Вера Андреевна справляла свой пятьдесят первый день рождения. Не то, чтобы она придавала этому празднику какое-то особое значение, так, очередная веха на пути в небытие. Эта дата в её сознании с годами неким образом транспонировалась в своего рода день памяти. Вера Андреевна вспоминала уже ушедших родных, немногочисленных друзей и сослуживцев. Всегда в одиночестве, если не считать ручную ворону Каркушу, без традиционных шампанского, цветов и подарков… Впрочем, не совсем так. Цветы и подарки были. От коллектива городской больницы, где Вера Андреевна вот уже восемь лет работала хирургом. Коллеги её недолюбливали, так что, в «чествовании» душевности было не больше, чем в маркетинговом ходе бакалейной лавки – «Купите десять кусков хозяйственного мыла – один в подарок!».
Причиной нелюбви персонала больницы, от главврача до уборщиц, к Вере Андреевне были её прямота в суждениях, требовательность к исполнению своих обязанностей, и какая-то нездоровая по нынешним меркам порядочность. Медсёстры и молодые врачи, едва заметив, как она недовольно начинает щурить светлые, почти прозрачные глаза, с тёмными точками зрачков, словно дошколята, вжимали головы в плечи, а от звука её всегда спокойного, чуть хрипловатого голоса испытывали ощущение условного непроизвольного мочеиспускания. Пациенты же питали к Вере Андреевне сложные чувства, сродни любви дикарей к суровому всемогущему божеству. Безграничное доверие и благоговение перед ней уживались в них со страхом близким к мистическому трепету. Никому из них и в голову не приходило после выздоровления сунуться к Вере Андреевне с благодарственным подношением. Да, она была резка, по-рой даже груба, никогда не «подслащивала пилюли», но была хирургом, что называется, от Бога. На операцию к ней выстраивались в очередь. Вере Андреевне неоднократно предлагали перебраться в Москву, прочили головокружительную карьеру, но она неизменно отказывалась, ввергая своё начальство в противоречивое состояние радости и огорчения одновременно…
Вера Андреевна плеснула на треть стакана водки, просалютовала устроившейся на другом конце стола Каркуше, и по-мужски, залпом выпила, хрустнув маринованным огурчиком на закуску: «Ну что, мать, на год ближе к шестидесяти. Ещё немного, и старуха…». Кроме неё самой ни у кого бы язык не повернулся сказать нечто подобное. Высокая, стройная, с по своему красивым, с правильными, немного жестковатыми чертами лицом, обрамлённым копной чуть вьющихся тёмных волос, с широкой седой прядью над высоким, без морщин лбом. Когда она уверенной походкой проходила по коридорам больницы, располневшие от лени и коварно внедрённого в каждодневный рацион российских граждан фастфуда молодые медсёстры завистливо шипели ей в след, а мужская половина персонала непроизвольно провожала её взглядом: «Стерва, конечно, но хороша!». Вера Андреевна и сама не знала зачем поддерживает форму, изнуряя себя каждодневными трёхкилометровыми пробежками и регулярными занятиями в фитнес-клубе. На своей личной жизни она давно поставила жирный крест, а на то, как она выглядит ей всегда было наплевать. Для неё важен был не конечный результат, а сам процесс, нечто вроде самоистязания у монахов-аскетов, то, что позволило ей пережить пост афганский синдром, и что вошло в привычку на долгие годы.
Вера родилась и выросла в этом подмосковном городке. Характером и умом она пошла в отца, капитана дальнего плавания, которого в детстве любила до самозабвения. Уже будучи подростком она часто задавала себе вопрос: «Что отец нашёл в этой недалёкой, вульгарной и распущенной женщине, которую она обязана была называть мамою?». Однажды, вернувшись домой с сорвавшейся из-за поломки автобуса запланированной в школе экскурсии, Вера, как в пошлом анекдоте, застала мать в объятиях любовника. Ни угрозы, ни задабривания не смогли повлиять на её решение рассказать об увиденном отцу. Стойко выдержав три месяца истерик и скандалов, Вера дождалась того из плавания, и выложила ему всё, как на духу. Дело кончилось разводом. Несмотря на пожелание Веры жить с отцом, в связи со спецификой его работы, она вынуждена была остаться с матерью. Та, не проработавшая с момента свадьбы ни дня, лишённая небедного праздного бытия и заграничных тряпок, в отместку сделала всё, чтобы превратить жизнь дочери в ад. Устроившись официанткой в ресторан, мать покатилась по наклонной. Ночи не проходило, чтобы в их доме не проходили пьяные оргии. Вера с трудом дождалась окончания восьмого класса. Получив свидетельство о восьмилетнем образовании, она поступила в медицинское училище только из-за койки-места в общежитии. Отец навещал её несколько раз, а потом перестал, ограничившись открытками и посылками с подарками. Позже Вера узнала, что в Мурманске он обзавёлся новой семьёй. Так она осталась одна. Ехать к отцу не позволяла обида, Вера считала, что он её предал, а возвращаться к матери она не хотела, та давно превратила оставленную им квартиру в притон. В добровольном порядке, через районный военкомат Вера завербовалась медсестрой в Афганистан.
Девятнадцатилетней девчонкой ей довелось познать все ужасы войны. Десятки покалеченных молодых ребят прошли через её руки. Там, в Афгане, она встретила свою первую, и пожалуй, единственную любовь.
Через год, в середине июня 1986 года лейтенант Корнеев, выполняя воинский долг, погиб на горе Яфсадж, в ущелье Джарав, провинции Тахар, а уже в конце декабря Вере самой пришлось участвовать в бою. На их колонну под Гератом напали «духи». При отражении нападения погибла её командир и подруга Галина. Вера получила серьёзное осколочное ранение, вытаскивая из-под огня раненного бойца.
Не видя себя в той, мирной жизни, она хотела продлить контракт, но ей отказали. Дело шло к окончанию войны, в декабре 1987 года Горбачев во время своего визита в США заявил о том, что в скором времени планируется начало вывода советских войск из Афганистана.
Вернувшись в пустую, казалось, навечно пропахшую винным и табачным перегаром квартиру (мать умерла от цирроза полгода назад), Вера сама было запила, но вовремя спохватилась, занялась спортом, засела за книги. В год вывода советских войск из Афганистана она поступила в Первый медицинский институт имени Сеченова, на факультет «Лечебное дело».
Сразу после окончания института Вера, снова добровольно, отправилась на чеченскую войну, уже в качестве хирурга. После первой чеченской осталась работать на Северном Кавказе. Потом снова война…
Вера Андреевна наполнила стакан.
- Отврратительно! – поделилась впечатлением от увиденного наблюдавшая за ней Каркуша.
- Тебя забыли спросить, - машинально осадила «компаньонку» Вера Андреевна, потянувшись за кружком колбасы.
Домой Вера вернулась в две тысячи девятом, устроилась работать в городскую больницу. О хирурге такого уровня здесь и мечтать не смели. Правда, восторг очень скоро сменился разочарованием и глухим недовольством. Новая врач, не стесняясь в выражениях, гоняла младший медперсонал, как солдат-первогодков. Доставалось и остальным, включая главврача. На собраниях коллектива Вера Андреевна рубила правду-матку о вопиющих нарушениях в больнице, клеймила позором персонал, вымогающий деньги у пациентов, или врачей, принимающих дорогие подарки. Ей намекали, и даже угрожали, но она продолжала своё дело по искоренению любой скверны в больнице. Лелеющий мечту избавиться от неё главврач был осторожным человеком, и перед тем, как начать выживать неудобную коллегу с работы, по своим каналам навёл о ней справки. Фамилии людей, к которым та могла обратиться в поисках справедливости, произвели на него неизгладимое впечатление, а мероприятия по принуждению Веры Андреевны к увольнению были мгновенно свёрнуты, и забыты.
Нельзя сказать, что все усилия Веры Андреевны увенчались абсолютным успехом, но она была реалисткой, и на скорую и безоговорочную победу не рассчитывала. «И вечный бой! Покой нам только снится…», - нередко цитировала она Блока, выявляя в больнице очередное беззаконие.
Как упоминалось ранее, личная жизнь Веры Андреевны замерла на отметке «очень холодно». Она давала себе отчёт, что возможно напрасно идеализирует личность давно погибшего лейтенанта Корнеева, но дело было не только в нём. В её жизни было немало мужчин, и лишь немногие могли мириться с непростым характером бывшей военной медсестры. За изящной внешностью леди скрывался очень решительный и волевой человек, требовательный к себе и окружающим. Война и профессия наложили на нрав Веры Андреевны неизгладимый отпечаток. С годами она стала жёсткой, циничной, и если честно, довольно неприятной в общении особой. Тем не менее, недостатка интереса к своей персоне Вера Андреевна не испытывала и по сей день. Слабохарактерные ухажёры, чувствуя её внутреннюю силу, вились возле неё, как мотыльки у открытого огня. Таких Вера брезгливо презирала, и устраняла из своей жизни, как только понимала их сущность. С сильными мужа;ми тоже не срасталось. Привыкшие доминировать в отношениях, они не могли смириться с её своенравием и независимостью. Возможно, пару десятков лет назад Вера смогла бы пойти на какой-нибудь компромисс ради создания полноценной семьи, да и характер у неё тогда был помягче, но беда в том, что после ранения она не могла иметь детей…
- А сейчас уж и подавно не до замужества. Хотя генерал, с которым я позна-комилась на мероприятии посвящённом воинам-интернационалистам, очень даже ничего, копытом бьёт, - поделилась Вера Андреевна мыслями с Каркушей, - но как представлю, что он тюленем валяется на диване, с пультом от телевизора на животе, и пахнет носками… Брр!
- Отврратительно! – согласилась ворона.
- Хоть в чём-то у нас с тобой понимание, - Вера нетрезвым движением потянулась через стол, намереваясь погладить птицу.
- Отврратительно! – возмутилась Каркуша, уклоняясь от Вериной руки.
- Из всех слов, которым я пыталась тебя обучить, ты запомнила только это, - Вера Андреевна укоризненно покачала головой, - впрочем, может ты и права. То, что мне приходится наблюдать вокруг день за днём, по другому и не назовёшь.
Два года назад Вера поймала ворону в палисаднике у своего подъезда. Похоже, над ней неплохо потрудилась кошка, но птице каким-то образом удалось вырваться из её когтей. Вера Андреевна забрала ворону домой, подлечила… да и оставила её себе, в качестве наперсницы:
- Обе мы с тобой подранки, Каркуша, можно сказать, родственные души. Ты ворона серая, а я белая. Обеим нам в жизни пришлось несладко, будем вдвоём век свой доживать. Не так скучно будет.
Случалось, что ворона, особенно по лету, улетала на день-другой, но всегда возвращалась. У Веры портилось настроение, когда Каркуши не было дома. Она и не ожидала от себя, что может так к кому-то привязаться.
Так они и жили. Немолодая женщина и прирученная ею ворона.
На днях Вере Андреевне принесли уведомление о том, что специальная компьютерная программа выбрала её присяжным заседателем в резонансном деле об изнасиловании и убийстве с отягчающими обстоятельствами. Подсудимый, известный в городе бизнесмен, выбравшийся на свет из тёмных городских подворотен, где, не случись развала страны, ему бы и находиться от отсидки до отсидки до скончания века, пользуясь своим правом, ходатайствовал о рассмотрении дела в суде первой инстанции с участием присяжных заседателей.
Веру не удивило, что выбор компьютера пал на неё. Выбрал и выбрал. Своего рода лотерея. Другое дело, что в таких городках участие присяжных заседателей в суде при рассмотрении определенных дел происходит крайне редко.
«Кто-то очень постарался, чтобы решение принимали не в обычном порядке, а через присяжных, - Вера Андреевна задумчиво повертела уведомление, - мол, выборные сами вынесли такой вердикт… хитро. Если мягкий приговор вынесет суд, сразу пальцами начнут тыкать: «Сунули судье, не иначе!». А так, всё чин чинарём – представители общественности сами приняли такое решение». Вера подошла к окну, приоткрыла фрамугу, и закурила. Ворона перелетела со шкафа на подоконник, и высунула клюв на улицу.
- Присяжных начнут прессовать, тут к бабке ходить не надо, для этого всё и затевалось. Кого купят, кого запугают, - продолжила свои размышления вслух Вера Андреевна, обращаясь к Каркуше.
- Отврратительно! – резюмировала ворона.
- То-то и оно, - Вера резким движением затушила недокуренную сигарету в пепельнице, - а вот хрен им! На мне где сядешь, там и слезешь! Я не я буду, если эта гнида не получит всё, что ей причитается!
***
В богато обставленной гостиной загородного дома, утопая в мягких креслах, негромко беседовали трое мужчин.
- До суда вы будете находиться под домашним арестом, - круглый человечек подтолкнул по полированной поверхности низкого стола какие-то документы в сторону хозяина дома.
- Что с присяжными? – спросил тот, едва взглянув на бумаги.
- Список мне передали. Завтра начнём с ними работать, - подал голос неприятный тип, с холодными рыбьими глазами.
- Позвольте совет? – сверкнул стёклами дорогих очков круглый человечек.
- Ну?
- Договоритесь сначала со старшиной присяжных. Если они его выбрали, следовательно доверяют, а значит, он сможет повлиять на их решение, а заодно выявит строптивцев. Сэкономите время.
- А кто у нас старшина? – хозяин замер взглядом на рыбьеглазом.
Тот достал из внутреннего кармана пиджака сложенный в четверо листок:
- Врачиха какая-то из городской больницы. Думаю, проблем с ней не будет…