Спецзаказ

Вячеслав Романович Каминский
Ах, какие красивые девушки живут в Калининграде! Ну, просто загляденье! Что за глазки, брови, волосы… А талии! Фу ты, пропасть, какие талии! Осиные! Ну где еще вы такие сыщите? Да нигде! Взгляните на них, особенно если они станут с кем-нибудь говорить. А могут и не говорить, а просто так стоять…  и мило улыбаться.   А могут и не улыбаться… Все равно красиво!  Взгляните сбоку - блеск! Да и в фас тоже ничего. Описать нельзя… Хотя отчего же… Описать, может, и нельзя, а сфотографировать на память очень даже можно. И распечатать. На большом таком календаре. Чтоб и потом весь год всей этой красотой любоваться…  А то и два….
А что? Это мысль! Она впорхнула в чугунную, после вчерашнего банкета, голову гендиректора компании «Еврокомпакт», Жоры Рожнова и крепко там застряла. Даже анальгин не помог.
Да, вчерашнее шоу на главных подмостках города было впечатляющим.   Шутка ли – выбирали первую красавицу Калининграда!  Одного шампанского сколько выпито. И не только шампанского... И что?  Ну поговорят, посплетничают недельку – другую. Ну посмакуют все подробности подковёрной борьбы за янтарную корону мисс Калининграда. И забудут… Как пить дать, забудут. И саму красавицу, и тех, кто её этой красавицей сделал. То есть его, Жору Рожнова, генерального директора компании «Еврокомпакт», президента инжиниринга и холдинга, почётного члена бизнес-клуба «Золотая фишка» и прочая, прочая, прочая…
Нет, так дело не пойдет. Надо этот праздник красоты продлить.  Сделать так, чтобы помнили о тех, кто это всё затеял и провернул...
- Да, - твердо решил Жора, - надо печатать календари. И не какие-нибудь там настольные или карманные, а такие, чтоб во всю стену. Чтоб каждый прыщик на попе этой самой мисс Калининграда различить можно было. 
Про прыщик он, конечно, загнул. Какие могут быть прыщики у первой красавицы города... Да ещё на глянцевой бумаге… Ну если даже и есть один-два - не проблема. Ретушёры на что. Замажут.
Жора налил себе крепкого кофе из прозрачной колбы новенькой кофеварки.
В турке сварить было бы, конечно, и лучше, и вкуснее. Но теперь у всех, будь они неладны, кофеварки. Приходится пить не кофе - бурду… да ещё восхищаться этим западным чудом бытовой техники.
- Значит так, - Жора отхлебнул из чашки чёрной жижи и стал размышлять. - Отпечатаем два календаря: один - мисс Калининграда, другой - мисс студенчества. Каждый по сто тысяч. Многовато? Нормально! Отправим в Россию. С железной дорогой договорюсь. Пусть и там, на большой земле, про нас узнают. А то думают, что у нас тут только немцы по хуторам прячутся, янтарную комнату ищут…
Он сделал еще пару глотков…
Оставалось дело за малым: найти фотографа, который бы снял этих двух красавиц. Хорошо бы на фоне моря или дюн, с каким-нибудь увесистым куском янтаря в нежных девичьих ручках.  В лучах заката…
Ну, и это не проблема. С фотографом он договорится. Тот же Федя Укропов. Классный мастер. Сделает всё на высшем уровне. Сложнее – где это всё напечатать? Калининградская типография сдулась. А кто ещё такой заказ потянет? Никто!
                ***
И тут Жора вспомнил про меня… Верней, про моё малое предприятие «Орбис»! Мы ж им когда-то фирменный стиль разрабатывали и так всякую бланочную ерунду печатали - конверты, визитки. Но всё это было мелочью по сравнению с тем, что мне Жора предложил на этот раз…
Я растерялся. Но согласился. И вот теперь ломал голову – как выполнить свалившийся на неё (голову) заказ.
Идея напечатать календари в таллинской типографии родилась как-то спонтанно. Уж больно здание её на меня произвело сильное впечатление, когда после очередного  и, как оказалось, последнего рейса на стареньком  «Бармалее», так все моряки обзывали Большой морозильный траулер или, сокращенно БМРТ, мы гуляли по старому городу… и то и дело заныривали в многочисленные подвальчики, так аппетитно разбросанные по всему городу.  Тогда-то я впервые и увидел этот второй после гостиницы «Виру» эстонский небоскрёб. Не знаю, чем он мне так запал в душу. Может, своими размерами, а, может, тем, что это был действительно в то время самый мощный полиграфический комплекс Эстонии.  Да что Эстонии - всего Советского Союза!
- Тут всё оборудование импортное, из Финляндии, - ввёл меня в курс дела Колька Киселёв, мой друг ещё по службе в армии. Теперь он работал таксистом и потому всё знал.
– У нас тут все журналы печатаются. На всю страну и даже за рубеж. И «Советская женщина», и «Советский Союз» и…. Да все! – Похоже, он был очень горд этим полиграфическим комбинатом.   
И вот теперь, спустя годы, я вдруг вспомнил про него. А что? Если печатать такую красоту - то уж по первому разряду. В лучшей типографии страны. Тем более, что я даже был знаком с её директором. Не то, чтобы очень… так, шапочное знакомство. Но…
Это уже случилось, когда я переквалифицировался из моряков в журналисты и работал в одной местной газете. Вот нас и повезли на экскурсию по обмену передовым опытом.  Лучше бы не возили. Потому как после того, что мы там увидели, смотреть на наше убогое оборудование было страшно, не то, чтобы работать на нём… 
-  Да не переживайте вы так, - видя, какое неизгладимое впечатление произвела на нас экскурсия по цехам типографии, попытался успокоить нас директор Харди Тересмаа. - Если нужно, мы вам всё отпечатаем. В лучшем виде. – И для подтверждения своих слов раздал каждому по визитке, которая и сама тянула на произведение полиграфического искусства. Может, потому я её до сих пор и не выкинул.
И вот, сгодилась.
                ***
 - Да-а, печатаем, - растягивая каждое слово, промурлыкала на том конце провода, судя по голосу миловидная секретарша,  когда я позвонил в Таллин и поинтересовался – смогут ли они выполнить наш заказ.
– Приезжаайте, - сладко пела трубка. –  Всё сделаем в лучшем виде. Слайды у вас готовы?
-  На следующей неделе будут.
 - А бумага ваша или наша? -  голос на минуту оборвался. И снова затянул:
- Лучше пусть ва-аша. Потому что у нас только финская. А это о-очень дорого.
- Да, конечно, наша… - поспешно согласился я.
Похоже, подобно Гераклу мне предстояло совершить ещё один подвиг. Добыть восемь тонн бумаги. И не абы какой, а самой лучшей – мелованной. Ещё не так давно это было бы не проблемой. Ведь на территории области работало аж пять бумажных фабрик. Или даже шесть. И та же «Советская женщина», «Знание - Сила» и многомиллионный «Огонёк» печатались хоть в Таллине, но на нашей калининградской бумаге. Но это было уже историей. Так же, как и «Огонек», и «Знание - Сила», и «Советская женщина». Все они канули в Лету. И если ещё не так давно калининградской бумагой можно было бы обернуть весь земной шар, то сегодня и восемь тонн найти оказалось проблемой.  Новые владельцы заводов, газет, пароходов вместо того, чтобы что-то делать, возить и издавать, были заняты одним общим делом – искали богатых спонсоров, кому бы все эти заводы, газеты, пароходы можно было бы втюхать.  Хоть оптом, хоть в розницу. Но желательно за свободно конвертируемую валюту. Да вот покупателей что-то не находилось.
- Неужели вот это всё никому не нужно? - искренне вопрошал меня директор Энской бумажной фабрики, Василий Кузьмич Середа, когда мы шли с ним по бескрайней территории давно не помнящего хозяйской руки предприятия, зияющей глубокими воронками, возможно оставшимися ещё со времён войны, щурясь от витающего в воздухе едкого запаха серы, к главному корпусу …  Где-то там, в единственно ещё работающем цеху, для меня были припрятаны десять рулонов мелованной бумаги. 
- Ну а вы как думаете? – хотел я его спросить, поскольку и сам вид главного корпуса, с полуразваленными стенами и пустыми глазницами выбитых окон и весь окружающий индустриальный ландшафт говорили сами за себя.
- Конечно, фабрика нуждается в некоторой реконструкции, - продолжал убеждать меня в ценности своего предприятия Василий Кузьмич. Как будто я собирался купить у него не восемь тонн бумаги, а всё целлюлозно-бумажное производство.
- А сами-то что? – перебил я его. – Вы же теперь хозяин. Почему бы вам самому не заняться реконструкцией?
- Что вы, какой хозяин! – замахал он руками. – Да чтобы эту фабрику поднять, сюда, знаете, сколько денег вложить надо? Мне бы всё это хозяйство продать и спокойно на пенсию.  У вас там никого нет на примете?
Ай да Василь Кузьмич! Вот так, с лету, все свои тайные помыслы первому встречному и выдал.  Хотя, можно подумать, и так не ясно было, что не нужна ему эта бумажная фабрика, которая ничего уже, в общем-то, не производит, вместе со всем трудовым коллективом, чьи ваучеры Василь Кузьмич правдой и неправдой выкупил, став единственным хозяином этого, никому не нужного, производства. Это мы уже проходили…
                ***
Помню, какую радость испытали мы всей семьей, получив на руки аж три приватизационных ваучера. На меня, на жену и на нашу малолетнюю дочурку. Это ж целых три «Волги»! По крайней мере, в этом нас пытались убедить и Чубайс, и его активные сподвижники. Полгода мы всё прикидывали – куда лучше вложить наши ценные бумаги: в «Хопер», «Гермес» или отдать их Лёне Голубкову, в «МММ». Этот парень, за судьбой которого следила вся страна, буквально богател у нас на глазах. Но… поступили, как и большинство обладателей ваучеров, - продали!
- Ну всё, Леночка, - торжественно произнес я. - Отныне ни мы государству, ни оно нам ничего не должны. Квиты! 
Правда, вырученных за ваучеры денег хватило лишь на праздничный обед. Но в приличном ресторане. Это, конечно, было несколько меньше обещанной Чубайсом суммы. Но мы и тому были рады, поскольку ежедневно цена ваучеров стремительно падала. По крайней мере, на чёрном рынке. А на нечёрном их вообще не покупали…
И тут пришла домой моя расстроенная жена и сообщила - у них на заводе полным ходом идёт приватизация. И что каждому работнику завода полагается по пятьдесят акций! Но за ваучеры…
Вот это был сюрприз! Мы молча смотрели друг на друга, не зная, что и сказать. Пауза затянулась…
- И сколько надо ваучеров? – прервал я её.
- Три, - тихо произнесла Лена. - Где мы их теперь возьмём?  Говорила, не продавай.
Пришлось идти на чёрный рынок. Покупать. Но уже гораздо дороже, нежели неделей раньше мы их продали. Зато теперь вместо трех приватизационных ваучеров у нас было пятьдесят акций завода, на котором продолжала трудиться моя жена. Но недолго, потому что почти сразу после приватизации завод закрылся. А в его больших цехах открылись мелкие магазинчики.
Похоже, бумажную фабрику в скором времени ждала та же участь. Пока же здесь ещё теплилась жизнь. Или точнее - агонизировала.
                ***
- Выбирайте, - Василий Кузьмич провёл меня в плохо освещаемое помещение, по стенам которого плелась, выписывая замысловатые узоры, чёрная плесень.  Она успела перекинуться и на стоящие пирамидой рулоны бумаги. Все они были с какими-то дефектами: битыми боками, жёлтыми разводами на обертке, вырванными «с мясом» кусками глянца, будто все эти рулоны кто-то долго и безжалостно потрошил. Но другого выбора не было. И тут Василия Кузьмича куда-то позвали. Не успел он отойти, как меня окружили рабочие. До этого они были равномерно рассредоточены по всему помещению склада и только изредка украдкой бросали в мою сторону сумрачные взгляды. Теперь же все они хором заголосили:
- Зачем тебе эта дрянь? На ней ничего путного не напечатаешь. Вот у нас товар… - и они повели меня в соседнюю подсобку. И впрямь, здесь всё было совсем по-другому. Все рулоны ровненькие, чистенькие, гладенькие. Хоть на выставку. Похоже, работяги, понимая, что начальство всё равно всех их скоро кинет, да и уже кинуло, («не помним, когда нам и зарплату давали»), решили  сами себя обеспечить.
Я был в полной растерянности – что делать? Покупать официально, но дрянь, или   вот эту отборную мелованную, но левую бумагу.  Во мне боролись самые противоречивые чувства.  Пока я не принял правильное решение. Хотя… Может, надо было поступать совсем и не так? А по-другому? Но, что сделано, то сделано. 
                ***
В Таллин я поехал вместе с женой.  Так было и веселее, и спокойнее, и надежнее. Тем более что город этот, так смахивающий на заграницу, которая в те времена нам была вообще недоступна, хранил много теплых воспоминаний. Впервые мы сюда приехали даже не вдвоём, а почти втроём. Собственно, именно поэтому и приехали, поскольку в нашем родном Калининграде в то время, когда вся страна, засучив рукава, и не знаю, ещё что там засучив, готовилась к московской Олимпиаде, достать что-нибудь для новорождённого было нереально. А в Таллине очень даже реально. А что вы хотите - заграница! Или почти заграница. Так что, презрев все предрассудки, тем более что я вот-вот должен был уйти в рейс на полгода, мы поехали с моей молодой женой (и будущей мамой моего ребенка) за границу. То есть в Таллин, дабы прикупить приданое для нашего ожидаемого чада.
Но город нас встретил такими зверскими морозами, что особо задирать голову, чтобы любоваться всеми этими Длинными Германами, Толстыми Маргаритами, Кик-ин-де-Кеками и прочими торнами было не с руки. Можно и нос отморозить. И не только нос… А жалко, молодой ещё. Так что гуляли мы по Таллину короткими перебежками от одного дома к другому, чтоб хоть чуть согреться и передохнуть. Может, потому и не всё, что мне так хотелось, я смог показать своей дрожащей спутнице.
- Вот заодно и восполним пробел, - уговаривал я её поехать со мной. Одному трястись всю ночь в автобусе, уж очень не хотелось.
                ***
Мы уже подъезжали к Таллину, оставалось каких-то 30-40 километров, когда автобус зарулил на очередную санитарную остановку. Народ выполз покурить, размяться, оправиться, как говорили в армии.  Мы тоже вышли. Не столько размяться, сколько хотелось чего-нибудь вкусненького укусить. Вполне нормальное желание, учитывая нашу почти пятнадцатичасовую поездку. Мы и верхнюю одежду не стали брать, бросив её на спинки кресел. Зачем? За десять минут не замёрзнем…
На стоянке стояла лишь одна торговая палатка со свежей выпечкой, запах которой дразнил не только нас с женой. Ожидая своей очереди, мы то и дело поглядывали в сторону автобуса, стараясь не упускать его из виду. Он стоял, крепкий, розовощекий, на своем законном месте и, похоже, ещё даже был без пассажиров. Но когда через минуту, а, может, и того меньше,  мы вновь взглянули в ту сторону, то автобуса не увидели. Его не было…
- Уехал! – ахнула Лена.
Не может быть! Случившееся казалось каким-то дурацким розыгрышем. Ну не мог он, так вдруг, взять и уехать. Без нас… Тем более, там было всё: Ленина новая шуба… Да бог с ней, с шубой, хотя, конечно, тоже не бог, но там остался мой «дипломат», со слайдами калининградских красавиц,  что на прошлой неделе наконец-то принес Федя Укропов. Долго ж он над ними колдовал.   Художник!
-  Береги их пуще ока, - наставлял меня перед отъездом  Жора. – Пропадут, голову снесу.   Они у меня в единственном экземпляре.
Как накаркал. Я стоял посреди площади, обхватив голову руками, пока она ещё была на плечах, и вертел ею в разные стороны, все ещё надеясь где-нибудь, хоть на горизонте, увидеть знакомый силуэт…
- Что ты стоишь, такси искать надо! - прервала мое оцепенение Лена. Но площадь была пуста. И только возле газетного киоска стоял одинокий жигулёнок со скучающим водителем.
Я бросился к нему. Несмотря на мою несвязную речь, парень быстро смекнул что от него хотят эти русские, и мы рванули в погоню за убегающим автобусом.
Не знаю, кто придумал байки про вечно тормозящих эстонцев. Глядя на нашего, я бы такого не сказал. Томас оказался очень ретивым и к тому же азартным водителем. Он выжимал из своего жигуля всё,  что тот мог дать…  и даже больше. Машина, натужно ревя обезумевшим двигателем, подобно гоночному болиду,  летела по извилистой дороге… Бог с ними, со слайдами, с шубой и даже паспортами, которые тоже остались в автобусе. Мы в ужасе сознавали, что сейчас можем лишиться не только их… Однако Томаса было не остановить. Он вошёл в раж, даже не обращая внимания на наши робкие попискивания… Холодный ветер, врываясь через открытую форточку,  раздувал его длинные курчавые волосы, придавая ему ещё более бесстрашный вид. Похоже, он не привык сдаваться. Но и автобус оказался достаточно резвым. Мы летели, обгоняя ветер, а догнать его не могли…
- Сейчас я наперерез рвану, - перекрикивая шум мотора и ветра, сказал Томас, и резко повернул на какую-то просёлочную дорогу. Теперь машина не только ревела и высвистывала сквозь  приоткрытые окна органные трели, но ещё и подпрыгивала, перелетая с кочки на кочку.
 И все-таки мы его догнали! В тот самый момент, когда, забрав с уличной остановки ещё каких-то случайных пассажиров, автобус уже тронулся дальше к своему конечному пункту следования. И тут перед его тупым носом, резко проскрипев тормозами,   застыл поперёк дороги наш боевой жигуль, поразив своим  каскадерским трюком не только водителя «Икаруса», но и всех случайных свидетелей. Не хватало только  бравых ребят в камуфляже и коротких автоматных очередей… Оказывается, такое бывает не только в кино!
Из-за того, что автобус мог в любую секунду вновь тронуться, мы впопыхах поблагодарили нашего эстонского Рембо. Денег с нас он брать не стал, да и какие у нас были с собой деньги, так, мелочь, пирожное купить, остальное покоилось, по крайней мере, нам хотелось в это верить, в Лениной сумочке, оставшейся на сиденье  автобуса, мы побежали занимать места. Согласно купленным ещё в Калининграде  билетам.
- Счастливо!  - прокричал нам вслед Томас, человек, в корне изменивший моё представление об эстонцах.
Наше внезапное появление  в автобусе вызвало искреннее  удивление у водителя.
- Как? Я ж ещё спрашивал: все сели? Никто ничего не сказал. Не понимаю…
Я тоже не понимал. Ведь и рядом с нами через узкий проход, и сзади, и спереди ехали  отнюдь  не слепые. Видели же и кресла пустые с наброшенной на них верхней одеждой, и сумку, и портфель… И что? Никому в целом автобусе не было никакого дела, что где-то на чужом полустанке за сотни километров от дома отстали два симпатичных человека. Раздетых, может, без денег и документов…. (да не может, а действительно без денег и документов). Никого это, в общем-то не волновало.
… Мы приземлились на свои места. Ну, всё позади! Рядом, как ни в чём не бывало, сидела пара средних лет и хрумкала печеньем. На мгновенье они оторвались от своего занятия и, стряхнув крошки, взглянули на нас. Без малейшего сочувствия. Как на что-то неодушевленное, почти пустое. Посмотрели… и снова принялись за печенье. Мне хотелось сказать им что-то резкое, обидное. Грубое. Но не стал ничего говорить. Что я могу требовать от абсолютно незнакомых мне людей, когда подчас и знакомые поступают  не лучше.
                ***
… Я тогда только что вернулся из рейса. Экспедиция была удачной. Мы и флоту, благодаря нашим прогнозам, помогли неплохо заработать и сами кое-что наловили. На хорошую премию. И вот накануне 8 марта наш флотский профсоюз решил осчастливить весь трудовой коллектив «Промразведки» (тот, что ещё не успел уйти в море) поездкой в литовский город Каунас. За продуктами. В те годы из Калининграда, да и из других областных городов и посёлков частенько отправлялись такие вот продуктовые эшелоны. У нас ведь в магазинах ничего, кроме пожелтевших от возраста костей неизвестных животных и купить было нечего… Зато в Каунасе было что. Мы вместе с моим товарищем по работе, Колей Гаращуком, быстренько отоварились в первом же продуктовом магазине (а чего ещё искать, везде всё одинаково) и колбасой, и мясом, и маслом,  сметаной, простоквашей. И даже к праздничному столу  прикупили по огромной, чуть ли не в метр шириной, коробке шоколадных конфет, украшенной шикарной бабочкой с перламутровыми крылышками. Чем не подарок? Это даже для Каунаса было шик-модерн.
В общем, обратно к площади, где, выстроившись в одну шеренгу,  уныло стояли в ожидании продуктового десанта пустые автобусы, мы не шли - летели. Даже массивные сумки, доверху набитые литовской снедью, нам были  не в тягость. Напротив, они придавали нам дополнительный вес и значимость кормильцев. И теперь, выполнив свой супружеский долг (вон, сколько всего накупили),  мы с Колькой хотели ещё успеть просто погулять по Каунасу. Может, даже и осесть в какой-нибудь симпатичной кафешке, выпить кофе. А, может, и не только кофе.  Но нашего автобуса на стоянке почему-то не было.
- Сейчас, подъедет, - успокоила  Татьяна Ивановна Болотова, наш главный кассир. Подчас от её настроения зависело, получим мы сегодня деньги или нет. Обычно мы видели только её голову, выглядывающую из узкого окошка кассы. Теперь же она предстала перед нами целиком. Я и не предполагал, что такая маленькая головка принадлежит столь массивному туловищу. Как обманчива природа!
Похоже, настроение у Татьяны Ивановны было приподнятым. Да и не удивительно, глядя на стоящие у её крупных ног сумки и авоськи.
Автобуса всё не было. И мы с Колькой попросили Татьяну  Ивановну и ещё одну женщину, стоящую с ней, посторожить наши сумки. Всё равно они никуда идти не собирались.
- Хорошо, присмотрим, - сказала Татьяна Ивановна. И даже улыбнулась.
В автобус мы влетели, когда тот уже отъезжал. Чуть ли не на ходу. Под пристальным взором недовольных.  Опаздывают тут...
- А сумки наши где? – оглядевшись, спросил я Кольку.
- Не знаю, - спокойно ответил он. – Забрали, наверное…
- Кто забрал? - не унимался я.  И крикнул на весь автобус - Люди, кто видел наши сумки?
Но то был глас вопиющего в пустыне. Никто на него даже не отреагировал. Все были заняты своими покупками, рассказывая соседу или соседке, что и где он (она) купил (а).
Пришлось повторить свой вопрос. Уже громче.
- Да забрали ваши сумки, чего орёте, - лениво произнес кто-то из пассажиров.
- Кто забрал? Скажите, кто забрал наши сумки?
Никто не признавался.
- В багажном они отделении, мы все сумки туда погрузили, - успокоил  меня, сидящий рядом мужчина. Но я ему уже не верил.
- Остановите автобус! Давайте посмотрим багажник – есть там сумки или нет! – стал кричать я. Что-то мне подсказывало, что кормилец я никудышный.
- Приедем, тогда и посмотришь. – Никому в целом автобусе до меня с Колькой не было дела. Всем хотелось быстрее домой, тем более, вон ещё сколько ехать. А тут этот со своими никому не нужными проблемами…
 И всё-таки я заставил водителя остановить автобус. Уже где-то за городом.
Багажное отделение было под завязку завалено разными сумками, баулами, авоськами и пакетами. Но ни моих, ни Колькиных сумок среди них, как я и предполагал, не было…
Что делать? Ехать назад? Понятно, что  никому не хотелось возвращаться обратно в город из-за двух разгильдяев. Нечего клювом  щёлкать… Но всё-таки поехали.
На площади ещё стояло несколько припозднившихся автобусов, с раскрытыми крыльями бездонных  багажников, быстро заполняемых стоящими здесь же баулами. Но наших среди них не было.   Я метался от автобуса к автобусу, надеясь найти свою пропажу.
 - А я знаю, где ваши сумки, - выглянув из цветочного киоска и загадочно улыбнувшись, обратилась ко мне худощавая женщина. – Их тут одна наша продавщица нашла. Всё ходила  возле автобусов, спрашивала: чьи сумки?
- Ну?  И где же она? – мне нетерпелось заполучить их обратно.
- Домой уехала. У неё работа закончилась.
- Как домой? –  я был в шоке от услышанного. Моя только что найденная пропажа вновь растворялась в ночи старого города.
 - Где она живет? Вы адрес её случайно не знаете?- пытал я цветочницу.
- Знаю, – ответила та и стала что-то писать на обрывке бумаги.
- Едем! - позвал я Кольку. - Такси ищи!
- Что?!
 Услыхав, что мы собираемся ещё куда-то ехать, народ взвыл.
- Никуда вы не поедете! Мы так вообще за полночь вернемся.  Завтра же на работу… Садитесь в автобус! Живо! Почему мы из-за вас страдать должны?
Действительно, почему? Ну а то, что мы с Колькой лишились месячной зарплаты, а может, даже и больше, что наши близкие от такой нашей поездки вряд ли будут в восторге, никого не волновало. Ну и что? Это ж были  не их деньги, а наши.
Но мы посмели всё-таки их не послушать и поехали по указанному адресу. Чуть ли не за город.
Из деревянного двухэтажного домика вышла сухощавая женщина.
- А у меня тут ваших сумок нет, - сказала она, когда мы спросили её о находке.
 - А где они? – теряя последнюю надежду, спросил я.
- Я их там, в киоске оставила, - ответила она.
Господи, сказка про белого бычка. И мы поехали обратно на площадь, пообещав Аустме, так звали нашу цветочницу, заплатить ей за обратную дорогу на такси. Других денег от нас она брать не желала. Только удивлялась:
- Как можно быть такими безразличными?  Вы же вместе работаете, знаете друг друга. Не понимаю…
Мы тоже не понимали и, подарив цветочнице цветы, правда, купленные в другом киоске, надо же было хоть как-то её отблагодарить, молча сели в автобус, под завязку забитый равнодушными пассажирами. Конечно, я был несказанно рад, что сумки наши нашлись. Но, обида не давала в полную меру насладиться этой радостью. Ведь будь мои товарищи по работе хоть чуточку внимательнее, история эта была бы значительно короче. Я понял, что никогда не пошел бы с ними в разведку. Ни с одним!         
                ***               
Директор типографии встретил нас с распростертыми объятиями. Как родных. Правда, это был уже не Тересмаа, а другой. Более молодой, худой и высокий. Каким и должен быть настоящий эстонец. Звали его Андрэс Баах. Наш заказ ему был очень кстати.
- Скоро мы вообще встанем, - жаловался он. – Тут горячие головы всё независимости хотят. И что? Кому наша типография с этой независимостью нужна будет? Сегодня мы на пол Советского Союза работаем. Все глянцевые журналы печатаем. А что будет завтра? За финнами нам не угнаться. Там у самих полиграфия – будь здоров. А Эстония для нас слишком маленькая. Тут  такие тиражи никому и не нужны…  Жалко, пропадет всё это, - он в сердцах махнул рукой . - А ведь лучше нашей типографии во всём Советском Союзе нет… Пока нет.
Излив душу, Андрэс повёл меня к дизайнеру.
- Работайте, - и с достоинством удалился. Как и подобает директору лучшей типографии страны.
 Вся моя работа состояла в том, чтобы вынуть из «дипломата» или, как теперь говорили, кейса конверт со слайдами и торжественно ( хотя это было и не обязательно) передать его из рук в руки таллинскому дизайнеру. И всё! На этом моя миссия была выполнена. Остальное, как говорится, дело техники. К тому же самой лучшей – импортной. Так что за наш заказ я был спокоен, положившись на вкус и профессиональное мастерство таллинского дизайнера. Точнее художника-дизайнера, как он представился. Сразу было видно, что работает профессионал. 
Для начала он высоко отозвался о моих слайдах.
-  Чувствуется рука мастера. – Я даже смутился, хоть и не имел к ним никакого отношения. Разве что не потерял по дороге. Он же убедил меня, что я могу спокойно  ехать домой, что ему надо ещё пару деньков, дабы доработать дизайн плаката, сделать его стильным и броским.
– Не забудьте, что там должен быть календарь на два года, - напомнил я ему условия нашего заказа, хоть они и были прописаны в техзадании.
- Да, да,  я помню, - ответил дизайнер. И мы расстались.
                ***
Жора Рожнов сидел в своем кабинете, пил чёрную бурду, то есть кофе  и радовался. А чего ему было не радоваться, когда все так хорошо. Ну, может, у кого  и лучше. Но у него тоже неплохо. Вон, у немцев пару списанных автобусов купил. Почти как новенькие. Ни одной царапины в салоне…  А что вы хотите, немцы… не то, что наши – за месяц загадят. Теперь вот будет на этих списанных МАНах местных туристов заграницу возить… в Польшу.  А, может, и в Турцию. За жвачкой и кожаными куртками. Очень даже выгодно!
 С обществом инвалидов  договорился. Открыл для них цех по сборке электровыключателей. Теперь у  него эти выключатели незрячие  собирают. Работа непыльная. Он же эти электроприборы из Польши возит, почти готовенькие... Там их заранее разъединяют. На две части. А уже у  Жоры в цеху соединяют.  В один щелчок. Класс! Тут и зреть ничего не надо. Зато какие выгоды такое, абсолютно ненужное, производство сулит. И с налогами и с прочими преференциями. Вон, обещали дать зелёный свет для провоза импортных сигарет. Без всяких акцизов. Это вообще клондайк! 
Жора щёлкнул замотанным в целлофан пультом новенького телевизора. «Филипс»! Вчера только партию привезли. И уже все распроданы… И телевизоры, и видаки. Не зря он целый комбинат по сбору этих самых видеокассет наладил. И не только сборку…
Он взглянул на экран. Там творилось что-то ужасное, но в хорошем качестве. И это тоже порадовало Жору.  Вот как надо копировать киноленты звёзд Голливуда. Чтоб не стыдно было людям показать. Да, не зря  он целый детсад (бывший уже) под видеосалон переоборудовал. Шесть залов. И во всех крутят  его видео.  На любой вкус: от триллеров до эротики. Хорошо!
Жора брезгливо посмотрел на чашку. С каким удовольствием он налил бы себе сейчас чего-нибудь покрепче этого кофе, но… Только что «Мерс» купил. Шестисотый. И ему нетерпелось поскорее сесть в его мягкость.  Правда, ещё надо что-то с календарями делать. Шутка ли – двести тысяч! Попробуй, столько распихай.  Даже на бескрайних просторах России. Хорошо, что он ещё придумал сделать календарь не на один, а на два года. Жора  подошёл к висящим на стене плакатам местных красавиц: «Мисс Калининграда» и «Мисс студенчества». Смотрелись они очень эффектно – ну просто небесные создания, парящие над морем и золотыми дюнами в лучах заходящего солнца. Да, молодец Федя Укропов. Художник! Все его пожелания учёл. Даже про янтарь не забыл…
Жора ещё раз взглянул на календари. Сначала на один, потом на другой. Потом снова на первый. Мерещится ему, что ли. Не может такого быть! Ну, никак не может… Он подбежал к столу, схватил ежедневник и стал листать его. Ну, конечно… Вот календарь на этот год, а вот на следующий… Дни недели по месяцам здесь не совпадали. А на плакатах совпадали. Оба календаря были совершенно одинаковыми… Только года разными… 
Как такое могло произойти? Это же брак! Стопроцентный брак! Кому, на фиг, такие календари нужны? Никому! И тут Жора вспомнил про меня…
                ***
- Да-а, - растягивая каждое слово, промурлыкала трубка.  Голос был таким же мягким, нежным и певучим, как месяц назад, когда я впервые позвонил в таллинскую типографию.
- Это вам звонят из Калининграда. Вы нам календари делали. Помните? – прокричал я.
- Да-а, - голос в трубке был уже не столь певучим.
- Так вот, ваш дизайнер допустил серьезную ошибку, - стал объяснять я,  – перепутал календарные сетки. У вас там контрольные экземпляры сохранились? Посмотрите! Это же брак! Надо перепечатать весь тираж!
- Что-о? – в голосе секретаря появились металлические нотки. – Я вас не понимаю. Говорите по-эстонски!
- Что значит, не понимаете, - стал кипятиться я. - Месяц назад понимали, а сейчас нет…
- Не понимаю, - продолжала твердить трубка.
- Что она говорит? - вмешался в разговор Жора, я же звонил из его кабинета.
- Говорит, что не понимает…
- Она у меня сейчас поймёт, она у меня сейчас быстро всё поймёт, - Жора выхватил трубку и стал в нее кричать:
- Слушайте, девушка, я вам не шучу. Вы запороли нам весь тираж.  Двести тысяч экземпляров. И согласно договору …
- Не понимаю, - ответили на том конце и повесили трубку. 
Возникла пауза. Зловещая. Прежде всего, для меня. Это ж я умудрился разместить заказ в таллинской типографии. И ещё деньги за это получил, от Жоры. Но кто мог ожидать такого поворота вещей.
- Что они там, оборзели? - прервал затянувшуюся паузу Жора, он  смотрел на меня, как на личного врага. И я его понимал.
- Ничего, не переживай, решим мы этот вопрос, - стал я его успокаивать.  Хоть и сам в это не очень верил. Ну, в самом деле, какой дурак согласится задарма такой тираж печатать. Тем более что деньги они уже получили. Но был же ещё контракт, где оговаривались и такие внештатные ситуации.
Я вынул из бумажника засаленную визитку, когда-то подаренную мне  ещё Харди Тересмаа. Поверх зачеркнутого имени было надписано: Андрэс Баах. Нынешний директор. Я решил позвонить прямо ему, минуя  секретаршу, так внезапно забывшую русскую речь.
- Тере, - послышался голос в трубке.
- Андрэс, добрый день! – поприветствовал его я.
- Это не Андрэс,  - голос был действительно другой.
- А Андрэса можно позвать? – попросил я.
- Он больше здесь не работает. Я вместо него, - растягивая каждое слово, ответил мой собеседник. - Чем могу  помочь? Только говорите по-эстонски или по-английски. Я русский язык знаю очень плохо… 
Я повесил трубку.  В чем дело? Что за странные метаморфозы. Ещё месяц назад типография обслуживала чуть ли не весь Советский Союз, и вот те на… Говорите по-английски. Ээй саару…
Впрочем, уже совсем скоро стало понятно  - в чём дело. Горячие головы победили!  Эстония объявила о своей независимости. По крайней мере, от Советского Союза.  А типография от нас. Да и зачем мы теперь ей были нужны. Мавр сделал свое дело…
Я посмотрел на Жору. Он на меня. И… мы рассмеялись. Дружно, заразительно. Как два заводных  хохотунчика. Нет, что ни говорите, а весело мы живём, господа. И с каждым днём все веселее и веселее. Обхохочешься…