Собеседник

Екатеринка Кролик
- Я тоже люблю тут сидеть.
Одетый в серую толстовку парень повернулся на неожиданно откуда взявшийся голос. Справа от него сидел какой-то юноша, по виду на года четыре младше него. В темно-синей спортивке, темных джинсах. Он сидел и с какой-то странно довольной, но не отталкивающей улыбкой смотрел куда-то вдаль, а вовсе не на своего, казалось бы, собеседника. Так улыбаются и смотрят в том случае, когда они кого-то словно поймали на месте преступления и словно хотят доказать: «а говорил, не могу». Что «не могу»? Как «не могу»?
- Вы кто? – удивленно сдвинув брови, проговорил парень в серой толстовке.
- А тебе зачем? – все так же непонятно улыбаясь, произнес собеседник.
Странный вопрос немного выбил из колеи. Как это – зачем? Появился тут какой-то странный человек, начал говорить не пойми зачем. Небось опять какой-то балбес сбежал из неподалеку располагавшейся психиатрической больницы. Хотя сам парень его не помнил, хоть и являлся некогда ее пациентом. Новичок?
- А я тебя не помню, - сказал юноша, хитро улыбаясь. – Хотя я потом встречал многих оттуда.
Парень вздохнул и, подумав, что это «очередной псих», встал и, собрался было уйти, как неожиданно появившийся продолжил говорить:
- Я помню японца, который ел рисовую бумагу и фотографии. Он твои деньги съел. А еще он прятался под простыней, когда искали помощь. Помню ту девушку, из-за которой все и произошло. Редкостная дрянь. Ненавижу таких. И вовсе не из-за глупости или каких-то определенных стереотипов в их головах. Просто априори таких ненавижу. И ее я, кстати, видел. Совсем недавно и неожиданно. Она все равно такая же глупая, как и была, ни черта в ней не поменялось.
Внутри у парня все дрогнуло. Вмиг перед глазами пронеслись события, случившиеся достаточно давно: больница, все, что было до нее, странные люди, непонятные события… Всеми способами он старался это забыть, он пытался поменять себя полностью, избавить от того, что было, уничтожить воспоминания, и казалось, что ему это частично удавалось. Но кто знал, что вдруг неожиданно появится некто из того страшного периода и напомнит своим существованием о том ужасе? Но… Он помнит многих из той больницы, но его почему-то не может представить. Где он был тогда? Повернувшись, парень спросил:
- Кто ты? Я тебя не помню. В какой палате ты лежал?
Тот усмехнулся:
- О, как сразу ты спрашиваешь, метко. Вообще, меня зовут по-разному. Как ты хочешь, чтобы меня звали? – он посмотрел вверх на парня ярко-голубыми глазами. Они не пугали, но почему-то отдавали холодом.
За время существования в больнице парень научился разговаривать с такими людьми. Не следует отрицать их мировосприятие, они в него искренне верят и действительно не понимают, если кто-то начинает говорить им обратное. Для них это сродни тому, если простым людям говорить, что стол – это не стол, а на самом деле синий цвет, и если считаешь синий цвет столом, то значит, ты – сумасшедший.
- А как ты сам сейчас хочешь себя называть? – парень присел обратно.
- В данный момент – не знаю, - проговорил он. – Сейчас я либо Даня, либо Андрей. И я даже не знаю, как правильнее. Как ты хочешь, чтобы я себя назвал?
- Пусть будет… Ну, Андрей.
- Хорошо, - кивнул тот. – Я – Андрей, хотя в больнице всегда лежит Даня. Но сейчас это почти не имеет разницы.
- А что имеет? – поинтересовался парень.
- Например, то, что тот, кто ел шашки и шкурки от мандаринов, непонятно где теперь находится. Зато я узнал о человеке с синей рукой и о человеке, который в погоне за спокойствием уничтожил понятие сумасшествия в своей голове. А тебя Марат зовут, я помню.
Парень глубоко вздохнул:
- Я-то Марат, только я тебя не помню. Откуда ты про меня знаешь?
- Кстати, врачиху я потом видел, она ушла служить в полицию. Ты знал о том, что у нее есть звание? Сомневаюсь. А еще потом я познакомился с программистом. Он был для всех тихим и скромным, боязливым человеком, которого затянули в дурацкие вещи. А на самом деле он оказался боксером, который работал на криминал, хотя и криминалом то не являлось, на самом деле – восстановление справедливости. Но это была их ли справедливость? Или чья-то еще? Не понимаю я Щеголя, и он сам себя не понимает. Он профайлером является, и тут меня многое в нем удивляет, потом еще искал непонятную ему справедливость, а в итоге он много чего искал и непонятно, нашел ли. Кстати, тот самый программист тоже лежал в больничке, его, бедного, страшно шатало.
На этих словах Марат стал внимательнее слушать Даню.
- У него, кстати, тоже были мандарины, правда, уже очищенные, - продолжил он. - А под ними и под виноградом был пистолет! Представляешь, он ходил по больнице с пистолетом! Правда, его быстро отвели обратно, но он успел пистолет спрятать. Я не успел заметить, куда он спрятал пистолет, а при нем его не нашли. Удивительный парень, правда. А ведь я долгое время тоже считал его простым программистом, совершенно случайно узнал о нем интересное, и ведь мог понять гораздо раньше, но почему-то ступил. Это иногда у меня бывает. А вообще, было странно видеть его в непонятном состоянии. Накололи его какой-то дрянью. Ты двигаться не мог и лишь пялился куда-то в сторону, а у него вообще жуть была. Но и двигаться он тоже не мог, как и ты. А вообще, все это непонятно и запутанно, но при этом я не хочу в этом разбираться. Как ты думаешь, это нормально?
Даня-Андрей пристально взглянул на него. Марат лишь пытался проанализировать сказанное. Он путался в услышанном так же, как и не понимал всего этого его собеседник. Однако каждая сказанная деталь по отдельности имела смысл. Парень многое помнил: и деньги, и мандарины, и что двигаться не мог, рисовую бумагу… Но откуда все это знал странный парень с холодными голубыми глазами? В больнице его точно не было, слишком многое он помнил оттуда, несмотря на туман из-за смесей различных препаратов. Может, он был из обслуживающего персонала? Их Марат не запоминал, потому что медсестры и санитары менялись с большой скоростью. Однако для санитара юноша явно не подходит: туда берут сильных парней, а Даня-Андрей и ростом маловат, да и силы вроде не имеет. К пациентам он тоже не относится. Но он знает слишком многое: он знает все, что с ним было, знает мысли, чувства и то, что нет даже в его голове, но он это понимает и каким-то непонятным образом связывает с ним самим, но почему и какое отношение он имеет ко всему этому?
- И все же, кто ты? – спросил еще раз Марат, вглядываясь в собеседника и словно бы пытаясь в каких-то деталях найти ответ на свой вопрос. – Ты знаешь про меня слишком многое, но при этом тебя нет в моих довольно ясных воспоминаниях, хотя ясными им из-за некоторых обстоятельств им быть сложно. Но тем не менее, это так. Тогда объясни мне, кто ты и почему я тебя не помню?
Парень улыбнулся в ответ, встал и собрался было куда-то уходить, но остановился на мгновение и, обернувшись, спросил:
- Ты на самом деле меня не помнишь? На самом деле, я и есть твое воспоминание, может быть, даже больше, и странно, что ты этого до сих пор не понял.
- Кто ты? – уже чуть ли не закричал Марат, наблюдая за тем, как неизвестный парень уходит куда-то вдаль. Он хотел было погнаться за ним, но почему-то в мгновенье решил, что это бесполезно и не имеет толка. Даня-Андрей обернулся и, улыбаясь и смотря своими не пугающими, но почему-то холодными и немного странными глазами, ответил:
- Твоя галлюцинация.

Через несколько мгновений перед глазами Марата встала привычная картина: обычная городская улица, вечно мчащие куда-то люди, гудящие машины, вкусный аромат из местной пиццерии и вкус местного знакомого пломбира из небольшого холодильника, расположенного неподалеку.
А галлюцинация ушла, словно и не разговаривала тут о непонятных некоторым людям вещам: о японце, рисовой бумаге, винограде и программисте. И, несмотря на странность всего этого произошедшего буквально несколько мгновений назад остался не отвеченным один вопрос: а почему его не помнит его же галлюцинация?