаешь, какой я был. Худой или толстый. Ты ведь меня взрослым ни разу не видел.
- Точно, - Тоже засмеялся Иван, - Не видел. А вот ведь узнал. Тридцать лет прошло, а узнал. – Недовольно заметил Гюнтеру. Ты ешь, ешь . Что на меня смотришь?
- Я боюсь есть. – Признался Гюнтер. – Я очень голодный. Как бы что не вышло.
- Теперь с тобой ничего не произойдет. – Твердо сказал Иван. – Теперь у тебя я есть.
- Как в детстве. – Мечтательно произнес Гюнтер.
- А в детстве мы оба, - Тоже вспомнил Иван, - Друг друга зачищали. Хорошо было!
Они сидели долго и разговаривали. Мимо проходили пленные, иногда охранники, но никто им не мешал. Им было что вспомнить и рассказать друг другу.
Так продолжалось три года. Гюнтер поправился, успокоился. А когда пришло время, Иван проводил своего товарища на пристань, посадил на пароход. Но следы Гюнтера после этого потерялись. Иван так никогда и не узнал, добрался ли до дома друг его детства.
БРИГАДИР
Солнце сегодня, казалось, не сядет за горизонтом. Оно как бы остановилось над вершинами деревьев, посылало последние лучи по небосклоны, а время тянулось медленно – медленно. Закачивалось лето, но листья тоже, как и солнце, не спешили покрываться желтизной, крепко цеплялись за ветви, не падали. Все было как – то по – другому.
Бригада строителей завершала строительство очередного дома на Проспекте Строителей. Как здесь все за последнее время изменилось. Многим казалось, что это захламленное, болотистая местность такой и останется навечно. Но сейчас, с высоты пятиэтажного дома, хорошо и лучше было видно, как все кругом преобразилось.
- Ребята, - крепкий, молодой бригадир азиатской внешности, уже в который раз обращался к своим подчиненным, - Пора заканчивать работу, домой надо.
- Погоди, бригадир, - Басом отвечал Семен, каменщик первой руки. В мастерстве он уступал только бригадиру. – Видишь, солнце еще не зашло. Вон прогоним последний ряд, и будем собираться.
- Ладно, - Согласился бригадир, - Раствор еще есть?
- Раствор еще остался. – Ответил кто – то. – Его тоже надо доработать.
Опять пошла упорная работа. Как вчера и позавчера, как несколько лет подряд. Бригадир клал кирпич за кирпичом и думал о своем. Он не мог работать без думы. Вот они съездили на областное соревнование каменщиков. Всех обошли, даже элитных каменщиков из областного подразделения Главка «Волговодстрой». Герой Социалистического труда, неутомимый Иван Петрович Кузнецов очень надеялся на своих подчиненных. Но они проиграли честно, уступив каменщикам из Маркса. Но, вручая награды, Почетные грамоты и денежные премии, Иван Петрович дал четко понять, что он результатами первенства очень доволен. Ведь он много лет отдал становлению города Маркса, строительству здесь. И не грех вспомнить, что и Звезду Героя он получил за марксовский хлеб. При вручении наград, Иван Петрович крепко обнял бригадира, спросил: «Ты доволен своей жизнью?»
- Конечно, доволен. – Ответил бригадир. – Я с ребятами полгорода построил. А сколько еще впереди дел? Не сосчитать!
- Правильно говоришь, сынок. – Иван Петрович цепким взглядом осмотрел крепкую команду каменщиков, - Ваш город должен стоять долго. Его ведь веками создавали.
Наконец солнце завалилось за черной чертой горизонта. Но лучи его вырывались из – за леса, не давая темноте поглотить землю.
- Все, ребята. – Дал команду бригадир. – Давайте пить молоко и по домам.
В бригаде был заведен такой порядок. Строителям за вредность полагалось бесплатно молоко. По одному литру на брата. В обед обычно все пили крепкий чай, к которому всех приучил бригадир. А вот вечером, как только закончится рабочий день, все садились в кружок, разливали молоко и пили его со свежей белой булкой. Такого вкусного ужина, казалось, ни у кого не было. В это время также велись самые откровенные разговоры. Уставшие люди, очень часто рассказывали самые интересные истории, старались вспомнить своих предков. Оказалось, что у каждого есть свои секреты. Даже установили очередь, кому в какой день вести повествование.
- Сегодня, бригадир, - Напомнил один из строителей, - Твоя очередь рассказывать. Давай, начинай, а то молоко уже кончается. – Все засмеялись. Смеялись весело, по – доброму.
- У меня история, - Начал бригадир, - Наверное, больше или на сказку или легенду похожа. Но мне она больше напоминает правду. Или мне это так хочется. Ну, чтобы было именно так.
- Главное, - Резонно заметил Семен, - Чтобы интересно было. А то говорят, и послушать нечего.
- Я все время думал о том, - Опять продолжил бригадир, - А откуда у меня строительное начало? Ну, вот мог бы быть и хорошим шоферов, комбайнеров, как Герой Социалистического труда Леонид Петрович Якунькин. Мог поступить в политехнический институт в Саратове. Там многие ребята из Маркса учатся. Но меня всегда притягивала стройка. Вот я и стал каменщиком.
- Хорошим каменщиком. – Подсказал кто – то.
- Да, не плохим. – Согласился бригадир. – А вот недавно мать интересную историю рассказывала. А маме моей все это пересказала ее бабушка. Так что истории много лет.
Бригадир задумался. Время снова как – будто остановилось. Темная, ночная пелена, заходящая с востока, опять замерла, ожидая, когда бригадир завершит свое повествование. Бригадир улыбнулся.
- Так вот. – Продолжили он. – Это было много лет назад. Тогда в этих местах властвовал хан Тохтомыш. Он был славным военным начальником. Не то, что этот Мамай, которого Дмитрий Донской побил. А Дмитрий побил его больше потому, что Мамай самозванцем был.
- Как это? – Спросили друзья бригадира.
- Как правило, - Объяснил бригадир, - Ханами становились потомки великого Чингиз – хана. Его сыновья, внуки, правнуки. А Мамай сам себе присвоил ханский титул. Не случайно и на стороне Дмитрий Донского татары воевали. Когда Мамай сбежал от Дмитрия Донского, то попал к Тохтомышу. Этот настоящий хан ему еще добавил. Мамай вернулся опять в Русь, просить защиты. Его простили и где – то во двору княжеском пристроили.
В войске Тохтомыша служил тысячным некто Джумабай. Хороший был воин, дисциплинированный. Но вот что интересно. Когда во время стоянок Тохтомыш обходил свое войско, он всегда заходил к Джумабаю, чтобы посмотреть, как тот расквартировал своих воинов. Он всегда это делал по – разному, но всегда аккуратно, с выдумкой. В наше время сказали бы с архитектурной задумкой. Они ставили свои юрты, учитывая ветер, движение дыма от костра, восход солнца и даже неожиданное нападение врага. Одним словом, чуть ли ни каждый день строил новый город.
Однажды вечером Джумабая вызвали к хану. Джумая тут же явился перед очами великого хана. Сразу же войдя в юрту, упал на колени, низко до земли поклонился.
- Я весь во внимании, - Приподнял голову Джумабай, - И готов исполнить любой твой приказ.
- Садись поближе. – Разрешил хан. Тут же велел прислуге. – Подайте моему гостю чай.
Джумабай обрадовался, что его назвали гостем. Великий хан редко к кому так обращался. Подали чай в красивой золоченой пиале.
- Меня вот что интересует. – Начал разговор Тохтомыш. – Ты очень красиво обустраиваешь свои стоянки. И не только красиво, но и практично. – Джумабай наклонил голову, внимательно слушал хана. – Я вот что решил. – Хан немного задумался. – Я назначу тебя главным строителем нашего войска. Ты будешь строить не только стоянки для воинов. – Хан внимательно посмотрел в глаза Джумабаю. Джумабай не выдержал взгляда, опустил голову. Хан протянул руку назад. – После нас обычно остаются сожженные города. Там и люди остаются, и все они селятся, как попало. А нужно, чтобы это были красивые города, с крепостными стенами, жильем, базарами. Это будет наше государство – от реки Итиль до Великого океана, где появился велик род чингизидов. Тебе понятна моя идея? – Хан мог бы и не задавать этого вопроса. Он никогда не задавал вопросы. Он только приказывал. И его приказ никто не мог не выполнить. В ответ Джумабай только склонил голову. Он был рад, что ему выпала такая большая и прекрасная миссия. А может быть, он мечтал о том, чтобы всю жизнь строить, а он воевал.
Бригадир замолчал. Снова начало смеркаться.
- А ты тут при чем? – Спросил лучший каменщик бригады Семен.
- Как при чем? - Удивился бригадир. – Джумабай мой далекий предок. Вот откуда идет у меня тяга к строительству. – Бригадир поднялся, посмотрел на восток. – Все, ребята, день прошел. Завтра без опозданий. Дел очень много.
город Маркс
ОСТРОВ СМЕРТИ
Молодые люди, Иван Коновалов и его юная подруга Алена, не спеша, спускались к пристани. Они зашли за ресторан «Баронск», встали у огромного бюста Карла Маркса. Легкий ветерок шел от Волги, напротив них расположился остов, заросший деревьями. Вечерело, ветерок стал чуть – чуть холоднее. Над островом появилась чайка. Она летала легко, но как – то странно летала. Она шла ровно над островом и вдруг взмывала вверх, при этом пронзительно кричала. Как – будто предупреждала кого – то о предстоящей беде.
- Как – то странно ведет себя эта чайка. – Заметила Алена. – И кричит как – то странно. Резко, с болью. Что с ней ?
- А, это давняя история. – Ответил Иван. – Ты знаешь, как этот остров называется?
- Нет, не знаю. – Призналась девушка.
- Это – остров смерти. – Сказал молодой человек.
- А почему так? – Поежилась Алена.
- На этом острове, - Начал свой рассказ Иван, - Убили много немцев. Не тех, кто шел к нам с войной, а тех, которые здесь жили сто лет назад.
- А за что их убили?
- Ты не торопись. – Не сразу ответил юноша. – Сто лет назад у немцев Поволжья отняли льготы. Их заставили платить налоги, стали забирать в армию. И они решили уехать из этих мест. Больше всего переезжало в Южную и Северную Америку. У тебя есть время послушать мой рассказ? – Иван хотел подольше побыть с девушкой.
-Конечно, есть. – С готовностью ответила девушка.
- Тогда слушай. – Заспешил Иван. - Весна прошла быстро. В кантоне Екатериненштадт даже не заметили, как вместо теплых, но по вечерам холодным дням, пришла настоящая жара. Дети, скрываясь от родителей, тайком бегали купаться на Волгу, чем вызывали гнев старших. Надо было убираться по хозяйству, поливать огороды. А тут еще пришла нехорошая весть, что для немцев – переселенцев отменили все льготы, и их даже будут забирать служить в армию.
Мать с отцом долго спорили. Отец настаивал на том, что надо уезжать. Тем более, что к острову, расположенному напротив Ектериненштадта, ночью подойдет баржа. На ней можно отправиться в эмиграцию. Такое слово – то они раньше не знали. Мать отговаривала мужа, говорила, что нельзя ехать неизвестно куда, тем более, что только наступило лето, урожай табака и тыквы надо убрать, продать, а только тогда собираться в дорогу. Фридрих, которому весной исполнилось семнадцать лет, с любопытством наблюдал за этим спором, гадая, чья же возьмет. Он, как и мать, не хотел уезжать. Его невеста Магда говорила, что у них дома тоже спорят, но там мать побеждает, и они останутся в кантоне до осени.
Стукнула калитка.
- Иди, посмотри, - Обратилась мать к Фридриху, - Кто там пришел?
Фридрих выбежал на улицу, пошел к калитке. Навстречу ему шла Магда. Еще совсем недавно она была грустна и говорила, что они расстаются навсегда. А тут на ее широком, розовом лице поселилась счастливая улыбка.
- Что случилось, Магда? – Чуть ли не с испугом спросил Фридрих.
- Все хорошо, дорогой. – Ответила девушка. – Мы тоже едем в Америку. – Она внимательно посмотрела на жениха. – Или ты не рад?
- Тому, что ты тоже едешь, - Ответил Фридрих, - Я очень рад. Но меня вообще весь переезд не устраивает. Здесь тоже можно жить спокойно.
- Но тебя ведь на войну могут забрать. – Отчаянно сказала Магда. – А я этого не хочу.
- Подумаешь, - Небрежно ответил юноша, - Несколько лет отслужу. Тем более, что сейчас войны нет.
- А как же я? – Все же не унималась девушка.
- А ты ко мне, - Юноша прижал к себе девушку. – Приезжать будешь. – Девушка уклонилась от объятий, оглянулась по сторонам.
- Я побегу, – Быстро сказала Магда, - Помогу маме собираться в дорогу.
Девушка убежала. Фридрих вернулся домой. Отец и мать уже прекратили спор, молча, обидевшись друг на друга, собирали вещи, рассовывая их по коробкам, мешкам, а то и просто связывая в узелки. Фридрих сообщил, что соседи тоже, наконец, окончательно определились. Отец многозначительно посмотрел на мать, но ничего не сказал. К вечеру на лошадях отвезли скарб на берег Волги, переправились на остров и устроились временным лагерем, чтобы под утро отправиться в дальнюю, не виданную дорогу.
К вечеру совсем стало тихо. Только странная чайка стремительно летала над лагерем немцев, отчаянно кричала. Пролетело несколько птиц цапель, прошумев над лагерем, они приземлились на другой стороне протоки. Цапли ходили по мелководью, надолго опускали свои длинные клювы в воду, выискивая добычу. Когда цапля ловила мелкую рыбешку, она высоко поднимала голову, проглатывала добычу и тут старалась быстрее запить ее водой. А крупная чайка все не унималась, носилась над лагерем, пронзительно кричала, как будто предупреждала временных поселенцев об опасности.
На крик чайки вышел из временного шалаша один из организаторов перемещения немцев, представившийся несколько недель ранее Михаил Шульгин. Он долго ходил по кантону, упрямо уговаривал людей побыстрее собираться в дорогу, составлял списки. Когда было готово, именно Михаил, который имел странную походку и ходил как – то боком, по кличке Кривой, объявил, что надо перебираться на остров и ждать из Пароходства баржу. Люди удивлялись такому странному переезду, но желание перебороло чувство опасности и вот на острове собралось около сотни людей.
Михаил несколько раз крикнул на чайку, но та все также летала над лагерем, то опускалась совсем близко к земле, то взмывала ввысь. Кривому все это надоело, он зашел в шалаш, вышел оттуда с ружьем. Никто не успел остановить Шульгина, раздался выстрел. Чайка как – то странно падала к земле. Она падала кругами, все еще продолжая кричать. Когда чайка ударилась о землю, к ней одновременно подошли Фридрих и Магда. Магда взяла еще теплую птицу в руки, прижалась к ней щекой.
- Надо ее похоронить. – Сказал Фридрих. Он смотрел не на птицу, а на убийцу птицы и глаза его горели гневом. Он готов был разорвать на части Кривого.
- Да, - Заплакала Магда, - Давай мы ее похороним.
Фридрих сбегал к своим, принес небольшую лопату, и они вдвоем пошли по песчаной косе. Косой, посвистывая, смотрел им в след. Дальше них, там, далеко на западе, садилось солнце. Багровый закат рассыпался по волжской глади, огненные отблески бежали по небольшим волнам. Становилось все тише и тише. Фридрих обнял за плечо Магду, но ничего не говорил. Они далеко. Почти на три километра, отошли от лагеря своих родителей, подошли к самому концу острова. Здесь Фридрих выкопал глубокую ямку, Магда положила в нее птицу, предварительно обернув ее в тряпицу. Фридрих аккуратно засыпал птичью могилку. Фридрих и Магда встали на колени, девушка шептала молитву, еле слышно за ней повторял слова Божьего писания и Фридрих. Закончив молитву, они встали, посмотрели на запад. Солнце уже село, стало темно.
- Знаешь, что, Магда, - заговорил Фридрих, - Я не хочу ехать в Америку. – Он увидел поваленное дерево, увлек девушку к нему и почти насильно посадил ее. – Мне здесь хорошо.
- Мне тоже здесь хорошо. – Призналась Магда. – Но я не могу ослушаться родителей. Они у меня хорошие.
- У меня тоже родители хорошие. – Вздохнул Фридрих. – Отец вон как работает, чтобы нас прокормить и вырастить.
- Да, вас в семье много. – Согласилась Магда. – Может быть, в Америке вашей семье легче будет.
- Мне в это не верится. – Откровенно сказал Фридрих. – Везде надо работать. У отца и здесь не плохо получалось. Теперь и я стал ему помогать. Чего не хватает?
- Все едут. – Тяжело вздохнула Магда. Она поднялась с дерева. – Пойдем домой.
- Я не хочу домой. – Взял девушку за руку Фридрих. – Давай лучше походим.
Они шли по косе, обнявшись, иногда останавливались, чтобы обменяться поцелуями. Шли в сторону лагеря, но не проходили и половины дороги, как вновь поворачивали на запад. Казалось, что их хождениям не будет конца.
- Ой! – Воскликнула Магда. – Смотри, уже солнце поднимается.
Они стояли и смотрели теперь на восток. Из – за далеких гор и на самом деле начало выглядывать солнце. Вода к утру успокоилась, и не было даже маленькой волны. Солнце золотом рассыпалось по утренней глади Волги. Боясь гнева родителей, девушка и юноша бегом кинулись в сторону лагеря.
В лагере было тихо. Только рыбы плескались в воде в зарослях водорослей вдоль берега, да цапля быстро опускала свой длинный клюв в воду и с шумом вытаскивала его назад. Легкий, белесый туман плыл над рекой и медленно таял под лучами утреннего солнца.
Девушка и юноша разбежались в разные стороны, каждый в свой лагерь. Фридрих еще не успел добежать до своих, как услышал истошный крик Магды. Он резко развернулся и побежал на крик. То, что он увидел, привело его в ужас. Магда стояла на коленях перед телом матери, тут же лежал отец. У них были перерезаны горло. Отдельно лежали братья и сестры Магды. Все были мертвы. Закричав, Фридрих побежал в свой семейный лагерь. То, что он увидел. Заставило его снова пережить мгновения ужаса. Все его близкие были хладнокровно убиты. Кругом лежали разбросанные вещи.
Фридрих, собрав все силы, пошел по лагерю переселенцев. Кругом была одна и та же картина – мертвые тела немцев, разбросанные вещи. В живых никого не было. Фридриху стало страшно. Он вернулся к Магде, которая все также оцепенело сидела возле тела матери. Он поднял ее на ноги и повел к протоке, где виднелась одинокая лодка. Фридрих посадил Магду в лодку, хотел оттолкнуться от берега, но вдруг передумал. Он задержал лодку и вернулся в лагерь. Он хотел найти Косого – Михаила Шульгина. Но ни его, ни подручных организатора переселения нигде не было. Не было и баржи, которая должна была вести переселенцев в Астрахань.
Фридрих все понял и вернулся к лодке. Магда сидела в лодке, полными слезами глаз посмотрела на Фридриха. Он ничего ей не сказал, оттолкнул лодку и направил ее в сторону Екатериненштадта.
- А что было потом? – Спросила Алена.
- Они остались в городе. – Иван притянул к себе девушку, прикрыл ее полой куртки. – Они часто приходили на это место, где мы с тобой сейчас находимся. Но они никогда больше не переезжали на остров.
- А этих бандитов потом нашли?
- Говорят, что нет. – Ответил Иван. – Эти разбойники специально заманил немцев на остров, всех убили, а драгоценности, деньги и разные вещи забрали. Они совсем – то и не были представителями организации по переселению.
- Жалко людей. – Шмыгнула носом Алена.
- Конечно, жалко. – Согласился Иван. – Вот чайка уже сто лет летает над островом и предупреждает людей об опасности.
- Чайки столько лет не живут. – Возразила Алена.
- Ясно дело, что не живут. – Согласился Иван. – Но они, чайки, как люди, из поколения в поколение все передают. Я же тоже легенду услышал от бабушки, а ее давно нет в живых.
УКАЗ АННЫ ИОАНОВНЫ,
Или Сказание о кадетах
Анна Иоановна еле сдерживала восторг. Сколько интриг плелось вокруг ее имени. Но все же случилось. Она стала императрицей. Она всегда верила в судьбу и знала, что так оно и будет. Императрица хотела сделать, что ни будь такое, чтобы ее запомнили навсегда. Ведь она не знала, сколько лет ей придется править самой сильной в Европе страной.
Анна Иоановна пригласила к себе Бирона. Казалось, что он стоял за высокими свыше четырех метров тяжелыми дверьми, и тут же престал перед ее взором.
- Звала, матушка. – Бирон преклонил колено. – Я тебя внимательно слушаю.
- Я благодарю тебя, - Императрица внимательно смотрела на своего фаворита, глаза ее стали теплыми, - За то, что сделал для меня. Я этого никогда не забуду.
- Многие властители, - Перебил ее Бирон, - Говорят так же. Но когда она достигают вершины власти и дальше подниматься некуда, то тут же забывают о своих обещаниях.
- Бирон, - Анна Иоановна вышла из трона, подошла к Бирону, положила руку в перчатке на его плечо. Бирон поцеловал руку, вбок повернув голову. – Ты меня знаешь много лет. Я никогда не предавала друзей. – Она усмехнулась. – Моя близкая родственница Екатерина Первая тоже, взойдя на трон, не забыла Алексашку Меньшикова. Так что все это у нас в крови.
- Алексашка не долго продержался. – Возразил Бирон. – Его быстро убрали.
- Ты не прав, Бирон. – Возразила Анна Иоановна. – Если бы матушка Екатерина прожила больше, то и Алексашка не встретил бы свой смертный час в Березовке. - Императрица перекрестилась и возвратилась на трон. - Царство ему небесное. – Тут же добавила строго. – Я тебя вот для чего пригласила. – Бирон склонил голову. – Надо провести большой бал. Пригласи побольше народу. И не только моих сторонников, но и тех, кто желал бы мне смерти. Сегодня нам ни к чему смута. Пусть народ гуляет.
- Я тебя хорошо понял. – Ответил Бирон. – Все будет исполнено, как ты желаешь.
- Все должно быть красиво. – Предупредила императрица. – Пригласи также лучших музыкантов, и чтоб играли самую бравурную музыку. – Махнула рукой. – Все, иди.
Бирон обиделся на этот небрежный взмах руки, но ничего не сказал. В этом еле уловимом жесте он увидел какое – то пренебрежение к своей персоне. Но возражать уже не было сил, да он и не хотел идти на конфликт с императрицей. Он просто запомнил этот жест.
Уже начинало темнеть, когда к зимнему дворцу стали подъезжать богатые кареты, в которые были запряжены красивые, нетерпеливые жеребцы. Их встречали перед парадным крыльцом, гости высаживались, шли во дворец, а коней отправляли на задние дворы.
Зал был ярко освещен свечами, которым не было числа. Темно – синий дым поднимался вверх и исчезал под куполами дворца. Благовония не позволяли людям чувствовать запах гари. По залу шел тихий шепот вельмож и дам, иногда похрустывали дамские корсеты и слышался шелест тяжелых платьев, которые тянулись за своими хозяйками по яркому вылизанному полу.
Объявили выход императрицы. Она вышла из центральной двери под руку с Бироном. Прошла вдоль ряда выстроившихся вельмож, самым близким подавала руку. Она подала невидимый сигнал и заиграла легкая чарующая музыка. Все ждали, что императрица первая начнет танец, но этого не произошло, так как Анна Иоановна попросила Бирона провести ее к трону. Произошла небольшая заминка, но музыка зазвучала громче, и в танец бросились молодые дамы и кавалеры. Казалось, что в зале все пришло в движение.
- Где фельдмаршал Суворов? – Спросила Бирона Анна Иоановна. – Он на бале?
- Он здесь, матушка. – Быстро ответил Бирон.
- Пригласи его ко мне. – Приказала императрица. Бирон не стал давать приказание, а сам пошел искать Александра Васильевича. Через несколько минут Суворов предстал перед Анной Иоановной. Он низко поклонился ей, она протянула ему руку. Александр Васильевич опустился на колено, поцеловал протянутую ему руку.
- Я, матушка, тебя слушаю. – Негромко произнес великий полководец.
- Хорошо, что ты меня слушаешь. – Еле заметно усмехнулась императрица. Полководец даже в царском дворце вел себя независимо, и Анна Иоановна заметила, с какой неохотой Суворов преклонил колено. – Доложи мне, как обстоят дела в нашей армии.
- Я ведь не главнокомандующий. – Уже громче сказал Суворов. – Я всего - на всего солдат. Готов выполнить любой приказ.
- Дайте нам шампанского. – Приказала Анна Иоановна.– Хочу выпить с самым лучшим полководцем в Европе. – Тут же появились бокалы с игристым, пузырьками поднимающимся со дна шампанским.
- И не только Европы. – Добавил ехидный Бирон. – Но и Китая и Индии.
- Ну, в Китай, - Не остался в долгу Суворов – Я еще не собираюсь. Мне, скорее всего, скоро на отдых надо будет отправляться.
- Рано еще, Александр Васильевич. – Чуть игриво возразила императрица. – Еще похода два – три сделаешь. – Громко добавила. – Во славу России.
- Я готов исполнить любой приказ – По военному ответил Суворов.
- Так что ты скажешь про армию? – Все же повторила свой вопрос Анна Иоановна.
- Для нашей Российской армии, - Чуть растягивая слова, - Надо готовить офицеров с детства. – Предлагаю, императрица, по всей России создать кадетские корпуса.
- Чему там они обучаться будут? – Заинтересовалась Анна Иоановна.
- Детей надо набирать от тринадцати лет. – Поверил в заинтересованность императрицы Суворов. – Пусть они обучаются арифметике, геометрии, рисованию, артиллерии, шпажному делу и на лошадях ездить.
- А, что, - Обратилась Анна Иоановна к Бирону. – Фельдмаршал дело говорить. Нам нужна очень сильная армия, воспитанная с детства. Но в кадетские корпуса надо набирать детей не только в российских, но и эстляндских и лифляндских провинциях.
- Это верно, матушка. – Поддержал императрицу Бирон. – Завтра же подготовлю Указ.
- Ты, Бирон, не спеши. – Остановила его императрица. – Надо определить, где будут находиться кадетские корпуса.
- Ну, ты же сама сказала, - Недовольно ответил Бирон, - Где будут корпуса. В России, Эстляндии и Лифляндии.
- На юг России нельзя забывать. – Вновь вступил в разговор Суворов.
- Что ты имеешь в виду, - Спросила Анна Иоановна, - Александр Васильевич?
- Люди больше любят Родину там, - Философски заметил Суворов, - Где они родились. Значит надо создавать наши кадетские корпуса поближе к Азии. Пусть там дети тоже учатся нашему военному делу. А то мы набираем военных в Москве и Петербурге, они служат по весям, а на обе столицы заглядываются. Вернуться хотят. Тут не такая служба получается. – Суворов многозначительно посмотрел на Бирона.
- Ты что на меня так смотришь? - Возмутился Бирон. – Ты меня тоже чужим считаешь.
- Я ведь ничего такого не сказал. – Усмехнулся Александр Васильевич. – Я про Отчизну говорил.
- Я в твоих речах, - Не мог успокоиться Бирон, - Такого слова не слышал.
- Да, ладно тебе. – Успокоила Бирона Императрица. – Говори, Александр Васильевич, свой план.
- Так вот, – Довольный поддержкой императрицы, продолжил Суворов, - Надо кадетские корпуса создать вдоль Волги. Например, один корпус сосредоточить в Казани, потом в Малыковке, Екатериненштадте, в Саратове. А два последних корпуса – в Царицыне и Астрахани.
- Ну, и что у нас получится? – Все еще недовольный тем, что его при Суворове одернула императрица, произнес Бирон.
- А мы вдоль всей азиатчины создадим кадетские корпуса. – Довольный закончил разговор Суворов, - После окончания обучения они могут остаться служить у себя дома, или мы их отправить в Азию, а самых одаренных будем собирать в столицах.
- Пусть так и будет! – Резко сказала императрица.
Два кадета Саратовской кадетской школы сидели на заднем дворе здания на Мичурина, 89, почти в центре города. Они учились в шестом классе. Была осень 2001 года. Только что прошел ужин, они хорошо поели, и у них было свободное время. Они сидели на металлических перегородках и болтали ни о чем. Просто один из них вспомнил эту старую историю про императрицу Анну Иоановну, услышанную от воспитателя.
- А что было дальше? – Спросил первый кадет.
- Да ничего. – Спокойно ответил второй кадет. – Сегодня 28 ноября. Так вот завтра будет ровно 270 лет, как Анна Иоановна издала Указ о создании кадетских школ.
- Нашей, тоже? – Нетерпеливо спросил первый кадет.
- Нет, - Вздохнул второй кадет. – Наша не была создана. Вот, помнишь, я тебе говорил о том, что Суворов предложил создать кадетскую школу в Малыковке. А Малыковка – это и есть нынешний город Вольск.
- Вольск? – Удивился первый кадет.
- Да, Вольск. – Подтвердил второй кадет. – Там и был создан кадетский корпус. А вот до Екатериненштадта, это нынешний город Маркс, и до Саратова очередь не дошла.
- Вот теперь – то школа у нас есть.
- Ты знаешь, - По секрету сообщил второй кадет, - Эту историю наш воспитатель услышал от директора кадетской школы. А тот ее тоже от кого – то слышал. Вот он и задумал создать нашу школу. Его поддержали. Говорят, что и в Екатериненштадте, то есть, в Марксе, такая же школа появится.
- Хорошо, что его поддержали. Ты куда пойдешь после учебы в школе?
- Не знаю. – Не спешил с ответом второй кадет. - Впереди еще пять лет.
- А я в военное училище, точно, пойду. – Твердо сказал первый кадет. – Давай вместе на десантников учиться.
Второй кадет не успел ответить. Послышалась команда «Строиться». Пора было умываться, ложиться в постель и ждать команды «Отбой!».