— 1 —
В свои двадцать восемь лет Коля-штурман еще напоминал гадкого утенка.
Его черные, с гитлеровской челкой волосы, всегда торчали в разные стороны. Выпирающие вперед скулы и пухлые щеки, от изобилия выпитых дешевых алкогольных напитков походили на переспелую вишню. Густые усы скрывали утопленную во внутрь нижню челюсть. Колина грудь, без каких-либо намеков не талию, плавно переходила в ягодицы, а иксобразные, до безумия вонючие ноги, завершали весь этот сложный, генетический ансамбль. Поэтому внешне Николай выглядел несчастным человеком. Казанская сирота рядом с ним отдыхала.
Женщины, скорее всего его не любили, а отдавались из жалости, позволяя с собой делать все и, даже, больше.
А от жалости до любви всего один шаг.
Понять женскую душу сложно, а правильнее сказать, невозможно.
За забором причала, где швартовались военные корабли, стоял маленький магазинчик. Своим ассортиментом он удовлетворял всех. И пиво можно попить, и сигареты купить. Сладостей хочешь, — пожалуйста. Одеколон закончился, — бери, не жалко. Мыло, зубная паста, бритвы, авторучки, — все в изобилии. Носки порвались? Не проблема. Молоко? Пей — не хочу. Колбаска — всегда свежая. Печенье — самое вкусное. Словом, не магазинчик, а кладезь. И главное, всегда открыт.
Заведовала им Лариса — женщина чуть более сорока лет, маленькая, полненькая и не очень красивая. Принца на своем жизненном пути она не нашла, довольствуясь редкой, чаще грубой, мужской любовью.
Штурман заходил в магазин часто. В основном сигарет дешевеньких купить. Правда, иногда, на утаенные от жены деньги, позволял себе выпить бутылочку пива.
Здесь-то на него Лариса и обратила внимание. Сам Николай инициативы никогда не проявлял. Выбирали всегда его, а не он.
Мужчины заблуждаются, называя себя творцами природы, завоевателями. Они — тупые исполнители женских желаний и воли.
Жалко ей его стало или мать заговорила в ней, трудно сказать, но в истории Военно-морского флота началась зарождаться новая внебрачная любовь.
Штурман, не ведая таких слов и чувств, потянулся к Ларисе, как росток к солнцу.
К прекрасному привыкают быстро.
От подарочных пачек сигарет и бутылочек пива, они скоро пришли к легким рукопожатием и невинным поцелуям.
Здесь-то подпруга и лопнула.
Когда у лошади это происходит, она несет. И остановить ее невозможно. Встанет сама, когда выдохнется.
Теперь магазинчик был часто закрыт на технический перерыв, а шторки на окнах плотно задернуты.
В это время влюбленные уединялись за прилавком, где предусмотрительная Лариса хранила матрас, подушку и комплект чистого белья.
Штурман стал матереть. В нем появилась солидность, голос окреп, наметилась упущенная природой осанка. Изредка он стал даже покрикивать на свою рабыню. И она не противилась этому. Николай почувствовал себя хозяином, властелином и уже не походил на сироту в третьем поколении. Но природная скорбь, как след от оспы, все же осталась.
Лариса, всецело отдавшись страсти, расцвела и заметно похорошела. Слияние женской и материнской любви сотворили с ней чудо. Быть от кого-то зависимой ей явно нравилось.
Курил теперь Николай уже не дешевые «Лайку» и «Новость», а «Стюардессу» за тридцать пять или «БТ» за пятьдесят копеек, что считалось в то время, большим шиком. Брился он теперь только иностранными лезвиями, а душился дорогим одеколоном.
Все, как у белых людей.
— 2 —
Была обычная рабочая суббота. На корабле началась «Большая приборка» с выносом на стенку постельных принадлежностей, мытьем жилых и служебных помещений.
В это время на офицеров мало кто обращает внимание. И они занимаются чем-то своим.
Десять минут десятого штурман подошел к вахтенному у трапа, - Я в магазин за сигаретами.
Старший помощник знает?
Я туда и назад. Тебе мороженое принесу.
Другой разговор, товарищ старший лейтенант. Только не задерживайтесь, а то меня старпом с вахты снимет.
Николай деловой иксобразной походкой поспешил к магазину.
- Ой, Николай Васильевич, вы как рано сегодня, — зарделась Лариса и глянула на двух посетителей. — Что вам ребята? Давайте быстренько! Мне отчет надо сделать. Я ненадолго закроюсь.
- Коленька, милый мой, — она закрыла дверь и задернула шторку, — я так соскучилась. У тебя есть полчаса? Пойдем, мой хороший, пойдем. — Она тянула его за прилавок. — Как я тебя, Коленька, люблю! Только о тебе и думаю каждую секунду. Радость ты моя! Счастье запоздалое, — шептала она.
Любовь взрослой женщины сродни безумию. Она мозгом понимает, что такое счастье мимолетно, оно похоже на мираж, но сердце и душа верят в его безбрежность, глубину и чистоту красок. Безрассудство превалирует над разумом. Дыхание Николая и Ларисы становилось шумным.
Лишь только их полуобнаженные тела слились в едином порыве, как в дверь громко постучали.
- Лариса, ты здесь? Открой!
- Елки, — зашевелилась Лариса, выбираясь из-под Николая и целуя возлюбленного, — Начальник пришел. Он сюда не зайдет, не бойся. Чего ему по субботам дома не сидится? Иду, иду, Василий Борисович, — прокричала она.
Встав и одернув юбку, Лариса открыла дверь.
- Ты чего закрыта?
- Решила, Василий Борисович, приборку в магазине сделать. А то за день натаскают столько грязи, — не магазин, а свинарник.
- Это ты молодец! Собирайся, начальник Военторга в десять проводит совещание со всеми работниками.
Лариса обомлела.
- Василий Борисович, что-то я себя плоховато чувствую. Жутко болит голова. Давление, наверное, и живот сильно крутит. Может, без меня обойдетесь? А я вам подарочек подготовила, — она зашла за прилавок. На полу лежал пунцовый Коля. Лариса успокаивающе подняла ладонь. — Вот, Василий Борисович, армянский коньячок. Пьешь, и пить хочется.
- Спасибо, конечно. Но,… ехать надо. И не канючь. Мне еще в две точки заехать надо. По дороге таблеток купишь. А в управлении туалет есть, — он весело засмеялся.
- Да по какому поводу собирают-то, — нервничала Лариса.
- Жалобы на вас пишут.
- Кто? — Лариса даже присела.
- Покупатели.
- А что я такого сделала?
- Ты, как раз, ничего. А вот другие… — начальник огорченно махнул рукой.
- И сколько он с нами совещаться будет? — Лариса, явно не слушая начальника, думая только о своем.
- Минут двадцать-тридцать. В одиннадцать вернешься. Не переживай. Поехали. Время уже поджимает.
С тяжелым сердцем она заперла дверь.
Полежав минут пять, узник любви поднялся. Неудовлетворенность давала о себе знать тупой болью внизу живота. Спешить было уже некуда. Закурив, Николай машинально глянул на часы. Было всего лишь без пятнадцати десять. Взяв с витрины бутылку пива и отрезав грамм триста ветчинной колбасы, он с аппетитом перекусил. Перекурив еще раз, он сладко потянулся и, не снимая ботинок, снова лег на матрас. На нижней полочке лежали оставленные хозяйкой розовые трусики. Штурман довольно хмыкнул, повернулся на бок и через минуту спал сном праведника.
— 3 —
-Пятьсот тринадцатый, ответьте первому, — раздалось в телефоне оперативной связи.
- Пятьсот тринадцатый, — ответил дежурный телефонист.
- Кто на борту старший? — голос командира бригады не узнать было невозможно.
- Старший помощник.
- Пригласи его к аппарату.
Через минуту запыхавшийся старпом взял трубку.
- Товарищ комбриг, старший помощник.
- Старпом, сейчас срочно выйдешь на внешний рейд и встанешь на якорь. Точку якорной стоянки возьмешь у оперативного дежурного. С дружественным визитом к нам идут два болгарских корабля. Их встречает БПК «Решительный». Ты пойдешь для поддержки штанов. Твоя задача: при проходе кораблей построишь экипаж вдоль борта и поприветствуешь их, соблюдая все нормы международного морского права. А потом зайдешь вслед за ними в базу. Понял?
- Так точно.
- Командира вызывать будешь или сам справишься?
- Сам справлюсь, товарищ комбриг.
- Из механиков кто на борту?
- Командир БЧ-5.
- Добро. Тогда действуй. Конец связи.
- Внимание экипажа корабля, — понеслось по корабельной трансляции, — окончить «Большую приборку». Корабль экстренно к бою и походу приготовить. Командирам боевых частей, начальникам служб и лицам их замещающих провести инструктаж личного состава. Съемка с якорей и швартовых в одиннадцать часов пятнадцать минут. Вахте заступить по-походному.
— 4 —
Флот, если посмотреть на него сверху, с высоты птичьего полета очень напоминает муравейник. Все куда-то движутся, бегут, суетятся. И чем-то все это похож на хаос, но именно этот хаос и называется: «Флотская организация».
Начальника Военторга ждали долго, больше часа. Оказалось, что его вызвал к себе заместитель командующего по тылу.
Лариса сидела как на иголках. От всего этого бедлама у нее действительно разболелась голова, и появились боли в животе. Таблетки не помогали. Ведь ее возлюбленный томился под замком!
Совещание длилось не долго. Наоравшись, начальник сказал, что видеть никого не хочет и распустил всех по рабочим местам.
- Василий Борисович, — Лариса смотрела на своего непосредственного начальника заискивающе, — вы меня не подвезете?
- Нет, Ларисочка, нет. У меня дел выше головы. Слышала, небось, как мы «хорошо» работаем! Ножками, дорогая, ножками! Тебе это полезно.
Лариса, проклиная себя, работу, всех начальников и пресловутую флотскую организацию, высоко подбрасывая большую грудь, бежала к своему магазину, постоянно одергивая платье, липнущее к голому телу.
- Было уже начало первого, когда она, вся в поту и пыли, открыла магазин. Коля продолжал безмятежно спать. Она тихо разделась, помыла себя минеральной водой и аккуратненько прилегла рядом с ним.
- Коленька, просыпайся мой родной, я уже пришла, — она покрыла его жаркими поцелуями. — Иди быстренько ко мне. Я вся исстрадалась думая о тебе, что ты, мой птенчик, взаперти сидишь. Томишься здесь. Давай я тебе помогу, — шептала она, стягивая с него майку и брюки.
Не получивший удовлетворения первый раз, штурман набросился, на жаждущую этого женщину с утроенной силой, как Илья Муромец на Змея Горыныча.
-Ко-лень-ка, — стонала она, — как… мне… с то-боо-ой хо-ро-шо… Ты… всегда… разный…
Уставший и счастливый Николай откинулся на спину. Его взгляд остановился на часах, висевших на стенке. Они показывали без десяти час. Он взглянул на руку. Нет, часы не врали. Штурман вскочил, как ошпаренный.
- Час уже, без десяти! Я с корабля на пять минут сошел. Меня уже ищут, — бухтел он, одеваясь, — Открывай быстро дверь!
- Сейчас милый, сейчас. Возьми хоть конфеточек с собой, сигарет. Пива дать?
- Не надо ничего. Не до пива сейчас.
- Ну, иди, мой хороший. Я буду тебя очень ждать.
— 5 —
За пятнадцать минут до выхода корабля из базы, старпом вдруг вспомнил о Молоканове.
- А где наш штурман? Что-то я его сегодня не наблюдал, — спросил он вахтенного офицера.
- Не знаю, наверное, в штурманской. Сейчас уточню.
- Штурманская — ГКП, а где командир БЧ-1?
- Не знаем, — ответила штурманская, — наверное, на сходе.
- На каком сходе? — заорал старпом.
- Ют — ГКП, штурман на борту?
- Никак нет, — ответил вахтенный у трапа.
- А где он? — старпом накалялся.
- Сходил на берег за сигаретами.
- Во сколько?
- Еще в девять часов.
- Кто разрешал? — нервная система старшего помощника подходила к точке кипения.
- Он сказал, что на пять минут.
- Терещук, — не своим голосом заорал старпом, — можешь начинать завидовать мертвым. Я тебя разжалую к чертовой матери. Сдать вахту! Устроил мне на корабле проходной двор! Кто хочет, сходит, кто хочет, приходит! Где дежурный по кораблю?
- Рядом, товарищ капитан-лейтенант.
- Дай ему микрофон.
- Есть дежурный, лейтенант Мишук.
Мишук, быстро сам сбегай в магазин, в этот рассадник нравственности и сними нашего кобеля с этой похотливой суки, — все давно знали о греховных похождениях командира БЧ-1.
Через пару минут Мишук доложил на ГКП, что магазин закрыт. А штурмана нигде нет.
Вспомнив в горечке всех близких и дальних родственников Николая и пообещав вырвать ему с корнем яйца, старпом приказал убрать сходню и отдать швартовы.
Корабль вышел в море без штурмана.
— 6 —
- Через пять минут Николай, красный как рак, с катящимся по лицу потом и пеной у рта, влетел в магазин.
- Ты что-то забыл, Коленька? — ласково спросила Лариса.
- Корабль ушел! — завопил штурман.
- Куда ушел, зачем? — непонимающие глаза женщины расширились.
= В море, куда же еще. Из-за тебя все! Теперь меня с дерьмом смешают!
- Не переживай. Как ушел твой корабль, так и придет. Никуда он не денется. Садись я тебя молочком попою. А хочешь, сосиски отварю.
- Ты что, тупая или совсем ничего не понимаешь? — штурман находился в прединсультном состоянии, — Это тебе не магазин! Хочешь, открыла, хочешь, закрыла. Это боевой корабль! Меня посадить могут.
- Ой, миленький, натворили мы с тобой делов. Ты посиди тут, я мигом все выясню, где твой корабль. Что-нибудь придумаем. Только никуда не уходи.
Она быстро побежала к причалу. Штурман сидел, низко опустив голову, и курил одну сигарету за другой.
Лариса пришла минут через двадцать.
- Коленька, солнышко мое, не переживай, — она обняла его и поцеловала. Он дернул плечами, — Стоит твой корабль на якоре недалеко от боновых ворот. Пойдем, я посажу тебя на буксир. Он туда тебя и отвезет. С ними я уже договорилась.
Женская любовь порой творит чудеса.
Не прошло и получаса, как штурман по штормтрапу поднимался на борт корабля.
Впереди его ждала уже другая любовь. Любовь начальника к подчиненному.
— 7 —
Прерывистое дыхание старпома напоминало дыхание Ларисы в период животной страсти. Николай непроизвольно улыбнулся.
- Ну и где же вы были, товарищ старший лейтенант?
- В госпитале, — не моргнув глазом, солгал штурман.
- Или парили конец в местной таверне? А? — нервный тик передернул лицо старшего помощника.
-В госпитале, — упрямо стоял на своем Молоканов.
- И что же с вами случилось? Апоплексический удар, с продавщицей склещились или на конец намотали? — старпом, читая журнал «Здоровье», в совершенстве владел медицинской терминологией.
- У меня появились резкие боли в животе.
- Прошли?
- Прошли.
- И что же было? Заворот прямой кишки или несварение желудка? Вон как харю на чужих харчах отъел!
- Кишечная колика.
- А где наше вечно счастливое медицинское светило?
- Я его сегодня тоже не наблюдал.
- Он в городе, на сходе, — констатирует факт вахтенный офицер.
- Хорошо живем! Штурман пукнуть не может, а доктор отдыхает. Переработал, наверное. Тоже, наверно, у кого-то под юбкой анатомию изучает. А я, как в стране Дураков, где круглые сутки горит свет, и вокруг бродят одни идиоты. Значит так, штурман. Месяц без берега ты себе уже заработал. Будешь сидеть на корабле безвылазно, — истошно заорал старпом, и вены на его могучей шее зловеще вспухли. — Пока у тебя не лопнут в трусах вонючие яйца. Понял?!! Алиби с госпиталем я проверю лично. А по твоей дальнейшей судьбе решение будет принимать командир. Отдавать тебя под суд или помиловать. Может тебе уже роднее слово «гражданин», а не «товарищ». Вашу боевую подругу, — старпом перешел на мягкий, полууставной тон, — я постараюсь убрать отсюда подальше. Любовь и служба для вас не совместимы. Одно мешает другому. Да и что там было любить… Разве что пиво с сигаретами. Когда голова подчиняется головке, надо избавляться или от того или от другого. А теперь, — вены снова набухли на его шее, — пошел вон с ГКП, пока я тебе рожу не расквасил.
Старпом устало сел в кресло.
- Рассыльный, — хрипло крикнул он, — принеси-ка мне чаю, да покрепче. И на печенье масло положи. А то в горле все пересохло. Служба ратная оказывается не мёд. И пойди у этого Казановы возьми для меня пачку «БТ». Ему сейчас вредно такие сигареты курить. Я в его годы бычки у урн собирал. И тем счастлив был.
— 8 —
С поставленной задачей корабль справился.
Штурману все простили, но месяц без берега он на корабле отсидел. И яйца у него не лопнули.
Доктор, за три пачки «Стюардессы», пошел на сговор с совестью и подтвердил кишечную колику.
Вскоре за прилавком магазинчика появилась новая продавщица. Молодая, но тоже страшная.
И последнее.
Штурман вновь перешел на дешевые сигареты.
Жизнь — это единство противоположностей, постоянное чередование хорошего и плохого, белого и черного, радости и печали. Если одному хорошо, то другому, обязательно, должно быть плохо.
Такова диалектика жизни.
В природе все точно так же.