Тихим зимним вечером мы с моим давним другом, знакомым ещё со студенческих времён, возвращались после спектакля из столетнего дома бывшего коммерсанта Родзянко.
Три часа, проведенные в зрительном зале когда-то домашнего театра, располагали к прогулке и неспешному обсуждению как самого Баховского сюжета, так и впечатлений от игры актёров.
Деревья по обе стороны улицы стояли не шелохнувшись, будто были на страже когда-то проходившего здесь оборонительного вала. А, может, просто выполняли команду полковника-кавалериста – бывшего владельца особняка.
Луна напоминала жёлтый фонарь, и дымка мглистых облачков делала это сходство ещё сильнее. Фонари напротив, притушив фитили, становились похожими на неё, и казалось, что множество маленьких лун ищет свое отражение в отполированных камешках мостовой.
Морозец крепчал, шаги гулко разносились по почти что безлюдной улице. Вдруг в наш слаженный безмятежный дуэт вторглось яростное пиццикато чьих-то тоненьких каблучков. Из-за спины выпорхнула, словно на крыльях, девушка и процокала по старинной брусчатке в направлении метро.
– Однако! – только и сказал мой спутник, глядя ей вслед. А потом, обратившись ко мне, добавил:
– Заметила, какого цвета сапожки? Прям, морской волной окатила.
– Это что, тебя море из спектакля преследует? – не очень удачно сострила я, намекнув на просмотренную «Чайку по имени Джонатан» .
– Надо же, такое тёмно-зелёное замшевое море…– продолжил мой друг и, переведя взгляд на мои ноги, попытался приподнять подол длинного платья. Я отпрянула. На мне были обыкновенные, не отличающиеся изяществом, ботинки.
– Зайдем в кафе? – я указала глазами на спасительную французскую булочную, которая как нельзя кстати оказалась рядом.
– С удовольствием! Чашка горячего шоколада нам не повредит. И пропуская меня в дверях, заговорщически шепнул на ухо:
– … если расскажешь, чем тебя «задели» сапожки.
И кто бы стал возражать!
Заручившись обещанием, что смогу попробовать во время рассказа все вкусности, выставленные в витрине, предупредила, что рассказ будет долгим, и намеренно начала издалека.
***
Тяга к замшевой обуви была всегда.
Помню две пары изумительных маминых туфель, которые примеряла при каждом удобном случае, когда оставалась дома одна. Было мне лет пять от роду, но уже тогда вкрадчивая мягкость этого материала, казалось, жёстко и навсегда «приковала» меня к себе.
Замшевая театральная сумочка вообще была пределом желаний. Выглядела она маленьким волшебным сундучком с золотой пряжкой, в котором хранилась масса вещей, представлявших для маленькой девочки настоящее сокровище.
Помада, флакончик духов, малюсенький складной ножичек, кружевной батистовый носовой платок, пудреница с вытесненным изображением львовской Оперы, где собственно в антракте мне и удавалось играть всем этим богатством, пока взрослые делились впечатлениями от спектакля.
Красивая замша была на редкость капризным материалом. И этим она ничуть не отличалась от своих родственников, бархата или велюра. Я научилась ухаживать за ней задолго до того, как у меня появились первые замшевые сапожки.
Это случилось много-много позже, когда я уже почти перестала о них мечтать, и мое финансовое положение не располагало к покупке хоть какой-то пары обуви, не говоря о замше.
Как-то раз, застигнутая врасплох дождём, я зашла в магазин переждать ливень, не собираясь что-либо покупать. Но женское любопытство взяло верх, я стала осматриваться, продвигаясь от коллекции туфель к ботильонам и полусапожкам. Добротная и ужасно дорогая обувь не радовала и не огорчала – я всё равно не могла приобрести её.
И вдруг, в один момент, всё пропало, кроме единственной пары обуви. Нет, все, конечно, оставалось на своих местах, но видела я только одну пару. Прямо передо мной стояли английские демисезонные сапожки из замши цвета морской волны. Я взяла их в руки, и не посмотрев на ценник и размер, сразу пошла примерять. Почему-то была уверенна, что подойдут. Не зная, чем буду расплачиваться за это сине-зелёное чудо, я просто прохаживалась в них перед зеркалом, наслаждаясь каждым шагом. Было ощущение, что где-то совсем близко плещется море, и, наверное скоро, я почувствую морской бриз. Перед глазами возникали то бесконечные изумрудные луга с сочной непримятой травой, то бархатистые таинственные леса с тёмно-зелёной игольчатой хвоей.
Может, это выглядело и странно, но я улыбалась, и знала, что без сапог не уйду.
Увы, дождь закончился и мне пора было возвращаться на работу. Тщательно упаковав все в коробку, продавец предложила проводить меня к кассе. Я попросила отложить покупку на пару часов, и покинула магазин.
И вот скажи теперь, что везение не существует! На работе мне неожиданно вернули долг. Потом, из-за выходных, выплатили раньше аванс. Мне хватало ровно на сапоги. О том, как и на что буду существовать пол месяца, я не думала. Зато спустя час я выходила из магазина с огромной красивой коробкой, в которой одновременно шумело синее море и зелёный лес. Дождя больше не было, светило яркое солнце.
В силу разных жизненных ситуаций, я всегда была «минималисткой». К счастью, мои собственные пристрастия не шли с этим вразрез. Вещи никогда не были для меня на первом месте. Но каждый раз, когда я надевала эти сапожки, мне хотелось танцевать от счастья. И хотя они не были сапогами-скороходами, в них я просто летала.
В этом месте я замолчала, и, наверное, изменилась в лице. Друг решил, что пора ему заказать ещё пару пирожных, чтобы узнать, что же так огорчило меня. Но я остановила его. Просто близился невесёлый финал истории, и я раздумывала, стоит ли говорить об этом вообще.
Но собеседник настаивал, и я продолжала.
– В тот год я осталась без зимних сапог. Не удалось их купить и в следующем. Несколько лет я так и ходила с осени до весны в одних лёгких сапожках. Потом пошла череда неудач, неприятностей и революций… в общем, это была моя последняя купленная пара обуви. Сейчас донашиваю старые ботинки. Но мне не привыкать…
– Вот именно! – подхватил друг. – В них тоже можно радоваться жизни!
И заказал пару круассанов.
***
Когда мы выходили из кафе, я посмотрела на небо. Тёмное, почти беззвёздное, оно, казалось, спало. И вдруг появилась луна, я уловила это по едва заметному колебанию света, как от свечи горящего ночника, задетого ветром.
Луна откинула мглистую кисею и засияла ярче, соединяя в невозможной близости две наши удлиненные тени.
28.11.2017