Довольно часто пересматриваю "Москва слезам не верит", и последний раз вдруг подумал, что все эти знаменитые фишки ("Какие люди! И без охраны!") не то чтобы как бородатые анекдоты, но уже не так, не так. Вместе с тем, эпизоды с Борисом Сморчковым не только не затерлись, с каждым разом кажутся все лучше и лучше. Последний раз смотрел - не мог оторвать глаз от необъяснимой поэзии его игры, юмора, пластики, подлинности. В секунду - три жеста, и в каждом свой смысл и своя "интонация". Вот, действительно, народный гений эпизода. Вспоминается невольно комические и полу-комические, "под народ", песни Высоцкого.
Достоевский где-то писал, может даже, в той самой знаменитой речи о Пушкине. Де, лучше всего гениальность проявляется в способности художника перевоплощаться в свой народ. "Перечтите у Пушкина "Сват Иван, как пить мы сядем...", и вы поймете, что я имею в виду".
Году, кажется, в 1990-м я был по каким-то мелким делам на Семеновской. Зашел в сосисочную. Типичная советская забегаловка. Третий этаж. Какие-то засиженные лампы висели, но, казалось, что свет в это Чистилище проникал только с лестницы. Стершаяся толпа забулдыг. Таких картин уже не увидишь в Москве. Разве что в Питере. И вот, как к себе домой, входит вдруг со светлой лестницы Борис Федорович Cморчков. (Довольно грустно). Душевно так взял стакан портвейна (все с ужимками Коли, мужа Тоси), чуть ли не торжественно поднял локоть... Замер, обвел взглядом толпу забулдыг, и вдруг вышел на светлую лестницу, повернувшись к "залу" акцентированно спиной, выпил, вернулся, аккуратно поставил стакан (там было что-то вроде стойки!) и быстро ушел. И мне показалось, это какой-то апокрифический кадр, из неснятого послесловия к "Москва слезам не верит".