И чей-то сиплый голос говорил прекрасные истины о плутократиях и президентах.
Я едва успевала фиксировать их и переносить в качестве цветных плашек на монитор, как листы живой книги, радуясь, что успела, что теперь люди смогут приобщиться к ним, увидев и прочитав без искажений.
И как только я поняла это, как только почувствовала радость от отсутствия искажений и сохранённой ПОДЛИННОСТИ, открыла глаза.
Было темно. Монитор мёртв и пуст.
А из темноты вытекало на меня длинное отдуловатое лицо уродца по имени, кажется, Сапчак, искаженное моей русской причёской – прямые волосы, разделённые на прямой пробор, – мама не разрешала иначе, так было принято, все поколения девчонок нашей семьи причёсывались только так, – лицо, быть может, потому уродца, что волосы его (её?), подсвеченные мёртвым желто-голубым, цвета Синявинского недокормыша*** светом, были неестественно, не по-русски, черны...
И я поняла, что всё это – и почти записанная книга сиплого голоса, и истина – всё это мне приснилось.
Я подошла к окну, раздвинула шторы.
Было светло. Газон за ночь, видимо, замерз – и зеленая трава, и лежащие на ней листья каштана – шуршали, словно были вырезаны из жести.
А наверху, в небе Северный ветер гнал на Москву снежные облака.
------
*** так именовали мы в Петербурге плоды Синявинской птицефермы. Иногда эти тщедушные невинно убиенные недокормыши именовались просто – синяя птица...
Санкт-Петербург,
24-10-2017